Палач Его Величества. Глава Х

Томас прикурил от окурка новую сигарету, сделал пару затяжек, нервно затушил в пепельнице и через пару секунд снова вытащил и прикурил. Очевидно, что начать рассказ ему было весьма тяжело. Олеся сидела молча, только смотрела на него, не отрываясь, и ждала. Что-то ей подсказывало, что торопить Линсдейла в этот момент ни в коем случае нельзя. Наконец он докурил и повернулся к ней.
— Вы помните наш первый разговор на Гауэр-стрит?
Олеся кивнула. Он тогда говорил весьма странные вещи...
— Я сказал тогда, что искал вас, потому что вы стали свидетельницей одного неординарного события. А ещё, если вы помните, я вам рассказал, как именно вас нашёл.
— Да, — Олеся вспоминала их давнишний диалог, и глаза её становились всё задумчивее, — вы сказали, что вы... медиум, да?
— Да. В этом, собственно, мало чего удивительного, тысячи людей на земле обладают теми же способностями, что и я. Конечно, хватает и шарлатанов, но я сейчас говорю о настоящих медиумах, людях, способных общаться с миром душ, нас уже покинувших. И не только. Эта особенность была у меня с рождения, родители мои особо не удивились, в нашей семье по мужской линии довольно часто рождались спириты. Мой отец, Генри Линсдейл, сам не имел такой особенности, но хорошо о ней знал. А моя мать, леди Хелен Уэйкфилд, младшая сестра сэра Хэмфри, и уж кто-кто, а она отлично представляла себе, с чем её сыну придётся иметь дело. Я единственный ребёнок в семье, если что, — вдруг уточнил он, — и после смерти дяди Хэмфри Чиллингем отойдёт мне.
— А ваши родители? — Олеся удивлённо посмотрела на Томаса. Его лицо стало жёстким.
— Они погибли, — коротко сказал он, — и видит бог, себе бы я такую смерть не выбрал.
Он помолчал немного, глядя в сторону, затем продолжил:
— Меня с детства обучали, как использовать способности медиума, чтобы не навредить себе или окружающим. Это очень тонкая материя, при общении с потусторонним миром следует соблюдать предельную осторожность, иначе последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Но я был тихим и покладистым ребёнком, к пяти годам уже более-менее понял, что то, что я вижу — не игрушки, и это до поры до времени оберегало меня от неосмотрительных шагов. В тот же год произошла эта авиакатастрофа, и меня забрал к себе дядя Хэмфри, начавший к тому времени реставрацию Чиллингема. Так что моё детство вплоть до школы прошло под бесконечный ремонт комнат, где какие только склепы и могильники не находили. Хэмфри Уэйкфилд строжайшим образом запретил мне общаться с этими несчастными душами, пока я достаточно не повзрослею. На моё счастье, тогда я ещё прислушивался к голосу разума и старших. Потом настало время моего обучения в Тонтоне, это частная школа-пансион, так что в Чиллингем я приезжал только на каникулы. Затем пришёл черёд Кембриджа. К тому моменту я уже твёрдо знал, что выберу стезю историка. Способности медиума открывали в этой связи широчайшие перспективы. Посмотрите на меня, — вдруг произнёс он, — мне тридцать семь лет, пять из которых я возглавляю Королевское историческое общество. Меня избрали на эту должность в тридцать два года. И это безо всякого... м-м-м... стороннего воздействия. Моими научными трудами можно оклеить Чиллингем снаружи и изнутри, оставшуюся стопку не знаю, куда девать. В тридцать пять я стал членом Ордена Британской империи, и к титулу баронета прибавился ещё один, уже не наследственный. Этого всего не было бы, если бы я не знал, что искать и где. И у кого спрашивать. Призракам безразличны людские проблемы, при должной осторожности у них можно выведать многое. Чем я и занимался, став в итоге лучшим историком Англии. Не скрою, неудачи случались и у меня. Взять хотя бы нашего Сияющего мальчика, в прямом смысле слова соседа по комнате. Этот несчастный, замурованный заживо ребёнок настолько отгородился от всего, его душа настолько изранена, что он ни в какую не шёл на контакт, и все мои попытки выяснить его личность потерпели сокрушительное фиаско. Но это всё преамбула, чтобы вы понимали, с чем я имел дело всё это время.
