146 Что они тут делают? 30 09 1973
Книга-фотохроника: «Легендарный БПК-СКР «Свирепый» ДКБ ВМФ 1970-1974 гг.».
Глава.
146. Северная Атлантика. БПК «Свирепый». Что они тут делают? 30.09.1973 г.
Фотоиллюстрация из фотоальбома автора. Северная Атлантика. Предположительно: вспомогательное судно-килектор ВМС США проводит учения-тренировки по подъёму членов экипажа аварийной АПЛ либо устанавливает-снимает подводное стационарное устройство обнаружения подводных лодок и кораблей. 30.09.1973 г.
В предыдущем:
Мы ничего не делали с натовскими буями, чтобы всё сохранить в первозданной целостности. Поэтому эти буи, особенно «космический», ещё долго «моргали» лампочками, работали и, вероятно, посылали своим «хозяевам» какие-то сигналы. При этом К.Д. Васильев лично отключил их от гидрофонов и микрофонов.
Всё равно, всякий раз, проходя мимо этих буёв, я ждал, что они взорвутся…
Волей-неволей я решил разузнать всё, что только возможно об этих странных радиогидроакустических натовских буях. Единственный человек на корабле, который мог профессионально и детально рассказать мне и всему экипажу об этих буях, был начальник радиотехнической службы БПК Свирепый», капитан-лейтенант Константин Дмитриевич Васильев.
В экипаже не было более спокойного, уверенного, выдержанного и вежливого человека, чем Константин Дмитриевич. Недаром коммунисты нашего корабля избрали его парторгом. Когда какие-либо семейно-производственные конфликты у офицеров или у мичманов запутывались окончательно, Константин Дмитриевич всегда находил всему объяснение, разъяснение, толкование и подсказывал верное решение.
Он не любил приказывать, настаивать на приказе, требовать исполнения приказа, но его приказания, вернее, указания, всегда исполнялись точно в срок, в точности и в полном объёме.
Я не помню ни одного случая, чтобы Константин Дмитриевич Васильев когда-либо повысил на кого-либо свой голос, ругнулся или высказался хотя бы грубыми «морскими» словами…
Он был знатоком в своей профессии и в своём деле. Он умело руководил радиотехнической службой корабля и очень ценил творческое, не стандартное, но точное и строгое профессиональное поведение в любом вопросе службы и жизни.
Константин Дмитриевич Васильев был «непоказным авторитетом», образцом человеческого поведения на военно-морской службе, его просто по-человечески уважали и признавали все, от самых молодых матросов до командира корабля и «убелённых сединами» флагманских специалистов.
Честно признаться, я робко относился к начальнику РТС, так как он был очень сдержан в общении, поведении и в разговоре, а мне (и не только мне), казалось, что он несколько «чурается», самоустраняется от дружеского или товарищеского общения. На самом деле это было не так, - просто скромный и сдержанный по природе, Константин Дмитриевич сам стеснялся навязываться на дружбу и «короткое» общение…
Поэтому моя просьба рассказать мне и экипажу об этих натовских радиогидроакустических буях, которые мы ловили голыми руками и доставали из моря, вызвала у него живой интерес и заинтересованность.
В воскресенье 30 сентября 1973 года Константин Дмитриевич Васильев в столовой личного состава рассказал и показал на «живом» натовском образце всем свободным от вахты матросам, мичманам и офицерам, что такое радиогидроакустический буй (РГБ) и для чего он нужен.
Оказалось, что РГБ – это специальное устройство, используемое для обнаружения морских объектов по их акустическим сигналам (шумам). Кроме этого ещё более специальные РГБ могут обнаруживать электрические поля и магнитные аномалии, создаваемые подводными лодками, измерять параметры толщи морской воды и атмосферы над водой, мерить температуру воды и воздуха, атмосферное и водное давление, высоту волн и т.д.
РГБ могут быть малыми, средними и большими, а также активными и пассивными. Как правило, РГБ сбрасывают в нужные районы с самолётов и вертолётов. Поднятые нами РГБ, являются пассивными, так как не могут нырять и маневрировать в воде.
