2. Исчезнувшее стекло

Почти десять лет прошло с тех пор, как Дурсли обнаружили на пороге своего дома племянника. Улица Прайвет-Драйв практически не изменилась. Солнце всё так же поднималось над аккуратно подстриженными кустиками и озаряло латунную табличку с номером четыре. Первый робкий лучик пробирался в гостиную, где всё оставалось точно таким, как в ту роковую ночь, когда мистер Дурсль был пригвождён к креслу новостью о странном поведении сов. Только по фотографиям на каминной полке можно было понять, как много воды утекло.

Десять лет назад со снимков смотрело лишь нечто большое и розовое, словно надувной мячик, одетое в чепчики всевозможных расцветок. Но время шло, Дадли Дурсль рос, и на каминной полке постепенно появлялись фотографии, на которых крупный светловолосый мальчик седлал свой первый велосипед, катался на карусели, играл с отцом на компьютере или терпел мамины объятия и поцелуи. Любой, кто оказался бы в этой комнате, и не подумал бы, что в доме живёт ещё один мальчик.

И всё-таки Гарри Поттер жил здесь и прямо сейчас спал. Внезапно тишину дома прорезал пронзительный крик тёти Петунии:

— Вставай! Сейчас же!

Гарри, вздрогнув, проснулся. Тётя забарабанила в его дверь.

— Живо! — взвизгнула она.

Гарри слышал, как тётя прошла на кухню и поставила сковороду на плиту. Он повернулся на спину и попытался вспомнить, что ему снилось. Что-то приятное, связанное с летающим мотоциклом. Какое странное чувство, будто он уже видел это…

Тётя Петуния вновь оказалась возле двери.

— Ты уже встал? — требовательно спросила она.

— Почти.

— Пошевеливайся, мне нужно, чтобы ты присмотрел за беконом. И только попробуй спалить его — в день рождения Дадлика всё должно быть идеально.

Гарри застонал.

— Что ты сказал? — рявкнула тётя.

— Ничего, ничего…

Как же он мог забыть про день рождения Дадли! Гарри медленно выбрался из кровати и принялся искать носки. Одну пару нашёл под кроватью и, стряхнув паука, надел. Гарри привык к паукам: в чулане под лестницей, служившей ему комнатой, их было полно.

Одевшись, он пересёк коридор и зашёл на кухню. Обеденный стол почти полностью скрывали подарки для Дадли. Похоже, ему достался новый компьютер, как он и хотел, а также второй телевизор и гоночный велосипед. Хотя зачем Дадли велосипед, Гарри искренне не понимал: толстяк ненавидел занятия спортом. Если, конечно, они не заключались в почёсывании кулаков об кого-нибудь. Его любимой боксёрской грушей был Гарри, но Дадли не всегда мог поймать двоюродного брата: тот бегал на удивление быстро.

Может быть, сказалась жизнь в тёмном чулане, но Гарри рос маленьким и худеньким для своих лет. Он казался ещё меньше и тоньше из-за того, что ему приходилось донашивать старую одежду Дадли, а тот был раза в четыре крупнее. Чёрные волосы Гарри были вечно всклокочены, острые коленки торчали, а на худощавом личике выделялись ярко-зелёные глаза. Он носил круглые очки, склеенные толстым слоем скотча после того, как Дадли ударил брата по носу. Единственное, что нравилось Гарри в своей внешности, — тонкий шрам в виде молнии на лбу. Он был у него столько, сколько мальчик помнил себя. И первое, что Гарри спросил у тёти Петунии, — откуда у него этот шрам.

— Ты получил его в автомобильной аварии, в которой погибли твои родители, — отрезала она. — И не приставай с вопросами.

Не приставать с вопросами — вот первое правило, которое нужно было усвоить для спокойной жизни с Дурслями.

Гарри переворачивал бекон, когда дядя Вернон зашёл на кухню.

— Причешись! — рявкнул он вместо утреннего приветствия.

Примерно раз в неделю дядя Вернон смотрел поверх газеты и кричал, что Гарри нужно постричь. Его стригли, пожалуй, чаще, чем других мальчиков в классе вместе взятых, но это не помогало: волосы всё так же торчали в разные стороны.

