Шайтанский рудник. Глава 1

Работай, как будто тебе не надо денег;
Люби, как будто тебе никто никогда не причинял боль;
Танцуй, как будто никто не смотрит;
Пой, как будто никто не слышит;
Живи, как будто на земле рай...

1.

Каждое утро Арина выносила бездомным котам что-нибудь съестное. Делала она это уже лет пять кряду. Её упорству и постоянству можно было позавидовать. Только реакция соседей по многоэтажному двору не была такой однозначной. Старожилы привыкли к её чудачеству, а новосёлы, если ни словом, так взглядом продолжали спрашивать: зачем она это делает?

Арина была не из робкого десятка, но от вопросов в лоб чувствовала себя не в своей тарелке, бормотала что-то несвязное, а потом злилась: "Почему я оправдываюсь?! Я же не ворую – я кормлю!" Со временем для особо непонятливых она нашла прямой ответ: "Отдаю долги! Мы их приручили и бросили".

Такие слова вызывали у кого-то недоумение. Кто-то кривился в снисходительной ухмылке, дескать: "Ну, ну! Давай! На долго ли тебя хватит, сердобольная?" Иные злились, исподтишка крутили пальцем у виска и называли Арину чокнутой, нисколько не смущаясь, что женщине уже далеко за сорок.  И если она делает это маленькое хорошее изо дня в день, то уж точно ни из сумасшествия. Значит, есть у неё на это большая внутренняя потребность.   

Чтобы не раздражать окружающих и не нервничать самой, Арина стала выносить еду спозаранку, пока во дворе мало народа. Только молочница бойко отпускает зевающим спросонья покупателям молоко, сметану, творог, яйца домашние. Да пьяненький со вчерашнего дня дворник лениво скребёт асфальт истёртой метлой, кивает в знак приветствия и уступает дорогу семенящим на службу редким знакомцам.

Кошачьи миски дворник не трогал, а однажды подмигнул и сказал Арине: "А ты хииитрая! Место в кошачьем раю... – Дворника качнуло, он опёрся на метлу, обрёл равновесие и докончил: – Короче, место тебе там обеспечено!" 

То злополучное утро ничем особенным не отличалось. Тепло, солнечно. Птички поют. Алма-Ата в цвете сиреней. И вдруг, краем глаза Арина замечает, что сверху на неё падает что-то огромное. Она резко отступает назад. Плошки с кормом валятся из рук. Снедь разлетается в разные стороны. Приученные к ежеутренней трапезе коты молниеносно исчезают под "ночующими" у подъезда машинами. Глухой удар. И тело мужчины распластывается, словно тряпичная кукла, прямо перед Ариной. От испуга она едва удерживается на ногах. Приседает на корточки, чтобы не упасть от неожиданности. 

Лицо несчастного белеет. Волосы на виске взбухают от крови. Губы что-то шепчут, но Арина не может разобрать, что именно. Мужчина, то ли понимая это, то ли желая быть непременно услышанным, хрипло выдыхает из последних сил: "Шайтанский рудник... Встреча… Они..." Обречённый захлёбывается кровавой пеной и обмякает.

Арина холодеет. Сердце останавливается. Дыхание перехватывает. Свет меркнет. Звуки тихнут. И только мысли мелькают: "Что это?! Что со мной?! Умираю?" И вдруг: "Ощущаю его смерть? Чувствую его чувствами?" А через миг: "Да ну! Ерунда! Это просто шок!"      

Потом была "скорая", полиция, встреча с матерью и сестрой погибшего. Она всё спрашивала, не сказал ли он чего перед смертью. "Всего несколько слов, – вспоминала Арина. –  Какую-то белиберду про чертей. Нет, про рудник. Про рудник? Или про тупик? Чёрт! Не помню! Сама в тупике".

В голове Арины всё смешалось: кровь, хрипы умирающего, вой сирен, настоятельная просьба сестры погибшего: "Если хоть что-нибудь вспомните, любую мелочь, позвоните. Нам это важно. Очень важно!"

Ещё бы! Для Арины произошедшее тоже стало важным, если не сказать навязчивым. Ощущение потустороннего холода, мрака и тишины время от времени охватывало её снова и снова, ничуть не теряя явственности и остроты.

Изводил вопрос, почему именно она оказалась рядом с разбившимся? Очевидное объяснение – это всего лишь случайность, Арину не устраивало. Она верила, что в мире всё взаимосвязано, что всему есть причины: одни явные, другие скрытые.

Сколько ни искала, никаких очевидных касательств с погибшим Арина не нашла. Она и имя-то его – Сергей – впервые услышала после трагедии. Тем более, она не имела ни малейшего представления о "вселенских" связях с незнакомцем, но в том, что они были, Арина ничуть не сомневалась. Но какие?

