Шалопут

     Во все времена, у всех нация и народностей, всегда были озорники и ветрогоны, хохмачи и повесы, проказники, свистуны и прочее. Легенд, баек, рассказов о таких людях не счесть, многие  получили литературную славу и известность, стали мифическими, взять хотя бы Хлестакова, Великого Остапа Бердера, замечательного Швейка. Но это, так сказать, классика. А в жизни всё  проще, однако, следует понимать, литературные герои вышли из жизни, из нашего простого человеческого быта.  В любом коллективе всегда были и есть люди, чьи шутки  уместны,  озорство вполне безобидно, даже бахвальство не всегда наказуемо и неприятно. А как без шуток и озорства? Да никак. Представьте себе огромный коллектив очкастых «ботаников» с серьёзным и строгим видом. В жизни быть такого не может, хоть один из них и улыбнется, хоть один из них, да пошутит.
     Нет жизни без шуток и шутников.

     Шалопут

     Жил некогда в нашем дружном коллективе курсантов военного училища простой паренёк из Вологодчины Шурка, фамилия у него была звучная и не подвержена сокращениям и переводу в прозвище – Барабанов. Иди, попробуй назвать Шурку Барабаном - это же «стукач»! Кто себе среди порядочных людей позволит так назвать нормального парнишку. «Бар», не звучит, «шарабан», тоже как-то по-дурному слышится. Но вот назвал однажды один из уважаемых начальников Шурку Шалопутом, так имя это к нему и прилипло. Отчитывая Барабанова за очередной фокус,  он произнес историческую фразу: "Барабанов, ты видимо родился шалопутом, живешь шалопутом, будешь им и в двадцать, и в сорок лет, и помрешь тоже наверно шалопутом..."
     Так стал наш Шура Шуркой, да ещё и Шалопутом. Это действительно было не просто прозвище или, как говорят порой «кликуха»,  я это сейчас хорошо понимаю, это был его образ жизни, его мышление и стиль поведения. И за всем этим отнюдь не крылось зло, нет, ни в коем случае, просто Шурка без хохмы, авантюр  не мог жить. Он был замечен во всех шкодливых делах, от элементарного набора периода пионерских лагерей, типа зубную пасту ночью из тюбика да на нос, или кнопку в аудитории соседу под задницу. Мог тихонько очкастому коллеге умудриться, когда тот блаженно, подперев голову руками спит на лекции, заклеить  бумагой очки. А восторгу, сколько было восторгу в глазах, когда проснувшийся дико орал, испугавшись темени. Нет, это был не садистский восторг, это был щенячий восторг недоросля, да именно так, именно недоросля. И бит был он за свои шутки не раз.  Как-то порезав полосками газету, он ночью аккуратно засунул эти самые полоски между пальцев ног сокурснику и  поджег их.  И надо же сокурсник боксером оказался и довольно неплохим, к тому же весил за восемьдесят кг.  Барабанов и хохотнуть не успел, как получил мощнейший хук под ребро. Шурку всем курсом откачивали, причем шутили  при этом в его же стиле: «Ты что, не мог, Петьке  эти бумажки засунуть?» А Петька это щуплый скромный паренёк весу почти дистрофика.
     - Да я ж хотел просто попробовать.
     Вот и попробовал. Оказалось, накануне Барабанов услышал некую байку о подобном в училище ПТУ, вот и попробовал, вот и получил. Так и этого оказалось мало. Решил он подобный  опыт на себе провести, всё не верил, что может быть больно. Решил. Провел. Орал при этом как резаная свинюшка, аж дежурный по училищу прибежал. Вечером того же дня Барабанов пошёл с повинной к нашему боксёру.
     - Слушай Гена, врежь мне ещё раз, ну, прошу тебя, разочек врежь мне ещё. Дураком был, оно и действительно больно…  Врежь, пожалуйста.
     Конечно, никто ему не врезал. По Шуркиным глазам было видно, понимает парень -  пошутил плохо.
     И вроде бы нормальный человек, зачем ему эти эксперименты? А вот посмотришь на него и ясно, что не ждать от него подвоха, просто невозможно. Высокий, худой, с русыми, совершенно непослушными волосами. Торчащие как две саперных лопаты уши, ну и глаза. Я не даром вторично говорю о его глазах.  Шуркины глаза, это  отдельная песня, вроде бы ничего интересного, так себе, серовато-голубого цвета, глаза как глаза. Но как они менялись… Это для исследователя ценнейший материал. Смотришь в эти невинные глаза, понимаешь, врет человек, а глаза  кричат: «Ей Богу, не вру я!!! Ну, честное слово, ей Бо…». Именно, они, эти глазки и были главной характеристикой Барабанова. Постоянным выражением Шуркиных глаз была абсолютная невинность, дескать, а я тут причём?  Но вот если в его мозгах зрел некий шутовской замысел, всё,  глаза  темнели, брови при этом как пиявки резвились и облик шалопута говорил - "Ну, я сейчас...". А дальше шло это самое сейчас…

