8 Морской волчара с Аполлоновки 15 05 1971

Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)

Книга-фотохроника: «Легендарный БПК-СКР «Свирепый» ДКБ ВМФ 1970-1974 гг.».

Глава

8. Морской волчара с Аполлоновки. 15 мая 1971 г. 


Фотоиллюстрация: Бухта Аполлоновая. Севастопольский гриновский Лисс. Художник Владимир Авдеев.

Источники данных:
Багрянцев Б. И., Решетов П. И. Учись морскому делу. — 2-е изд., доп. — Мл ДОСААФ, 1986, — 175 с, ил, 8 л. ил.
Севастополь. Историческая летопись 1783-2008 гг. Севастополь. ЧП Иванова Н.В. ББК 63.3 (4УКР-2СЕВ) И 20 – 480 с.: ил. – С.119.
Андрей Илюхин. Прогулка по Лиссу. http://ru-sevastopol.livejournal.com/249992.html



Мне и моему новому товарищу по учёбе в севастопольской Морской школе ДОСААФ добираться до Аполлоновой бухты было легко: от рабочего общежития на улице Дзержинского, 53 до Нахимовской администрации, затем налево по улице Розы Люксембург до самого конца под арку старого акведука, где начиналась улица Причальная и были лодочные причалы бухты Аполлоновой.

Кроме причалов севастопольской Морской школы ДОСААФ здесь же располагалась старая автошкола и другие хозяйственные службы ДОСААФ.

Вокруг на крутых и скалистых склонах бухты Аполлновой ещё до Великой Отечественной войны 1941-1945 годов и после неё люди понастроили в хаотичном порядке самодельные дома и домики, сараи и сараюшки, ангары и причалы для своих рыбацких лодок и баркасов, рыбацких снастей, винокурен, коптилен и мастерских.

В результате, это место Аполлоновой бухты превратилось в один из самых живописных уголков Севастополя, в реальное воплощение гриновского Лисса.

Люди здесь жили очень простые, работящие, смекалистые, хитрые, предприимчивые, добрые и одновременно задиристые, короче, - настоящие рыбаки-моряки, контрабандисты и разбойники.

Сюда, в бухту Аполлоновую, как правило, обычные горожане заходили очень редко и даже вездесущие туристы здесь подолгу не задерживались – их попросту «по мелочи обмишуривали» («разводили»)…

Упорным и задиристым здесь попросту «обламывали рога», на тихих и скромных («стрёмных») «ездили все, кому не лень», а умных, характерных и достойных – уважали, привечали и провожали с почётом. Правда при этом всё равно в чём-то обманывали, «обмишуривали», обворовывали и грабили, так, что этого почти никто не замечал…

Это место – бухта Аполлоновая – всегда славилась своей романтичностью и загадочностью, потому что была малозаметна, тиха и спокойна. Бухту назвали по имени полковника Аполлона Гальберга, начальника местных продовольственных складов и караульной роты. Само собой этот хозяин продовольственных запасов Севастопольского флота был для местных жителей «царь и бог» в одном лице.

Кроме этого в Аполлоновую бухту перенесли из Мартыновой бухты скотобойню, поэтому рыбы в бухте водилось не меряно, всякой требухи для домашней скотины было вдоволь, а местным обитателям этого севастопольского гриновского Лисса довольно было и любой косточки для наваристого борща.

Вот почему в окрестностях Аполлоновой бухты селились, как правило, простые трудяги, отставные матросы парусного флота, рыбаки, контрабандисты, мелкие базарные торговцы, мошенники, гопники и воры.

