4 Командно-штабные учения Апрель 1973

Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)

Книга-фотохроника: «Легендарный БПК-СКР «Свирепый» ДКБ ВМФ 1970-1974 гг.».

Глава

4. Командно-штабные учения. Апрель 1973 г.
 

Фотоиллюстрация: Компьютерная игра «Морской бой».

Источники данных:
Противостояние НАТО и СССР в Атлантике. Операция "Апорт". Часть 1. http://www.nauka-tehnika.com.ua/
Розин Александр. Война «Судного дня» 1973 г. Противостояние флотов СССР и США на море. http://alerozin.narod.ru/oktovr.htm


За три месяца до выхода БПК «Свирепый» на боевую службу, в начале апреля 1973 года командир БЧ-1 старший лейтенант Печкуров Геннадий Фёдорович приказал мне срочно прибыть в здание штаба 128-ой бригады ракетных кораблей  в распоряжение заместителя начальника штаба «для выполнения особого задания». О сути особого задания Печкуров ничего не знал, но был очень недоволен моим уходом, потому что дел в штурманской боевой части перед походом было «невпроворот».

- Не рассуждать, а выполнять приказ, - начальственным и высокомерным тоном Геннадий Фёдорович передразнил вышестоящее начальство и добавил. – Выполнять и бегом, командир уже интересовался, где вы ходите…

Ничего не зная и не ведая, я как мог быстрее переоделся в чистую серую робу, прицепил отглаженный «со стрелками» парадный матросский воротник «гюйс», со вздохом нахлобучил на голову помятую старую, ещё со времён 9-го флотского Экипажа, бескозырку, надел тоже старый, но очень удобный бушлат, и помчался к зданию штаба.

В фойе я доложил дежурному мичману о прибытии и был сопровождён им на второй этаж в кабинет заместителя начальника штаба.

В кабинете были не только офицеры, но и группа старшин и матросов с разных кораблей. Среди них я увидел нашего «годка»  старшего радиометриста БИП Вячеслава Михайловича Евдокимова (призыв 20.11.1970). Славка дружески кивнул мне, мол, держись поближе.

После меня пришло ещё несколько матросов и мичманов, после чего, заместитель начальника штаба 128-й бригады ракетных кораблей приказал запереть входные двери, зашторить окна и всем подойти поближе к длинному столу, стоявшему торцом к его шикарному, богато обставленному письменному столу.

- Товарищи офицеры, мичманы, старшины и матросы, - начал говорить офицер негромким голосом. – С этого момента вы все на некоторое время командируетесь в распоряжение штаба для выполнения особого задания – подготовки текстовых и наглядных материалов для проведения командно-штабного учения на картах с применением средств управления всеми приданными нам силами. Ваша задача в установленный срок изготовить комплекты секретных карт, плакатов, схем, таблиц, описаний, формуляров, журналов учёта и так далее.

- Для выполнения данной задачи, - продолжал говорить офицер, - вы будете работать и жить в отведённых для вас помещениях, которые вам покидать нельзя ни в коем случае. Любые попытки каким-либо образом снестись с внешним миром, кому-либо и что-либо сообщить или передать будут немедленно фиксироваться и пресекаться самым жёстким образом по правилам несения службы в военное время.

- Неисполнение данного задания и данных условий его выполнения, - ещё глуше и тише сообщил нам офицер, - будет рассматриваться как невыполнение боевого приказа, повлёкшее тяжёлые последствия и будет немедленно наказываться соразмерно нанесённому ущербу вплоть до увольнения со службы и привлечения к уголовной ответственности за разглашение государственной и военной тайны.

- Охрану и обеспечение вашей жизнедеятельности и выполнения поставленной задачи будет осуществлять команда специалистов одного из подразделений морской пехоты, с которыми вы не можете общаться, но можете передавать все свои вопросы и запросы только через их командира. Прошу любить и жаловать.

Пожилой капитан третьего ранга сделал короткий шаг вперёд и коротко кивнул всем седой стриженой головой.

