116 Ханна, которую знает весь завод 11-12 08 1972

Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)

Книга-фотохроника: «Легендарный БПК-СКР «Свирепый» ДКБ ВМФ 1970-1974 гг.».

Глава.

116. Калининград. ПСЗ «Янтарь». Ханна, которую знает весь завод. 11-12 августа 1972 г.
 

Фотоиллюстрация из открытой сети Интернет. Мисс Май. ПСЗ «Янтарь» Калининград. 1973.

В предыдущем:

По выражению лиц ребят я видел, что им тоже интересно узнать историю о знаменитой на весь Прибалтийский судостроительный завод девушке-женщине, ради которой моряки многих кораблей в несколько слоёв разноцветной краски большущими буквами написали по всей длине заводского достроечного пирса, у которого стояли новостроящиеся корабли, фразу: «Да здравствует Ханна, которую знает весь завод»…

- По дороге в такси расскажу, - сказал я и решительно добавил, - едем…

На стоянке такси мы дружно сели в красивую бежевого цвета «Волгу» ГАЗ-21, причём ребята посадили меня в серединку, чтобы лучше слышать, а Толя Алексеев, по праву «старослужащего годка», сел на сиденье рядом с водителем.

Как только мы тронулись с места, я по требованию ребят стал рассказывать…

Всё лето и начало осени (августа) 1972 года мы провели в заводе «Янтарь». Наш корабль стоял у заводской стенки. Проводились достроечные, монтажные и пуско-наладочные работы. Некоторое оборудование, особенно радиотехническое, меняли. Вновь и вновь красили корабль, борта и надстройки.

Однако главной целью нашего пребывания в заводе – это была добыча всего того, что плохо лежит и может пригодиться на корабле во время боевой службы.

Организованно, целенаправленно и расторопно все моряки всех боевых частей и всех новостроящихся и ремонтируемых кораблей «тащили» с завода всё. Буквально всё.

Наши мотористы и электрики даже ухитрились притащить незаметно на корабль тяжеленые электрогенераторы и электродвигатели.

Их хозяева после долгой и яростной ругани, перепалки с дежурным по кораблю и старпомом, все-таки сумели доказать, что эти электродвигатели у нас на корабле.

Электродвигатели отдали «хозяевам», но несколько человек рабочих не могли их стащить на берег и унести назад в цеха. Мы им не помогали.

Пришлось рабочим завода искать и подгонять к борту корабля автокран.

Уходили они без особой злобы, но с изумлением. Им никак не удавалось понять, как матросам удалось вручную принести и втащить на корабль эти неподъёмные электродвигатели...

Продолжал свои «варяжские набеги» и я «со товарищи»…

Мне очень нужно было, как можно быстрее, сделать заготовки для электрогитар. Мы задумали создать на корабле свой вокально-инструментальный ансамбль. Поэтому я во главе с будущими солистами и музыкантами рыскал по заводу в поисках сухого дерева для грифов и толстой фанеры для корпусов гитар.

Ещё нам было нужно цветное оргстекло, винтики, шурупчики, гаечки, провода, разъёмы и многое-многое другое.

Пробраться в деревообрабатывающий цех завода можно было только в момент обеденного перерыва. Естественно, нас туда не пускали и гоняли беспощадно. Однако я был комсоргом корабля и действовал не так, как остальные. Мы пришли организованно, строем…

Я солидно спросил у рабочего-столяра, где находится начальство, и постучался в дверь выгородки начальника цеха, представился, объяснил ему цель нашего прихода, рассказал о нашем корабле, о нашей службе, о мечте ребят создать корабельный вокально-инструментальный ансамбль.

Начальник цеха внимательно слушал, потом вышел со мной в цех. Увидев перед входом в цех одиноко стоящее отделение матросов в строю, он спросил: «Это что? Они так и стояли, пока мы разговаривали?».

- Так точно! – ответил я. – Без моего приказа они никуда не двинутся.

Такое послушание моряков поразило его больше, чем мои рассказы. Начальник цеха подозвал мастера и сказал ему, чтобы нам помогли найти и сделать всё, что нам надо.

