Ветер перемен и нос общественного мнения

«Нередко правилом приемлется, что противоречие власти начальника есть оскорбление верховной власти. Мысль несчастная, тысячи любящих отечество граждан заключающая в темницу…, теснящая дух и разум и на месте величия водворяющая робость, рабство и замешательство под личиной устройства и покоя» - эти слова А.Н.Радищева пусть будут эпиграфом.
Первый вопрос на тему скептиков: а кому нужно их нытьё? В грех они вовлекают людей своим бесполезным ропотом…
И на это возразил бы А.Н.Радищев: «Блажен писатель, если творением своим мог просветить хотя единого».
Как ни крути, а никуда не деться от того, чтобы определить цель и причины наших суждений.
Если они для того, чтобы просветить хотя бы себя самого, то «блажен».

Современный скепсис  частенько сегодня  предстаёт таким  напористым, что иногда переходит в хамство. Свои сомнения мы склонны выражать, как убеждение в худших предположениях. Обиды и недоумения мы всегда немножко преувеличиваем до размера крайнего возмущения несправедливостью и глубокого оскорбления достоинства.
Люди самого простого нрава и горячего характера используют для этого известный набор обидных ругательств и крепких выражений. Тут главное – задеть, пробить интеллигентскую спесь, свергнуть с пьедестала, сорвать шляпу, лишить ореола,  заставить оппонента  оправдываться.

Это средство эффектное, но не всегда эффективное. Голову тоже надо включать.
И тогда в ход идут доводы. Надо бросить тень сомнения,  сравнить с идеалами, сформулировать обвинения и подозрения…  Но и обвиняемые не лыком шиты.
Ничто не действует на скептиков так обескураживающее, как невозмутимость объекта критики.
Ничто другое не придаёт ему так вид правоты и невинности, как полное равнодушие к самым громким и оскорбительным выпадам обвинителя.
С ним может сравниться только признание вины в каких-нибудь пустяках, уступка в мелочи с искренним выражением досады или  гнева на виновников несправедливости.
Это так приятно обвинителям, что они могут резко поменять своё мнение и  перейти на сторону бывшего обвиняемого, особенно если на это был тайный расчёт.
Упорных, ярых скептиков такое покаяние выводит из себя, заставляет их сомневаться в своей правоте, провоцирует их на примитивные оскорбления, и вызывает в людях традиционное чувство жалости к несправедливо обиженным.
Ничто так не объединяет людей, как возможность наброситься с праведным гневом на того, кто оказался бессильным против сильного. 
Гнев толпы, воодушевлённой поддержкой власти – это один из главных факторов, удерживающих скептиков в парламентских рамках.
 
В последнее время особенно бросается в глаза, что большая часть любительской публицистики представляет собой заочный спор с официальным восприятием реальностей жизни.
Нам как бы кто-то говорит: «Всё хорошо идёт… Не ошибается мало кто… Москва не сразу строилась… В семье не без урода… С кем не бывает…  Будущее поколение будет жить.»…
А мы ему: «Да как же так? посмотрите, что творится-то… Этого же никогда не было: тут ошибка, там провал, тут кадры всё не решают, там всё решают не так… Ведь 20 лет уже… А воз и ныне…» - И всё это в основном с интонацией поэмы «Кому на Руси жить хорошо…», с оттенком  взывания к небесам и  недоумения.

Сегодня, когда триумфы нашей внешней политики и лично президента страны следуют один за другим, отдельные голоса всё ещё пытаются «бросить тень на плетень» и поставить под сомнение доблести и благие намерения нашей власти.
Всегда находятся «злопыхатели», которые раздувают отдельные недостатки нашей жизни до размеров системного кризиса.
Своим суждениям они пытаются придать вид прозорливости. Подоплёку событий и будущее они представляют и рисуют такими мрачными красками, что  это мало кому понравится. В интонациях звучит мелодия «отольются кошке мышкины слёзки»…
Всем же хочется, чтобы травка зеленела, а солнышко блестело.
И не удивительно, что этим злопыхателям отвечают иногда так резко, что это похоже на патриотизм. Никто не хочет на своей груди вместо тёплой надежды согревать холодную змею скепсиса и пессимизма.
Да и разум подкрепляет этот интуитивный выбор: всё же ещё не так плохо, как у других сейчас и могло бы быть у нас.