- В своих помещениях вы найдёте всё необходимое для выполнения поставленной задачи. Конкретные ежедневные задания вам будут представлять, давать и помогать их исполнить следующие товарищи, - зам начальника штаба коротко представил трёх офицеров в ранге капитан-лейтенантов, не называя их имён.

- Если нет каких либо вопросов или отказов от исполнения особого задания, прошу вас немедленно пройти в отведённые помещения и немедленно приступить к его выполнению, - не давая времени на ответную реакцию, офицер повернулся к своему помощнику и что-то сказал ему на ухо.

Ошеломлённые услышанным, все молча и медленно стали топтаться к дверям, за которыми нас уже поджидали крепкие зрело возрастные сержанты и старшины в чёрной форме морской пехоты. Они молча показали рукой куда нам идти и мы, возглавляемые тремя офицерами штаба, разошлись по трём большим комнатам.

Налево пошли офицеры, направо в свои комнаты разошлись мичманы и мы, матросы…

В нашей большой комнате, которая была похожа на класс-аудиторию института, вместо длинных столов, сложенных у дальней торцовой стены, стояли шесть двойных кроватей с уже заправленными постелями, шесть тумбочек, шесть табуреток, а также три больших кульмана и три небольших письменных стола. Вдоль глухой стены на полу лежало длинное круглое бревно с намотанным на него рулоном великолепного бело-голубого чертёжного ватмана.

В каждой тумбочке находились: большой кусок хозяйственного мыла, бритвенный станок, пачка лезвий, гранёный стакан, алюминиевые ложка и вилка. На спинках каждой кровати висело по два вафельных полотенца. На столах стояли три больших гранёных графина, наполненные водой.

В ящиках столов оказались наборы гуашевых и акварельных красок, флаконы разноцветной туши, пачки плакатных и обычных перьев, коробки разноцветных и простых карандашей, ручки, авторучки, коробочки со стеклянными рейсфедерами разного диаметра, наборы линеек разной длины, уголков и транспортиров, а также великолепные чертёжные наборы в чёрных красивых пеналах. На одном из столов стояла электрическая пишущая машинка «Ятрань».

Пока мы оглядывались и переминались с ноги на ногу, в комнату вошёл офицер и с недоумением оглядел нас, как говориться, «с ног до головы».

- Вы что, до сих пор не выбрали себе постели? – спросил он нас с раздражением. – Ладно, потом. Разбирайте задания.

Он достал из папки листы, развернул их. Это оказались эскизы будущих плакатов, схем и таблиц.

- Вот эти схемы и эти таблицы к ним изготовить к одиннадцати ноль-ноль, - сказав это, офицер круто развернулся на каблуках и вышел из комнаты. На часах было уже без 20-ти минут одиннадцать.

Никто из ребят не прикасался к листам эскизов…

Мне вспомнилась речь зам начальника штаба, и я горестно вздохнул. Славка Евдокимов уловил мой вдох и первым взял листки. Славка всегда отличался весёлым задиристым любопытством…

- Так, - сказал он. – Всё ясно. Суворов, отрежь от рулона ватмана кусок вот по этим размерам.

- Кто умеет писать плакатными перьями тушью? – обратился Славка к присутствующим. Все угрюмо молчали.

- Придётся мне научиться, - весело сказал Славка и заулыбался своими большими пухлыми губами.


Через двадцать минут (офицер слукавил) схема и плакат были готовы.

Пришёл офицер и сходу забраковал нашу работу. Его замечания были логичными, справедливыми и точными. Он обратил внимание на ошибки в словах, пропущенные буквы, на их «кривость» и «некрасивость».

- Ещё раз, - скомандовал он, - и учтите, стоимость ватмана и красок мы вычтем из вашего денежного содержания.

- А какое у нас будет денежное содержание, - «невинно» спросил наш стихийный командир отделения Славка Евдокимов.