После такого представления и приёма мы, на зависть соседним экипажам кораблей, беспрепятственно ходили по всем участкам огромного деревообрабатывающего цеха ПСЗ «Янтарь». Правда, мне приходилось строго следить, чтобы моряки не слишком вольничали в цехе…

Здесь я впервые увидел Ханну.

О ней мне «все уши прожужжал» мой друг и мой годок сигнальщик Маховик Валерий Петрович, дата призыва 06.11.1971 г. Он всего на 8 дней раньше меня был призван на флот, поэтому считал себя и вёл себя, как «старший»…

Валерка Маховик первым увидел Ханну и рассказывал об этой девушке удивительные вещи. Он восхищался ею. Восторгался. Мучительно и сладостно описывал её прелести. При этом так мучился желанием, что стонал и шутливо кричал, что не выдержит и «отбарабанит» в дырку от сучка заготовку для электрогитары.

На следующий день после таких страстных рассказов я впервые сам увидел Ханну.

Она оказалась маленькой, очень маленькой и юной с виду девушкой с огромной для её роста грудью.

Её голосок был тоненьким и нежным, как писк ребёнка.

Её стиль поведения был нежно-капризным. При этом её желания были для всех законом.

Она знала всех. Все знали её.

Она верховодила женщинами, бабами и «бабищами» деревообрабатывающего цеха. Все мастера и рабочие слушались её с полуслова. Для неё не существовало никаких препятствий.

Она была прекрасна в своей нежной женской слабости и это была её главная сила…

Она ходила на работе в тесных голубых джинсах и свитере грубой домашней вязки. Её лицо и шикарные длинные вьющиеся волосы точно совпадали с обликом куклы Барби.

На лице Ханны главными объектами были её глаза: одновременно наивные, внимательные, чуткие, сопереживающие, постоянно удивлённые и капризно-властные.

Ханна удивительно была похожа обликом и манерами поведения на мою первую школьную любовь – Валю Архипову…
 
В момент знакомства я работал на ленточной пиле и осторожно прорезал в толстой многослойной фанере кривую линию гитарного изгиба.

Вдруг кто-то тоненьким голосом с нерусским акцентом строго спросил: «Кто разрешил вам работать на станке?».

Я обернулся и сразу не увидел Ханну…

Она была такой маленькой, что была подо мной!
 
Ханна стояла, опираясь на широкую фанерную лопату, которой собирала стружку вокруг станков.

Я строго отчитал её за то, что она «пугает работающего на станке, нарушая тем самым технику безопасности».

От такой моей наглости Ханна сначала оторопела, а потом стала гнать меня и всех наших моряков вон из цеха.

Мои друзья уже попятились под её наивно-яростным натиском, но я приказал им остаться и доделать грифы гитар. Затем я спросил Ханну: «Кто может разрешить нам работать на станке? Вы можете?».

Ханна в азарте гнева ответила: «Могу!».

- Ну, так в чём же дело? Разреши, - сказал я миролюбиво и переходя на «ты».

Ханна, гордо вскинув голову и прикрыв глаза, величаво произнесла: «Разрешаю».

Я встал перед ней на одно колено и галантно, но очень серьёзно, с чувством и с невольным трепетом, поцеловал ей руку. Она опешила и осталась стоять с протянутой рукой. Так мы познакомились…


Вторые сутки мы плодотворно работали в деревообрабатывающем цехе. «Ленкаюта» БПК «Свирепый» была забита рейками, брусками, досками, фанерой, плитами ДСП. Уже были разные краски, 88-й клей, столярный и казеиновый клей, гвозди и шурупы разных размеров.

Для корабля мы набрали всего достаточно. А для себя? Ведь матросы тоже делали для себя сувениры для подарков родным, близким и любимым…

После знаменитых майских стрельб на полигоне морской пехоты, когда мы попали на побережье Балтийского моря и набрали множество «дикого янтаря», у многих из нас было желание сделать из этого янтаря браслеты, серьги, заколки для волос.

Однако вывозить «дикий янтарь» из Калининграда было строго запрещено. Можно было только поделки из янтаря.