Небольшой гористый береговой «амфитеатр» Аполлоновой бухты являлся естественным продолжением Корабельной стороны, где в частных глинобитных домиках и домах из известняка селились и жили рабочие Севастопольского морского завода и отставные моряки Черноморского флота и севастопольского гарнизона. Здесь жил исконный севастопольский народ…

Кстати, значение и слава полковника Аполлона Гальберга достигла легендарной славы в 1830 году, когда в Севастополе был знаменитый «холерный бунт» (1830-1831) и по приказу генерал-губернатора графа Воронцова был введён жёсткий режим карантина. Горожане тогда получали продовольствие по карточкам, в том числе с продовольственных складов Аполлона Гальберга в бухте, названной народом его именем.

Но полковника Аполлона Гальберга и других высокородных господ нельзя назвать «благодетелями для народа». Тогда 3 июня 1830 года в севастопольском голодном бунте-восстании «приняли массовое участие мастеровые флотских экипажей, к которым присоединились городские низы и вооружённые матросы.

За коррупцию, мздоимство, беззаконие, произвол и высокомерное «высокоблагородное» бессердечие были убиты несколько чиновников, офицеров и купцов. Пять дней город фактически находился в руках восставших рабочих, городской бедноты и матросов. Можно только представить, что могли творить изголодавшие, больные, умирающие от холеры «чумные люди»…

7 июня 1830 года восстание в Севастополе было подавлено. 1580 её участников предстали перед судом, 626 – приговорены к смертной казни, из них только 7 главарей-зачинщиков бунта были казнены. Несколько сот бывших матросов и рабочих были пропущены через строй солдат и наказаны битьём шомполами, сосланы на каторгу, в арестантские роты. 423 женщины были высланы из Севастополя, а 197 мальчиков были сданы в кантонисты («солдатские сыны»).

Вот тогда-то адмирал А.С. Грейс и ввёл продуктовые карточки и выдачу с продовольственных складов полковника Аполлона Гальберга хлеба и каши жителям города и в частности, Малахового кургана и Корабельной слободы.

Кстати, севастопольский Малахов курган получил своё народное наименование по фамилии офицера Черноморского флота в чине капитана Михаила Михайловича Малахова, поселившегося здесь в 1827 году. Капитан М.М. Малахов прославился своим достоинством, характером, честностью и справедливостью по отношению к людям любых сословий.

В Севастопольском «холерном бунте» 1830 года капитан М.М. Малахов командовал ротой восставшего 18-го рабочего Экипажа. Командование Черноморской базы отправило Малахова в отставку, но через год в 1931 году его восстановили на службе. Ежедневно до самой смерти в 1836 году М.М. Малахов посещал вершину кургана, названного затем людьми его именем (Малахов курган, г. Севастополь).

 
Разномастные дома в Аполлоновой бухте были, в основном, одноэтажные, разные по величине и форме. Улочки кривые, узкие, между домами и постройками лабиринт проулков, переходов, множество калиток, дверей, ставен.

При этом непосредственно на мелководье были вбиты сваи и построены причалы для лодок, баркасов, катеров и яхт. Здесь можно было легко спрятаться не только человеку, но и его лодке.

Самым замечательным в Аполлоновой бухте был, конечно, вид на всю севастопольскую бухту, на её выход в открытое море, на бастионы и военные корабли. Это место всегда любили художники, поэты и писатели.

Самым плохим в Аполлоновой бухте были неизбежные естественные стоки из домов и хозяйственных построек. Запахи канализации, дохлой рыбы и другого морского мусора придавали Аполлоновой бухте незабываемый приморский колорит гриновского Лисса.

Жить и выживать здесь могут только закалённые, просмолённые и проветренные насквозь люди…


Утром в субботу 15 мая 1971 года мы с моим товарищем по учёбе в Морской школе ДОСААФ прошли недлинным старинным туннелем под акведуком и вошли на территорию самого маленького поселения города Севастополя. Прямо перед нами была знаменитая Аполлоновая бухта с единственным бетонным причалом, у которого на ленивой мусорной волне качались и кивали короткими мачтами ялики, шлюпки, две старые яхты, рыбацкие шаланды, металлические катера и деревянные баркасы.