Томас замолчал, словно раздумывая над чем-то, потом снова закурил, так, что в комнате уже плавали клубы сизого дыма, и после тоскливого вздоха продолжил:
— Когда мне было семнадцать лет, а в этом возрасте у всех людей срывает крышу, я решился на совершенно недопустимый шаг. Я был молод, надо признать, глуп и самонадеян, мне, как и всем юношам в этом возрасте, хотелось нарушать запреты и доказать всему миру, чего я стою. В общем, нормальный бунт против старшего поколения. Я, молодой идиот, приняв дядюшкиного виски для храбрости, решил провести ночь в обители Джона Сэйджа и попытаться подчинить себе эту чёрную душу. В принципе, вся суть работы медиума заключается в том, чтобы парализовать волю призрака и заставить его отвечать на вопросы. Я не учёл одного. Не всякую волю можно сломить. Сэйдж был куда крепче семнадцатилетнего юнца и не потерпел такого неуважения, а если учесть, что я был вдобавок и пьян, то меня ждала незавидная участь. Так и вышло. Сэйдж не убил меня, он придумал значительно более интересный вариант. И с того момента каждую ночь меня терзает Мучитель Сэйдж, применяя ко мне все свои садистские склонности. Впрочем, эти ощущения вы помните. Это была катастрофа. Дядя тогда получил свой первый инфаркт. Я же... В первые две недели меня вынимали из петли восемь раз. Три раза я пытался перебрать со снотворным. Но за мной следили круглосуточно, дядя места себе не находил, ну а я так просто заходился от этих мучений. Но... — он невесело усмехнулся, — всё, что нас не убивает сразу, делает сильнее. В один прекрасный момент я решил, что не позволю Джону Сэйджу лишить меня разума и довести до самоубийства. И я терпел. Стиснув зубы, научившись переносить боль молча, научившись спать по три-четыре часа в сутки. Я знал, что когда-нибудь найду способ избавиться от этого проклятия, хотя, надо признать, всё, что мы с дядей испробовали, не помогало. Зато я окончательно убедился, что бога нет. Джон Сэйдж есть, а бога нет, хоть я и принадлежу к англиканской церкви. Двадцать лет, в течение которых я достиг нынешнего своего положения, я искал выход. Поймите, Олеся, ни одно конечное преступление не имеет бесконечного наказания. Кстати, именно из-за этой концепции я скептически отношусь к понятиям ада и рая. Но я отвлёкся.
Олеся слушала, затаив дыхание и замерев в одной позе. То, что рассказывал Томас Линсдейл, было невозможным, немыслимым, и всё же она понимала, что он говорит чистую правду. И эта правда заставляла волосы Олеси вставать дыбом, а кожу — покрываться мурашками.
— Я методично, раз за разом, обшаривал Англию в поисках ответа. Господи ты боже, я уже наизусть знал все приёмы экзорцизма, изгнания дьявола и тому подобные вещи, но к моей ситуации это было неприменимо. В меня никакие бесы не вселялись, просто "заходил в гости" на пять часов средневековый палач. В общем, излазив вдоль и поперёк всё Соединённое королевство, а впоследствии и Европу, я отправился искать дальше. В ноосфере, как правильнее было бы называть мир духов, расстояния не имеют значения. Как и языки, как само время, впрочем. И вот однажды... — он замолчал, прикрыв глаза, словно пытаясь как можно точнее вспомнить, — однажды, уж не знаю, как, меня занесло куда-то на юг Сибири. Я как сейчас вижу эту бескрайнюю, беспредельную степь и небольшой курган в форме пирамиды. И когда я захотел получше рассмотреть его, меня захлестнула волна такой силы, что я чуть не потерял над собой контроль. Это была могила. Очень старая, несколько тысяч лет назад. В ней была похоронена женщина. Признаюсь честно, я такого ещё не встречал. Я видел могилы старых друидов, я разговаривал с ними, но это... Это был дух такой запредельно древний, что казался частью стихии. И он был зол, его прямо-таки окружала волна слепой, могущественной, яростной злобы. Так бьётся о клетку разъярённый тигр. Я очень осторожно попытался прощупать, что же там такое произошло, что заставило дух этой колдуньи заходиться от бешенства. И я увидел.
Линсдейл встал, налил себе и Олесе виски, причём себе до краёв, отпил половину одним глотком и, переведя дыхание, стал рассказывать дальше.