     Бедный «Запорожец»

     В тот день Барабанов стоял в наряде помощником дежурного по КПП. Служба  несложная, проверяй пропуска и не пускай посторонних, а если не твоя смена, то или убирай территорию вблизи контрольного пункта, или отдыхай, но это как правило, уже ночью. У КПП  стояли машины офицеров, кто ездил на службу на личном транспорте. Обычно это было две, три машины, не более. И надо же Шурка заинтересовался этим фактом. Для начала  он стал доставать дежурного по КПП. "А почему это у режимного учреждения стоят легковые машины?" У дежурного не было других аргументов, кроме "отстань".
     Ладно, отстань, так отстань, мы сами вопрос решим.
     В тот момент у КПП стояли три машины, автобус, поджидавший курсантов для поездки в город на занятие, самосвал на базе ЗИЛ-130 и легковушка начальника курса как раз того, где учился Барабанов.
     Шурка с самым серьезным видом вышел к машинам и прямиком к автобусу, где уже ожидая старта курили курсанты.
     - Кто у вас тут старший.
     Естественно, от Шуркиного взгляда никуда не деться. Старший нашёлся мгновенно, это был командир учебного отделения.
     - Здравия желаю! Я к вам по поручению начальника училища. Через пятнадцать минут здесь будут (!!!) Фидель Кастро и Министр Обороны. Срочно покиньте территорию, если конечно не желаете скандала.
     Старший сержант поперхнулся дымом и захлопал глазами. Серьёзный вид Барабанова свидетельствовал что всё это не сон, а правда и только правда, и честнейший взгляд Барабанова подтверждал это.
     - Отделение! Становись! К машинам!!!
     Барабанов понял, он сейчас Царь и Бог и этим можно воспользоваться.
     - Товарищ старший сержант, а не могли бы ваши ребята и этот «Запорожец» убрать, водителя вот уже вторые сутки найти не можем, скандал будет международный.
     Не послушать представителя начальника училища командир отделения не мог.   Убрать, так убрать.
     - Второе отделение, ко мне!
     Пятнадцать бравых бойцов мгновенно бросились к командиру. Тот, оценив ситуацию, быстренько расставил людей и в течение пяти минут организовал перенос  авто далеко за угол здания общежития в кустарник сирени. Запорожец там встал, как будто и родился под этим кустом. Шурка и поблагодарить сержанта не успел, автобус рванул и только клубы пыли остались. За ним запыхтел и ЗИЛок, водитель которого ничего не понял, но принял верное решение - срочно ретироваться.
     Шурка вернулся на КПП. Дежурный по КПП с удивлением спрашивает:
     - Барабанов, а машины куда делись, минуту назад ещё стояли?»
     Тот похлопывая ресничками отвечает.
     - Не знаю, товарищ старший лейтенант, уехали, возможно, я не смотрел.
     - Ну, дела…
     Шум начался после смены наряда на контрольно-пропускном пункте.   Начальник курса, того самого где учился Барабанов, и который был владельцем того самого «Запорожца», придя после службы на КПП, своего авто не обнаружил. Он был очень удивлён, и конечно расстроен. Кому потребовался его старый автомобиль? Новая смена ничего сказать не могла, сменившийся офицер убыл домой, телефона у него дома не было, ни бойцы, ни Барабанов со сменщиком толком ничего майору пояснить не могли. Да! Видимо украли автомобиль. Майор вызывает ГАИ. А что милиция скажет. Ясно, пиши заявление, будем искать. И лишь поздно вечером, когда выплыли слухи о якобы  приезде в училище революционного Фиделя с Кубы, да еще и Министра Обороны,  с помощью дедуктивного метода Шерлока Холмса, подозрение в этой наглой шутке пало на Шурку Шалопута.  Поискали авто за пределами  территории училища, и нашли устало спящий «Запорожец» в кустах. Слава Богу, не украли! Начальник курса на радостях выволочку Барабанову не делал, но утром пообещал спустить с него шкуру.
     На следующий день Шуркой занимались все, и командиры и политработники. Но Шуркины честные глаза говорили: «А что, я за порядок…» Занимался им и лично заместитель начальника училища. Минут сорок Шурка стоял на ковре у генерала, тот глядя в честные Барабановские глаза,  не о чем не расспрашивая провинившегося, говорил и говорил, говорил и про войну, и про товарищество, и про порядок, обо всем, одним словом.
     - Идите, товарищ курсант, и больше так не делайте. Передайте, пусть ко мне зайдет ваш начальник.
     Начальнику курса досталось поболее, генерал ему про войну не рассказывал, он его просто отчитывал.  Во-первых за то что у  училища оставляет машину, за то что не воспитывает подчинённых, за то что…  Да за всё подряд, мало ли за что можно ругать командира. Генерал завершил разговор мудрым выводом: «Хороший парень, этот ваш Барабанов, хоть и приврал с Фиделем, но за порядок радеет, и это радует.  Вы в глаза его гляньте, простой честный паренёк и так за порядок переживает. Молодец! Свободны…»
     Вот так - опять Шуркины честные глаза…
     Месяца два у КПП машин не было, остается догадываться почему.