Я, например, задумал сделать на листе толстого оргстекла, символизирующего гладь моря, остров из кусков янтаря с гротом, внутри которого должна была сидеть «датская русалочка», вырезанная из мутно белого янтаря.

Все это должно было подсвечиваться лампочкой от батарейки. Получился бы замечательный ночной светильник. Кроме этого, сколько бы я привёз домой в этом янтарном гроте дикого, необработанного янтаря!?

Я не искал специально встречи с Ханной, хотя она мне с самого первого раза очень понравилась, я почувствовал к ней жгучее влечение…


То, что я не искал её, «не замечал» и не расспрашивал о ней других женщин, видимо, сильно задело Ханну…

Через несколько дней мы «случайно встретились»…

Ханна и её женщины-подруги сидели на штабелях досок и обедали бутербродами с кефиром. Возле них вертелись моряки с разных кораблей, заигрывали с ними, пытались обратить на себя их внимание…

Они буквально обхаживал Ханну, как кобели обхаживают сучку!..

Мне это не понравилось. Я сделал себе выражение «сурового лица»… Ханна отбивалась от «кобелей» с досадой и кокетством.

Чтобы разрядить ситуацию я стал читать Ханне и её подругам – товаркам по работе – стихи о море, о морской службе, о любви. За это меня и моего друга Валерку Маховика угостили булкой и кефиром. Потом пустили к себе на доски.

Валерка Маховик рассказал женщинам несколько смешных анекдотов, которые также принесли нам по кусочку булки и по стакану кефира…

Я старался не смотреть на Ханну, а она, почему-то, сидела рядом со мной серьёзная, напряжённая и молчаливая, как никогда…

По субботам достроечные цеха работали до обеда. За это время нам надо было успеть сделать массу дел! Мы бегали по заводу в поисках нужных материалов.

Теперь завод со всеми его закоулками стал для нас таким же знакомым, как наш собственный корабль. Пусть не во всех подробностях, но в большей его части.

Мы познакомились и подружились со многими его работниками и руководителями. Везде был разный приём, но после того, как я официально представлялся комсоргом корабля, всегда находил понимание и поддержку.

Знакомство с Ханной меня потрясло. Прелесть девушка! Я всё искал в памяти ей сравнение и не нашёл. Она, как птичка – синичка. Весёлая, жизнерадостная, бойкая…

Ханна была очень трудолюбивая, наивно мудрая, открытая, честная и очень добрая…

Третий день подряд, после дружного сидения на досках, мы с ней встречались и третий день я радовался тому, что есть такие люди на свете...

Я даже немножко завидовал её мужу.

Ханна оказалась замужем, у неё есть ребёнок – маленькая дочка. Она её очень любит, хотя сама, как ребёнок или как котёнок ластилась ко мне...

Может, я ей приглянулся? Может просто играет мной, как котёнок с фантиком...

Она то оказывала мне своё «царственное внимание», то окатывала «холодом равнодушия», то молча усиленно пихала мне в рот свои домашние котлеты, то вдруг резко и колко шутила…

Мне эта игра, как и ей самой, очень нравилась.

Я оттачивал в общении с Ханной своё остроумие и шутки. Она получала массу удовольствия от общения со мной, потому что обожала хорошие и необычные стихи о любви, о детях, о море...

При этом я никогда не переходил грань неприличия и не уподоблялся другим морякам и рабочим завода, которые часто приставали к Ханне с пошлыми и грубыми намёками и предложениями «переспать с ними»…

В таких случаях Ханна становилась пунцово красной, злобной и воинственной. Она могла «отшить» любого и каждого, не стесняясь в выражениях богатого русского народного языка.

Однажды попал под её «горячую руку» и Валерка Маховик, которого такой отпор Ханны ещё больше раззадорил в желании познакомиться с Ханной «поближе»...

Чтобы скрасить досаду от поведения моего друга, я подарил Ханне две свои гравюры. Не за что-то и не в в качестве оплаты ей за её помощь, а просто так – на память.