Мы оба были здесь в первый раз, поэтому оглядывались по сторонам и сразу же привлекли внимание местных ребят. От группы разновозрастных пацанов ленивой блатной походкой отделился мальчуган и подошёл к нам.

- Вам чего надо здесь? – грубо и нагло задал вопрос «зачинщик». Остальные ждали нашей реакции и готовились немедленно «прийти на защиту незаслуженно обиженного невинного младенца».

Мне уже были знакомы эти приёмы местной братвы хулиганов, поэтому я сразу же огорошил «мальчика»…

- Смотрящего видел? - в ответ грубо и уверенно спросил я «мальца». – Нужен по делу.

«Смотрящий» - это самый авторитетный среди контрабандистов, мошенников, воров и блатных человек, который пользуется наибольшим уважением среди местного населения. «Смотрящий» обязательно должен быть хоть раз осужденным к тюремному заключению или иметь опыт взаимоотношений с правоохранительными и государственными органами.

- Так вам «боцман» нужен? - спросил нас «малец», в растерянности оглянувшись на свою «братву».

- Для кого «боцман», а для кого Иван Степанович, - сказал я ещё более веско и уверенно, - начальник филиала Морской школы ДОСААФ, мастер судовождения и заслуженный ветеран Черноморского флота.

Мальчишка совсем смешался и поспешил к своим. Там несколько минут посовещались, а потом один из парней решил ещё раз попытать счастье и пристать к нам с неизменным требованием-просьбой «дать закурить».

- Слышь, культурный, - сказал он мне вызывающе, правда не трогаясь с места среди своих «братанов», – Закурить есть?

- Есть, - услышал я сзади весёлый голос Гарри Напалкова, - Закурить есть, но не про вашу честь.

Сзади через туннель акведука к нам подошли все члены нашей группы курсантов севастопольской Морской школы, все 22 человека. Это уже была не просто сила, а целая армия для этих блатных…


Через десять минут ожидания у ворот базы Морской школы мы услышали как они заскрипели в петлях, приоткрылись и к нам вышел пожилой, небольшого роста и худой, но жилистой крепкой комплекции, мужичок. Его лицо, навсегда обветренное и загоревшее всеми загарами всех широт и меридианов, было очень морщинистым. Причём морщины на его лице, особенно суровые складки на переносице и глубокие складки от носа до кончиков губ были особо глубокими и рельефными.

Перед нами был настоящий гриновский боцман, который и оказался тем самым «смотрящим» по кликухе «Боцман»…

«Боцман» был одет в обыкновенные серые рабочие штаны и робу матроса-срочника, а в прорехе воротника виднелась старая, потрёпанная и рваная на краях тельняшка.

«Боцман» внимательно оглядел всех нас и сильным толчком распахнул ворота…

- Проходите, раз пришли, - густым и хриплым голосом сказал «Боцман». – Идите в контору, там разденетесь до трусов, а одежду спрячьте в шкафчики в раздевалке душевой. Не стесняйтесь, здесь все свои…

Мы, в основном городские жители, рабочие Севморзавода, переглянулись, потом нерешительно пошли в «контору» и неторопливо стали раздеваться и прятать одежду.

В дверях появился «Боцман» и мы впервые услышали от него «морскую речь»:

- Вы что как беременные мухи ползаете! – «Боцман» каждое своё слово густо «пересыпал перцем» из матерных слов. – Живо в ангар и вытаскивайте ялы! Я что ли буду за вас это делать!

Подгоняя нас самым отборным матом, «Боцман» погнал нас, как стадо, в открытый ангар-сарай, в котором на рельсовых тележках стояли четыре старых деревянных баркаса. Здесь же присутствовали ещё трое таких же пожилых мужика, которые молча наблюдали за нашими неумелыми и суетливыми действиями. Мы же не знали, как надо спускать ялы на воду…

Команды «Боцмана» и мат следовали как удары бича. Он командовал и вертел нами, как кусочками мяса на шампурах. Вскоре мы даже в прохладной тени шлюпочного ангара покрылись солёным потом, пылью, смолой и грязью.