     Культуру в массы

     Пиком Шуркиного озорства, его, так сказать, визитной карточкой стала операция под названием: "Культуру в массы".
     В канцелярии курса стояло пианино. Стоит себе инструмент и стоит, никому не мешает. Хозяином был курсовой офицер, семья его снимала квартиру в городе, служебного жилья не было,  пианино  ставить некуда, вот и стоял этот замечательный чёрного лака и прекрасного звучания инструмент в канцелярии. Курсовой сам неплохо поигрывал,  жена прекрасно владела инструментом, а детишки, две замечательных девчушки, учились по классу рояля в музыкальной школе.
     Так вот, стоит себе инструмент и стоит, никому не мешает. Всё было бы здорово, если бы не Барабанов. У него до всего было дело. Вот и до пианино добрался. Его приятель и земляк, курсант соседнего факультета, тоже с первого курса, был большим любителем музыки и приходил изредка по вечерам к ним на курс поиграть на пианино. Клубное старенькое фано было  расстроено, на нем можно разве что собачий вальс тренькать, да орехи бить крышкой, а вот у курсового был замечательный инструмент, прекрасно настроен, голосистый, играть на таком одно удовольствие. Но угнетало одно, прятаться нужно было и кого-то в период домашних концертов на «атас» ставить, всё же чужая вещь.  Конечно, курсовой не жлоб, разрешил бы разок поиграть, но то разок, а если душа просит…   
      И решил Барабанов эту несправедливость подправить. Сначала своими просьбами настроить клубное фортепиано, вынес мозги начальнику клуба, а когда тот стал, пользуясь старшинством по званию, просто ставить Барабанова по стойке смирно и разворачивать кругом, понял надо действовать по другому. Как-то находясь в суточном наряде, вновь, как и в случае с автомобилем пользуясь тем что он при исполнении, зашел Шурка на этаж выше, где жили первые курсы, взял от имени, вновь начальника училища с десяток парней покрепче, и организовал передислокацию пианино в клуб. Хлопцам Барабанов объявил: "В клубе, завтра  будут играть известные пианисты, так что приказал генерал отнести пианино в клуб, так сказать культуру в массы! Это Ленинский лозунг, понимать надо!"  Чтобы стимулировать ребят наш Шалопут пообещал первые места на концерте.
      Сперва никто не понял, что происходит, а собственно говоря, никому и дела не было до этих такелажных работ, ну тащат по лестничным пролетам пианино добры молодцы, и, как говориться "флаг им в руки. А старались ребята вовсю, потели, кряхтели и под бодрые Шуркины "майна - вира", кантовали добро по лестнице. В это время  проверить службу наряда по лестнице поднимался полковник, заместитель начальника факультета. А тут навстречу пианино спускают. Сразу вопросы, что, да как, да почему и так далее, но и бывалый офицер повёлся на Барабановские штучки. И вот уже под руководством бравого полковника десять курсантов и Шурка, спускают несчастное пианино на первый  этаж, а далее несут в клуб. Полковник не отставал, ему тоже хотелось посидеть на концерте, как уже стало известно из уст того же Барабанова, мировой личности, американца Вана Клиберна. Просто диву даешься, до чего народ простой, это же надо придумать такое - в четыре руки... на пианино курсового офицера…, да еще сам Клиберн! Откуда всего этого Шурка набрался?
     Итак, пианино было торжественно доставлено в клуб.  Старший лейтенант, начальник клуба, ничего не понимая, сначала был озадачен, ведь никаких команд свыше он не получал, бросился было звонить в политотдел, однако и здесь Шурка развеял все сомнения клубного шефа.
     - Вы не переживайте, наш Петр Михайлович добрая душа, он накладную не требует, всё одно после концерта пианино надо будет отнести назад, а это наш курс сделает.
     Старлей был сражён добротой офицера-коллеги и, решив, что все указания и так получит, пошёл готовить зал к концерту. Ну, надо же было так повестись на элементарный розыгрыш. И ни полковник, но старший лейтенант даже не подумали, а как это в разгар холодной войны, сложных событий в Чехословакии, американец приедет выступать в секретнейшее училище. Но в этом видимо и был феномен Барабанова. Глядя в его глаза, понимаешь, это абсолютно честный человек, раз он так сказал, значит так и будет.
     Конечно, разобрались с шуткой в тот же день. Курсовой не увидев на привычном месте родного инструмента, был несказанно удивлён, и в версию дневального по курсу о том что, дескать, пришел полковник с людьми и утащил пианино, не поверил. Бросился к полковнику, тот естественно насторожился, но рассказал, что действительно по распоряжению начальника училища, мимо него тащили какое-то пианино, и он, помогал пацанам проходить углы на поворотах лестничной клетки.
     Одним словом, по цепочке, по цепочке, дело раскручено. И вот Шурка и ещё трое парней, обливаясь потом, несут пианино назад, рядом курсовой офицер. А проходящий мимо народ интересуется: «А что, не будет Клиберн играть в клубе?» Ну что тут ответить. Ругали Барабанова всем училищем, ругали и смеялись, уж больно оригинальной была шутка на сей раз. Но не выгнали шутника из училища, замполит факультета защитил, всё же курсант Барабанов знал великий лозунг Ленина: «Культуру в массы!», а разве за такое можно выгонять из училища. Вызвал полковник Барабанова, минут сорок беседовал с ним, полпачки полковничьих сигарет выкурили, по две чашки чаю выпили. Барабанов выслушал серьезный и проникновенный рассказ фронтовика о дружбе, товариществе, политической работе в войсках.
     - Идите Барабанов, и больше так не делайте…
     В клуб вскоре после этого происшествия привезли новое пианино.