Ханна очень помогла нам изготовить фанерные заготовки для электрогитар. Упросила мастеров цеха сделать нам отличные грифы. Достала нам цветную пластмассу и оргстекло. Правда, как оказалось, за это она поплатилась своей премией…

Зато в итоге в «ленкаюте» БПК «Свирепый» оказались залежи различных материалов для изготовления стендов, планшетов и другой наглядной агитации. Рейки, бруски, доски, фанера, шурупы, гвозди – все это было заготовлено в огромном количестве.

В пятницу 11 августа 1972 года в предпоследний день до подъёма на БПК «Свирепый» флага ВМФ и перехода в ВМБ Балтийск случилось то, что должно было случиться…

В этот день было жарко и солнечно: утром 16,4°С, днём в среднем + 20,7°С, а к концу рабочего дня воздух прогрелся до 25,7°С.


Весь день Ханна была какая-то не такая, как прежде: тихая, задумчивая, спокойно-грустная.

Она выполняла свою работу, собирала широкой лёгкой фанерной лопатой стружку из-под деревообрабатывающих станков, с помощью женщин-товаров и услужливых ребят-матросов грузила опилки и стружку в мешки, рассеянно руководила своими помощниками и помощницами, и не подходила ко мне…

Впервые она не отпросилась у начальника цеха пораньше уйти с работы, а наоборот, задержалась и нетерпеливо отвадила от себя своих подруг и ухажёров.


Я тоже собрался уходить и только ждал, когда Валерка Маховик обработает на большом шлифовальном круге свои детали.

Незаметно сзади ко мне подошла Ханна, взяла меня за рукав робы и молча потянула за собой. Я пошёл…

Ханна долго и путано влекла меня между штабелями досок, брёвен и бруса разного калибра и вывела к кибитке-вагончику рабочих-стропальщиков. В домике никого не было…


Совершенно не сговариваясь, не теряя ни секунды времени, мы одновременно, как будто оба только этого и ждали, незаметно, не отрываясь в поцелуе друг от друга, расстались с одеждой и очутились на пахучем и скрипучем твёрдом ложе…

Это была сумасшедшая чувственная любовь с Ханной! Сумасшедшая!

Впервые в жизни меня полностью, до изнеможения, до предела, до истоков излюбили!

Ханна это делала легко, как будто играла, порхала, парила, летала…

Она любила меня виртуозно, мастерски, великолепно, изысканно, спортивно, очень легко и нежно, играючи.

Она знала и умела делать все! Она наслаждалась чувственной любовью и при этом была лёгкой, как птичка!

 
Это было в «шхере» стропальщиков. Здесь обитали рабочие тяжёлой профессии и соответствующие рабочие запахи рабочей обуви и рабочей одежды наполняли вагончик специфическим «ароматом». Теперь к этому терпкому запаху добавились мужские и женские запахи любви…

Мой друг Валерка Маховик, от которого мы с Ханной убежали и спрятались в этой шхере, рыскал вокруг по штабелям досок и брёвен, как волк. Он чуял нас, но не мог найти…

Изредка он натужно, стараясь особо не шуметь, звал меня: «Суворов! Саша! Ну, отзовись!», - и вполголоса добавлял: «Гад!»…

Я действительно был «гад»...

Ведь это Валерка первым увидел Ханну и безнадёжно «запал» на неё. Он её «обхаживал» всё то время, которое мы проводили в заводе, но она выбрала меня.

Я не стал с ней спорить, а теперь Ханна занималась со мной «любовью» вдохновенно, ликующе, мощно. Никогда ещё в жизни я не видел и не испытал такой красивой и страстной чувственной любви...


Ханна – эта фея красоты и страсти Прибалтийского судостроительного завода «Янтарь» - стала мне подарком Судьбы за все мои страдания, за мою неутолённую жажду любви, страсти и красоты, за терпение и выдержку, за то, что я не поддался всеобщей вакханалии быстрого и продажного секса по углам, которым занимались многие моряки на заводе…

Я не подвёл ни свою фею-судьбу, ни Ханну…

Я фонтанировал! Я так подыгрывал Ханне в её страстном сексуальном танце, что она не раз «взрывалась» приглушёнными криками в экстазе.

При этом она то плакала навзрыд, то сотрясалась в немых судорогах, то весело танцевала и прыгала-скакала с опасностью для жизни по тесной каморке стропальщиков.

