Украденная любовь

               
От автора. Торжественная часть вечера подошла к завершению. В гардеробе ко мне подошла пожилая женщина. Между нами завязалась беседа. Я узнал, что ей восемьдесят лет, но она выглядела моложе.
-Секрет моей молодости в том, что у меня турецкие корни…
Анастасия Васильевна КАЗГУНОВА рассказала мне удивительную историю, случившуюся с её племяницей Ольгой – эта история и легла в основу моего рассказа.
Утро выдалось хмурое и холодное. Дул пронизывающий, влажный ветер. Весь небосвод заволокли  плотные серые тучи. Зрелище вокруг площади было печальным: все здания разрушены. Окна строений
зияли чёрными выгоревшими дырами. Груды кирпича, мусора доходили до вторых этажей. Перед площадью скопилось много военной техники. Танки с работающими двигателями заглушали шум ликующего народа. На броне теснились пехотинцы. Торжество начали в назначенное время. Мощные громкоговорители гремели на всю мощь, озвучивая центральную площадь Варшавы. К концу митинга в облаках появились разрывы, в которых просматривалось голубое небо. Солнечные лучи пробивались к людям, освещая площадь в разных местах.
Иван стоял в оцеплении с автоматом наперевес, сдерживая натиск толпы. Его внешний вид выглядел внушительно. Высокого роста, широкоплеч, но чёрные озорные глаза, улыбка, выдавали его мужскую доброту. Рядом с ним стоял Василий, земляк, уже более трёх лет они вместе шагали по дорогам войны, такой же балагур, озорник, под стать ему.
-Иван, лучше на танках ехать, чем здесь стоять. Знаешь, почему нас с тобой не взяли?
-Почему? – поинтересовался Иван, глянув с улыбкой на друга.
-Пусть поляки посмотрят на русских богатырей, да и танкам тяжело возить слонов, так ротный мне ответил.
После митинга на площадь вышла бронетехника. Знаменитые танки Т-34, которые местные жители, забрасывали цветами. Затем прошла матушка-пехота, после неё следом хлынула ликующая людская река со слезами и улыбками вперемежку, с возгласами: «Ура! Да здравствует Победа! Слава воинам-освободителям!».
К солдатам подбегали жители: одни обнимали, целовали, не скрывая слёз, другие старались хотя бы дотронуться до них рукой в знак благодарности. Бронетехника ушла с площади, теперь отчётливо можно было услышать голоса, соседей в оцеплении. Сквозь шум людской толпы Иван расслышал мелодичный звон колокольчика, такой, какой запомнил с юности  и буквально в десяти шагах увидел тройку вороных, запряжённую в красивую карету, которая медленно ехала по площади. На облучке сидел кучер, а в карете, важный, степенный барин в красивом чёрном фраке с бабочкой на шее, в белых перчатках и чёрном цилиндре. Рядом сидела барыня в раскошном одеянии, её лицо прикрывала вуаль.
У Ивана заколотилось сердце, подкосились ноги. Он узнал,  сидевшую в карете барыню-это была Ольга, его первая любовь. Собравшись с мыслями, Иван крикнул: «Ольга!». На его окрик барыня не обратила внимания. Тогда он ещё раз, изо всех сил, громко закричал: «Ольга! Каз-гу-нова!». Загадочная барыня, сидевшая в карете, подняла вуаль, повернулась на окрик. Её прекрасное лицо озарилось улыбкой. Но разве могла она распознать в море бушующего народа того, кто выкрикнул её имя.
В замешательстве барин что-то шепнул кучеру, карета быстро поехала по площади, затерялась в людской толпе. Сомнений не было: да, это действительно была Ольга-первая любовь истосковавшегося Ивана.
Иван стоял, как окаменевший. Смотрел в ту сторону, куда укатила тройка. Защемило сердце, в голове как будто молоточками застучали: нахлынуло что-то тяжкое, грустное. Улыбка исчезла с его лица, оно стало бледно-серым, пеленою, как туман наплывал на него  день,  из далёкого, но не забытого прошлого.
-Что с тобой, Иван? Кому это ты кричал? – окликнул его Василий.
Иван молчал. Василий наседал с распросами, но он затаился, закрыв душу на замок. После торжества на площади, во время обеда, освободителям были выделено по сто граммов. Свою порцию Василий предложил другу.
-Выпей, дружище, может легче станет. Выговорись. Расскажи мне, что случилось. Нам с тобой нечего скрывать друг от друга.
Иван выпил, но еду отодвинул. Они нашли тихое местечко, чтобы никто не мешал, где Иван излил всё наболевшее своему испытанному другу:
-Тяжело мне, Василий, ох, как тяжело, кто бы только знал. Даже подумать не мог, что когда-нибудь её встречу! Давно это было, ох как давно, тридцать лет прошло с тех пор. Мы с Ольгой из одного села. Родились на стыке двух веков в 1900 году. История её рода интересная. Дед Ольги воевал в Крымскую  войну – это в середине прошлого века. Два с половиной года продолжалась война, много тогда полегло нашего брата. Так вот, после войны все везли трофеи, кто что, а её прадед привёз невесту, пленённую, очень красивую молодую турчанку. Женился на ней. Она была очень преданная жена, работящая, скромная, молчаливая.