Масло в огонь подливали пересуды, от которых двор гудел, как растревоженный улей. Вспомнили, что Сергей Александрович был довольно известным журналистом. Правда, из тех, кто обожал сенсации "с душком".

А года три назад Сергей ушёл из дома и пропал, словно в воду канул. Мать и сестра искали его долго. Тема исчезновения успела обрасти неимоверными домыслами. Толковали даже, что журналист украл государственные тайны и продался с ними за границу. Выдуманные события, естественно, не имели развития, и разговоры стихли. Возобновились они, когда несчастного совсем без памяти нашли в Москве, в Институте имени Сербского. Сочувствовали Сергею мало. Больше говорили, что нет дыма без огня! Довынюхивал, "журналюга"!

Разговоры не стали добрее и после его смерти. Судачили, что, видимо, кому-то он сильно перешёл дорогу и вынужден был свести счёты с жизнью. Арину огульные заявления коробили. Никто ведь не знал, где был Сергей, когда пропал, и что с ним там случилось.

Она по себе знала: люди судят о других весьма поверхностно, забывая, что чужая душа – потёмки. Ей не раз доводилось слышать в свой адрес что-то вроде: "Да ну! Она же неженка! Ни ребёнка, ни котёнка! Всю жизнь у мамы под крылом!"

На самом деле всё обстояло иначе. Мама давно маялась сердцем. Ей постоянно требовались лекарства, уход и покой. Арина считала себя обязанной всё это предоставить, невзирая на бесконечные обвалы экономики.    

После университета Арина, как многие в начале 90-х, ринулась в куплю-продажу. Только скоро поняла: считать барыши за перепродажу перепроданного – это совсем не её! Ей бы людям помогать. Недолго думая, поступила заочно на юрфак – захотела стать адвокатом. Одновременно устроилась секретарём-референтом в солидную фирму.

За два года наслушалась и насмотрелась столько грязи, что работу и учёбу бросила в один день. Решила: "Больше никаких шефов! Никакой конкуренции! Никакой корпоративной этики!"

– Принципы показываешь? А жить на что? – ругала Арину мать. Она уже привыкла ни в чём себе не отказывать. – За что тебе заплатят сегодня, завтра, через год и так далее дальше? Ответь! За что, например?
– Например, например. ...Например, за репетиторство!
Арина хорошо знала физику и математику.
– Кому это сейчас надо? – не успокаивалась мать. – В разруху знаниям грош цена! Рискуешь, девка!   

Арина всё же сделала ставку на дальновидных родителей, и дело постепенно пошло. Золотых гор она, конечно, не заработала, но на жизнь без долгов хватало. Со временем всё наладилось: сама себе хозяйка, денежки капают копеечка к копеечке, и мама под присмотром. Единственное, чего Арина никак не ожидала, когда бралась за преподавание на дому, так это того, что всё время с утра до ночи подчинится строгому расписанию, и её жизнь превратится в затворническую.

К тому же две университетские подруги уехали из Алма-Аты. Одна – в Восточную Германию, другая – на Урал, в Екатеринбург. Слали, конечно, поздравления на дни рождения и праздники, приглашали в гости. Арина несколько раз порывалась было съездить к ним, но оставить надолго маму одну, так и не решилась.

Полтора года назад мамы не стало. Банальная простуда, а может и ученики зловредный вирус принесли. Ночью развилась одышка. Вызвали "скорую". Увезли в реанимацию. Там помочь не смогли. Мама умерла от отёка лёгких. Арина осталась совсем одна. 

Чтобы как-то отвлечься от горя, можно было бы съездить на Урал или в Германию, но оказалось, что желание увидеться с подругами со временем перегорело. У них уже появились внуки, а с ними – новые заботы, от которых Арина была слишком далека, чтобы понимать и разделять их. Судьба не дала ей стать ни женой, ни матерью.    

Была, конечно, пара-тройка "многообещающих" романов. Мужчины клялись в вечной любви и верности. Но взять и согласиться на предложение руки и сердца Арина не могла: боялась "попасть в ловушку". Прежде ей нужно было испытать избранника "на откровенность". Смертных грехов Арина за собой не числила, потому намеренно говорила и вела себя открыто, как если бы общалась с давно знакомым человеком.   

Мама её ругала: "Нет в тебе никакой житейской хитрости! Простодыра! Ты же его не знаешь! Одумывай, что говоришь! Да не сгущай краски, как ты любишь! Не оговаривай себя! Поймёт всё буквально и начнёт упрекать твоими же откровениями!"   

