Второе завещание

Два раздавшихся длиннющих звонка в половине двенадцатого ночи четко обозначили – за порогом моя старая школьная подруга – Маргарита Герасименко. Ритка всегда являлась неожиданно, как снег на голову среди ясного дня. Она всегда была полна самых неожиданных идей и планов, которые по обыкновению не доводились до конца и таяли в течение нескольких дней. Я открыла дверь, - Ритка стояла с бутылкой шампанского в одной руке и с половиной буханки ржаного хлеба в другой – в своем стиле.
- Ивановна! (Ритке еще со школы почему-то  нравилось звать меня по отчеству, на что я собственно не возражала). У меня есть две новости для тебя – одна отличная, другая супер отличная! Отличная новость, то, что завтра приезжает мой Колька, и сейчас мы это отметим, а о супер отличной я тебе после второго бокала шампанского расскажу!
Бой-френд Марго Колька с удивительно красивой фамилией Хрящев работал механиком на красивом пассажирском теплоходе «Иван Поддубный» и часто ходил в загранку. В этот раз он возвращался из Бельгии.
- Слушай, душа моя! Твой Хрящ возвращается, а я в ночь пить должна? Мне, между прочим, завтра на работу и я, как стеклышко незамутненное, должна быть!
- Нет, Ивановна! В том-то и дело, что завтра тебе не на работу! Завтра ты едешь в санаторий! И не делай такие круглые глаза! Давай фужеры тащи, сейчас всё расскажу!
Через 10-15 минут сумбурных речей Ритки и пару выпитых фужеров шампанского прояснилась следующая картина. Ритка через какого-то очень солидного и важного чиновника за тридцать процентов стоимости достала путевку в «крутой» санаторий для современных vip – персон на три недели, но её Хрящ сбил все планы ровно на три недели раньше решив вернуться к ненаглядной, и Ритка ради жаждущей любви решила остаться дома, а чтобы путевке не пропадать, меня заслать в санаторий.
- Ивановна! Ты когда последний раз в отпуске была? А там знаешь какие процедуры? Грязелечебница, массаж, иглоукалывание и ещё и ещё! Нервишки подлечишь, отдохнешь от городской суеты, может, грязи лечебные и на ножку как-то повлияют! – заключила Ритка посерьезневшим голосом. (Да, у меня был серьезный физический недуг - я хромала с детства на левую ногу по вине врачей, совершивших какую-то ошибку во время моего рождения). В общем, даже не брыкайся! Решено и все! А с работой своей ты в любой момент решишь, если захочешь, конечно.
Так неожиданно для себя, я оказалась в санатории. Я, как и большинство отдыхающих этой смены, приехала в понедельник.
А во вторник.… Да, Он приехал в санаторий во вторник.
В уютную столовую, похожую на помещение старомодного ресторана Он зашел, когда обед был в самом разгаре. Красавец в белом костюме, изящных цвета топленого молока остроносых полуботинках. Черные, хорошо уложенные волосы отливали благородной сединой на висках. Он вошел, остановился, начал взглядом отыскивать кого-то. В столовой воцарилась тишина. Женская часть нашей санаторной смены забыла про обед и во все глаза смотрела на незнакомца. А он широко, обольстительно улыбнулся, прошел и сел на свободное место. Разговоры в столовой возобновились и стали более оживленными. «Каков красавец! – послышалось за соседним столом, - Ну, прямо артист Ивар Калныньш».
В течение дня незнакомец дважды влюбил в себя всех женщин санатория, включая и обслуживающий персонал.
Сначала в волейбольном матче, когда команда отдыхающих – три мужчины и три женщины играла с командой врачей, он был просто неподражаем. Выигрывал все мячи, прекрасно пасовал, подстраховывал, тех, кто ошибался и шутил беспрестанно – так тонко и остроумно, что каждую его шутку уже со второй партии зрители и игроки поощряли аплодисментами. А когда все покатывались со смеху, он оставался важно серьезным – и это так удивительно шло ему.
А потом вечером на танцплощадке, когда наш массовик-затейник Вовочка вызвал его участвовать в конкурсе и попросил спеть под караоке песню Есенина «Не жалею, не зову, не плачу», незнакомец попросил выключить музыкальный центр и под гитару, «вживую», проникновенно спел эту песню – негромко, красиво, душевно, так, что все, кто слушал его были просто потрясены и хлопали, наверное, минут пять. Незнакомец, стоя на эстраде, поклонился, очень симпатично улыбнулся, и, скромно сказав «Спасибо», сбежал по ступенькам и пошел к основному корпусу.