Наши неумелые попытки всё же сдвинули с места тяжёлые деревянные ялы, ржавые колёса тележек сначала коснулись воды, а потом полностью ушли под воду. Ялы один за другим легли на воду и закачались на волнах.

- Тяните за концы и подтяните ялы к причалу. – скомандовал «Боцман». – Ты, ты, ты и ты – в шлюпку. Вы двое – держите причальные концы и после того, как ваши командиры шлюпок вступят на борт, поочерёдно подтянете нос и корму к пирсу и прыгнете в шлюпки. А вы, не зевайте, дайте им место для схода в шлюпку и поддержите их, чтобы не упали.

Трое пожилых мужиков «вступили на борт» как сказал «Боцман», а «швартовые команды» старательно выполнили всё, что им было велено. Мы же, раньше «вступившие», вернее, свалившиеся с пирса внутрь шлюпок, заняли места на лавках, которые «Боцман» почему-то называл «банками».

С этого момента началась наша практическая морская учёба…

- Запомните, салаги, - громко сказал всем нам «Боцман». – Если вы хотите поскорее стать моряками привыкайте (мать-перемать) всё схватывать на лету, каждое слово, каждый термин, каждое наименование. Я дважды вам ничего повторять не буду. Кто не успеет понять и принять, тот навсегда останется салагой и будет опущен на самое дно флотской службы.

- А кто усвоит всё, что я вам скажу-покажу, - продолжал греметь матерными аккордами «Боцман», - тот будет сначала «салагой», потом «погодком», потом «подгодком», а в конце службы заслуженным «годком», то есть человеком, настоящим моряком.

- Счастливчики, типа тебя, красавчик, - «Боцман» лихо матом прошёлся по дебелому телу и красивому лицу Гарри Напалкова, - которые сумеют раньше всех научиться морскому делу, могут раньше войти в «кодлу годков», заслужить авторитет и даже стать «смотрящими». Понятно, салаги?

- Так точно! – недружно, но весело ответили мы, но «Боцману» наш ответ не понравился.

- Да не «Так точно!», а «Точно так!», салажня (мля-мля-мля) – с досадой отругал нас «Боцман». – Моряки говорят «Точно так!». Ясно?

- Точно так! – теперь уже дружно хором ответили мы.

Прибрежная вода в Аполлоновой бухте была грязной, мусорной, вонючей. От воды веяло прохладой а солнце, несмотря на лёгкие тучки и облачка, было жарким.

Нам хотелось побыстрее вооружиться вёслами и поплыть туда, в дальнюю зелёную синеву Севастопольской бухты, в которой острыми клювами-носами морских птиц виднелись боевые корабли Черноморского флота.

Пожилые мужики – товарищи «Боцмана» - сидели на корме наших шлюпок и управляли ими за ручку руля.

- Это не ручка (блям-блям-блям), а румпель, (мать-перемать, лечь и не встать, быть иль не быть, мыть или выть, встать или сесть, есть или снесть, дать или взять, а лучше бежать) - орал невероятно «красочным» матерным языком «Боцман». Даже его товарищи-мужики с открытыми ртами слушали его тирады и улыбались счастливыми улыбками благодарных современников этого удивительного и легендарного человека.

Как я тогда и до сих пор жалею, что у нас не было возможности и технических средств любым способом записать-зафиксировать все обороты устной речи нашего «Боцмана» - живого воплощения духа, нрава и души севастопольского гриновского Лисса в Аполлоновой бухте…


- То, где мы с вами находимся, - сказал громко, чтобы слышали все, "Боцман", – это шлюпка или лодка, первый боевой «корабль» человечества, первый «морской дом» моряка, к которому нужно относиться с любовью и уважением. Эта шлюпка называется «шестивёсельный ял», который может ходить в море на вёслах и под парусом.