Гарри жарил яйца, когда на кухне появился Дадли в сопровождении матери. Двоюродный брат был точной копией дяди Вернона: розовое, лоснящееся лицо, коротенькая шея, маленькие, водянисто-голубые глазки и густые светлые волосы, гладко зачёсанные на большой, жирной голове. Тётя Петуния твердила, что Дадли похож на ангелочка, Гарри же считал, что тот смахивает на свинью в парике.

Гарри с трудом расставил тарелки с завтраком на столе, где почти не было свободного места. Дадли тем временем считал подарки. Вдруг его лицо вытянулось.

— Тридцать шесть, — вымолвил он, глядя на родителей. — Это на два меньше, чем в прошлом году.

— Дорогой, ты не посчитал подарок от тёти Мардж. Вот он, под этим большим подарочком от мамочки и папочки.

— Ладно, тридцать семь, — лицо Дадли побагровело. Гарри, видя, что брат сейчас закатит мощную истерику, начал жадно глотать бекон, пока тот не улетел вместе со столом.

Очевидно, тётя Петуния тоже почуяла приближение бури и затараторила:

— А мы купим тебе ещё два подарочка, когда поедем в город. Что думаешь, пупсик? На целых два подарочка больше. Хорошо?

Дадли задумался. Казалось, мысли тяжело ворочаются в его голове. Наконец, он выдавил:

— Значит, у меня будет тридцать… тридцать…

— Тридцать девять, сладенький, — подсказала тётя Петуния.

— О, — Дадли тяжело опустился на стул и схватил ближайшую коробку, — тогда нормально.

Дядя Вернон довольно хмыкнул:

— Маленький сорванец не упустит своего. Весь в отца! Молодец, Дадли! — и взъерошил сыну волосы.

Зазвонил телефон, и тётя Петуния поспешила к нему. Тем временем Гарри и дядя Вернон наблюдали, как Дадли разворачивает гоночный велосипед, видеокамеру, самолёт на дистанционном управлении, шестнадцать новых компьютерных игр и видеомагнитофон. Он срывал обёртку с золотых наручных часов, когда вернулась тётя Петуния. Она выглядела сердитой и обеспокоенной одновременно.

— Плохие новости, Вернон, — сказала она. — Миссис Фигг сломала ногу. Она не сможет взять его к себе, — кивнула тётя в сторону Гарри.

Дадли в ужасе открыл рот, а Гарри возликовал. Каждый год на день рождения Дадли дядя и тётя вели сына и его лучшего друга в парк развлечений, рестораны фастфуда или кино на целый день. А Гарри оставался с миссис Фигг, сумасшедшей старушкой, чей дом располагался через две улицы. Он ненавидел это место. В доме пахло капустой, и миссис Фигг заставляла мальчика рассматривать фотографии всех котов и кошек, живших у неё когда-либо.

— И что нам теперь делать? — тётя Петуния яростно глядела на племянника, будто это он всё подстроил. Гарри понимал, что ему следовало бы пожалеть миссис Фигг, но слишком велика была радость от мысли, что ещё целый год он не будет лицезреть Снежка, Мистера Лапуса и Пушистика.

— Мы могли бы позвонить Мардж, — предложил дядя Вернон.

— Не глупи, Вернон, она ненавидит мальчишку.

Дурсли часто обсуждали Гарри при нём, как если бы его не было в комнате. Вернее, как если бы он был мерзким созданием, не способным понять человеческую речь. Слизняком, например.

— Как насчёт твоей подруги, забыл её имя… Ивонны?

— Она отдыхает на Майорке, — отрезала тётя Петуния.

— Вы можете оставить меня дома, — подал голос Гарри. Он надеялся, что сможет посмотреть по телевизору всё, что захочет, и, возможно, ему даже удастся поиграть на компьютере Дадли.

Тётя Петуния скривилась так, словно проглотила лимон.

— Чтобы мы вернулись и обнаружили вместо дома руины? — прорычала она.

— Я не собираюсь взрывать дом, — возразил Гарри, но они его не слушали.

— Полагаю, мы могли бы взять его с собой в зоопарк, — медленно выговорила тётя Петуния, — и оставить в машине…

— Я не оставлю его одного в своём новом автомобиле! — возмутился дядя Вернон.

Тут Дадли громко зарыдал. Вообще-то он только делал вид, что плачет, — толстяк не ревел по-настоящему уже много лет, — но он знал, что стоит ему сморщить нос и захныкать, как мать сделает всё, что он захочет.

