У горы Пикет Глава одиннадцатая

                Признание в любви

   Зимние дни коротки и все, кто учились во вторую смену, возвращались домой затемно. В станице по центральной улице теплились три жёлтые электрические лампочки на столбах, которые и фонарями называть было грешно. Свет из окон слегка обозначал контуры заборов, да в лунные ночи становилось посветлей, и школьники переставали страшиться каждого куста или прохожего.

   Кому-то из детей повезло, они жили неподалёку от школы, а кому-то добираться до дома приходилось на окраину, куда и по свету, добрым шагом, час-полтора ходу. Вера Самойлова, отличница и дисциплинированная девочка, к примеру, выходила из дома за два часа до начала занятий и в классе появлялась первой. Что делать, если станица из края в край протяжённостью километров девять и добираться ей приходилось не только широкими улицами, а переходить мост в глуховатом месте, потом долго идти узкой, неровной  дорожкой вдоль Невольки. Вера сидела впереди Маши и та иногда стала приходить в школу пораньше, чтобы сверить домашнее задание по математике и просто поговорить.

   Маше с Любой сразу за школой нужно было свернуть в тесный переулок, шлёпать по разбитой автомобильной колее, практически по бездорожью, потом, выйдя на улицу, нырнуть уже в другой переулок и, проскочив его, попасть на свою родную просторную улицу. Страшновато, но недолго, пережить можно. Родители детей никогда не встречали, им бы это и в голову не пришло. Тяжело натрудившись за день, они, как говорится, порой и себе небыли рады.

   В один из тёмных и глухих вечеров за девочками увязался их одноклассник Вася Ломов. Он весело рассказывал какие-то короткие истории, очень похожими голосами  передразнивал школьных товарищей и всю дорогу смешил подружек. Все трое чувствовали себя легко и непринуждённо. Вася считался всеобщим любимцем пацанов и девчонок, и то что, непонятно почему, он вдруг пошёл их провожать, на взгляд окружающих и самих подруг, лишь прибавляло им чести. Паренёк был не из категории тех, кого стыдятся или стесняются. Когда подошли к Машиному дому, провожатый попрощался и направился в свою сторону. Кому из девочек было оказано внимание, осталось неизвестным. Маша подумала, что ему нравилась красивая, немногословная Люба. А Любе показалось - Вася симпатизировал Маше.

   На следующий день в классе мальчик ни к кому из них не подходил, а вечером опять после уроков пошёл вслед за ними. И, когда в третий раз всё повторилось один в один, Маша попросила одноклассника задержаться.

   - Вася, мы с Любой не поняли, кого из нас ты провожаешь. Если её, то не стесняйся, провожай до самого дома. Оставайтесь вдвоём, к чему вам третий лишний?
- Нет, я провожаю не её. Я люблю тебя и хочу с тобой дружить. Ты согласна? - выдал мальчик убеждённо, с несвойственной его натуре запальчивостью.

   Однокласснице показалось, что в темноте она разглядела как густо зарделось лицо паренька. Но в глаза он смотрел открыто и упрямо.

   Маша не просто растерялась. Она утратила дар речи, изначально не поверив услышанному. Через некоторое время попыталась уточнить, вдруг да и ослышалась случайно?

   - Ты уверен, что эти слова предназначены мне? Вокруг столько красивых, необыкновенных девочек! А про меня даже мама говорит, что я оторвило. И встречаться нам, наверное, рано.
- Ты и есть самая необыкновенная! И мы с тобой будем не встречаться, а дружить. Так согласна?
- Пока не знаю. Всё слишком неожиданно.
- Подумай до завтра. И знай, я тебя люблю давно и по-настоящему!

   Маша вошла в дом, переполненная новым, необычным, никогда не испытанным ранее чувством. Ей будто стало жарко. Температура не поднялась, но лицо горело, а в груди, взволнованной птицей, трепетно и неровно колотилось сердце, словно она  бешено гоняла на велосипеде или предельно выложилась в спортивном состязании.

   Допоздна не спалось, одна и та же сценка в разных интерпретациях воссоздавалась перед глазами. Умный и славный парнишка, её ровесник, в который раз пылко произносил слова любви, которых она не ждала, и которые от мальчика слышала впервые в жизни. И чем больше в разгорячённой памяти воспроизводилось недавнее событие, тем сильнее девочка приходила к убеждению - Вася именно такой человек, которому можно верить! Как доброму деду Васе или как её родному дяде и другу Василию.
- Похоже, вся мужская половина человечества с именем Василий по-настоящему благородная, - пришла к выводу Маша и, успокоенная этой мыслью, незаметно для себя уснула.

   Наутро она открыла глаза с ощущением праздника в душе. Если бы ей задали конкретный вопрос, а не любовь ли это, то едва ли получили бы утвердительный или отрицательный ответ. Школьница и сама не знала. Но ей было радостно и так хорошо, будто множество птиц слетелись к ней под окно и дружно, по-весеннему запели.

