Святые дары Тамерлана

Нет прощенья греху Иуды
Joseph Ernest Renan

День памяти усопшим…
Неведомый голос, с самого восхода, звал в дорогу…  Я пошел туда, куда меня вел голос, по степи, пo гладкому полю.

Вдали убегали в узкую каемку земли и тяжелых, нависших над пустынной степью, свинцовых туч маленькие кустики, повядшей, уже пожелтевшей листвы.

Тучи серым саваном окутали землю, и стоя здесь, на этой седой, окутанной тяжелой дымкой, пустынно – солончаковой степи было странно думать, что солнце горячо и светло светит где-то далеко, далеко.

Тучи клубились и бежали, и на душе было тяжело, и хотелось видеть хоть один луч солнца, светлого солнца, могучего яркого творца прекрасных красок жизни, - источника всего живого.

Но свет погас.

И вверху снова грозно теснились тучи, и где-то вдали загремел гром. Страшно вспыхнуло и загоралось тысячами молний черное небо.

Вся даль пустыни освещалась всполохами тысячами молний.
Выросший, как бы из - под земли, гигантский утес ужасал, объятый клубящимся морем, кровавых отблесков.

Сквозь бурный вихрь, бесновавшийся в дикой пляске, сквозь клубы смрадного дыма, на меня, в зapeвe отблесков, блеснули миллионы чьих-то наглых злобно выпученных глаз.

Ужас объял мою душу и леденил кровь, когда на месте каменного утеса безобразно взгромоздилась груда человеческих черепов, улыбавшихся отвратительной мертвой улыбкой.

Голые кости, обжигаемые потоками огня, искривленные злобной усмешкой, свирепо уставили на меня плотоядно оскаленные зубы, покрасневшие, от текущей по ним свежей крови.

Злые глаза мертвецов по временам вспыхивали дикой радостью и загорались алчным торжеством хищного зверя, порой они потухали и бессмысленно - тупо глядели в мертвое пространство.

Острой сталью вонзался в сердце этот ужасный взгляд пустых глазниц этих мертвых черепов.

В этих отвратительно - циничных улыбках, в этих безжизненных глазах я прочел историю человеческой глупости, человеческих злодеяний и подлости.

Где-то послышалось шипение змеи, и позорный образ Иуды, с предательским блеском в лживых глазах, с коварно - льстивой улыбкой на змеином лице, выглянул подло – трусливо из-за кровавых черепов.

И вслед за ним несметные полчища предателей, изменников, фарисеев и низких льстецов, прячась друг за друга, с омерзительно подлыми улыбками на дьявольских лицах, черными тенями предстали пред моим взором.

Выпячивая напоказ, всю крacоту своей низости, во всей мерзости подлого рабства и духовного убожества мелких душонок.

Чей-то отвратительный череп, с выражением проклятия  в горевших мрачной злобой взорах, покрасневший от братской крови, страшно смотрел на меня из груды таких же обагренных кровью голов.

В этом безобразном черепе, залитом кровью, в этих ужасных глазах с печатью вечного осуждения, в этой хищной улыбке плотоядно скривившихся челюстей, предо мной чудовищным призраком восстал отверженный образ братоубийцы – Каина.

Провинциальный пахан, выбранный святой инквизицией, стал вершителем судеб, на северном берегу Аму-Дарьи. Получив оружие и индульгенцию на беспощадную борьбу с еретиками и язычниками, он поднял свой меч на братьев и соплеменников.

Вокруг него и десятка присланных отборнейших головорезов,  сгруппировались сотни других с кровожадным выражением в зверских лицах, с бессмысленной злобой в мрачных глазах.

Мифологизированный мелко-поместный тиран созданный религиозной пропагандой, приобретший дикую славу на потоках людской крови, палач своего народа, вырос из потоков крови зловещим призраком.

Мне чудилось, при виде этого призрака, предсмертное хрипенье замученных жертв, захлебывающихся в собственной крови, подавленные крики задыхающихся в дыму костров святой инквизиции.

Мне слышалось хрустенье костей в глиняных хижинах дехкан, пронзающий душу свист бичей, въедающихся в живое трепещущее мясо.

Я слышал проклятия умирающих, звонкое бряцание цепей, отчаянные вопли матерей в жен, раздирающий сердце детский плач и глухой, как отдаленный гул морского прибоя, ропот задавленного, замученного страдальца-народа.

Высоко в воздух взлетали блестящие острия сабель и горячая кровь живыми фонтанами била из тел казненных. Воздух наполнялся смрадом горелого мяса и свеже-льющейся крови.

При виде всех этих нечеловеческих страданий, воскресших в те минуты кровавой лентой, сердце мое мучительно сжималось, под грохот грома и сияния молний.

Мне казалось, что все светлое, честное, живое в мире безвозвратно погибло под бременем произвола, религиозного фанатизма и злой воли самих же людей – невежд.

Что бедное человеческое стадо никогда не выйдет на светлую дорогу правды, свободы и счастья из того заколдованного круга, в котором оно тысячи веков бессмысленно топчется, поедая своих братьев и не находя желанного выхода к загражденному дереву жизни.

Я пошел, как начавшийся проливной ливень, - торопливо, не разбирая дороги, к виднеющимся на горизонте огням большого города…

К свету, к людям…

P.S. Большое заблуждение фальсификаторов: ни одна армия в древности и в средние века не могла пересечь реку Аму-Дарью.

Самое узкое место реки - в Гиссарских горах 300 метров, в долине ширина реки  от 700 метров до 2 километров, быстрое течение, быстро-изменяемый фарватер был препятствием для судоходства. Весенний паводок увеличивал поток воды в 3 – 5 раз и продолжался с апреля месяца по сентябрь.