—  Около года назад в этих степях работала группа археологов. Позже к ним присоединилась съёмочная бригада, чтобы сделать серию репортажей о раскопках. Там были и вы, Олеся, я тогда впервые увидел вас. Кроме вас, там была ещё одна девушка, какой-то технический сотрудник, как я понял. По крайней мере, она всё время копалась в ноутбуке. И вот присутствие этой девушки как-то пробудило дух этой... шаманки. Девушка словно магнитом притягивала её к себе. Нет, не так. Её присутствие заставило призрак явиться в мир живых. И тут произошло такое, что я остолбенел. Видит бог, у меня челюсть отвисла. Дух начал охоту. Эта слепая, неуправляемая злоба, она должна была найти выход. И под раздачу попал начальник экспедиции, на свою беду задержавшийся вечером у могилы. Эта тварь стала затягивать его к себе, в буквальном смысле. Когда подняли тревогу, и все сбежались, в том числе и вы, эта девушка оступилась и рухнула прямо в разрытую могилу, попутно располосовав себе руку о какой-то осколок. И она в прямом смысле слова залила кости кровью. Господь мне свидетель, я думал, прямо там получу разрыв сердца. И она перебила этой колдунье охоту, перебила, напоив своей кровью. Она запечатала этот дух в его темнице. Запечатала так хорошо, что и по сей день он бьётся в своём кургане, но не может вырваться на свободу.
— Да, — прошептала Олеся, — всё так и было... Господи, вы напомнили, у меня аж слёзы выступили. Это был такой запредельный ужас... И да, вы правы, Юлька действительно поранилась там, и её кровь брызнула на эти кости. Боже мой, боже мой... Как вспомню... — Она опустила голову, чтобы скрыть слёзы. Линсдейл погладил её по плечу и продолжил:
— И я понял, что это шанс. Один из миллиона, из миллиарда, один лотерейный билет за всю мою жизнь. Я начал искать эту съёмочную группу. Искать живых в ноосфере, скажу сразу, занятие не из лёгких. Пока мы живы, мы привязаны к этому миру, мы привязаны к телу, к земной жизни. Для медиума найти живого человека стократ труднее, чем любого духа, хоть древней шаманки, хоть Черчилля. Но я всё же нашёл. Вы все работали в Москве, на одном из телеканалов. Я нашёл и ту девушку, и вас, и других ваших коллег. Ваши воспоминания работали как маяк. И тут я допустил... не то чтобы промах, но, как говорит мой дядя, решил всё упростить. Я подумал, что каждый из вас, кто имел отношение к этой истории, несёт в себе частицу этой борьбы. И, перебирая всех из той вашей бригады, я остановился на вас. Вас было проще всего пригласить в Англию, вы журналист, организовать для вас какой-нибудь увлекательный проект, чтобы вы заинтересовались, было не так уж и сложно...
— Не сложно?! — поразилась Олеся, у неё даже рот приоткрылся. — Вот этот вот гигантский проект из нескольких стран и кучи замков — не сложно?!
— У меня хорошие связи, — усмехнулся Томас, — и я не последний человек в своём деле. Да, пришлось постараться, но в итоге я привёз вас сюда. Вы даже, сами того не зная, оказали мне определённую услугу, посетив Джона Сэйджа, так как можете теперь оценить масштаб моей проблемы. Но тут вылезла новая проблема. Как оказалось, мало быть свидетелем охоты древнего духа. Надо самому загнать его в могилу.
— Я поняла, — прошептала Олеся, глядя на Линсдейла округлившимися глазами, — господи, я поняла... Вам нужна Юлька...
— Кто? — переспросил Томас.
— Юлия, наш режиссёр монтажа. Та девушка, поранившая руку.
— Да, — вздохнул племянник сэра Хэмфри, — сдаётся мне, что так оно и есть. Но тут... вы знаете, проблемы растут как снежный ком. Это как лабиринт, где открываются всё новые и новые ходы, и найти нужный поворот становится очень нелёгким делом. У этой вашей Джулии в голове совершенно немыслимый блок. Мне кажется, это следствие некоторой её особенности...
— Какой? — совершенно завороженно спросила Олеся.
— Она, с одной стороны, как-то притягивает внимание духа. Неосознанно, она не медиум, она не может вызвать призрак... м-м-м... Петра Первого, скажем, она не может входить в ноосферу, в принципе, она самая обычная девушка. И всё же что-то в ней заставляет духов беспокоиться. Я такого ещё не видел и мне трудно объяснить. А с другой стороны, она им неподвластна. Дух древней шаманки начал охоту не на неё, как ни странно. Она смогла вколотить эту ведьму обратно в её склеп, и тем не менее шаманка её не тронула. Если не считать искалеченной руки. Вот такой парадокс, и эта девушка, Джулия, — мой исчезающе малый шанс. Но я обязан попробовать.