Так и получалось... Претендент принимал Аринину открытость за недалёкость. В какой-то момент решал, что можно уже не церемониться: позволял себе иронизировать, зло критиковать, придираться к словам и отчитывать на высоких тонах за невинно брошенные фразы.

Арине, наверно, стоило проявить мудрость и прикусить язык, только она поступала ровно наоборот: начинала огрызаться и острословить. Непреодолимых разногласий обнаруживалось всё больше, ссоры возникали всё чаще, а уважения оставалось всё меньше.

Однако сама Арина отношения не рвала. По молодости лет она надеялась, что претендент чудесным образом осознает свои ошибки, и его отношение к ней в один прекрасный момент в корне переменится. А став старше, она тянула время, чтобы отвыкнуть от придуманных на совместную жизнь планов. Ей казалось, что так у неё останется меньше печали и сожалений о несбывшемся. Время же лечит! Только никакой "разумный подход" не избавил (и не мог избавить) её от чувства опустошённости. Оно иссушило душу, как песок – оазис.

"Эх, Аришка, не тех ты мужиков выбираешь! Как с первым обожглась, так и пошло всё наперекосяк!" – с горечью и укором говорила мама.

Хитрое это дело – первая любовь. Кто-то её и не вспомнит, а у Аришки случилась она пылкой, яркой, настоящей. Вошла в детское сердце и осталась там навсегда.

Они с мамой жили тогда в большом сибирском селе. Арина – умница, красавица – училась в последнем классе школы. Мишаня – дерзкий хулиган с гагаринской улыбкой – пришёл из армии. Приталенная донельзя дембельская гимнастёрка, сдвинутый на затылок голубой берет. Ни дать, ни взять – десантура! Девичьи головы кружились почём зря.

До армии Михась на Аринку никакого внимания, естественно, не обращал. Что с ней делать с соплюхой глазастенькой? Ему зрелых подавай!

А вернулся, нагулялся с друзьями-товарищами, протрезвел и, как говорят: присох! Ошалел от её зелёных глаз, ладной фигурки и каштановой косы до пояса.

Аринкины чувства мать иначе, как "кошачьим бешенством", не называла. Страшно боялась, что дело дойдёт до свадьбы: знала, если что, то Михаил бы от Аринки никогда не отказался. 

На мамино счастье влюблённые вдруг поссорились. Причину разрыва она не знала и знать не желала. Зачем? Если Арина сказала, что всё кончено, значит кончено. Мать решила: "Надо успевать!" Чтобы не было возврата, спешно продала дом, хозяйство и сразу после Арининого выпускного уехала вместе с ней в Алма-Ату, к тётке.

Мать видела, что дочь замерла душой, но то ли для оправдания, то ли для пущего внушения твердила и твердила: "Пройдёт! Ещё спасибо скажешь!" Пройти-то прошло, но, видимо, не до последней капли. Все эти тридцать лет Мишка периодически Арине снился. Снился, конечно, молодым, весёлым, дерзким. На утро она чувствовала себя, как после настоящего свидания с ним. Внутри всё трепетало и просило повтора...

И вдруг сейчас, оставшись совсем одна, испугавшись до ужаса чужой крови и смерти, Арина всерьёз подумала: "С кем бы хотела встретиться и поговорить, так это с ним". Ей казалось, если бы он притянул её к себе и обнял, как тогда – в юности, то к ней, непременно, вернулось бы давно забытое чувство безмятежности. "Михась! Михась! – звала вслух Арина. – Разлетелись мы с тобой по жизни, как бильярдные шары. Где тебя искать?.. Может в "Одноклассниках" о тебе кто-нибудь знает?"

Она без труда нашла Мишину двоюродную сестру Галю. Оказалось, та давным-давно перебралась в Ригу. Тесных связей с родственниками не поддерживала. Знала, только что после Арининого отъезда, Михаил пустился во все тяжкие: крепко пил, женился-разводился, ввязывался в драки. Попал за решётку один раз, второй, а потом и вовсе пропал. Где он, и что с ним сейчас, сестра не знала. "Наверно, уже и живого-то нет, – предположила она. – Или бичует где-нибудь…"

Арина никак не ожидала это услышать. Её Мишка уголовник-рецидивист?! Хотя чему удивляться? Половина России – по зонам.

А вдруг и правда умер?! Неужели конец? Нет! Мишка не может умереть! Конечно, обезбашенный, но не дурак же! Да и здоровьем Бог не обидел. Где же он?! Россия уж больно большая! Есть, где скрыться. Не найти... И вдруг нахлынуло и пропелось само собой: "Без тебя и дом пустой, без тебя мне маяться. Дроля, мой, ах Дроля мой, где же ты шатаешься?"