- Соразмерно поставленной задаче, срокам и качеству исполнения, - строго и коротко ответил офицер. – Старайтесь и вы обрящете…

Мы не поняли, что такое «обрящете», но все почувствовали, что это далеко не шутка. Мы стали «стараться»…


Вскоре само-собой случилось разделение труда: один матрос готовил краски и тушь, другой расчерчивал по шаблону линии, по которым потом другие писали тексты, третий читал эти тексты, четвёртый прибивал к краям плакатов, карт, таблиц и схем деревянные рейки и привязывал к ним бечёвки.

Славка Евдокимов вдруг обнаружил в себе уникальный дар – он умел чертить твёрдым карандашом «Кохинор» прямые параллельные линии на заданном интервале друг от друга. Мы проверяли его глазомер линейкой – оказалось точь в точь…

Мне, как представителю штурманской БЧ-1, досталась обязанность рисовать схемы и карты.


Сначала нам было интересно вникать в суть и смысл секретных данных, но потом, из-за цейтнота по времени и сроков, мы уже работали «на автопилоте». Даже те, кто читал нам тексты, которые мы должны были увеличенными шрифтами изображать на схемах и таблицах, прочитав, тут же их забывали…

Ровно в 14:00 молчаливые охранники вкатили в нашу комнату ресторанную тележку на колёсиках. На ней были корабельный бачок с ароматным флотским борщом, стопка тарелок, ещё один бачок с картофелем-пюре и котлетами, большой корабельный чайник с компотом, три буханки чёрного хлеба, один батон, миска с сахаром, тарелочка со сливочным маслом и офицерские гранёные стаканы в подстаканниках с чайными ложечками.

Мы переглянулись, и вся секретная работа вмиг остановилась…


Сначала Славка Евдокимов хотел было поручить мне «бачковать», то есть наливать в миски «годков» борщ и подавать ложки, хлеб и т.д., но невесть откуда появившийся офицер коротко бросил: «На всё про всё у вас двадцать минут»…

- Через двадцать минут я приду за результатом вашей работы, - сказал он веско и вышел из комнаты.

Славка, за ним все остальные по старшинству, последним я, налили себе, сколько хочешь, борща и стали интенсивно кушать…


Борщ, пюре, котлеты и компот были настолько вкусными, что мы не могли удержаться и ели, ели, ели…

Все наелись так, что невмоготу было подняться, а тем более что-то делать и работать.

То один, то другой матрос пытался встать, двигаться, но потом как-то само собой получилось, что все оказались на своих койках.

Глаза слипались, руки и ноги не слушались, и уже никакими силами невозможно было что-то делать. Все клевали носом и спали…

Остатком сознания я ещё увидел, как в комнату вошёл наш куратор-офицер, увидел его весёлую усмешку и услышал, как он тихо притворил за собой дверь…

Никогда ещё до этого момента я не спал так безмятежно и доверчиво, как в этот послеобеденный «адмиральский час».


Ровно через час, в 16:00 сон и храп матросов прервала команда «Подъём!» и наш куратор деловито выдал нам очередное задание.

Ресторанной тележки уже не было. Оставалась только вода в графинах. Мы все дружно попили водички и также дружно взялись за работу.


Все последующие карты, схемы, таблицы, тексты пояснений и т.д. мы делали от раза к разу всё лучше и лучше. Вскоре у многих из нас проявились разные таланты. Мы уже мастерски очень быстро и качественно выполняли различные задания куратора-офицера.

Вечером нам также приносили ужин, в котором были различные салаты, жареная рыба, сосиски, жареная картошка, каши. Нас кормили, как в ресторане, только наши порции были гораздо больше.

Даже Славка Евдокимов, который вечно ощущал чувство лёгкого голода, насытился и теперь поглощал пищу с манерами и жестами настоящего ресторанного знатока-гурмана.