Одной из главных причин того, что перестройка  случилась именно так, как случилась,  является глубокое заблуждение огромной массы людей  в том, что события страны становятся результатом борьбы мнений, неким итогом жарких дискуссий.
Будто и не может быть того, чтобы они шли по сценарию, в котором есть место массовкам. 
              Почему почти 20 миллионов  «бойцов» КПСС оказались беспомощными против нескольких «прорабов» перестройки?
Мы не так огорчались бы этим обстоятельством, если бы  заметили, как глубоко внедрилось заблуждение относительно роли масс в истории. Мягко говоря, значение её явно преувеличено.
И это удивительно, потому что со школы ещё все знают, что крепости берутся «не числом,  а умением».
Конечно, вера в гегемонию не сама по себе появилась. Её всячески насаждали в нас. И на каком-то этапе почти каждый говорил себе: даже если я  и слегка расслаблюсь, уступлю инерции быта по семейным обстоятельствам и в связи с материальным положением, все остальные-то не потеряют бдительности…  Мышь не проскочит… Бронепоезд на запасном пути…
Тревога за «новый курс КПСС»   звучала в период перестройки в выступлениях на Пленумах ЦК, съездах и конференциях КПСС. 
  Е. Лигачёв писал, как один из депутатов  ВС СССР с горечью воскликнул на заседании:
«Что вы делаете? Опомнитесь! Вы же даёте зелёный свет развалу Советского Союза!»
Силы тратились на борьбу мнений. Перестройщики не сомневались в себе и не собирались никого переубеждать, а дискуссии позволяли, как тактический манёвр отвлечения.
Уже  который раз в истории империя пала от того, что держалась на глиняных ногах пропаганды.
Сплочённость «вокруг…», которая, будто бы, выражалось почти единодушным голосованием, была фальшивой. Формализм и лицемерие – вот та бомба, которая была подложена под здание СССР.
От разоблачения  их охраняла огромная свора идеологического аппарата, которая принципом демократического централизма затыкала рот критикам, но не только не возражала против явно бесплодных дискуссий, а инициировала их с целью отвлечения общественного внимания.
В какой-то степени организаторы перестройки обращались гуманно со своими оппонентами, давая всем время на осознание того, что все решения уже приняты и каждому остаётся только определить своё место в новых реалиях.
А с теми, кто не успевал, случались разные неприятности от безработицы до приступов склонности к суициду.