     Лотерея

     Завершили мы обучение на первом курсе. Человек десять не выдержали экзамены и покинули стены училища. Шурка, сдал сессию в основном на четверки, шалопут, то он шалопут, но далеко не дурак, и учеба давалась ему без особых  напряжений. Если бы не его просто неуёмное стремление влезть в какую-нибудь историю, отличником был бы, это точно. С первых дней занятий на втором курсе, мы обратили внимание на то, что Барабанов зачастил в библиотеку: неужто за ум взялся, просто не верилось. Через пару недель стало понятно, у Шурки появился предмет вожделения. В библиотеку поступила на работу замечательная девушка, Полиной её звали. Стройна, высока, белокура, улыбчиво, всё было при ней, вот только ухажера пока не видать. В библиотеку зачастили училищные ловеласы, и Шурка был среди них, конечно красавчиком он не был и конкуренцию среди почитателей девушки явно составить не мог, но надо понимать, это был Барабанов, тот самый, что Шалопутом величался. И Шурка решил отличиться. Как? Да очень просто. Те вон, что к Полечке в библиотеку бегают, только цветочками и  улыбками обходятся, да хихикают,  как мартовские коты щурятся, а Барабанов решил помочь девушке, тем самым обратить на себя её внимание. Как-то Полина посетовала, что не любит народ классику, больше приключениями балуется, да фантастикой, а вот чтобы Толстого, Пушкина, Чехова почитать, так нет, тяжелы они будущим инженерам в восприятии. Для Шалопута подправить это положение было несложным делом, он пообещал девушке, что на днях у неё всю библиотеку разберут. Так и произошло, через день классику растащили, причем пришлось даже список очерёдности составлять, библиотекари не успевали абонементные карточки заполнять и выписки из них на руки жаждущим выдавать. Вот эти выписки и насторожили заведующую библиотекой. Зачем они курсантам, к чему? Но всё оказалось очень просто и вскрылось  ровно через две недели.
     Шурка, дабы обеспечить библиотеке значительный рост читаемости классиков русской и советской литературы разработал и провел нехитрую операцию. Не поленился и на всех курсах написал и развесил листовку следующего содержания.
     «Товарищи курсанты, в стране активно внедряется денежно-вещевая лотерея, очередной тираж будет разыгрываться тогда-то. Наши курсанты уже не раз выигрывали различные нужные вещи, радиоприемники, стиральные машины и даже автомобили. Оргкомитет лотереи принял решение каждому, кто предъявит выписку из библиотеки училища о прочтении не менее десяти произведений классиков нашей литературы, получит БЕСПЛАТНО на руки  три лотерейных билета. Выдача билетов будет произведена в клубе училища, тогда-то и тогда-то. Подпись: оргкомитет».