   Вскоре в калитку постучала Виолетта. Полкан почему-то, ещё при первом знакомстве, не признал её и всякий раз встречал недружественным, сипловатым лаем. Была она без учебников, уроки готовить вместе они не договаривались. Может, что-нибудь случилось, если одноклассница пришла рано поутру, едва Маша успела проводить в школу младшего братишку?

   - Подруга, а ты ничего не хочешь мне рассказать? - поинтересовалась будто между прочим, но с интонациями судейских полномочий в голосе Виолетта. - Все видят - после уроков Вася ходит вас с Любой провожать, а ты уж который день будто воды в рот набрала. Кому из вас он отдаёт предпочтение или это вселенская тайна?
- Не тайна. Но тебе-то что?
- Ах, вот как! Значит, я с тобой всем делюсь, рассказываю подробности о своих отношениях с мальчиками, а ты от меня что-то скрываешь и после этого можешь считаться моей подругой? - настойчиво припирала к стенке Виолетта свою недостойную настоящей дружбы соседку по парте. - Так кого же Вася провожает? Тебя, пожалуй! Люба тихоня, ему такая едва ли понравится. А вот на тебя он вполне мог глаз положить.

   Маша потерянно молчала. Неопытная в области чувств, она не хотела лгать и не умела защищаться. Только чистая радость в её сердце начала терять краски и блекнуть, как постепенно растворяющаяся в небе радуга.

   - А может он и в любви успел тебе объясниться? - продолжала делать догадки гораздо более сведущая в вопросах взаимоотношений девочек и мальчиков Виолетта.
- И что, если так? Если я ему действительно нравлюсь?
- Да как он посмел?! Я дружила со столькими мальчиками и никто никогда не говорил, что любит меня. А, может, ещё и дружбу тебе предлагал?
- Предлагал. Что в этом плохого?
- Я так и знала! И какой ты дала ответ?
- Пока никакого. Думаю.
- Не соглашайся! Ишь ты, в любви он объясняется! Не слишком ли рано? - безапелляционно возмутилась Виолетта.
- Может ты и права, время любви ещё не пришло, - почувствовав себя почти уличённой в дурном поступке, смалодушничала Маша.

  Девочка не знала, как себя вести и что ей делать. Прими она решение до визита подружки, определилась бы и её позиция. Но Виолетта застала одноклассницу  врасплох, когда она только-только начинала разбираться в своих чувствах. Возможно, та сделала это преднамеренно, пока Маша ещё не успела понять чего она хочет, с целью  сломить её волю. Но для чего? Зачем понадобилось, окружённой мальчишеским вниманием приятельнице, вторгаться в их с Васей зарождающиеся отношения? Ответа она не знала, но то что потерпела фиаско в поединке с умудрённой опытом подружкой, осознавала чётко. И то что это был поединок, тоже ни секунды не сомневалась.

   "Я предательница!" - билась в голове справедливая мысль. Вроде ничего плохого не сказала, но и не бросилась защищать по-настоящему себя и мальчика, который хотел стать ей другом. Но разве Виолетта ей не подруга и не должна ли она считаться с её чувствами? И выходит, что поневоле обязана отвечать взаимностью,  делиться с ней всем самым сокровенным?

   Какие чувства превалировали в данный момент у подружки, Маша доподлинно не знала, потому что менялись они как направление флюгера, от любого порыва ветра. Вчера Виолетта преданно любила Алёшу, позавчера глубоко страдала о Коле, а сегодня её крайне заинтересовал Вася. Досада и презрение к себе овладели девочкой. Она небрежно сделала уроки и отправилась в школу с подспудным ощущением собственной вины.

   Весь класс был на месте. Встретили её с любопытством и некоторым напряжением, будто ожидая новостей и какой-то неординарной развязки. Пока Маши не было, что-то произошло. Что именно, она могла только догадываться, но место за партой рядом с ней пустовало, а Виолетта сидела в другом ряду среди мальчиков, вместе с Васей. Он смотрел на Машу взволнованно и испытующе. Маша убрала в парту учебники, достала нужный к уроку и ещё тетрадь с ручкой, и сделала вид, будто ничего необычного не случилось.

   У неё, несмотря на не слишком долгую жизнь, уже была одна неудачная "любовная история". Тогда она училась во втором классе и сидела за одной партой с Верой Мурченко. С ними учился Кеша и он, уже тогда дружил с Надей и её старшей сестрой.

   Маше приснился сон, будто они с Иннокентием, торжественно держась за руки, спускались по ступенькам школьной лестницы, почему-то, в качестве жениха и невесты. Наверное потому что мальчик нравился ей. На ней было подвенечное платье и белая фата, а Кеша горделиво шествовал в чёрном парадном костюме. Второклассники при этом аплодировали им, совсем как зрители актёрам в Театре музыкальной комедии, где она недавно побывала на спектакле.