Из этого можно сделать грустный для любителей собственного мнения вывод: участь критиков власти, которые пытаются быть услышанными под лавкой или в подворотне, участь жалкая.
При определённом градусе ярости, они могут попасть под действие  статьи закона, охраняющего общественный порядок. Не говоря уж о том, что власти ничто человеческое не чуждо, и она может при случае  не отказать себе в желании сильно пнуть  того, кто вот-вот куснёт её за штанину, даже если это будет немножко не по закону. 
Идеал рыцарского и романтического служения идее скорее мёртв, чем жив. Но не настолько чтобы полностью исключать самоотверженные подвиги.
За искрой по-прежнему сохраняется свойство разжигать пламя. Но политика – это же не лесные массивы, которые могут загореться от окурка, брошенного пьяным туристом. И не пасхальные свечки в Израиле, которые загораются сами по себе.
С каждого - по нитке…  Капля камень точит… Последнюю  лепту – на алтарь…
Ох, уж эта инфекция романтизма! «Не от мира сего…» - сколько людей считают эти слова комплиментом себе!
Почитаешь истории, в которых высокие гражданские и полицейские чины выбирают путь сотрудничества с мафией, и задумаешься: а что бы ты сам выбрал  для себя под угрозой неминуемой расправы: жизнь или честность?
Миллионы людей таскали что-то по мелочи с работы, пытались проехать на электричке без билета, разбавляли при продаже водой квас, пиво,  молоко…
«Пользовались знакомствами» для решения своих вопросов  вне очереди или немножко в обход закона…
Тысячи людей сознательно кривили душой, произнося на собраниях пустые высокопарные речи с обязательным наличием в них некоторых обязательных идеологических штампов…
Не говоря уж о тех, кто мог пользоваться властью. – Как и когда нечестность и безыдейность стали нормой жизни!?
Нельзя сказать, что в литературе, в кино не было ярких образов бескорыстных служителей правды. – Были! И это были не сказочные «Дон-Кихоты», а реальные люди.
Но никто не осмелится утверждать, что эти люди были нашими «маяками».
Над ними, может, и не смеялись, даже не посмеивались, но их мало кто принимал всерьёз.
  Лицемерие достигло такой степени своей изощрённости, что позволяло слегка пощипывать  общественную совесть напоминанием об идеалах в полной уверенности, что дальше 
 щекотки дело не дойдёт. И вот уже пошли анекдоты про Чапаева и Александра Матросова…
В одном сегодня нет сомнений: нечестие и беззаконие, как и встарь, поставлялось с большой высоты. Рыба начала гнить с головы, если, конечно, можно назвать гниением замысел самого настоящего предательства своего народа.
              Каким бы не был хорошим Запад, какой бы прекрасной не была его демократия - не может быть оправдана цена, которую заплатила страна за попытку своей перестройки.
Верхом цинизма можно назвать слова Берл Лазара, назвавшего её самой бескровной революцией. Непревзойдённой гнусностью можно считать слова Чубайса и его соратников о том, что миллионы потерянного населения страны – это достойная плата за «прогресс и демократию».
Почти каждый россиянин на опыте своей трудовой деятельности мог убедиться, как быстро люди избавились от комплекса «человек человеку брат», с каким остервенением люди избавлялись от предрассудков советского гуманизма.
Может быть, формально, она и произошла в результате предательства и усилий какого-то ЦРУ.
Но она бы не случилась без кризиса совести в нас самих. Конечно, он был организован.
И сейчас ещё до конца не вскрыты  механизм и технология, по которым миллионы людей долгие годы не замечали, как происходила  деградация ума, чести и совести. 

И вот сегодня, когда одни самые уродливые проявления дикого перестроечного капитализма в основном остались в прошлом, а другие приняли образ цивилизованного бизнеса,  когда появилась относительная стабильность, находятся люди, которые  считают  минимальную корзину благополучия жалкой подачкой, унижающей человеческое достоинство.
Они пытаются донести свою тревогу за будущее, все неустройства жизни они считают не временными трудностями  становления, а следствием неуправляемости в политике. Резкие перемены её курса им кажутся не лавированием, а шараханьем из стороны в сторону, от которого в лучшем случае можно сесть на мель…
Далеко не все из них отрабатывают гранты западных демократов.
 Когда кто-то критикует западные новшества в нашей жизни, им возражают: почему же на Западе демократия работает на людей, а у нас – против них?
Дело даже не в том, что нам не всё то хорошо, что «хорошо для немца»…
Там нравственность воплощается в качество жизни. Её охраняет закон. У нас она сама по себе. 
А закон под предлогом невмешательство в бизнес фактически потворствует безнравственности.
До какой же степени отрешённости от своих граждан надо дойти власти, чтобы сначала издать закон, запрещающий называть молоком то, что им не является, а через пятнадцать лет после этого обнаружить в большей части продуктов, называемых молочными,  небезвредное пальмовое масло!
До какой степени цинизма надо дойти, чтобы в течение 15 лет за  десятками тысяч смертей в год на автодорогах не увидеть преступление хотя бы по статье оказания некачественных услуг!