- То, что вы полируете своими задницами, - это не скамейки, а банки, - продолжал поучать наш «Боцман». – То, на чём сижу я, - это кормовое сидение. Здесь находится командир или старшина шлюпки, он же рулевой.

- Банку посередине поддерживает красивая точёная стойка, она упирается в кильсон, наружное повторение киля шлюпки. В кильсоне есть углубление для установки мачты.

- То, что впереди режет волну – это форштевень, а то, к чему крепится перо руля – ахтерштевень.

- Рёбра внутри шлюпки – это шпангоуты, а набор гнутых досок, которые образуют обводы шлюпки, – это обшивка. На корме шлюпка заканчивается плоской транцевой доской.

- Внутри шлюпки по всей кромке бортов находится дубовый привальный брус, его сверху покрывает гнутая дубовая доска – планширь, на который вы опираетесь локтем и за который держитесь руками. Планширь ограждается с наружной стороны буртиком.

 - Гнутые доски вдоль бортов, с которыми сопряжены банки – это подлёгарсы. На них лежат концы банок, лежат вёсла шлюпки. Смотрите и запоминайте, как они лежат и как прикреплены к банкам.

- В носовой части шлюпки на подлёгарсы крепится носовой решетчатый люк, на корме – моё кормовое сиденье. Банки, люк и сиденье крепятся к подлёгарсам и к привальному брусу металлическими угольниками – кницами.

- Всегда оберегайте от резких ударов форштевень, киль, подлёгарсы, привальные брусья бортов и ахтерштевень на корме – это прочностной каркас шлюпки.

- Под вашими ногами решетчатые съёмные деревянные настилы – это рыбины. В них есть упоры для ваших ног, когда вы будете грести вёслами. В корме подо мной решетчатый кормовой люк. За моей спиной гребнем установлена заспинная доска.

- Рулём я управляю вот этой металлической ручкой, которая называется румпель, - сказал и показал нам румпель «Боцман». – Кроме этого на шлюпке много всяких мест и приспособлений для крепления рангоута, стоячего и бегучего такелажа, для подъёма шлюпки на борт корабля и т.д.

- В форштевне и в ахтерштевне вделаны металлические кольца – это рымы для крепления фалиней. Что такое фалинь, рангоут и другие премудрости такелажа, - узнаете позже.


Чудные слова и названия, которые озвучивал нам «Боцман» звучали для меня как музыка, как песня, как шум моря и свист ветра, как хлопанье парусов и скрипы парусника…

- Вёсла имеют металлические штыри – это уключины, - продолжал рассказывать и показывать «Боцман». – Они вставляются в металлические гнёзда на планшире – подуключины. Посредством уключин и подуключин вёслами можно с силой грести и тем самым приводить в движение шлюпку.

- Вот тут, на внутренней кромке  привальных брусьев, - «Боцман» ткнул своим корявым указательным пальцем в борт шлюпки, - крепятся фасонные обушки, называемые вант-путенсами. Они служат для крепления вант, удерживающих мачту.

- Фасонные обушки, служащие для закладывания и обтягивания фока-шкотов, укреплены в кормовой части на планшире левого и правого бортов. В месте соединения планширя с форштевнем вделывается обух с гаком для закрепления галс-кливера.


Даже я, счастливо одурманенный музыкой морских слов и терминов, подумал, что сейчас наш «Боцман» лукаво и с хитрецой просто издевается над нами, «обливая» нас непонятными терминами, но «Боцман» невозмутимо продолжал «сыпать» свои слова как из рога изобилия...

- Снаружи в носовой части слева и справа от форштевня, а также на транцевой доске слева и справа от руля укрепляются окантовки для флюгарок, - «Боцман» показал где-то за собой на транцевой доске эти «флюгарки». - Флюгарка представляет собой фигуру определённой формы и расцветки. Каждый корабль и организация для своих плавсредств имеет присвоенную ей флюгарку.