Моей напарницей по двухместному номеру была сорокалетняя парикмахерша Жанна. Как Жанна попала в этот непростой vip- санаторий остается загадкой, но уже в первый день мы с ней быстро сошлись и, судя по всему, были друг другу не в тягость. «Ну, каков красавец этот волейболист, ты подумай! - проговорила Жанна, стоя перед зеркалом и густо намазывая крем на лоб. – интересно, кто его «оторвет». Я думаю, завтра мы это увидим, Тамарочка! Нужно и нам «фасадик» подкрасить, чем черт не шутит! Мне кажется, на волейболе он посматривал на меня!»
Мне надеяться на «чем черт не шутит» не приходилось. В нашей смене было полно здоровых симпатичных женщин. Кому нужна хромоножка! Вчера, когда я сдавала свою путевку и получала ключи от номера, уходя, услышала вслед, как комендантша сказала горничной: «Смотри, какая симпатичная, а хромая! Надо же!»
Так что на внимание прекрасного незнакомца мне надеяться было нечего. Оставалось отдыхать, набираться сил, пройти весь курс лечения, который был назначен на эти три недели. На следующий день после завтрака и всех положенных процедур я взяла в библиотеке томик стихов Полонского и пошла почитать в дальнюю беседку, окруженную высокими стройными березками. Эту беседку я присмотрела в первый день, она понравилась мне каким-то старинным дворянским видом и достаточной удаленностью от основного корпуса. В беседке я положила томик Полонского на скамейку и стала пролистывать свою небольшую записную книжку. Мой отъезд в санаторий был такой стремительный, что я хотела удостовериться, не осталось ли каких-то невыполненных дел, которые при моей работе не терпели долгого ожидания.
- Удивительно! В наше время читают Полонского! – я вздрогнула от громкого голоса, раздавшегося у меня за спиной, и повернулась. За невысокими перилами беседки стоял вчера приехавший незнакомец.
- Простите ради бога! Я, кажется, вас напугал, - он добродушно улыбнулся.
- Да, есть немножко, - согласилась я.
- А я вот не мог не удивиться, Полонский. Сейчас все в основном убивают время детективами Марининой, Устиновой, Донцовой.… А тут Полонский.
- На вкус и цвет товарищей нет! – вырвалось у меня.
- Это точно, но я не мог не приостановиться , потому что сам увлекался поэзией Фета, Надсона, Тютчева в молодости. Помню даже такой стих у Якова Петровича Полонского:
- И рассудок, и сердце, и память губя,
Я недаром так жарко целую тебя –
Я целую тебя и за ту перед кем
Я таил свои страсти – был и робок, и нем
И за ту, что меня обожгла без огня
И смеялась и долго терзала меня
И за ту, чья любовь мне была бы щитом
Да, убитая спит под могильным крестом.
Все, что в сердце моем загоралось для них,
Дорогая, пусть гаснет в объятьях твоих!
- Вы прекрасно читаете стихи! – я сделала комплимент незнакомцу. Мне тоже нравится это стихотворение – «Поцелуй»
- Спасибо большое! А давайте познакомимся! Меня зовут Вадим Николаевич Тихомиров.
- Очень приятно! Тамара Ивановна Полонская!
Тихомиров удивленно-вопросительно взглядом посмотрел на меня.

- Нет, с поэтом Полонским у меня нет никакой родственной линии. Просто однофамильцы. А его стихи очень нравятся мне, кроме этого он тоже, как и я, был хромым. Упал однажды с дрожек и получил серьёзную травму ноги.
- Надо же! Я этого не знал! – удивился Тихомиров. – Но, Тамара Ивановна, не будем о грустном! Знаете, если у вас такие серьёзные познания в литературе, то предлагаю сегодня составить дуэт на литературно-юмористическом вечере.
- А что он сегодня будет? – спросила я.
- Вот видите, как вы плохо ознакомились с планом культурно-массовых мероприятий на нашу смену. Да, сегодня будет литературно-юмористический вечер, и участвуют в нем команды не менее чем из двух человек. Я думаю, у нас с вами получится.
- Ну, увидим, - уклончиво ответила я.
После ужина большинство отдыхающих собралось в актовом зале. И когда наш массовик Вовочка знакомил зал с условиями юмористического конкурса и представлял жюри, Тихомиров подсел ко мне и тихонечко спросил:
- Тамара Ивановна, мы с вами составим творческий дуэт?
Я пожала плечами.