Все РГБ спускаются в воду на парашютах, имеют основной источник питания, так называемую «водоналивную батарею», которая начинает давать электричество от контакта с морской водой. Некоторые РГБ имеют надувные поплавки-камеры.
Все РГБ имеют механизм самоликвидации и жизненный цикл не более 8 часов после развёртывания в воде. За это время все механические датчики преобразуют и передают свои данные в УКВ-диапазоне. Это значит, что приёмники этих данных (самолёты, вертолёты или корабли) находятся поблизости.
Главные датчики РГБ – это сверхчувствительные гидрофоны, которые способны выделить какой-либо объект среди множества фоновых и отвлекающих шумов.
Основной разработчик и производитель радиогидроакустических буёв для США и НАТО – это фирма «Sparton», которая производит высоконадёжные, малошумные, широко частотные и относительно дешёвые РГБ различных типов.
Все РГБ имеют УКВ-радиопередатчики, которые после установки гидрофонов на глубинах от 100 до 300 метров в течение одной минуты начинают передавать сигналы и данные. Все РГБ имеют внутри свёрнутый спиральной катушкой провод – гидрофонный кабель, акустический приёмник (гидрофоны) и груз.
Все РГБ имеют калиброванные (измерительные) гидрофоны и рабочий диапазон измерения частот колебаний от 5 Гц до 2.4 кГц. Калиброванные гидрофоны позволяют измерять уровни шумности объектов в заданном частотном диапазоне. Вот почему очень важно постоянно измерять шумы, исходящие от различных объектов в море – так их можно распознавать…
- То, что мы выловили в море новейшие натовские радиогидроакустические буи, - сказал К.Д. Васильев, - это большая удача. Видимо, они не пожалели их, потому что считали, что АПЛ находится либо под нами, либо вблизи от нас, поэтому они решили измерить как наши шумы, нашего корабля, так и шумы подводной лодки.
- Особенно удачно нам достался самый большой радиогидроакустический буй, - добавил начальник РТС. – Такого из нас, офицеров, никто и никогда не видел. Будет над чем поработать нашим учёным, конструкторам и инженерам. Поздравляю вас и всех нас с боевым успехом.
Все собравшиеся в столовой дружно зааплодировали и загалдели, а один из буёв, лежащий на обеденном столе, вдруг заморгал зелёной лампочкой-светодиодом и включился…
Все невольно замерли и замолкли, как в детской игре «в замри». В следующий момент зазвенели звонки «боевой тревоги» и столовая практически мгновенно обезлюдела…
Капитан-лейтенант К.Д. Васильев несколько секунд «тупо» смотрел на мигающий зелёным светом «отключённый» натовский РГБ, потом подошёл к нему, выдернул из него какой-то штекер и провод, убедился, что лампочка погасла. После этого он спокойно приказал своим помощникам-мичманам отнести эти РГБ в кладовую РТС.
Я нёсся на ходовой мостик по боевой тревоге и очень надеялся, что эти натовские РГБ не самоликвидируются…
Вокруг корабля в этот день было туманно, потому что мы всё больше и больше поднимались к северной части Атлантического океана в район острова Исландия. Боевую тревогу «сыграли» потому что штурманские радиометристы обнаружили в море-океане неизвестное военное судно.
Оно практически не двигалось с места и на экранах локаторов классифицировалось как рыболовное или океанографическое судно. Мы тихо шли на сближение с этим судном, оно уже давно должно было появиться на горизонте.
Океанская гладь рябилась волнением, но ещё совсем небольшим, только «мёртвая зыбь» мерно вздымала и опускала наш БПК «Свирепый», как будто сонный туманный Атлантический океан «баюкал» нас…
Неизвестное судно не подавало никаких признаков жизнедеятельности, ни сигналов, ни радио, ни световых проблесков, ни ответов автоматических устройств классификации и принадлежности морских судов в международных водах.
Более того, в туманном сумраке не видны были и обязательные топовые и сигнальные огни, которые обязаны были быть на любом судне и корабле в море. Всё это было очень странно, тревожно и опасно…
- Может это «Летучий Голландец» - спросил якобы самого себя наш командир БЧ-1, старший лейтенант Г.Ф. Печкуров. Все свободные рулевые, сидящие на нашем кожаном диванчике в штурманской рубке, переглянулись, а я надел на шею свои фотоаппараты, надел бушлат, шапку-ушанку и поспешил на сигнальный мостик.