— Мой сладенький Дадличек, не плачь, мамочка не позволит испортить твой главный день! — воскликнула тётя Петуния, обвивая сына руками.

— Я… не хочу…  чтобы он… ш-ш-шёл с нами! — вопил Дадли, притворно всхлипывая. — Он вечно всё п-п-портит! — толстяк украдкой глянул на Гарри и злобно усмехнулся.
В этот момент в дверь позвонили.

— О боже, они уже здесь! — в отчаянии вскрикнула тётя Петуния.

В дом зашли Пирс Полкисс с матерью. Лучший друг Дадли был тощим мальчишкой с лицом, напоминавшим крысиную мордочку. Это он обычно держал других ребят за руки, пока Дадли лупил их. Толстяк, завидев вошедших, сразу прекратил пускать фальшивые слёзы.

Полчаса спустя Гарри, не веря своему счастью, уже сидел на заднем сидении автомобиля Дурслей рядом с Дадли и Пирсом. Он впервые в жизни побывает в зоопарке. Тётя и дядя так и не придумали, куда деть его, поэтому решили взять с собой. Но прежде, чем они отправились в город, дядя Вернон отвёл племянника в сторону.

— Я предупреждаю, — склонился он над Гарри, вплотную приблизив широкое багровое лицо, — я предупреждаю тебя, мальчик: хоть одна проделка с твоей стороны, вообще любая — и ты просидишь в чулане до Рождества.

— Я не собираюсь ничего делать, — сказал Гарри, — честно…

Но дядя Вернон не поверил ему. Ему вообще никто никогда не верил.

И было из-за чего. С Гарри постоянно случались странные, необъяснимые вещи, и не было смысла убеждать Дурслей, что он ни при чём.

Однажды тёте Петунии надоело, что племянник возвращается из парикмахерской в таком виде, будто не был там вовсе. Она взяла кухонные ножницы и постригла его чуть не налысо, оставив лишь чёлку, — как она сказала, «чтобы скрыть этот ужасный шрам». Дадли весь вечер смеялся над Гарри, а тот провёл бессонную ночь, представляя, что будет в школе, где над ним и так издевались из-за мешковатой одежды и заклеенных очков. Каково же было его удивление, когда утром он обнаружил, что волосы точно в таком состоянии, как были до безжалостных ножниц тёти Петунии. Гарри целую неделю провёл в чулане за то, что — как он тщетно пытался объяснить — он не совершал. Откуда ему знать, почему волосы выросли так быстро!

В другой раз тётя Петуния пыталась одеть племянника в отвратительный — коричневый с оранжевыми помпонами — поношенный свитер Дадли. Но чем сильнее она старалась, тем меньше делался свитер, пока не стал впору разве что кукле, но никак не Гарри. К счастью, тётя Петуния решила, что он просто сел от стирки, и племянник избежал наказания.

Зато Гарри очень сильно влетело, когда он оказался на крыше школьной кухни. Банда Дадли, как обычно, гналась за ним, когда он, к своему огромному удивлению, обнаружил себя сидящим на дымовой трубе. Дурсли получили письмо от разгневанной директрисы, которая сообщала, что их племянник лазал по зданию школы. Но ведь он всего лишь пытался — как Гарри кричал дяде Вернону сквозь запертую дверь чулана — перепрыгнуть через большие мусорные баки. Мальчик предположил, что это сильный ветер подхватил его как раз на середине прыжка.

Но сегодня просто не может что-то пойти не так. Гарри согласен терпеть компанию Дадли и Пирса, лишь бы провести время где-то кроме чулана, школы и дома миссис Фигг, провонявшего капустой.

По пути дядя Вернон, как обычно, начал ворчать. Он любил пожаловаться на коллег, Гарри, местную власть, Гарри, банки — Гарри был одной из самых любимых тем. Однако сейчас дядя Вернон предпочёл мотоциклы.

— …Гоняют, как бешеные, вечно этот жуткий рёв от них. Сопляки-головорезы, — пробурчал он, когда мотоцикл пронёсся мимо.

— А мне сегодня приснился мотоцикл, — внезапно вспомнил Гарри. — Он летал по небу.

