90 Посиделки в ленкаюте Сентябрь 1973
Книга-фотохроника: «Легендарный БПК-СКР «Свирепый» ДКБ ВМФ 1970-1974 гг.».
Глава.
90. Северная Атлантика. БПК «Свирепый». Посиделки в ленкаюте. Сентябрь.1973.
Фотоиллюстрация: Северная Атлантика. БПК «Свирепый». БС. Мой рисунок с реальной фотографии «посиделок у Суворова в ленкаюте». Фотография не моя и она была одна. Все персонажи на рисунке имеют портретное сходство с реальными моряками.
Этот рисунок – вариант иллюстрации к стенной газете, которую я выпускал во время БС. Все рисунки с неё: шаржи, иллюстрации, картинки, портреты, сюжетные композиции, а также фотографии о реальных событиях боевой службы – всё, даже тексты и подписи к фотографиям и рисункам, после одного-двух дней после вывешивания стенгазеты в столовой личного состава, отрывалось и уносилось в дембельские альбомы.
Сначала я страшно обижался на ребят, старпом – сердился (нечего было показать начальству в базе, когда вернёмся), а потом мы смирились. Командир корабля, капитан 3 ранга Евгений Петрович Назаров сказал: «Если отрывают от стенгазеты и уносят с собой рисунки, шаржи и фотографии, значит это успех!. Значит, взяло за душу, разум и сердце. Молодец! Продолжай и не обижайся – это признание!». Сентябрь. 1973 г.
В предыдущем:
В итоге, видя, как я работаю и чем занимаюсь, сердобольные друзья стали потихоньку от начальства приносить мне в «ленкаюту» котлетки и макароны в алюминиевых тарелках, а потом и бачки со «вторым» и компотом.
Я встречал ребят с ликованием, уплетал по две-три котлеты с хлебом и компотом, а сам рассказывал им о содержании только что «оприходованных» книг. Матросы-годки, молодые и салаги брали книги, рассматривали картинки, начинали читать, а я, насытившись, угощал их остатками обильной трапезы…
Так, естественным путём, образовались наши «тайные посиделки у Суворова в библиотеке».
Не все мои «гости» выдерживали боковую и особенно, килевую качку в носу корабля, где располагалась «Ленкаюта» и библиотека корабля…
Дело в том, что при килевой качке на ритмично двигающихся валах волн, корабль «кивает носом», то есть он, то взлетает над волной, обнажая даже бульбу на носу, то стремительно вонзается острым форштевнем в гребень волны, разрезает её, выбрасывая в стороны огромные потоки-всплески воды.
Эти взлёты ввысь и падения-погружения в воду вызывают попеременно то физические состояния невесомости, то перегрузки, как на гигантских качелях.
Когда нос корабля стремительно падает вниз с гребня волны во впадину между волнами, возникает невесомость. Становится легко, желудок и всё, что в нём находится, стремиться вылететь наружу…
Во время «невесомости», то есть падения вниз, все вещи и предметы теряют в весе, ноги не чувствуют сопротивления палубы и промахиваются мимо ступенек трапов. Даже тяжёлые вещи становятся на секунды гораздо легче и их можно переносить с места на место…
Когда нос корабля вонзается в основание следующего водяного вала, то, естественно, возникает сильное торможение, удар, перегрузка. Тело наливается свинцовой тяжестью, трудно дышать, вздохнуть и выдохнуть, спина сгибается, ноги становятся тяжёлыми, а вещи и предметы – неподъёмными.
Нос корабля глубоко уходит в толщу воды, если при этом в иллюминаторы не вставлены пластины «броняшек» с резиновыми уплотнителями, то за стеклом иллюминатора видна светло зелёная или стального цвета толща воды. В этот момент нос корабля превращается в подводную лодку…
С непривычки всё это видеть и ощущать очень страшно, дико страшно, до паники, до свинячьего визга…
За время службы на БПК «Свирепый» и за время моего постоянного пребывания в «ленкаюте», которая располагалась в носу корабля по правому борту (библиотека располагалась по левому борту), я уже полностью привык к этим периодическим состояниям-ощущениям невесомости и перегрузки, поэтому мне было даже приятно, что тело моё, то облегчается, то тяжелеет.
Однако такая «приятность» достигается длительной тренировкой, поэтому мои гости не могли долго находиться в такой обстановке, а тем более кушать…
Ещё хуже, когда к ярко выраженной килевой качке добавляется ещё и боковая качка. При этом корабль, как бы скользит, вворачивается в основание волны, падает ни строго вертикально вниз, а по дуге и получает удар волны не снизу вверх, а сбоку, как в боксе…
При этом очень трудно устоять на ногах, так как вектор (направление) толчка-удара приходится сбоку. Приходится сильно пружинить ноги, находить верное их положение, чтобы они, во-первых, были плотно прижаты подошвами к палубе или к ступеням трапа, а во вторых, находились в положении строго противоположном направлению толчка-удара.
Вот почему я перемещался по «ленкаюте» внешне очень смешно, то подпрыгивая вверх, то приседая, то заранее наклоняясь в одну сторону, то в другую. Со стороны такие движения моего тела напоминали какой-то дикий танец папуасов мумбу-юмбу, прыжки и странные ломаные телодвижения…
Однако иначе, прямо, обычно, как ходят все люди, в «ленкаюте» двигаться было невозможно. Тебя просто постоянно швыряло, пихало, толкало, то поднимая невесомостью на цыпочки, то угнетая в положение полусидя…
При этом надо было ещё что-то носить, держать в руках, делать, переносить и перекладывать вещи и предметы, писать, кушать, пить воду и т.д.