Вечер юмора удался – зал хохотал, конферансье Вовочка был великолепен – шутки и анекдоты сыпались из него, как горох из худого мешка, а мы с Тихомировым сразу заявили о себе как о победителях. Книги Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», «Золотой теленок» Вадим Николаевич, кажется, знал наизусть. Он цитировал целые страницы, делал такие великолепные актерские паузы и так правдоподобно в диалогах изображал характеры, что некоторые из сидящих в зале смеялись до слез. Ну, а я несколько раз удачно ответила по рассказу Аверченко и афоризмом Кузьмы Пруткова, - в общем, под аплодисменты зала, вспотевший, но счастливый, что вечер удался, Вовочка вручил нам большой разноцветный пакет. Заглянув внутрь пакета, Тихомиров комично прижал его к груди и покачал головой: «Никому не покажу!»
- Тамара Ивановна! Пойдемте праздновать успех! – шепнул мне Тихомиров через несколько минут.
-  И не обижайтесь, если я приглашу вас в свой номер. Я там один, мне ещё никого не подселили.
Я махнула рукой и весело сказала:
- Ну, гулять, так гулять!
Какое-то смешливое оживление ещё не покинуло меня. Приз в пакете оказался кстати – бутылка шампанского и коробка зефира в шоколаде. А в своем номере Тихомиров организовал просто волшебный стол. Откуда-то взялись бутерброды с красной и черной икрой, самые разнообразные и даже экзотические фрукты, какие-то импортные в красивых баночках консервы. А рядом с бутылкой шампанского появилась пузатенькая бутылочка коньяка.
- Кому, что, - смеясь сказал Тихомиров, показывая на коньяк.
- Запасливый вы человек, Вадим Николаевич!
- Не без этого, любезная Тамара Ивановна. Как вы недавно сказали «гулять так гулять».
Вечер юмора продолжался. Мы смеялись, вспоминая интересные моменты юморины. Тихомиров мастерски изобразил, как Вовочка, вытирая лоб огромным носовым платком, уронил все свои шпаргалки и ползал по сцене, собирая их. Я смахнула выступившие от смеха слезы, посмотрела на часы и сказала, что пора идти.
Неожиданно Тихомиров взял мою руку, медленно поцеловал её и, подняв на меня глаза, тихонечко спросил:
- Тамара Ивановна! А может, останетесь?
- Вадим Николаевич! Можно вас спросить? А у вас ко мне какое-то дело? Что-то мне кажется, что наше знакомство не просто так состоялось?
Мне показалось, что Тихомиров немножко смутился, отведя глаза в сторону, но быстро овладел собой и, усмехнувшись, спросил меня:
- А вы не допускаете мысли, что просто понравились мне?
- Нет, не допускаю. В санатории полно  молодых, симпатичных, здоровых женщин, а я хромоножка, так что…
- Так что не торопитесь с выводом, Тамарочка Ивановна, - перебил меня Тихомиров, - вы себя недооцениваете. Вы – очень красивая, умная, интересная женщина.
- И хромая, - добавила я.
- Ну, зачем вы так, - Тихомиров попытался меня обнять.
- Пожалуй, я пойду. Спокойной ночи! Не провожайте меня. С этажа на этаж – я не заблужусь.
- Тамара Ивановна, если я чем-то вас обидел, то извините ради бога! Мы увидимся завтра?
- А вам это нужно?
- Да, нужно! – твердо сказал он.
- Ну, утро вечера мудренее! – и я вышла из его номера.
Жанна встретила меня насмешливо с легким налетом женской зависти:
- Тамарочка! Поздравляю! Кажется, вы не зря сюда приехали! Аристократ от вас ни на шаг!
- Аристократ? – удивилась я.
- Да! Тут быстро прозвище приклеят. А вашего так и прозвали уже – Аристократ.
- Ну, то, что он мой – это, пожалуй, погорячились, но, вообще, - Аристократ – это неплохо. Это и ему будет даже приятно.
- Извини, Тамарочка, за вопрос. Даже за два. Сколько тебе лет и была ли ты замужем?
- 35. И замужем я была, но прожили мы год и разбежались. Да, даже не разошлись, а разбежались.
- Ну, тогда, - философски подытожила Жанна, сделав паузу.
- Что тогда?
- Тогда тебе и карты в руки. Раз он на тебя глаз положил! А, может, это судьба!
На следующий день Тихомиров не отходил от меня ни на шаг, и, признаться, мне это было приятно. С Аристократом было легко и интересно. Казанова в нем угадывался, но все его ухаживания были нестандартными, красивыми, даже какими-то юношескими.