Пыльные солнечные лучи сквозь металлические жалюзи весёлыми зайчиками порхали по её обнажённому быстрому и гибкому телу. Она ни секунды не была в покое.

Раз за разом она кидалась ко мне с поцелуями, ласками и объятиями. Она купалась во мне, как в бурлящем ручье! Закончилось все её уютным сопением у меня на плече и ужасом расставания…

Она уже тогда сказала мне, что я – «ангел»…


В субботу 12 августа 1972 года командующий Дважды Краснознамённым Балтийском Военно-Морским Флотом, адмирал Владимир Васильевич Михайлин, вручил нам Военно-Морской Флаг и командовал его подъёмом на БПК «Свирепый». Теперь мы могли выйти в море и должны были идти в порт прописки – в военную гавань военно-морской базы Балтийск.

В эту рабочую субботу провожать наш корабль вышли многие работники и работницы завода. Внимание всех привлекала Ханна...

В этот день было не так жарко, как вчера. Утром воздух прогрелся до 14,2°С, а днём - до +18°С. Накрапывал лёгкий дождик. Казалось, что погода тоже грустит и плачет…

Ханна рыдала так, будто прощалась с любимым, навсегда уходящим на войну.

Её подруги-товарки сопереживали ей и осуждали меня.

С разрешения командира корабля, по требованию, переданному женщинами через дежурного по низам, я сошёл на заводскую стенку, чтобы утешить и попрощаться с Ханной и знакомыми работниками завода.

Ханна вцепилась в меня руками и ногами и не хотела отпускать. Она плакала, как маленький ребёнок - безутешно, обречённо, беспрерывно, навзрыд.

По её лицу струился водопад слез. Я утешал её, как мог.

Было очень неудобно. Весь экипаж уже на борту. Осталось поднять трап и отдать концы, а я все ещё стою на пирсе и пытаюсь оторвать от себя цепкие пальцы маленькой рыдающей девушки-женщины.

Наконец, женщины помогли мне, и я спрыгнул с пирса на уже удаляющуюся корму корабля…


Когда корабль медленно отходил от причальной стенки, не только я один был ошеломлён увиденным.

Все, кто был на юте и на баке, с изумлением, а потом с восторгом смотрели на огромные буквы, нарисованные прямо на вертикальной стенке заводского причала. Кто-то вывел огромными буквами: «Да здравствует Ханна, которую знает весь завод!».

Мы насчитали пять слоёв разноцветной краски в этой надписи!

Только теперь от вахтенного офицера я узнал правду о Ханне!

Она оказалась самой знаменитой «девушкой» завода «Янтарь» (как говорили ребята – «секс-бомбой»).

Меня поздравляли. Мне завидовали. Меня звучно хлопали по спине. Мне сочувствовали. Только Валерка Маховик навсегда затаил досаду на то, что Ханна выбрала меня, а не его…


Один я знал, что Ханна в этот раз влюбилась по-настоящему.

В этот раз она отдавалась мне со всем своим опытом не для удовлетворения своей похоти, а по любви. Она дарила себя, как дарят самое дорогое и ценное.

Она дарила мне не секс, а сексуальную красоту чувственной любви, в которой она жила, купалась и нежилась, как в своём женском раю.

Может быть, она чувствовала мою чистоту, наивность и сексуальную невинность? Не знаю.

Валерка Маховик в этом отношении был гораздо опытнее и лучше меня и мог бы составить ей достойную компанию, но мне очень хотелось верить, что Ханна влюбилась в меня по-настоящему.

Иначе, зачем я живу на свете? Зачем живёт и любит она, Ханна?

Затем, чтобы любить и быть любимым!

Сердце моё разрывалось на части, а что-то ещё внутри меня, изнывало от радостной истомы, от испытанной и пережитой «плотской любви».

Было такое ощущение, будто внутри меня мурлыкал сытый кот. Мне тогда, да и сейчас, было очень стыдно, но очень приятно. Ну, очень…

- Всё, ребята, - сказал водитель такси, когда я закончил свой рассказ. – Приехали.