Общее направление на неизвестное судно было известно по отметке навигационного локатора, поэтому все сигнальщики и вахтенный офицер внимательно следили и осматривали горизонт в бинокли. Я примкнул к окулярам визуального пеленгатора…
Пока мы все напрягали своё зрение, пытаясь увидеть в тумане контуры неизвестного судна, на ходовом мостике по ГКС поступил доклад от гидроакустиков об обнаружении «неизвестного подводного объекта»…
Тут уже всем стало не просто любопытно и интересно, а боязно, и особо тревожно. Командир корабля, капитан 3 ранга Е.П. Назаров объявил о повышенной бдительности и готовности на боевых постах, отдал необходимые распоряжения. На ГКП «закипела» работа…
За руль встал командир отделения рулевых Анатолий Телешев, а штурман, старший лейтенант Г.Ф. Печкуров с помощью подвахтенных рулевых в авральном порядке стал максимально точно определять наше местоположение. Все боевые части БПК «Свирепый» начали готовить оружие, машины, механизмы и оборудование к бою…
По боевому расписанию я должен был сейчас находиться в румпельном отделении и сидеть рядом с маленьким традиционным деревянным штурвалом с ручками, ждать команды на руль или команды «отбой», но что-то мне подсказывало, что сейчас я должен был быть здесь, рядом с командиром корабля, в гуще всех этих тревожных и необычных событий.
Чтобы никому не мешать и быть максимально незаметным, я приник к окулярам корабельного перископического визира и стал методично и внимательно обследовать горизонт в заданном направлении. Через минуту в разрыве между клубами плотного морского тумана я увидел проблеск огней и кончики мачт какого-то необычного судна…
Слева по борту на отдалении, примерно, 3-4 миль из тумана проявлялись контуры и формы странного судна с длинным заострённым носом-бушпритом, с «Д»-образной фок-мачтой, большой срединной надстройкой и старомодной «пароходной» трубой.
Сквозь туман «визир» еле-еле «доставал» и позволял видеть это судно, поэтому я мгновенно решил сфотографировать его своим специальным разведывательным фотоаппаратом-автоматом с телеобъективом.
Ни слова не говоря, я отпрянул от «визира», и как был в полусогнутом положении, ринулся, как гончая, вон из ходовой рубки…
- Суворов что-то увидел, - донёсся мне в спину голос замполита, капитана 3 ранга Д.В. Бородавкина. В тот же миг сигнальщики доложили, что видят «слева по борту неизвестное судно с проблесковыми огнями».
Я бежал к себе в «ленкаюту» за спец. фотоаппаратом и молил морского бога, чтобы он не трогал этого «Летучего Голландца» с места. Это судно действительно очень было похоже на какой-то стилизованный под старину корабль с бушпритом от парусника, с трубой от парохода, и мачтами от грузоподъёмного судна.
Обратно на сигнальный мостик я впервые бежал вновь по верхней палубе, по шкафуту и мимо торпедных аппаратов, потому что основные двери и люки между палубами и отсеками были по боевой тревоге наглухо закрыты.
Я без былого штормового страха и промедления «взлетел» по основному трапу со шкафута на ГКП, проскочил мимо вахтенных матросов, мичманов и офицеров на ходовой мостик, выскочил на сигнальный мости левого борта и почти бесцеремонно «растолкал» стоящих тут флагманских офицеров.
Не обращая внимание на их сердитое «шипение», я молча быстро закрепил на карданном подвесе навигационного пелоруса свой специальный разведывательный фотоаппарат, включил питание, навёл объектив в сторону странного судна и приник к экрану видоискателя…
Фотоаппарат действительно что-то «умел» делать такое, что даже в сумраке тумана изображение этого судна было относительно чётким, понятным, ощутимым. Я для верности сделал два кадра, отключил фотоаппарат, накинул на него чехол и молча притянул за рукав сигнальщика поближе к тумбе пелоруса (охранять).