Из тех материалов, которые нам приносили, я уловил, что в предстоящем командно-штабном учении офицерам штаба, командованию, флагманским специалистам, командирам кораблей и боевых частей предстоит разыграть организацию:

удара по авианесущей ударной группировке боевых кораблей «вероятного противника» в Средиземном море совместно со всеми имеющимися на флоте силами

морской ракетоносной авиации,

стратегической дальней авиации,

силами совместного ракетного удара ракетных крейсеров,

торпедными и ракетными атаками противолодочных кораблей по подводным лодкам «вероятного противника»,

артиллерийскими атаками на суда сопровождения, а также

с блокированием известных морских баз «вероятного противника», в том числе базы Норфолк (США).


Театр предстоящих боевых действий противостоящих флотов США-НАТО и СССР-России охватывал акваторию всей Северной Атлантики, всего Средиземноморского бассейна (с концентрацией сил у побережья Северо-Восточной Африки и Ближнего Востока), а также северную часть Тихого океана.


Штурманы и командиры кораблей должны были знать и хорошо разбираться в картах указанных акваторий и районов предполагаемых боевых действий, вероятное и известное расположение стационарных и передвижных средств обнаружения надводных и подводных целей, уметь точно прокладывать путь без угрозы попасть на мели или в иные природные и искусственные ловушки.


Как я понял, роль «вероятного противника» играли ещё более молчаливые и отчуждённые незнакомые офицеры, которые, вероятно, знали фактическое расположение настоящих кораблей, подводных лодок и авиации «вероятного противника», но никаким образом не подсказывали нашим офицерам, где они находятся.

Практически все эти командно-штабные учения сводились к очень усложнённому варианту игры в «морской бой».

«Я поражаю ракетой такой-то квадрат такой-то», - говорил, например, наш командир, а «противник», глядя в свои карты, должен был сказать: «Я ранен» или «убит», или «мимо»…


Иногда мы слышали из-за дверей оживлённый гул и говор множества мужских голосов, слышали, как они то радостно, то с тревогой, а то с горечью делились друг с другом мнениями и суждениями по игре…

По характеру шумов можно было догадаться, что «наши» то выигрывают сражения, то проигрывают их.

После проигрыша к нам срочно прибегал наш куратор, и мы срочно делали новые схемы и карты, новые таблицы, графики и тексты…


Однажды вечером наш офицер-куратор подозвал меня к двери, и я впервые, на зависть всех присутствующих, вышел в коридор и был введён в зал, где на больших столах разворачивались «морские сражения».

- Посмотри, - сказал куратор. – Вот карты и схемы построения ордеров кораблей. Вот карты береговых укреплений и огневых точек. Вот карта Средиземного моря с указанием рельефа дна и глубин. Вот схема расположения подводных лодок «вероятного противника».

- Кого тебе надо в помощь, чтобы здесь сделать общую, сводную карту-схему, по которой можно будет просто ходить в носках, и видеть весь театр боевых действий? Что тебе надо для того, чтобы перенести на один большой лист ватмана все эти схемы и карты?

Я уже привык к этому вечно озабоченному, очень собранному, серьёзному, но очень справедливому усталому человеку, поэтому не стал отвечать ему, как положено, то есть браво, по-морски, а просто сказал: «Мне нужен «дралоскоп» и несколько человек, чтобы держали бревно с рулоном ватмана вертикально, прислонив плоскость ватмана к стене.

- Что такое «дралоскоп», - спросил меня куратор.

- Эпидиаскоп, - поправился я. – Это такой проекционный аппарат, которым можно просвечивать рисунки, снимки, фотографии и проецировать в увеличенном размере это изображение на большой экран. Затем контуры изображения обвести карандашом, раскрасить, сделать чётким и получится большая точная копия-картина.

- Так можно совместить сколько угодно изображений и получить коллаж, картину, что хочешь, - добавил я.

- Во, как! – изумился офицер. – А где взять такой «дралоскоп»?

- У художников в кинотеатре, - ответил я. – Они так с маленьких постеров большие киноафиши делают.

