Евгений Чернодолов

   Как-то один, из зарабатывающих искусством, рассказывал мне за праздничным столом о его новом знакомце – точильщике ножей и, пуская интеллигентскую слезу, он, глубоко прочувствованным голосом, вспоминал, как тот алкоголик читал ему Пастернака. Красочное описание дождливой грязи улицы с обшарпанными домами и тоскливой витриной магазинчика должно было подчеркнуть обстановку, в которой вот ходят такие простые люди и в них таятся неизведанные глубины и знания стихов элитарного поэта.

  Помнится, меня возмутило, но не это желание некоторых личностей открывать разных людей, а любование своим умением открывать. Я спросил его, а не нужна ли была тому точильщику какая-то помощь, кроме как выдача безвозвратного червонца на выпивку. Таких людей как этот точильщик необычайно много, а некоторые не точно знают стихи – они их пишут, другие умеют спеть замечательным голосом трагичные блатные песни и это тоже своего рода поэзия.

  Несколько лет назад, застряв на ночной платформе далеко под Москвой, я коротал время до утра за бесконечными сигаретами и тут ко мне подошел некто Евгений Чернодолов. Впрочем, имя я узнал не сразу. Кстати, он был разительно похож на того же Бориса Пастернака. Был стакан но, увы, кроме булки черствого хлеба у меня ничего не оказалось. Пробормотав, что пока он будет пить, я могу кое-что почитать, он сунул мне в руку пачку ученических тетрадей. Это были стихи.

   Так как я считал себя достаточно искушенным в поэзии и, кажется с первых строк, понял это – настоящее. Как всегда водка развязала язык, и он сходу поведал мне о своей жизни. Потомственный крестьянин, но потерявший корни из-за безумной мечты, он уехал из родных полей в столицу в поисках славы и признания. Черная обида, разбавленная злостью, слышалась в его рассказе. В его стихах деревья расплачивались листвой за чудесное безумство лета, а океанские корабли привозили контрабанду и увозили в заморские страны отчаянных юношей, города были полны одиноких, жаждущих любви женщин, у которых была не только красота, но и отдельные квартиры. Подобные стихи, конечно же, не имели спроса в редакциях толстых, да и тонких журналов, но, тем не менее, это были хорошие и вполне профессиональные стихи.

   Поэт Чернодолов не имел ни детей, ни профессии нужной обществу, ни семьи, ни дома, разве что была у него любимая племянница баскетболистка, которая его понимала, жалела и всегда с удовольствием слушала, а  иногда и сравнивала с макулатурой, стоящей порой на полках книжных магазинов. Его муза безусловно в её глазах была талантливей, да лет то ему было каких-то сорок, не всё, мол, потеряно, дядя.

   Чернодолов всю жизнь ждал момента, что вот-вот начнется главное – его книги начнут печатать и он станет известным поэтом. А там и спутницу найдет под стать себе мудрую и красивую, а также страстно любящую стихи, как и он. Но жизнь шла, и даже та женщина, которая любила его и приютила его в Москве, устав от бесконечной тоски и ожидания, простилась с ним. Помню, как после этой случайной встречи на платформе я долго и мучительно подозревал, что судьба сыграла со мной шутку, столкнув со своим подобием с одним из вариантов моей судьбы.

   Когда утром мы сели в первую проходящую электричку, вдруг выяснилось, что Чернодолову некуда ехать, что никто его не ожидает, и я почувствовал, что не хочу приглашать его к себе: останавливало предчувствие то ли беды или неприятности. Впрочем, я довез его на такси до какого то парка и он заявил, что по-видимому ему сюда и надо. Жилья вокруг не было, но что-то натолкнуло его или он понял, что я не приглашу его в свой дом. Захлопывая дверцу, он поклонился и сказал спасибо за то, что земля не оскудела добрыми людьми. Эта фраза до сих пор колет мне сердце и обжигает стыдом, словно украл что-то. Жив ли он? Среди рассказа он говорил и том, что готов кончить свою жизнь самоубийством, даже придумал как. Хочется уехать далеко в лес, вырыть яму и взорвать себя, да так что бы закапывать никому не пришлось, чтобы никто не тратил ни средства, ни силы, на его никчёмную жизнь.

   Случайны ли наши встречи в жизни, всё ли мы успеваем разглядеть и правильно ли поступаем, расставаясь с важнейшими на пути людьми?