-Слушай, Иван, это где происходило? Поинтересовался Василий.
-У меня на родине, в родном селе Салтыково. Не перебивай, а то буду месить чо попадя. Вопросы в конце. Так вот, турчанка носила паранджу, скрывая от людей свою красоту. С посторонними в разговор не вступала, да и русский язык не знала, очень тосковала по родине, другие обычаи, вера. Родила она сына, которого назвали Григорием. Короткую жизнь прожила турчанка, вскоре умерла. Вырос Григорий, женился на местной красавице, родилось у него три сына и единственная дочь Ольга.  Красивее её, на всю округу  не было, родители при жизни души в ней не чаяли.
Короткую жизнь прожили родители Ольги,  рано умерли, ты знаешь, будто рок какой преследовал. После их смерти власть в семье перешла в руки старшего сына Василия, брата Ольги. Она настырная была, горячих кровей, могла и ослушаться его. После вольной жизни тяжело было привыкать к порядку и подчиняться брату. Часто, при встрече со мной, Ольга высказывала свои обиды, проливая слёзы. Я успокаивал её и помогал в работе, иногда просто работал в поле за неё. Вечерами уходили с ней на речку купаться, старались выбрать укромное местечко, подальше от людских глаз. Однажды учил её плавать и нас заметили парни, которые были старше нас. Хотели поколотить меня, чтобы я не ходил с ней. Ольга выскочила из воды и набросилась на них с такой злостью, сказала, что любит меня и никто ей не нужен. Когда возвращались домой, Ольга обняла меня и поцеловала в щеку.
Я сиротой рос, тётка приютила. Жили бедно. Земельный надел небольшой. Перебивались кое-как. По сравнению с нашей нищетой родители Ольги жили намного сытнее. Влюбился я в неё с самого детства. Постоянно ходил по пятам, благо жил через дом. Часто мне тётка говорила: «Это не твоя в поле ягодка», что,  дескать, не пара она тебе. Посмотрит,  бывало, на меня, так я не знал куда деться, робел. Её изумительно красивое лицо обрамляли два крыла сросшихся чёрных бровей, из-под которых смотрели огромные с поволокой глаза. Ох, эти глаза, Васька! Они смотрели так открыто, искренне, что, казалось, от их тёмно-зелёной глубины ничто не может укрыться: словно обнимают весь мир, полные доброжелательности и еле уловимой печали, от которой не защищена человеческая таинственная любовь. Стройную фигуру Ольги с горделивой,  осанкой украшали чёрные до пояса волосы, заплетённые в две тугие косы. В свои шестнадцать лет она выглядела старше своих свертников. Была более женственной. На неё засматривались местные парни, каждый был не прочь объясниться ей в любви, предложить руку и сердце, она всех отшивала. Говорила, что есть жених и называла моё имя.
Пришла весна 1916 года, нам тогда по шестнадцать исполнилось. Трудное время было. Назревала революция. Наступила пора готовить землю к севу. Апрель – месяц трудный для сельчан. Помню, проснулся, такой плохой сон видел. Рассказал тётке, а она мне и говорит, мол, с четверга на пятницу сны Ванюша, вещие, потеря, какая-то тебя ожидает. А ведь всё так и получилось.
В то утро пошёл я, по воле судьбы или случайно, на своё гумно. Смотрю, впереди Ольга идёт. Я издали наблюдал за её красивой походкой. Вдруг, вижу, как навстречу приятно звеня колокольчикаи, мчится тройка вороных, запряжённая в точно такую же карету, которую мы видели сегодня. Поровнявшись с Ольгой, карета остановилась. Я спрятался на обочине в кустах.  В карете сидел молодой красивый барин в добротном чёрном фраке, с белой бабочкой, в белых перчатках. На голове чёрная шляпа-цилиндр. Барин с Ольгой долго о чём-то говорили, после чего тройка промчалась мимо меня, как оказалось, поляк приезжал к нам в Салтыково по торговым делам и в тот же день укатил обратно.
Прошёл день, вечер двигался ближе к ночи, а Ольги и след простыл. Забеспокоились братья, в таинственном исчезновении сестры. Я  рассказал, что видел, как она беседовала с барином. Было одно предположение, что Ольгу выкрал польский барин – не смог устоять перед её красотой. Эх, Васька, для меня первое время белый свет был не мил. Сильно тосковал по ней. Приснится, так у меня радость на душе, вроде как повстречался с ней. А барин больше в наших краях не появлялся. А тут революция, разногласия с Польшей, и оборвалась ниточка каких-либо поисков.
В тридцатых годах меня направили от колхоза учиться. Дошёл до руководителя районного звена. В июле сорок первого, записался добровольцем и ушёл на фронт. Может оно и лучше, если что случится, так некому по мне горевать. Ну а дальше ты обо мне всё знаешь. Вот так дружище. Ну, а сегодня увидел её, о многом задумался. Ведь думал, что в живых нет. Мне вот летом сорок пять будет, а какой след на земле оставил? Перед войной призналась одна мне в любви, вместе работали, да и она мне по душе пришлась. Так нет же, всё с Ольгой сравнивал. Когда провожала, на прощанье обещала ждать, а я молчу, ни одного письма ей не написал.