   По простоте душевной Маша поделилась увиденным сном с тогдашней подружкой и соседкой по парте Верой, а та по дороге домой пересказала его своим попутчикам, в числе которых были и Кеша со своей подружкой Надей.
На другой день весь класс потешался над ней, представляя в лицах жениха с невестой в самых обидных и оскорбительных для девочки выражениях.
   Особенно усердствовала полная, с нездоровым цветом одутловатого лица сестра Нади. Проходя мимо Маши, она шипела и всякий раз негромко, но старательно выговаривала в её адрес гадости.   

   Тогда девочка закрылась и сумела пережить свалившийся на неё позор. И цену своей мнимой подружки Веры для себя определила. Теперь история, похоже, повторялась. Несколько менялись герои и обстоятельства. Но со способностью одноклассников на оговор, интриги и изоляцию неугодных, она была знакома не понаслышке.

   Вася сидел у стены. Он тоже делал вид, что  ему весело и интересно. Но Маша часто ловила на себе его взгляд, равнодушно скользивший мимо Виолетты, а порой, будто рентгеном, насквозь, пронизывавший ближайшую соседку. Взгляд был тёплый, но слегка недоумевающий, с некоторой долей немой укоризны, искавший правду и надеявшийся на справедливость.

   Маша открыто смотрела ему в лицо, не отводя и не опуская глаз, сожалея о том, что вовремя не разобралась в своей подружке, да ещё о своей всегдашней невнимательности, не позволившей вовремя заметить чувства мальчика к себе. Но она видела также и, плотно окружавших  его товарищей, готовых словесно с ней сразиться, растоптать дикой ордой, дай она им хоть малейший повод. Их мальчишеского уважения  друг, безусловно, заслуживал. Но что страшного нужно было им, сидящим с отчуждёнными лицами, услышать от кого-то о ней, не сказавшей в его адрес ни одного дурного слова, и уж тем более слова оскорбительного, чтобы так наглядно, почти с вызовом приготовиться к заступничеству?

   И когда рослый, спортивный паренёк белозубо и светло улыбался, приглаживал  непослушный вихор или же о чём-то разговаривал с пацанами, девочка, как заклинание повторяла про себя одни и те же фразы: "Всё у тебя впереди и всё будет замечательно! Исполнится мечта стать офицером, полюбишь чудесную девушку, и непременно отыщется твоё счастье, которого ты ещё как заслуживаешь! У меня тоже всё впереди. Но мы с тобой будем врозь. Мы уже сейчас, с подачи моей любимой подруги, по разные стороны баррикады."

   Ни за какие блага в жизни Маше не хотелось бы узнать, что именно произошло в её отсутствие. Были ли то измышления Виолетты, поддержанные кем-то из одноклассников, на основе которых она решила "пожалеть" Васю и перебраться к нему за одну парту. Или же "припомнили" наивный сон второклассницы, чтобы поиздеваться на её счёт за глаза. А, может, обвинили в дурном характере и подлости по отношению к признавшемуся ей в любви однокласснику. Как бы то ни было, она просто не желала ничего знать. Пусть, поверившие навету, сами копошатся в своей грязи, пусть смеются над ней и мусолят подробности. Им до неё не дотянуться, а ей никогда не пасть до  уровня сплетен и пошлых, глупых разборок.

   Кто бы знал, как не хотелось ей идти на следующий день в школу! С трудом собрала волю в кулак и, скрепя сердце, вошла в класс с лицом не раскаявшейся  грешницы. Бросила книги на парту и собралась выйти погулять до звонка во двор, чтобы не ловить на себе взгляды нездорового любопытства. Сделать она это не успела. Подошла Вера, классная умница и отличница, и во всеуслышание попросилась пересесть к ней. Вот уж от кого ничего подобного не ожидали! Маша удивилась и согласно кивнула.

   Это был поступок. Одноклассники поняли - Вера отныне принимала её сторону, ни в чём не обвиняла, наоборот, - готова была дружить и поддерживать. И, возможно, осуждала легкомыслие и непостоянство Виолетты. Класс молча проглотил пилюлю. Авторитет холодноватой и справедливой Веры был непререкаемым.

   Так у Маши на много лет вперёд появилась новая подруга: очень серьёзная для своих лет, не слишком щедрая на эмоции, зато прямая, рассудительная и искренняя. Но и перед ней, многократно  подтверждавшей свою порядочность, Маша не раскрывалась полностью в вопросах чувств к противоположному полу и своих личных переживаний. Наученная горьким опытом, она попросту не любила откровенничать, предусмотрительно застёгивала душу на все пуговицы. И не только в жизни, позже и в своём литературном творчестве.