Теперь, когда ко мне кто-то приходил, я со смехом смотрел на их нелепые движения и только теперь понимал, каким же идиотом я им казался, бегая по «ленкаюте», то взлетая в воздух, как балерина, то становясь на корточки, как обезьяна…
Килевая и боковая качка одновременно была не ритмичной, а хаотичной, вот почему мне приносили не первое (суп, борщ, щи), а кашу, картофельное пюре, макароны по-флотски, жареную рыбу, парное мясо или котлеты, а вместо компота – бачок с компотной гущей, косточками от абрикосов и дольками сухофруктов.
Из-за этой качки у меня практически не было никаких стеклянных или фарфоровых вещей: стаканов, банок, тарелок, только металлические: кружки, фляжки, алюминиевые миски.
Когда приходят «гости», принято их чем-нибудь угощать. Для этого я имел запасы вкусностей, присланные моими родителями в посылках: печенье, галеты, плитки шоколада, конфеты-ириски и конфеты-леденцы, а самое главное – сушки.
Сушки – это либо высушенные дольки яблок, либо сухие, прожаренные в подсолнечном масле с солью, маленькие кусочки чёрного хлеба. И то, и другое очень вкусное, потому что пахнут домом, садом, маминой кухней…
Кроме сушек и печенья в посылках были банки с вареньем – клубничным, вишнёвым и малиновым. Это НЗ, на самый крайний случай, на болезнь, на тоску, на безвыходное положение…
Конфеты-леденцы и конфеты-ириски как раз годились для того, чтобы компенсировать вредное воздействие качки на рецепторы человеческого организма, смягчить неприятные ощущения и помочь выработать привыкание и адаптацию организма к качке.
После нескольких визитом моих друзей ко мне в «ленкаюту» на «посиделки», мои запасы конфет и сушек резко убавились, но я не роптал, потому что мне было очень приятно, что я не одинок в этой части корабля…
Мои «гости» часто приходили ко мне, но всех я просил предварительно звонить мне, чтобы я мог подготовиться и встретить их достойно. Кроме этого, вход в «ленкаюту», так же как во все иные кладовые и боевые посты в носу корабля, был разрешён только строго определённому кругу ответственных лиц, так как, например, в отсеке тамбура напротив двери в «ленкаюту» находилась арматура и пусковые устройства носового пожарного насоса, который не только обеспечивал давление воды в системе автоматического тушения пожара, но и обеспечивал смыв с конструкций на падубе корабля радиоактивных осадков и химических реактивов…
В итоге ко мне на «посиделки в ленкаюту» в бурную штормовую погоду могли приходить только самые крепкие и привычные к качке матросы, мичманы и офицеры. Остальные приходили только во время штиля или якорных стоянок. Только один человек на корабле практически никак не реагировал на килевую и боковую качку и мог некоторое время быть в «ленкаюте» - это был старшина команды ОСНАЗ, мой земляк – Миша Сысоев.
Это он первым принёс мне свои стихи и попросил у меня высказать своё мнение о его стихах…
Так случилось, что в этот момент у меня был мой друг-годок Славка Евдокимов, который пришёл ко мне для того, чтобы в очередной раз рассказать о своей Тане-Настеньке, посетовать на свою судьбу и на то, что ему, годку, никак не удаётся совершить какой-нибудь подвиг, чтобы заработать себе главную награду всех моряков-срочников – 10-ти суточный отпуск с выездом на родину…
Миша Сысоев сначала очень стеснялся, отказывался от конфет, но с удовольствием, как семечки, хрупал яблочными сушками. Сначала я молча прочитал про себя его стихи в тетрадке, но потом попросил у него разрешения прочитать их вслух.
Миша кивком головы дал согласие и они со Славкой Евдокимовым внимательно и сразу, как-то отрешённо, слушали, как я читаю стихи. По себе знаю, как иначе воспринимаются твои стихи, когда их кто-то читает с чувством, с толком, с расстановкой…
Стихи, конечно, были о девушке и о любви. Известно, - если собираются трое мужчин пооткровенничать, то разговор обязательно будет о женщинах…
Вот эти стихи…
Михаил Сысоев.
Я тебе доверяю…
Мне в письмах пишут, что я «третий лишний»,
Но почему? Откуда эта блажь?
Ведь ты же мне сама сказала истину,
Что ты – моя и мир весь наш.
Но кто-то пишет письма с псевдонимами,
Доброжелательно советуя: «Уйди!».
Куда? Когда по счастью нашему
Пересеклись мои с тобой пути.
Я им не верю! Этим письмам подленьким,
Что пишутся от третьего лица.
Не верю! Слышишь? Потому что верю искренне,
Тебе я верю, - раз и навсегда.
Славке Евдокимову очень понравились стихи, а Мишке Сысоеву то, как я их прочитал.
Мне понравилось то, что мы сейчас втроём сидим в тёплой и светлой «ленкаюте», уютно расположились среди пачек ещё неразобранных книг, жуём сушки и конфеты и счастливы оттого, что можем вот так откровенно, не стесняясь говорить, делиться своим сокровенным и получать удовольствие от дружеского общения.
Славка Евдокимов даже забыл, что может сам, без посредников, напрямую обратиться к старшине команды ОСНАЗ с просьбой позвонить по спутниковому телефону в Ленинград, своей Танечке-Настеньке (Настенька – это для ребят, а Таня – это её настоящее имя).
Мне тоже было что рассказать и чем поделиться с моими друзьями…
Свидетельство о публикации №216042300051