Два флагманских офицера с изумлением смотрели на то, как я молча, быстро, но чётко делаю все эти движения и уже без возражений уступили мне дорогу, когда я также молча метнулся обратно на ходовой мостик…
Боевая работа на ходовом мостике и на ГКП шла своим чередом. Я «вполуха» слушал доклады, команды и переговоры вахтенного офицера, штурмана, командира корабля, второго командира корабля и командиров боевых постов, а сам всё пробовал и пробовал разные режимы нашего перископического «визира», чтобы лучше разглядеть это странное судно.
Где-то я уже видел подобное судно, оно показалось мне очень знакомым…
Я ещё раз поменял фильтры и объектив на «визире» и опять в разрыве низкой облачности или тумана вдруг увидел и осознал облик этого корабля – это было судно, подобное тому килектору-кабелеукладчику, на котором начинал в Севастополе свою взрослую морскую жизнь и судьбу мой старший брат Юра.
У этого судна на носу тоже было что-то подобное большим роликам, а сам нос-бушприт был своеобразным носом мощного крана, от него в море шли туго натянутые чёрточки-тросы.
Я выпрямился и с обратился к вахтенному офицеру с просьбой взглянуть на это судно. Тот тоже приник к окулярам, подстроил их по своим глазам и зрению, некоторое время смотрел, а потом доложил командиру корабля, что «перед нами судно-коллектор, но больше похожее на плав-базу подводных работ или подводных лодок».
Командир корабля, капитан 3 ранга Е.П. Назаров подумал, помедлил, потом слез со своего кресла и подошёл к настроенному «визиру» левого борта, несколько минут внимательно вглядывался в «неприятельское судно», потом приказал вахтенному офицеру «передвинуться к нему на два-три кабельтова».
Теперь командир корабля неотрывно следил за приближающимся неизвестным судном. Через несколько минут он приказал: «Стоп машинам» и мы ещё немного по инерции приблизились к этому «летучему голландцу»…
Неизвестное судно никак себя на проявляло и не реагировало на наше появление в относительной близости от него, но его формы и контуры стали ещё более отчётливыми и различимыми.
Командир корабля приказал всем офицерам, находящимся на мостике, классифицировать всеми способами «цель» и доложить ему о принадлежности этого судна к какому либо флоту или какой-либо стране.
Наш командир БЧ-1, вахтенный офицер, а также старший помощник командира корабля по очереди на несколько минут смотрели в «визир», в бинокли, вполголоса спорили, листали секретный справочник-каталог кораблей и самолётов НАТО и США, но никак не могли определить тип, предназначение и принадлежность этого судна. Оно всё также было безмолвным и неизвестным…
Напряжение росло, тревога усиливалась, настроение офицеров и командира корабля ухудшалось. Страшнее всего в морском бою неизвестность, незнание и непонимание противника…
- Что скажешь, разведка? - спросил меня командир корабля. Я пожал плечами и ничего не ответил…
Мне нечего было ответить, так как я впервые видел очертания и облик этого необычного одновременно старомодного и современного судна. Современного потому, что оно сумело добраться сюда, в открытый Атлантический океан.
- Если мы не знаем, что это за судно, - сказал я «чужим» рассудительным голосом «Александра Сергеевича», - то может быть, узнаем, зачем оно здесь и что делает?
Командир корабля, второй командир корабля, замполит, вахтенный офицер, старпом и штурман, старший лейтенант Г.Ф. Печкуров переглянулись друг с другом. Е.П. Назаров приказал всем боевым постам, особенно гидроакустикам, доложить результаты наблюдения за этим судном.
По докладам боевых частей и постов получалось, что судно было неподвижно и даже не двигалось в дрейфе, что в районе местонахождения судна работает какой-то подводный объект, но не боевая подводная лодка, что судно изредка включает гидролокаторы и гидроакустические станции, но соблюдает полное радиомолчание в эфире. Сигнальщики докладывали, что никакого движения и никакой внешней активности на этом неизвестном судне нет…
Командиры медлили, совещались, просчитывали разные варианты нашего поведения. Уже более двух часов все моряки БПК «Свирепый» находились по боевым постам в относительно сильном боевом напряжении. Пора было что-то делать…
Судно не проявляло никакой враждебности и никакой жизнедеятельности, кроме сигналов, вероятно, связи и управления с подводным аппаратом. Поэтому командиры корабля решили ещё ближе подойти к неизвестному судну…
Так мы и сделали. Ещё на несколько кабельтов БПК «Свирепый» приблизился к этому странному судну и оно вдруг «ожило»…
Острый и сильный луч сигнального прожектора странного судна быстро «заморгал», вызывая нас на «переговоры». По приказу командира корабля вахтенный офицер вышел на сигнальный мостик и приказал нашим сигнальщикам ответить.
