110 Страшная жуть бессонницы 25 09 1973

Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)

Книга-фотохроника: «Легендарный БПК-СКР «Свирепый» ДКБ ВМФ 1970-1974 гг.».

Глава.

110. Восточная Атлантика. БПК «Свирепый». БС. Страшная жуть бессонницы. 25.09.1973.
 

Фотоиллюстрация: Восточная Атлантика. БПК «Свирепый». БС. Ночная вахта. ГКП. Командир отделения радиотелеграфистов Алексей Алексеевич Мусатенко, дата призыва 01.11.1971 г. Работа по приёму радиосообщений «на ключе».

 
В предыдущем:

Остров рока, Роколл, - эта одинокая скала в Атлантическом океане и грозная ракета, взлетевшая из толщи океана, стали для нас промежуточным финишем, поворотным знаком и выстрелом «стартового пистолета» в нашей океанской регате-путешествии первой боевой службы БПК «Свирепый». 



Первые трое суток после моего падения с крыши ГКП под леера торпедного аппарата правого борта я совершенно не мог спать. Как только я закрывал глаза и клал голову на подушку, ко мне приходили все самые жуткие ощущения, пережитые в тот момент…

Вот я делаю шаг назад от сигнального прожектора и лихорадочно захлопываю руки на груди, защищая мой фотоаппарат…

Вот в меня вонзается рой острых, как град, капель сплошного водного потока и сбивает меня с ног…

Вот я скольжу на спине по покатой крыше ГКП и падаю, лечу куда-то в кромешную кипящую тьму полупрозрачного океана…

Вот я больно ударяюсь спиной о барашки грузового люка на палубе шкафута…

Вот я несусь с потоком воды под трубы торпедного аппарата, и вода захлёстывает меня как бурный горный поток…

Вот я задерживаюсь скрещёнными локтями за стальные тросики лееров ограждения, и горб из кофра и бушлата давит мне на горло…

Вот я вижу свои мельтешащие ноги на фоне стремительно несущейся воды и волн океана, которые кренятся ко мне, встают передо мной сплошной стеной и опрокидываются на меня…

Вот кто-то с силой перегибает меня в спине в «обратную сторону», ломая мне хребет, и тянет-тянет меня за ноги в жуткую зелёно-серую глубину, покрытую пеной, как соплями…


На этом месте я, как правило, с воем просыпался, таращил глаза во все стороны и пытался успокоить тот дикий ужас, который делал мою шею в загривке не просто мокрой, а мокрой потоком…


Трое суток на разные лады снился мне этот сон, это видение, это моё наказание за грехи мои тяжкие…

Я пытался спать с включённым светом. Я пытался спать вместе с ребятами в кубрике. Я пытался спать днём, во время работы или вахты. Я пытался заесть или запить мой ночной ужас сухарями или сушёной воблой. Я просил ребят поговорить и побыть со мной перед сном и посторожить меня, хотя бы полчасика…

Ничего не помогало…

Славка Евдокимов, мой друг-годок, требовал, чтобы я обо всём доложил нашему медику, капитану медицинской службы Кукурузе Леониду Никитичу.

Мишка Сысоев, как мог, пытался меня расшевелить и даже один раз сидел со мной ночью.

Борис Николаевич Красильников, санитар-фельдшер, дата призыва 10.05.1971 г., «втихаря» предлагал мне выпить «успокаивающего»…

Все мои друзья знали о моём состоянии и сочувствовали мне. Многие на «посиделках» в «ленкаюте» вспоминали свои случаи сильнейшей усталости и депрессии, изнеможения и дикого страха. Борька Красильников говорил, что «эта прострация является естественной защитой организма» и что «она скоро пройдёт, надо только не сдаваться и потерпеть».

Многие расспрашивали меня и просили описать свои «видения»…

Днём я ещё мог как-то более-менее спокойно и даже с юмором описывать мои «приключения», а ночью они приходили ко мне, как жуть, как дикий немыслимый страх, паника. В эти мгновения я никак не мог найти себе спасения и раз за разом всё дрыгал и дрыгал голыми ногами в ботинках там, за бортом корабля вблизи от хищных зелёных и косматых волн…


Я еле-еле дожидался начала утра и подъёма. Мне хотелось быть, жить, работать, что-то делать, с кем-то общаться, заниматься своим делом: стоять на руле, фотографировать, рисовать, писать, говорить…

Только я почему-то в эти три дня очень уставал и слабел до полного бессилия и безучастия. Я слушал команды на руль, репетовал их, перекладывал руль в нужную сторону, следил за курсом и показаниями компаса, но делал это теперь не так, как всегда – чётко, уверенно, спокойно и мужественно.