— Значит, вы зря меня сюда привезли. — Олеся отвернулась. — Ну да, теперь понятно.
Томас дёрнулся, как от удара, и схватил Олесю за плечи, чуть ли не силой развернув к себе.
— Не смейте так говорить, — тихо сказал он, глядя ей в глаза, — никогда так не говорите. С вашим приездом я обрёл гораздо больше. Намного больше, чем даже если бы сумел вытащить сюда Джулию, а не вас. Олеся, как вы не понимаете. Да, я был идиот. Все свои эмоции я пресекал как мог. Но... Поймите вы, я не хотел, чтобы эти отношения принесли вам горе. Пока я не решу эту свою проблему, боюсь, я просто... Короче, вы поняли. Олеся. я не хочу, чтобы вы страдали из-за меня.
Она смотрела на него сквозь пелену слёз.
— Я люблю вас, — тихо сказал он, — пусть мне сколько угодно говорят, что нельзя полюбить человека за столь короткое время, чепуха! Я люблю вас, Олеся, я не хочу причинять вам боль. Да-да, знаю, — он упреждающе вскинул руки, — я сам делал всё возможное, чтобы вы не догадались об этом, я повторяю, я был идиот. Дядя всегда напоминает мне об этом. Он-то всё просёк с момента нашего приезда. Старого Уэйкфилда не обманешь.
— Тогда, я думаю, вам понятно и кое-что другое, — Олеся шмыгнула носом.
— Да, — так же тихо ответил он, — понятно. Понятно. — Он привлёк её к себе, зарывшись лицом в пушистые пшеничные волосы. — И всё это меня натурально сведёт в могилу.
— Неужели я ничем не могу помочь? — спросила Олеся. — Я... Господи, да я работаю с Юлькой уже невесть сколько лет. Я могу ей всё объяснить...
— Нет! — резко ответил Линсдейл и, смутившись такого своего порыва, поцеловал Олесю в висок. — Олеся, девочка моя, милая, ну послушайтесь меня хоть разок. Это всё не так просто...
— Ну давайте я вам дам её телефон, — предложила Олеся, — вам же проще объяснить свою ситуацию, чем если я начну что-то плести.
— Чтобы она бросила трубку, решив, что звонит какой-то сумасшедший? Или, если я напишу ей, моё письмо, я вам гарантирую, непременно попадёт в спам. Нет. — Он сделал ещё один внушительный глоток. — Я вызову её.
— Как? — прошептала Олеся.
— Как любого призрака. Да, это будет сложнее, да, она живой человек, да, у неё в голове этот безумный, железобетонный блок, но и я не мальчик-колокольчик. Во всей Англии дай бог найдётся три-четыре медиума моего уровня, но не выше. Я достучусь. И, думаю, она не сильно удивится, когда я достучусь.
Олеся потрясённо качала головой.
— И что будет, когда вы достучитесь? — Глаза у неё были размером с плошки.
— Заставлю напоить кровью Джона Сэйджа, пока тот не захлебнётся.
— Боже мой... — Олеся даже рот рукой прикрыла.
— Своей кровью, разумеется. Господи, о чём вы подумали? Она мне нужна как медиатор, посредник, призраки не имеют над ней власти, и поэтому она может помочь. Боюсь, если я начну сам, в одиночку, Сэйдж психанёт и таки меня угробит. Но Олеся, я вас очень прошу, не вмешивайтесь. Вы же верите мне, я никогда вам не солгу.  Пожалуйста, никакой самодеятельности, дело крайне серьёзное. Я повторяю вам, я люблю вас, я хочу быть с вами, поэтому не мешайте мне, не говорите ничего своей подруге, я сам со всем разберусь. Вы уедете в Москву, и я приступлю. В вашем присутствии я не могу ничем таким заниматься, потому что у нас слишком мало времени, чтобы разбазаривать его на шарахания по ноосфере. Сейчас я буду только с вами. Только с вами. А потом... Просто немного подождите. Я уж как-нибудь извернусь, но упрошу эту вашу Джулию проявить сострадание к ближнему. Пожалуйста, пусть этот разговор останется только между нами. Обещаете?
— Да, — Олеся кивнула, — обещаю. Я ничего ей не скажу.
— А сейчас идите ко мне, — тихо произнёс Томас, — идите ко мне, пока светло...



Продолжение:  http://www.proza.ru/2016/04/11/1724