Обмен полагающимися по Международным Правилам Предупреждения Столкновений Судов в море 1972 года (МППСС-72) сигналами, знаками, словами и информацией немного снизил уровень «боевой тревоги». Оказалось, что это судно является «американским (США) научно-исследовательским судном», проводящим на большой глубине исследовательские «водолазные работы», и мы «обязаны им в этом не мешать»…
Вот почему контуры и формы этого судна никому не были знакомы. Вот почему они отсутствовали в секретном справочнике-каталоге силуэтов самолётов и кораблей НАТО и США.
Мы действительно по международным правилам судоходства не должны были приближаться к такому и этому судну, если только «они» сообщили нам правду…
В любом случае нам надо было «посоветоваться» и доложить обо всё в штаб бригады, в штаб ДКБ ВМФ, в Центр, в Москву…
Совместными усилиями командиров корабля и офицеров, участников анализа этого морского объекта (кстати, первого американского судна, встретившегося нам в океане), было составлено донесение в штабы. Секретчик0шифровальщик (СПС) забрал листки с донесением и через полчаса доложил об передаче донесения адресатам.
Ещё через сорок минут пришло ответное шифрованное сообщение, из которого стало ясно – перед нами некое вспомогательное судно ВМС США, ведущее либо учение по спасению членов экипажа затонувшей или аварийной подводной лодки, либо осуществляющее установку или замену стационарных подводных устройств обнаружения наших подводных лодок и кораблей.
Нам было приказано: находиться в районе этих учений; контролировать их место, характер, объём и иные характеристики работ и мероприятий; зафиксировать всеми доступными средствами объект и проводимые работы-мероприятия; снять все возможные радиотехнические и гидроакустические характеристики и параметры объективного контроля за объектом; определить точное место-координаты проводимых работ, мероприятий и манипуляций…
Господи! Это же объём работ на целую БС (боевую службу)! Какое воскресенье!? Какой отдых экипажа!? Это же «боевая тревога» на целую неделю, а то и больше!
Мы были не просто злые, мы были в гневе на этих американцев, которым «приспичило» именно в воскресенья проводить свои секретные испытания и учения…
Однако приказ есть приказ и его надо выполнять. Скрипя зубами, ругая последними словами американских «вероятных противников», мы все, весь экипаж БПК «Свирепый» честно и профессионально начали всеми способами исследовать, следить и контролировать действия и деятельность этого странного судна.
По приказу командира корабля я срочно проявил плёнку, на которой своими обычными фотоаппаратами через перископический «визир» было «зафиксировано» это судно. Я не гарантировал качественного снимка обычным советским фотоаппаратом, а влезать в разведывательный спец. фотоаппарат я не имел права (да и не знал, как это делается).
Снимок, который автор представил на фотоиллюстрации – это единственный более-менее удовлетворительный кадр из всех, которые я тогда, 30 сентября 1973 года, сделал в Северной Атлантике. Однако и его хватило, чтобы опытные разведчики из разведотдела штаба 128-й бригады ракетных кораблей сумели определить тип, наименование и принадлежность этого «научно-исследовательского» судна…
Я до сих пор не знаю данных об том неизвестном судне ВМС США. По признанию офицеров разведотдела, которым я передавал все мои материалы визуальной разведки за период прохождения БПК «Свирепый» первой БС (боевой службы) в июле-октябре 1973 года, только за одно это фото я, как матрос срочной службы, «мог претендовать на очередной 10-дневный отпуск с выездом на родину».
Третий отпуск мне уже был не нужен, я был согласен на медаль…
Свидетельство о публикации №216052300050