Равность

Вы скажете, что дружить могут только равные. Может быть, и так. Но по каким критериям мы можем определить эту равность? По физическим или духовным?
Недалеко от прибрежных скал на дне океана лежало затонувшее судно. Если для молодого краба это была огромная глубина, то для корабля, заросшего ракушечником, глубина была относительно небольшой. Все обитатели этого участка дна привыкли к тому, что корабль лежал здесь всегда. Самые старожилы только могут сказать, что когда-то из песка нос корабля был несколько вздёрнут. Теперь же, прежде горделивый, корабль приуныл и зарыл нос в придонный песок. В другом же никаких изменений никто не замечал. Все думали, что корабль мёртв или умирает. Изредка что-то железное издавало звук, похожий на стон. Этот звук долго и устрашающе стоял вокруг,, заставляя замереть обитателей дна. У этих обитателей была своя жизнь, и эта жизнь была неразрывно связана с кораблём. Для кого-то это была защита, для кого-то — питание.
Краб был молод. Он не был обременён ещё заботами и ежесекундным голодом. Поэтому у него было время размышлять и наблюдать. И объектом своего наблюдения краб выбрал именно этот корабль. Корабль не замечал краба и был обращён только в свои думы, в свои воспоминания. Он, конечно, видел прогуливающегося краба рядом, видел крабьи попытки привлечь к себе внимание, но был глух к этим попыткам. Ведь всё, что делал корабль последнее столетие, — это только неподвижно лежал, изредка вздыхая железной утробой.
— Вы помните, что было там наверху? — осторожно спросил краб, — Я понимаю, что вы очень старый. Но что-нибудь вы помните из того времени, как вы попали в это место? Там, где наш океан движет волнами и где есть яркий непереносимый для наших глаз свет?
— Свет... — вздохнул корабль, — Откуда ты знаешь, глупый краб, что такое волны и свет?
— Я не знаю, что это такое. Но был старый краб, который умел читать на камнях, что лежат тут. Это был мой дед. Его уже нет, но я помню его рассказы.
— Твой дед знал правду, которую не видел. Бывает и так. А я видел. Приходи завтра. Я расскажу, что такое свет, но только завтра. Устал что-то я. Я так давно не говорил, — вздохнул в очередной раз корабль и привычно задремал.
— Тебе трудно представить, да и мне это уже тоже трудно теперь, — рассказывал корабль на другой день, — Я тоже был молод, как ты. Я блестел новенькой обшивкой на солнце. Да. Солнце. Как же тебе объяснить? Это такой же краб по величине, как ты, только такой яркий, что невозможно разглядеть даже клешни. Да и этот краб живёт на дне неба. Да, ты не видел небо и не знаешь, что это такое. Весь мир — это не только океан. Мир — это ракушка. Одна сторона — это океан, а вторая сторона — это небо. Чтобы обитать в небе, нужны крылья. Знал я одну чайку. Мы дружили с ней.
— Дружили? Вы умеете дружить?
— Конечно. Но дружат только равные.
— Чайка была такой же огромной, как вы?
— Нет, — вздохнул корабль, — Эта чайка была чуть больше тебя.
— Но ведь она не была равной вам!
— Откуда тебе знать, как определить равность? Равные мы по духу, не по величине. Есть существа намного больше чайки, но они не были равными мне.
— Что это были за существа?
— Люди. Их очень много, и живут они на кромке, соединяющей океан и небо. Это люди опускают сети и забирают к себе обитателей океана к себе.
— Да. Дед мне рассказывал о людях. Это люди написали на камнях про свет.
— Я пытался дружить с людьми. Я был добр к ним и делал то, что они от меня хотели. Но потом мне стало скучно. Я захотел свободы. Ведь, когда один из двоих не свободен, это уже не дружба.
— Я свободен! — воскликнул краб. — Свободен и ты. Мы можем дружить!
— По-моему, мы уже это делаем, — улыбнулся грустно корабль.
— Почему ты грустен? Ведь дружить весело!
— Дружба когда-нибудь кончается. И вот тогда грустно.
— Тебе грустно вспоминать?
— Трудно. Всё, о чём я вспоминаю, так непохоже на то, что вокруг нас с тобой сейчас. Так непохоже, что трудно верить тому, о чём вспоминаю.
— Я верю тебе. Расскажи о чайке.
— Чайка была молода, и у неё тоже было не так много забот. Поэтому мы дружили. Чайка говорила, что она свободна. Она летала, когда ей вздумается, и отдыхала на моей мачте, когда ей хотелось поговорить со мной. А я не был свободен. Мною управляли люди. Когда я был молод, моя жизнь зависела от них. Ведь волны в шторм сильны и швыряли меня, как пустую ракушку.
— Тебя, такого огромного?!
— Ты не видел тех волн. Небо и океан не всегда были дружны и часто ссорились. И от этого было плохо тем, кто жил между ними.
— Но чем старше я становился, тем сильнее обрастал ракушками, тем сильнее и устойчивее я был. И люди стали раздражать меня своею суетой. Я не хотел приставать к берегу, где жили люди. Мы стали чаще ссориться, и мне чаще приходилось долго скучать на берегу. И вот тогда чайка предложила мне сбежать и обрести свободу.
— Ты не был свободен?
— Нет. Я не мог плыть туда, куда хотел. Я плыл туда, куда хотели плыть люди. Я не хотел стоять на одном месте, но меня держали якоря и тросы.
— И тебе не нравились те места, где жили люди? Почему? Ведь здесь ты на одном месте. Ты не плывёшь, как я, и тебе нравится.
— Кто тебе сказал, что мне нравится? Я просто не могу плыть.
— Почему?
— Для того, чтобы плыть, вода не должна давить на меня сверху.
— Зачем ты опустился на дно, если тебе здесь не нравится?
— Из двух зол выбирают меньшее. Я выбрал неподвижность и свободу.
— А чайка? Ты оставил её там, где солнце?
— Да. Она не умеет летать в воде.
— Ты скучаешь по чайке?
— Временами. Когда нет возможности вернуться, тогда не скучают, тогда просто вспоминают. Чайка просто однажды не прилетела ко мне, и я остался один. Вот тогда я захотел стать свободным. И мне помогли волны.
— Они заполнили тебя водой, и ты не смог плыть?
— Да. Люди хотели пристать к берегу. Надолго. Я был неповоротлив и болен трещинами, но я не хотел идти к берегу, и я зачерпнул воды. Мне было всё равно, что будет. Я устал от людей.
— Ты был свободен тогда?
— Да, пока падал на дно. Я свободен и сейчас. Я свободен от людей. Держись подальше от людей и их сетей. Я знаю, что там, где солнце, ты не сможешь жить.
— Я не буду свободен, как здесь?
— Да.