Но  доводы скептиков  слишком умозрительны. Они просто иногда неубедительны. Их искусно нейтрализует пропаганда.  Власть извлекла некоторые уроки из истории и пытается сгладить недовольства уступками.
Как яичко про свят день, к очередным выборам народу делается что-нибудь приятное типа повышения пенсий, индексации зарплат или посадки проворовавшегося чиновника.
А народ отзывчив на доброту. Он как Бог, ценит не только дела, а и намерения. Намерения даже больше. Потому что мы душевный народ. Нам вера в справедливость дороже самой справедливости: пусть казнокрады плодятся как мухи, но хотя бы одного в жертву принесите для поддержания веры в справедливость – и вас будут уважать.
Пусть нет покоя и достатка, но дайте причину, обозначьте врага, из-за которого никак не наступает светлое завтра, и мы многое ещё потерпим.
Власть знает эти особенности народного характера. Поэтому и не ломает его «через коленку» шоковой терапией, а гуманно водит за нос уже двадцать лет.
Она не поступается своими принципами. Она их даже не формулирует, чтобы оставался простор для манёвра искусным демагогам, взявшим на вооружение такие слова, как нравственность, традиции, самобытность и многие другие из тех, что приятны на слух и льстят чувству национального достоинства.
Но может наступить день, когда народ поймёт, что он меняет своё счастье на похлёбку из содержимого минимальной потребительской корзины.
И есть  ещё одно большое заблуждение на счет того, что у нас будто бы есть  шанс поменять наше высоконравственное обаяние бедности на западную модель жизни с её толерантностью  к некоторым порокам.
Рады бы в рай… Чтобы сделать «запад» у себя,  тоже надо потрудиться.  А мы пока у себя дома, как иногда беженцы у «них».
Нам уже мало гордиться тем, что лесные пожары тушат не из шланга, а гидросамолётами.
Мы не можем гордиться тем, что на каждом вокзале и в каждом супермаркете ежедневно дежурят целые подразделения охранников.
Уже всем видна такая «оптимизация»  здравоохранения и образования, за которую надо привлекать, по крайней мере, к конституционному суду.
Уже всем понятно, что ни один кандидат в депутаты  не имеет  шансов на избрание без привлечения крупных сумм на избирательную кампанию.
Разве это не означает, что у нас нет политического плана?
И это даже похоже на то, что все наши неустройства происходят по какому-то  своему  плану…

Ну и что может сделать даже, допустим, самый прозорливый скептик?
Какие  варианты: митинги, демонстрации,  выборы?
Неужели аттракционы прямого эфира с президентом отвечают на все ваши вопросы?
Неужели все телевизионные потуги изобразить его вездесущим и всемогущим  ещё не опостылели вам?
Даже поручение о помощи пострадавшим от стихийного бедствия не выполняется  губернатором!

Президент обращается за помощью к обществу: помогите, мол, а то государство может стать тоталитарным… На съезде партии  ЕР в 2011  году он говорил:
 «Наши граждане совершенно объективно, оправданно хотят контролировать власть. Всех достала коррупция, достала тупость системы, всем мы хотим справедливости…»,
В 2013 он повторил свою мысль: «Современной России необходима широкая общественная дискуссия, причём с практическими результатами, когда общественные инициативы становятся частью государственной политики, и общество контролирует их исполнение…
 общественные советы должны выступать в роли экспертов, а в каких-то случаях даже оппонентов власти».  В 2014 году Закон был принят.
Но общественная палата РФ была сформирована ещё в 2005 году. Уже в 2006 году образовались общественные советы при федеральных министерствах. Уже тогда юристы заметили, что закон не прописывает механизм общественного контроля. Прозвучала даже мысль, что без этого механизма общественные советы будут иметь декоративный характер, а сама идея общественного контроля - декларативной.
Не прошло и десяти лет, закон появился. Всё это время репку общественной справедливости и законности «тянут потянут, вытянуть не могут»  ни правительство, ни аппарат президента, ни счётная палата, ни прокуратура, ни журналисты...
И вот приходит «мышка» общественного контроля… Уж, его-то не припугнёшь ничем, не подкупишь… 
Да разве не было всей этой пирамиды контроля в СССР?
И как тут не быть скептиком?  . И представляется плакат в стиле «Окна роста», на котором  два пальца партийного кулака держат между собой краснеющий нос общественного мнения.