Жанна интересовалась, скоро ли я перейду в номер к Аристократу. Ей удалось поразить воображение какого-то лысенького старичка, который постоянно крутился около неё.
Тихомиров с каждым днем был все более и более настойчив в своих ухаживаниях. Признаться, он очень нравился мне. Утром, только встав, я уже хотела, чтобы он оказался рядом. Если он задерживался и опаздывал в столовую, я искала его взглядом, и на душе становилось как-то тревожно, пока он не появлялся.
На пятый день нашего знакомства, вернее на пятую ночь, я осталась у Аристократа. Если сказать, что ночь была изумительно волшебной – то это, пожалуй, ничего не сказать. Просто такой ночи, проведенной с мужчиной, в моей жизни, признаюсь, не было.
- Похоже, Тамарочка, вас с боевым крещением! – такими немножечко циничными словами встретила меня Жанна за завтраком. Я была как-то растеряна, что не нашлась, что и сказать, не смогла отшутиться.
- Господи! Что с нами мужчины делают! – подытожила Жанна, протирая вилку. – Самое главное, как он теперь себя поведет. Обычно они все после… это самое… интерес теряют!
Я тоже об этом думала. Но, оказалось, что напрасно. Тихомиров был все также галантен и мил по отношению ко мне.
Мы всюду были вместе – ходили в маленький магазинчик при санатории, гуляли по лесу, после полдника ходили к детскому оздоровительному лагерю, который был по соседству. И говорили, говорили, говорили обо всем. Вадим рассказывал мне эпизоды своей жизни, из которых я поняла, что он был дважды женат, но сейчас живет один, хотя со второй женой официально не разведен; что он бывший военный летчик, и что сейчас на пенсии – у военных авиаторов ранний пенсионный возраст, что сейчас он работает в МЧС. Очень много мы говорили о литературе. Оказалось, Вадим пишет стихи и рассказы, печатается в некоторых журналах, а его любимый писатель Лев Толстой. О Толстом он говорил много и с восхищением. На наши вечерние мероприятия, которые неугомонный массовик Вовочка проводил почти каждый день, мы теперь не ходили. Для меня вся санаторная смена замкнулась на Аристократе, я влюбилась как школьница, да и ему со мной, похоже, было интересно. Дни летели. Большую часть свободного времени я проводила с Вадимом. До конца санаторной смены оставалось три дня.
Однажды ночью Вадим неожиданно спросил:
- Тамарочка! Ты как-то сказала, что все сделаешь для меня? (Да, в одну из бурных любовных ночей у меня вырвались эти слова.)
Я безмятежно потянулась:
- Ну, что в моих силах, дорогой!
- Том! Это дело именно в твоих силах! – сказал Вадим таким тоном, что сквозь меня словно электрический ток прошел. Я села на кровати, обхватив руками колени.
- Томочка! Наверное, пришло время, когда мне нужно раскрыть все свои карты перед тобой. Только сразу хочу прояснить, то, что я расскажу тебе и о чем попрошу, совершенно не влияет на мои чувства к тебе. Я искренне увлекся тобой, искренне полюбил, ты же сама это видишь и чувствуешь. Ну, а суть дела вот в чем.
- Знаешь, ты никогда не говорила о своей работе, а я не спрашивал. Но я знаю, что ты – нотариус. Причем в городе тебя ценят и уважают как специалиста самой высокой квалификации с прекрасной репутацией. Знаю я и то, что у тебя сейчас находится завещание Бориса Соломоновича Чустрака. Это ведь так?
Я молчала.
- Да, я знаю, что это так. И завещание ты должна огласить после смерти Бориса Соломоновича. Так вот в чем моя главная просьба. Борис Соломонович Чустрак – мой отец. Правда, неродной. Но я могу его называть отцом, потому что двадцать четыре года он прожил с нами. С моей мамой Тихомировой Ольгой Кузьминичной и со мной. Да, я был ребенком мамы от первого брака. Но знаешь, Томочка, все эти двадцать четыре года нашей совместной жизни мы жили прекрасно. Борис Соломонович просто боготворил мою маму и очень дружелюбно и тепло относился ко мне. Мама умерла, когда мне исполнилось 25 лет. Более двух лет мы продолжали жить с Борисом Соломоновичем, пока он не влюбился еще раз, как говорят, «под старые палки». Да, ему было уже за 60, когда в доме у нас появилась Елизавета. Она была медсестрой, а Борис Соломонович часто бывал в больнице. У него был диабет. Ну, там Елизавета и приколдовала его к себе.