-Иван, ты обязательно напиши ей. Слышишь меня?
-Да, ты прав. Ждать больше нечего. Завтра черкану весточку.
Сидели, молча, казалось, Василий не верил в то, что поведал ему друг, скорее был поражен. Солнце уходило за горизонт, а с ним и прожитый день. До великой Победы оставалось три долгих месяца войны…
На войне время жестоко, непредсказуемо: не знаешь, когда и где, за каким поворотом подкараулит тебя, судьба - злодейка. На фронте бывает так, что человек за короткое мгновение переживёт гораздо больше, чем за всю свою жизнь. Война продвигалась на запад, хотя враг ожесточённо сопротивлялся. Вот уже неделю шли по территории Германии. Если в других освобождённых городах и селениях наши войска встречали с радостью, восторгом и слезами, то на немецкой территории они видели пустые жилища, брошенные со всем скарбом.
Иван воевал в полковой разведке. Такими богатырями как он, комплектовали разведгруппы, чтобы могли притащить языка или нести пострадавшего разведчика. Всегда Иван шёл замыкающим с тяжёлым ручным пулемётом. Перед очередным наступлением, разведка обследовала местность. Раньше Иван осторожничал, жил со страхом в душе, после встреи в Варшаве с Ольгой, потерял и то и другое.  Им овладело какое-то разочарование не только к тому, что его окружало – пропал интерес к самой жизни. В том, что Победа не за горами, ни у кого не было сомнения, даже у врагов. Но и это его не радовало. От соседки пришло письмо, что год назад она вышла замуж, за вернувшегося с фронта земляка.
Разведгруппа медленно продвигалась по вражеской территории со всеми предосторожностями. Воздух сотряс взрыв. Огненная вспышка, звон и тишина. Очнулся Иван уже в госпитале. Победу встретил на больничной койке. Обидно было, что всю войну прошёл, а тут на тебе. После лечения, осенью сорок пятого приехал домой.
Земляки встретили Ивана душевно, только ему было безрадостно.  По здоровью определили Ивана в почтальоны. Сельчане всегда встречали его с надеждой, что принесёт весточку от сыночка или муженька, после полученной похоронки, а вдруг, на войне всякое бывает.
-Ждите, милые, ждите, - советовал и воодушевлял земляков Иван.
-Надежда умирает последней.
Ковыляя от дома, к дому носил послания. Теперь почтальон был желанный гость в каждом доме. Жестокие похоронки ушли в прошлое и люди перестали бояться почтальона.
Иван сортировал письма и вдруг в его руках оказался конверт, адресованный брату Ольги, Василию Казгунову. Его осенила мысль, а что если письмо от Ольги. Обратного адреса и фамилии не было, лишь неразборчивая подпись. Вскрыл конверт, послание было коротким, действительно от Ольги. Она просила прощения у брата: «Виновата я перед вами, братья. Меня в Варшаве окликнули по фамилии Казгунова. Мне показалось, что это был голос Ивана. Жив ли он? Напишите о себе. Не осуждайте! Ольга».
-Узнала, значит, узнала, - шептал сам себе.
Часто он перечитывал её короткое послание. Через полгода пришло второе письмо подобного содержания. И его Иван скрыл. Закроется в сарае и разглядывает конверты, их держала в руках Ольга. Вот бы возвратилось всё назад. Ну почему она сбежала с этим барином. Была обида и на старшего брата, за то, что притеснял Ольгу, заставлял много работать.  В очередной раз, будучи под хмельком порвал Иван письма и сжог.
Два года прошло после войны. Раны напоминали о себе. Промёрз Иван в зимнюю стужу, возвращаясь из соседнего села. Заболел туберкулёзом, не было желания бороться с болезнью. Окончательно понял, что подходит конец. От Ольги писем больше не было.
Медленно брёл Иван по пыльной улице села к дому Василия Казгунова. Постучал в приоткрытую дверь.
-Василий Тимофеевич мне нужен, позовите ради бога, - крикнул Иван.
Хозяин вышел на крыльцо. Иван опустился на колени, потянулся к штанине Василия.
-Прости меня ради бога, прости. Виновен я перед тобой, - и рассказал, всё как было и есть. - Ни  жилец  я на этой земле. Прости, что любил всю жизнь твою сестру.
По его желтой щеке с глубоким шрамом, сползала скупая, мужская слеза.
-Бог нам судья, Иван. Я прощаю тебя, твоя жизнь - это подвиг, но я бы не хотел его повторить.
Опускался вечер. Солнце скатилось в лес, и на небе догорали его последние  отблески. Иван возвращался домой к одной-единственной тётке, вырастившей и воспитавшей его в нищете. На следующий день на восходе солнца он простился с грешной землёй, унося с собой невостребованную и нерастраченную любовь…

          Григорий  Кузнецов                Новоалтайск