     Ну что, вот как к такому изобретению Шалапута можно было отнестись? Есть ли вред от его действий? Вроде, как и нет. А польза? Наверно есть, многие ведь не просто взяли книги, а почитать их смогли. Авантюра? Конечно авантюра, но за ней может великая любовь пряталась, и не только любовь, наш Шурка внешне преобразился, вихры свои сначала пытался бриолином зализать, поняв, что это бесполезно, специально в салоне-парикмахерской себе такую прическу зашарашил, ого-го!  Правда стал немного на Керенского похож, но и Полина на него уже по -другому посмотрела. А если учесть, что Шурка ещё и любимый длинный ноготь на мизинце левой руки спилил, становиться ясно, жертва во имя чистой и нежной любви принесена немалая. Смеяться здесь можно сколь угодно. Расстраивало одно, естественно начальство расстраивало, что Барбанов уж сильно склонен к авантюризму, и как бы смех не вылился в обильные слёзы. К тому времени в училище поменялось руководство и к таким авантюрам можно было отнестись не только с улыбкой, за такой поступок и выгнать могли. Но пока всё обошлось профилактикой, вновь на уровне замполита факультета.
     А в библиотеке изменения произошли. Столы для читателей поменяли и, наконец, поставили новые настольные лампы.  Полина через месяц вышла замуж, оказывается у неё был ещё со школьный времён ухажер. Так что всем училищным красавцам вышел великий, как говорят «облом».

     Финал

     Всё же доигрался со своими авантюрными и озорными играми Барабанов. И что вы думаете, на чём-то мудром влетел? Да нет, он как Шура Балаганов, у Ильфа и Петрова, влетел. Помните, Великий комбинатор подарил Балаганову пятьдесят тысяч рублей, а Шура в тот же день попался на мелкой карманной краже. Природа взяла своё. Вот и Шура, кнопку на стул заведующему кафедрой одной из дисциплин подсунул. Брючки у профессора были изящные, тоненькой и приятной ткани, а тело нежное, к таким пыткам не привычное, вот  и попался Барабанов. Причём никто и не разбирался, кто эту кнопку поставил, может она сама на стул залетела, кто его знает. Шурка божился, что не он это, и его честнейшие глаза подтверждали, не он это, не он. Однако рождённый Барабановым имидж Шалапута сыграл со своим хозяином плохую шутку. За хулиганство, курсанта Барабанова арестовали на трое суток, а уж затем, вспомнив все его проделки, приняли решение исключить из училища.
     Провожали Шуру мы, как нынче великих мастеров искусства и культуры в последний путь провожают. Он шёл с легким чемоданчиком, с которым и приехал сюда из своей Вологды, шёл легко и непринуждённо, шёл и улыбался, а мы из окон ему аплодировали, улыбались, смеялись и подбадривали нашего товарища: «Шурка! Давай, не робей, всё у тебя будет в порядке, не забывай нас! Прощай, дружище…» Что у него было на душе, о чём он думал, этот Шалопут Барабанов, мы не ведали, могли только догадываться. Но разве в тот момент, в свои восемнадцать-девятнадцать мы думали о переживаниях, да нет, конечно, мы Шалопута провожали, провожали шалуна, озорника, большого шутника, как угодно можно было называть этого человека. Мы только не думали, что его на самом деле Александром Сергеевичем звали, что ему идет девятнадцатый год, что он  такой же как и мы все. Нет, мы не понимали этого. Мы не понимали, что аплодируя Шурке, провожая его, мы прощались со своим детством, со своей шалостью, и не думали мы, что молодыми крепкими, сильными, добрыми вступаем в новый период своей жизни, период возмужания.
     Прощай Шура, доброго тебе пути в жизни, мы тебя искренне любили и не забудем никогда.


      PS  Рисунок моего коллеги по училищу Петра Крамаренко