- Погодите.… Почему «был диабет»? – перебила я, - насколько мне известно, Борис Соломонович здравствует и поныне?
- Да. То есть, почти нет. Я в курсе всех его событий последние два года. Сейчас Борис Соломонович – безнадежный больной. Он уже не встает с постели. И жить ему осталось месяц, от силы – два. Это точно, - я узнавал у лечащего врача.
- Ну, тогда проясняется картина нашего запланированного знакомства! Что вы ещё сенсационного поведаете, Вадим Николаевич!
- Ну, вот, Томочка, ты уже отстранилась. Я стал «Вадим Николаевич»! Ну, я продолжу, раз уж начал все объяснять!
Так вот. В доме появилась эта медсестра. Борис Соломонович влюбился как мальчишка и решил жениться на ней. Ну, Елизавета, конечно, действовала по расчету. Полюбить дряхлого больного старика красивой тридцатилетней женщине – сама понимаешь – это из области фантастики. Но Борис Соломонович искренне считал, что чувства взаимны. Я в то время по работе часто бывал в командировках. Ну, и как-то в один из моих приездов…
- Вы соблазнили любвеобильную медсестру, - закончила я.
- Наоборот, она попыталась соблазнить меня, когда Бориса Соломоновича не было дома. То есть она думала, что его нет дома. А он застал нас, когда Елизавета обнимала меня. Старик был потрясен. Он выгнал нас из дома и больше не захотел ни слышать никаких объяснений, ни видеть, ни меня, ни её. И так до сих пор.
- И правильно сделал, - подытожила я.
Вадим молча пожал плечами.
- В чем же просьба? – спросила я.
- Томочка! У тебя завещание Бориса Соломоновича. Всю жизнь он приобретал произведения живописи. И помимо четырехкомнатной квартиры, (которая тоже сейчас огромных денег стоит), остается прекрасная коллекция картин, в которой есть около десятка настоящих шедевров известных живописцев. Я знаю старика. Он тверд в своих решениях. Тем более он считает, что я лишил его позднего семейного счастья. И думаю, что мне вряд ли что причтется по нынешнему завещанию. Но ведь это не совсем справедливо! Согласись? Я узнавал. В целом, его коллекция оценивается ныне в сумму около трехсот-четырехсот тысяч долларов. Плюс квартира.
- Что же вы предлагаете? – спросила я.
- Ну, вот опять на «вы»! – огорчился Тихомиров.
- Я предлагаю восстановить справедливость. Чтобы наследство досталось мне – его приемному сыну, а не чужим людям. Родственников других нет. Четвертую часть гарантирую вам.
- Но я даже не знаю текст завещания. Он в конверте. Чустрак не зачитывал его, а только оформил нотариально и велел вскрыть после его смерти в присутствии представителей местных властей. Может, вы там указаны! – предположила я.
- Нет. Не думаю, - Вадим покачал головой.
- То есть, вы предлагаете совершить подлог. Но это даже технически невозможно…
- - Возможно, - перебил меня Тихомиров, - дело в том, что я могу писать и расписываться как Борис Соломонович, а ты, Томочка, переоформишь это второе завещание в нашу пользу. Мы будем при деньгах, будем встречаться, а когда я улажу все формальности со вторым браком – поженимся, - Вадим попытался поцеловать меня, я уклонилась, встала и стала одеваться.
- Ты обиделась и уходишь? – Вадим огорченно отошел к окну.
- Все так неожиданно для меня, что мне нужно побыть одной, нужно подумать! – сказала я.
Утром, не прощаясь с Вадимом, я уехала в город на первом автобусе. Через два дня вышла на работу. «Химичить» с завещанием Чустрака я, конечно, не стала. Вадим рискнул и не угадал мой характер. Через две недели пришло известие о смерти Бориса Соломоновича Чустрака. Завещание в присутствии свидетелей и представителей местных властей в определенное время было зачитано. Вся его коллекция отходила областному художественному музею. Квартиру Чустрак завещал своему лечащему врачу, у которой оказалась большая семья из восьми человек. О Вадиме в завещании не было сказано ни слова. Воля покойного была выполнена. Не смотря ни на что, я надеялась, что Вадим позвонит или придет ко мне. Но больше я не видела его никогда. Вероятнее всего, он уехал из нашего города.
Ритка Герасименко вышла замуж за своего Кольку и уехала с ним куда-то к Черному морю так быстро, что я так и не успела рассказать ей о своем санаторном романе, который так красиво начался и так неожиданно закончился.