- Перед вами вальковые вёсла, - «Боцман» похлопал по лопасти весла. - Вальковое весло имеет рукоять, валёк, веретено и лопасть. Одна сторона лопасти имеет грань - для прочности, вторая (рабочая) сторона лопасти гладкая.

- Правильное положение весла при гребле — рабочей стороной в корму. Лопасть весла имеет металлическую оковку, которая предохраняет её от раскалывания. Для предохранения от перетирания веретена та часть его, которая лежит во время гребли на уключине, обшита кожей. У нас вся кожа на вальках стёрлась от частого использования…

- Все вёсла тщательно подобраны по банкам, подогнаны, уравновешены и отмаркированы по месту, - заявил нам «Боцман». - Самые длинные вёсла у средних гребцов, несколько короче у загребных и ещё короче у баковых. Загребные – это те двое, которые сидят ближе ко мне, баковые – это те, кто на дальней банке. Средние гребцы – самые сильные.

- Задача загребных – задавать ритмичный темп гребле, правильно ставить вёсла на воду, сильно выталкивать шлюпку по ходу. Задача средних гребцов – следовать ритму загребных, мощно грести, повторяя движения загребных. Задача баковых гребцов – повторять движение средних и мощно ударно загребать воду по ходу движения шлюпки. Баковые и средние гребцы не должны мешать друг другу и не должны нарушать ритм, заданный загребными.

- Вёсла имеют цветную маркировку и номера римскими цифрами на вальках. Красные цифры – левый борт, зелёные цифры – правый борт. Не попутайте, салаги! - «Боцман» с таким оттенком некоторого презрения сказал это слово «салаги», что мы действительно почувствовали себя младенцами рядом с ним, старым морским волком.

Именно в этот момент у меня в голове возник образ и звуки слов: «У, волчара!». Уже на следующей субботней тренировке это слово стало нашим прозвищем «Боцману». С тех пор уже никто из нас не звал его ни «боцманом», ни по имени-отчеству, только «Волчара» с добавлением слова «морской»…

- Парусное вооружение и такелаж шлюпки мы с вами изучим в следующую субботу, а сейчас, - «Боцман» сделал паузу, - Разобрать вёсла!

Мы с нетерпением, первоначальной неразберихой и суетой стали развязывать крепления вёсел, разбирать и передавать друг другу тяжёлые неуклюжие вёсла. Остальные три шлюпки, которые до этого прилепились к нам своими бортами, отошли в стороны, оттолкнутые сильными руками помощников «Боцмана».

Мы слишком долго и неуклюже разбирали вёсла, проверяли цвета их маркировки, вставляли уключины в гнёзда и приноравливались к валькам и рукоятка. Всё это время ни на секунду не умолкал изощрённый морской мат «Боцмана». Из-за его криков и окриков наши руки тряслись, пальцы дрожали, а внизу живота постоянно сморщивались гузки и яички…

Мы несколько раз по команде «Боцмана» снимали и надевали свои вёсла, укладывали и вновь разбирали их, а также несколько раз правильно заносили вёсла для гребков и вырабатывали правильное расположение наших тел, рук и ног при гребле. Несколько раз мы пытались дружно и одновременно грести и несколько раз тормозили наше движение шлюпки по команде «Шабаш!».

Вскоре мы немного освоились и приготовились к гребле…

Мы были счастливы и горели желанием красиво и мощно сделать первый гребок и понести нашу лодку-шлюпку туда, в изумрудную синеву Севастопольской бухты и черноморского синего неба, туда, где ждали нас боевые братья-корабли и далёкое Чёрное море.

Мы не знали ещё, чем обернётся для нас это жгучее и восторженное желание-стремление немедленно выйти на вёслах в шестивёсельном яле из бухты севастопольского Лисса в «синее море-окиян»…