Теперь я отвечал вяло, глухо, с задержкой по времени. Незаметно меня освободили от несения вахты на руле, а я этого даже не заметил…


Вечером 25 сентября 1973 года ко мне в «ленкаюту» пришли два флагманских офицера-медика и расспрашивали меня о моём состоянии. Я не признался им, что был на крыше ходового мостика и фотографировал бушующий океан, а тем более, не рассказал им о том, что я упал с крыши, и меня чуть не снесло в океан…

Наоборот, я почти бодро и с юмором описывал своё «угнетённое состояние», объясняя его тем, что «очень соскучился по женщине»…


Дело в том, что, во-первых, это была правда, во-вторых, о женщинах скучали практически все моряки на корабле, а в третьих, я стал свидетелем одного случая, который произошёл вчера ночью…

Вечером 24 сентября 1973 года я опять попытался заснуть, но мне опять приснился мой жуткий сон и я опять вынужден был коротать ночь, «пяля» глаза в текст книги, которую я даже не видел…

Потом я опять, как делал все эти трое суток после «выпадения за борт», пошёл гулять по ночному кораблю.

Обычно я заходил в носовые кубрики к матросам и будил сонных вахтенных, потом шёл на камбуз и коки, по условному стуку открывая мне дверь, одаривали меня кусочком чёрного хлеба и котлеткой.

Потом я доходил почти до юта и поворачивал обратно, поднимался на ГКП, потом в штурманскую рубку, здоровался с вахтенными матросами, мичманами и офицерами, со вторым штурманом, лейтенантом Бочковским Валерием Геннадьевичем, с рулевым Немирским Петром Александровичем, моим годком, дата призыва 05.11.1971 г. и вахтенным офицером.

Потом я проведывал сигнальщиков, которые ходили дозором по открытому сигнальному мостику по левому и правому бортам и опять шёл к себе, стараясь как можно дольше задержаться в коридорах, чтобы не идти в эту опостылевшую жутким одиночеством «ленкаюту».

Но вчера был случай, который меня, мягко говоря, «взбодрил». Его-то и я рассказал «в лицах» флагманским специалистам-медикам. Дело было так…


Я шёл по коридору личного состава левого борта внутрь корабля. По стенам коридора и в нишах проходили пучки кабелей, трубопроводы, висели различные устройства с взрывозащищёнными крышками, светильники, арматура, в том числе и датчики противопожарной системы азотного тушения огня.

Эти датчики были закрыты полукруглыми колпаками-крышками, которые очень напоминали выпуклые женские груди (особенно, ели они находились рядом и парами).

Я сонно, спотыкаясь, шёл по коридору и вдруг заметил какого-то матроса в робе, который стоял с закрытыми глазами у пары этих датчиков и гладил их руками…

Я не буду называть фамилию и имя этого матроса, потому что это неважно. Другие парни тоже были «неравнодушны» к этим полушариям противопожарных датчиков и мы часто шутили по поводу их форма и вида…


Матрос несколько раз погладил эти датчики-груди и всё так же, не открывая глаз, развернулся и побрёл куда-то по коридору.


Я тогда мгновенно «проснулся», взбодрился и, честно сказать, тоже возбудился…

Я тоже подошёл к этим датчикам, тоже закрыл глаза и тоже наложил на них руки…

Датчики были тёплыми (видимо, от рук предыдущего матроса), гладкими (отполированными) и поэтому мне показалось. Что они были как «живые», то есть мягкие, упругие, с пупырышками…

Что было потом представить нетрудно…, но мне это очень помогло справиться с моими страхами… Ну, очень помогло!


Этот рассказ произвёл на офицеров-медиков магическое воздействие. Они потребовали, чтобы я показал им эти датчики-груди…

Я показал. Они долго молча смотрели на эти два полушария, потом оба по очереди потрогали пальцем их поверхность, убедились, что я говорю правду, подозрительно посмотрели на меня, но я их «убедил», что не являюсь «тем самым матросом».

Озадаченные новой темой для своих исследований, эти двое странных флагманских специалистов удалились, и я снова остался один на один со своими страхами.


- Правильно! – сказал во мне мой друг дед «Календарь». – Пусть ковыряются в себе, но не в тебе. С собой мы с тобой справимся сами.

- Бедный Саша, - сказала во мне моя Фея красоты и страсти. – Как же мне вас жалко! Как же вы можете так долго находиться без женщин, без женской ласки, заботы и любви? Так и с ума можно сойти…

Я подождал, что мне скажут другие мои «внутренние голоса», но они молчали. Тогда я позволил себе кое-что вспомнить…