Рыжий Как хорошо мы плохо жили

По следам спектакля в театре Петра Фоменко

- Сына, я купила билет на «Рыжего». Но только один. И только потому, что обаяла кассиршу.
Он мечтал о «Рыжем» с тех пор, как я поделилась своими впечатлениями. Уже год как. Билеты в театр Фоменко всегда были лучшим подарком. Но такой подлянки…
- Мальчик мой, поверь, твоей трепетной девушке там нечего делать. Она не поймёт. Ей еще рано. И потом, в спектакле много ненормативной лексики. И, вообще, он… непрост.
Драгоценный серо-голубой картонный прямоугольник  раздражал его скорбным одиночеством и порождал противоречивые чувства, которые тоже раздражали. При напоминании о спектакле он начинал бузить, выкрикивать и хлопать дверью.
Попытки загнать камрадам-студентам недешёвый билет не удались. Равно как и просто отдать.
- Слушай, у меня есть лишний билет на классный спектакль, в театр Фоменко, хочешь? - спрашивал он каждого из своих друзей, приятелей, а потом и просто знакомых.
У тех загорались глаза - уууу! театр Фоменко!: - Хочу!
- Держи.
- А второй у кого?
- Второго нет.
Друзья, приятели и просто знакомые начинали мяться: - Нет, ну, ты знаешь, я, наверное, не смогу; я кажется занят; боюсь, что у меня… ну и так далее.
За день до спектакля, поздно вечером, он закатил мне истерику, что завтра у него зачёт, он будет очень уставшим, в театр он не успеет и вообще.
Я уже смирилась и старалась не нагнетать.

                *     *      *

Он вернулся домой к полуночи, страшно голодный, осунувшийся, с чёрными кругами вокруг блестящих восторженных глаз. И в дверях сунул мне свой портфель:        - Посмотри - с чем мне пришлось переться в твой театр!
Меня перекособочило и  руку оттянуло почти до пола. – Боже мой, что у тебя там? Бомба?
- А всё! Ноутбук, лекции, учебник, лабораторные, - голос был мстительно-обвиняющим, на контрасте с сияющим лицом.
 
Он запихивал в себя еду без разбору, давился и взахлёб рассказывал.

Вы знаете, кто такой Рыжий? Не знаете? А девяностые помните? Представляете эти времена в глубинке?
Он жил в Екатеринбурге/Свердловске, то есть шестнадцать лет в Свердловске и десять в уже Екатеринбурге. Борис Рыжий. И именно в те смутные  времена  - а разве у нас бывали иные? - становился поэтом.
Я родился - доселе не верится -
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.*

А в двадцать шесть покончил с собой.
Чёрной бабочкой – к шее петля.
Дух отбросил ненужное тело:
духу – вечность, а телу – земля.
Время треснуло. Жизнь отлетела.
Это был уже две тысячи первый. В предсмертной записке было написано: «Я всех любил. Без дураков.»
За всё, за всё. За мутную зарю.
За хлеб, за соль. Тепло родного крова.
За то, что я вас всех благодарю
за то, что вы не слышите ни слова.
 
Евгений Рейн сказал о нём: «Борис Рыжий был самый талантливый поэт своего поколения».
Поэзия должна быть странной
— забыл — бессмысленной, туманной,
Как секс без брака, беззаконной
и хамоватой, как гусар,
шагающий по Миллионной,
ворон пугая звоном шпор.

Полное название спектакля - "Рыжий. Как хорошо мы плохо жили". Он идёт в малом зале в здании мастерской. Я не оговорилась – прямо в зале, а не на сцене. Три-четыре, от силы пять десятков зрителей  сидят на вращающемся подиуме, который движется от одного эпизода-полустанка  - в условном формате путешествия из Екатеринбурга в Свердловск и обратно - к другому, названия их объявляет простая, как швабра, Проводница.

- Не оставляйте вещи без присмотра, сп***ят, - сказала она и ткнула пальцем в стоящий возле ног сына портфель (билет у него был не просто билет, а всем билетам билет – на первый ряд, где таких счастливцев набралось человек десять).
- Пусть только попробуют, - заявил измочаленный, оголодавший и злой до состояния эйфории сын под громкий смех зала.
- Сп***ят! – оглянулась Проводница и сверкнула глазами.
- Желающие могут получить бельё, - и бросила на колени сына комплект.
- Оно же мокрое! – возмутился он. – И какое-то серое. Его стирали? Или только намочили?
- Не хочешь – не бери, всем всё равно не хватит, -  и она дёрнула комплект назад. 
- Ну, уж нет, – он дёрнул его к себе. Сын оказался сильнее и, недовольно фыркнув, Проводница удалилась.
А через минуту появилась с подносом, на котором лежали бутерброды с варено-копчёной колбасой: - Бутерброды! Кому бутерброды? - и продефилировала мимо, повыше подняв поднос, от которого шел острый духмяный запах мясного.
- Мне! – заорал сын и, подпрыгнув, схватил один бутерброд.
- Двадцать рублей! – грозно сказала Проводница.
 – Стой!-те! Я ещё возьму, – зашуршал сын по карманам, выискивая скудную мелочь.
- Кончились, - издевательски пропела она с нетронутым подносом скрываясь за дверью.
И тут же - из других дверей: - Игры, журналы, газеты! – и, не глядя, швырнула в сторону сына шахматы.
- Предлагаю партию – на бутерброд, - провокационно сказал он, перехватывая их, как футбольный мяч.
- У меня здесь работа, а не бл**ство, – отбрила она.