Услышав это, дядя Вернон чуть не врезался в ехавшую перед ним машину. Он круто развернулся в кресле и заорал на Гарри, тряся головой, словно гигантской свёклой с усами:

— МОТОЦИКЛЫ НЕ ЛЕТАЮТ!

Дадли и Пирс захихикали.

— Я знаю, — сказал Гарри. — Это всего лишь сон.

Он уже жалел, что рассказал об этом. Если и было что-то, что Дурсли ненавидели больше, чем вопросы Гарри, так это его рассуждения о том, чего не существует в реальности. И не важно, видел он это во сне или в мультфильме. Наверное, они думали, что он может замыслить что-нибудь опасное.

Был солнечный субботний день, поэтому в зоопарке было не протолкнуться. У входа Дурсли купили Дадли и Пирсу по большому шоколадному мороженому. А Гарри достался дешёвый фруктовый лёд со вкусом лимона. И то только потому, что улыбчивая продавщица спросила, чего он хочет, — прежде, чем родственники успели увести племянника подальше. Очень даже неплохо, думал Гарри, поедая мороженое и разглядывая гориллу. Она почёсывала голову — точь-в-точь как Дадли, только шерсть у неё не была светлой.

Гарри старался не маячить лишний раз перед Дурслями, чтобы не попасться на глаза Дадли и Пирсу. Ближе к обеду друзьям, кажется, наскучило разглядывать животных, и они могли вернуться к своему любимому занятию — избиению Гарри. Дурсли повели детей в ресторанчик на территории зоопарка. Там Дадли закатил очередную истерику из-за того, что на верхушке «Фруктового наслаждения» — лакомства, состоявшего из слоёв мороженого и нарезанных кусочков фруктов, — оказалось мало сливок. Дядя Вернон заказал сыну ещё одну порцию, а племяннику разрешил доесть первую. Гарри чувствовал себя на верху блаженства. Да, это определённо лучшее утро в его жизни. Однако позже он сказал себе, что всё шло слишком хорошо, чтобы долго продолжаться.

После обеда они решили посетить террариум — Дом рептилий. Там было темно и прохладно, вдоль стен располагались подсвеченные витрины. За стеклом ползали и извивались все виды ящериц и змей, их тулова скользили по корягам и камням. Дадли и Пирс хотели посмотреть на огромных ядовитых кобр и необъятных, смертельно опасных питонов. Толстяк быстро нашёл самую большую змею. Она была такой длинной, что могла бы дважды обернуться вокруг машины дяди Вернона и раздавить её, как яичную скорлупку. Но сейчас она была не в настроении что-либо давить. И вообще крепко спала.

Дадли, прижав нос к стеклу, впился взглядом в блестящие коричневые змеиные кольца.

— Пусть она подвигается, — заныл он, обращаясь к отцу. Дядя Вернон постучал по стеклу, но змея продолжала спать.

— Давай ещё, — приказал толстяк. Дядя Вернон забарабанил костяшками пальцев по стеклу. Змея не шевелилась.

— Как же скучно, — простонал Дадли и поплёлся прочь.

Гарри подвинулся ближе к стеклу и пристально посмотрел на змею. Он не удивился бы, узнав, что та просто померла от скуки. Подумать только: каждый день терпеть тупых людей, которые колотят по стеклу и мешают заниматься своими делами. Это даже хуже, чем жить в чулане, в дверь которого по утрам барабанит только тётя Петуния. И Гарри хотя бы может бывать в других частях дома.

Внезапно змея открыла блестящие глазки-бусины. Очень медленно подняла голову и встретилась взглядом с Гарри. Затем подмигнула.

Гарри обомлел. Быстро оглядевшись и убедившись, что в его сторону никто не смотрит, он повернулся к змее и подмигнул в ответ.

Змея дёрнула головой, указывая на дядю Вернона и Дадли, и возвела глаза к потолку. Затем бросила на Гарри взгляд, в котором красноречиво читалось: «И так каждый день».

— Я знаю, — пробормотал Гарри; впрочем, он не был уверен, что змея слышит его сквозь стекло. — Наверное, это жутко раздражает.

Змея энергично закивала.

— Откуда вы родом? — спросил Гарри.

Змея указала кончиком хвоста на небольшую табличку возле стекла. Гарри прочитал: «Обыкновенный удав, Бразилия».

— Там хорошо?