- Понял! – загорелся идеей офицер. – Иди к себе и молчок. Я скоро…


Через несколько часов он вернулся и сделал мне знак рукой.

Мои друзья-товарищи, особенно Славка Евдокимов, к этому времени уже ненавидящий меня за моё упорное нежелание рассказать им или хотя бы намекнуть о том, зачем и куда меня вызывали, развалились по койкам и искоса наблюдали за происходящим.

- Подъём! – озабоченно скомандовал я. - Берите бревно с ватманом, карандаши, тушь, гуашь, кисточки, короче, всё берите и айда за мной…

Куратор молча кивнул, ребята зашевелились. Вскоре мы азартно тащили тяжёлое бревно, коробки с красками, линейки и другие принадлежности в ту комнату-аудиторию, в которой «играли» в «морской бой» командиры кораблей и боевых частей.

Всю ночь мы совместно упорно трудились. В итоге получилась большая напольная карта-схема Средиземноморского театра боевых действий.

Мы даже изготовили из сложенного пополам ватмана контурные модели кораблей и судов, вырезали контурные модели самолётов и даже под утро сами немного «поиграли» в войну.

Даже наши охранники пришли и стояли в дверях, с усмешкой молча наблюдая, как мы осторожно ступая между ещё непросохшими контурами островов Эгейского и Мраморного моря, переступая через авианосцы и крейсера, «летаем» и «пикируем» на них, изображая бомбовые и ракетные удары.

Наши ребячьи игры прервал наш неутомимый куратор. Он увидел то, что мы сделали, молча крепко пожал всем руки и молча дал знак охранникам увести нас в нашу «камеру»…

Это было в воскресенье 22 апреля 1973 года…

После сумасшедшей по азартной работе ночи, мы спали в своих койках как убитые. Никто из нас не видел и не слышал, как после утренней и дневной командно-штабной игры к нам в комнату заходили командиры кораблей, командиры боевых частей и офицеры штаба, чтобы поблагодарить нас…

Мы спали почти до самого обеда. Нас в последний раз накормили «по ресторанному», а затем объявили, что мы можем возвращаться по своим боевым местам на свои корабли.

Как-то резко и неожиданно наступил тот желанный миг свободы, от которого нам всем стало грустно.

Мы вновь собрались вместе с мичманами и офицерами, которые также были задействованы в качестве помощников-специалистов в проведении командно-штабного учения, в кабинете заместителя начальника штаба 128-й бригады ракетных кораблей.

Каких либо особых «пламенных» речей при расставании не было, но все мы чувствовали, что были элементами чего-то очень большого, важного и значительного, что происходила за пределами прекрасной весны, распускающейся вокруг светло зелёной листвой знаменитых балтийских лип.


Нам ещё раз напомнили о строжайшей тайне в отношении того, что мы делали, что видели, что слышали и что узнали. Хотя, честно сказать, мы так особо ничего нового и не узнали…

Но запах пороховой гари и отработанного в турбинах топлива уже щекотал нам ноздри…

Не знаю, как Вам, друзья, а мне даже очень хотелось поскорее выйти в море, чтобы воочию встретиться с теми, которые прятались там, в глубинах карт и схем, таблиц и графиков.


Мы со Славкой Евдокимовым последними прибирали за собой в нашей «камере» нашей «шарашки» , в которой прожили и проработали безвылазно целую неделю.

Мы уходили из штаба, прихватив в качестве законных трофеев и награды за героический труд большой и тяжёлый, как бревно, рулон великолепного бело-голубого ватмана, все заботливо сохранённые баночки с гуашью и тушью, коробочки с перьями, кисточки и линейки, транспортиры, чертёжные наборы и конечно, знаменитый «дралоскоп», который, оказывается, хранился в самом дальнем углу на складе завхоза базы «за ненадобностью и непонятностью использования»…

Апрель 1973 года ликовал пахучей листвой и тёплой погодой (+16°С). Ликовали и мы со Славкой Евдокимовым, который отныне стал моим другом-годком.