Зал следил за ними двумя, «вычислив» в сыне актёра-стажёра или, как минимум, студента театрального института. Сыну было пофиг, он вошёл в образ. И ему там понравилось. Девушка, сидевшая с ним рядом…
(- Представляешь, мама, она, оказывается, часто ходит в театр одна. И так много о театре знает. Она, видимо, замкнутая. Но очень… глубокая.
- Ну, я же тебе говорила, что ты там будешь не одинок.
- Зато я теперь знаю, с кем буду ходить на такие… спектакли.
- Что,  и телефон взял?
- А то!)
 …  в опустевшем буфете после спектакля они пили чай –  на большее денег не нашлось – и она призналась, что приняла его за «подсадную утку».
- Интересно, а за кого тебя приняли студенты театральных Вузов?
- А, - он махнул рукой, - не знаю.

Если не вдумываться и скользить по поверхности действа, то очень смешно. Ужасно смешно. И - ужасно. Ужас накатывает потом, как послевкусие, как осознание всего того, что ты увидел. Накатывает. И расплющивает.
 
Многоликий Рыжий, его играют разные актеры, в каждом эпизоде  свой, каждый раз немного иной – Рыжий. Но он же – Рыжий. Несоответствующий. Невписывающийся. Ни в город, будь то Свердловск или Екатеринбург, ни во время, будь то совок или перестройка. Почти нарицательный образ. Иной, инаковый и иноковый.
Ещё вполне сопливым мальчиком
я понял с тихим сожаленьем,
что мне не справиться с задачником,
делением и умноженьем,
что, пусть их хвалят, мне не нравится
родимый город многожильный,
что мама вовсе не красавица
и что отец — не самый сильный,
что я, увы, не стану лётчиком,
разведчиком и космонавтом,
каким-нибудь шахтопроходчиком,
а буду вечно виноватым...


И кружит он и мечется - Рыжий - как в угаре по замкнутому кругу неприглядной российской обыденности, где меняются лишь названия и безжалостно хлещет время, а суть по сути остаётся прежней.
 
… от дискотеки:
я проиграю в поединке,
но выиграю в дискотеке.
Пойду в общагу ПТУ,
гусар, повеса из повес.
Меня обуют на мосту
три ухаря из ППС.
 
…до пункта приёма стеклотары:
знаю я на Руси невесёлое место,
где весёлые люди живут просто так,
попадать туда страшно, уехать — бесчестно,
спирт хлебать для души и молиться во мрак.

от промзоны:
пусть Вторчермет гудит своей трубой.
Пластполимер пускай свистит протяжно.
А женщина, что не была со мной,
альбом откроет и закурит важно.

до психушки:
...жизнь увидев воочью, сначала почувствуешь боль
и обиду, и хочется сразу... а после припадка
поглядишь на неё сверху вниз — возвышаешься, что ль,
от такого величья сто лет безотрадно и гадко.

минуя милицейский уазик:
когда менты мне репу расшибут,
лишив меня и разума и чести
за хмель, за матерок, за то, что тут
ЗДЕСЬ САТЬ НЕЛЬЗЯ МОЛЧАТЬ СТОЯТЬ НА МЕСТЕ.
 
и тело застреленного кандидата в депутаты:
я знал его от подворотен
до кандидата-депутата.
Он был кому-то неугоден.
А я любил его когда-то.

под  музыку Сергея Никитина в стиле шлягеров девяностых годов.

И унылая, беспросветная и безысходная российская действительность порой расцвеченная крышами и чердаками с голубями - манящестью полёта - остаётся всё той же  и вращается вместе с ним по кругу, минуя режимы и правителей, и не вырваться из этого круга от Екатеринбурга до Свердловска и обратно – вот он замкнулся и - нет, ничего не изменилось, разве что... смерть:
ты меня отпусти, я живу еле-еле,
я ничей навсегда, иудей, психопат:
нету чёрного горя, и чёрные ели
мне надёжное чёрное горе сулят.

                *     *     *

И я задала дурацкий вопрос: - Так тебе понравилось?
Сын запнулся и посмотрел на меня с сожалением, как на душевнобольную: - Его надо смотреть несколько раз.


— Господи, это я мая второго дня.
— Кто эти идиоты?
— Это мои друзья.
На берегу реки водка и шашлыки, облака и русалки.
— Э, не рви на куски. На кусочки не рви, мерзостью
назови, ад посули посмертно, но не лишай любви
високосной весной, слышь меня, основной!
— Кто эти мудочёсы?
— Это — со мной!
                (Разговор с Богом)

* - здесь и далее стихи Бориса Рыжего

24.04.2012

PS. ранее Рыжий был частью рассказа "Вы любите театр?"
    По рекомендации –  очень чуткой – Юлии Газизовой выделен в самостоятельное произведение. Спасибо, Юля

PPS. отдельные сюжетные повороты спектакля (остановки на пути следования) воспроизведены по памяти  и сопровождены отрывками из стихов Бориса Рыжего, соответствующими этим остановкам, однако, автор не гарантирует, что в спектакле звучали именно эти строчки. С творчеством Бориса Рыжего автор ознакомился уже после спектакля, до спектакля о таком поэте, безусловно талантливейшем, к своему стыду, ничего не знал.