Удав снова дёрнул хвостом в сторону таблички, и Гарри прочитал дальше: «Данный образец выведен в зоопарке».

— О, я понял: вы никогда не были в Бразилии?

Удав едва успел качнуть головой в знак согласия, как внезапно за спиной Гарри раздался оглушительный крик, заставивший его и змею подпрыгнуть.

— ДАДЛИ! МИСТЕР ДУРСЛЬ! СКОРЕЕ СЮДА, ГЛЯНЬТЕ НА ЭТУ ЗМЕЮ! ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ, ЧТО ОНА ВЫТВОРЯЕТ!

Дадли, пыхтя, подбежал так быстро, как мог.

— Пошёл прочь, — толкнул он Гарри локтем в бок. От неожиданности тот свалился на бетонный пол. Дальше всё происходило слишком стремительно. Только что Пирс и Дадли стояли, прижавшись вплотную к стеклу, — а в следующее мгновение уже вопили от ужаса, отскочив подальше.

Гарри приподнялся и ахнул: стекло, за которым находился удав, исчезло. Огромная змея, разматывая свои кольца, выскользнула на пол. Посетители террариума закричали и ринулись к выходу.

Змея быстро проскользнула мимо Гарри. Он мог бы поклясться, что различил глухое шипение: «Бразилия — вот куда я направлюсь… Спас-с-сибо, амиго».

Охранник террариума пребывал в шоке.

— Стекло, — твердил он, — куда делось стекло?

Директор зоопарка, рассыпаясь в извинениях, лично заварил тёте Петунии чашечку крепкого сладкого чая. Пирс и Дадли что-то невнятно бормотали. Гарри видел, что змея всего лишь игриво шлёпнула кончиком хвоста по их ботинкам, но, вернувшись в машину, Дадли в красках рассказывал, как рептилия едва не откусила ему ногу, а Пирс божился, что она пыталась его задушить. Но хуже всего Гарри почувствовал себя, когда Пирс, успокоившись, выпалил:

— А Гарри разговаривал с ней. Не так ли, Гарри?

Дядя Вернон дождался, когда Пирс с матерью уйдут домой, и повернулся к племяннику. Он был так зол, что с трудом мог говорить.

— Быстро… В чулан… Не кормить, — выдавил он и рухнул в кресло. Тётя Петуния кинулась к мужу с большой порцией бренди.

Гарри уже давно лежал в тёмном чулане. В животе урчало. Как жаль, что у него нет часов, ведь он даже примерно не представляет, сколько времени прошло и спят ли уже Дурсли. Если ещё нет, то он не рискнёт выбраться на кухню.

Гарри прожил с Дурслями почти десять лет, десять ужасных лет — столько, сколько себя помнил. Он был совсем маленьким, когда его родители погибли в автокатастрофе. Гарри изо всех сил пытался вспомнить тот день, но всё, что ему удавалось извлечь из памяти, это ослепительная вспышка зелёного света и жгучая боль во лбу. Наверное, так произошла авария, хотя Гарри и представить не мог, откуда взялся зелёный свет. Также он совсем не помнил родителей, а в доме не было ни одной фотографии с ними. Дядя и тётя никогда не говорили о них и, конечно, запретили ему спрашивать.

Раньше Гарри часто рисовал в своих мечтах картину, как кто-то добрый и родной приезжает и забирает его к себе. Но это невозможно: Дурсли его единственные родственники. Однако иногда ему казалось (или он просто надеялся на это), что его знают совершенно незнакомые люди. Незнакомые и уж очень необычные. Как, например, тот крошечный человечек в фиолетовом цилиндре, поклонившийся ему, когда они с тётей Петунией и Дадли прогуливались по магазинам. Тётя Петуния пришла в ярость и, спросив племянника, знает ли он этого человека, ринулась с детьми к выходу, так ничего и не купив. Или безумного вида старушка, одетая во всё зелёное, которая радостно помахала ему в автобусе. Или лысый мужчина в очень длинной пурпурной мантии, внезапно пожавший ему руку и скрывшийся из виду без единого слова. А самым необъяснимым было то, что все эти люди исчезали прежде, чем Гарри успевал их рассмотреть.

В школе у него тоже не было друзей. Все знали, что Дадли и его компания ненавидят этого странного Гарри Поттера в мешковатых обносках и сломанных очках, и не хотели с ними ссориться.