В. Кандинский. Композиция номер семь

А вот на Кандинского в обиде я имею большой зуб  И обида, если можно так сказать, личная.  И прежде всего  как раз из-за этой самой Композиции номер семь. А дело было так. Однажды меня послали от одного агентства провести  экскурсию с  небольшой группой туристов в Третьяковку. Всего то человек шесть. Только не в Лаврушенский переулок. В другую Третьяковку,  на Крымской набережной.  Такое огромное невыразительное здание, лишенное по форме  всякой художественной  мысли на берегу Москвы-реки. Надо сказать, что туристы в эту другую Третьяковку ходят крайне редко.

     А если они туда и идут, то только преимущественно посмотреть русский авангард. И имя Кандинского находится в обойме тех нескольких художников, которое их привлекает прежде всего.
 
     Я хотел отказаться от этой работы. Ну зачем мне этот геморрой. Потому как этот авангард ну нисколько мою душу не трогает и не греет. Неинтересен он мне Одни выкрутасы заумные. Ушёл уже в прошлое этот авангард. А если сказать совсем уж по правде, то я в нем мало что и понимаю. Да и как понять. Ну об этом чуть позже.
 
    Меня уговорили все-таки пойти. Мне сказали, что, дескать, там особо-то и не надо по древу растекаться.  От меня этого и не требуется. Проведи их просто по залам, ну назови самые известные имена и покажи картины самые известные. Типа Чёрного квадрата и композиции Кандинского  И всё. Ты же гид и переводчик,  а не экскурсовод. Они там сами и без тебя во всем разберутся.
 
    - Ну так и наймите тамошнего специалиста - экскурсовода.  У него отработанная и отшлифованная экскурсия. Каждое слово и интонация доведены до ума. А я что? Хожу туда раз в год по обещанию.

    - Так ведь тамошний, это за отдельную плату. И не малую. Да и тебе в напряг. Переводить придётся всё равно тебе.  В общем, иди, справишься.

     Ну раз так, то ладно. И пошёл. А потом понял, что  лучше бы не ходил. Потому как эта  маленькая группа шла именно на Кандинского. Потому как Кандинский – это имя, это бренд, это круто. И это надо видеть. А заодно и понять, что собственно такого в этом имени. И в этом смысле они сильно рассчитывали на меня. А я ничего в Кандинском не понимал и не понимаю,да и не хочу понимать. Как и во всей абстрактной живописи тоже.    И они  ждали от меня каких то пояснений и откровений. За что и заплатили.

    Вот с такими настроениями мы и пришли в зал известного во всем мире художника и встали перед этой самой Композицией.
 
    - Ну вот - говорю, - Кандинский,  Композиция номер семь. Кандинский  всеми признанный родоначальник абстрактной живописи и первый её теоретик. Он был первым, кто перешел от сюжета на картине к беспредметной живописи. То есть к живописи, которую мы можем воспринимать не столько мыслью, сколько чувством.  Картина была написана в   1913 году в Мюнхене.

 После этого я замолчал, в надежде на то,  что мои клиенты отринут мыслительный процесс и  включат по самой полной все свои чувства и замрут в восхитительном восторге от особенной энергетике и чудной цветомузыки, исходящей от этой картины. А я встану в сторонку, дабы не мешать моими неуместными комментариями чувственному восприятию увиденного.  Мне же было сказано, они во всём остальном сами разберутся.

     Не стали они разбираться, а стали в молчании ожидать то, что я им, как искусствовед, поведаю. Причем поведаю нечто такое, после чего они окончательно утвердятся в величие художника Кандинского. И вот тут их ждало полное разочарование. Потому что я им ничего такого и не сказал, а дал им полную свободу разбираться в его величии самим. Мне было просто уже  нечего добавить к ранее сказанному. Это была самая моя короткая экскурсия. Словом разочаровал я их. О чем было доложено в агентство, пославшее меня в музей на Крымской набережной. И сам я тоже  разочаровался до невозможного. А потом решил написать вот эту самую статью.
 
                *****
       Но для начала я хочу вам задать такой вопрос. Представьте себе такую ситуацию. Перед вами поставили в большой белой пустой комнате эту самую Композицию номер семь. И оставили вас с нею один на один.  И при этом ещё стерли из вашей памяти каким-то гипнотическим  способом   имя Кандинского так ,чтобы это имя-бренд на давило на ваше сознании. А заодно убрали бы из вашей памяти само понятие об абстрактной живописи. А потом вас попросили бы рассказать то, что вы видите. И, главное, поведать всем нам об основной идее или замысле художника. Ведь он же хотел нам рассказать что-то,  как и любой художник. Ну и пожелали бы вам при этом приятных  размышлений. И что после этого мы услышим в ответ от вас?
 
    Думаю так, что, наморщив лоб в напрасных потугах найти эту идею, и изрядно вспотев  за этим занятием, вы ничего бы не рассказали. А я скажу  вам в утешение  почему.  Потому что это направление в живописи официально именуется как беспредметное искусство. То есть видимого предмета в виде каких то там натюрмортов, пейзажей, портретов или всего прочего в этом роде живописи просто нет и быть не может. И это обязательное условие этого живописного направления.  Абстрактная это живопись.
 
     А Кандинский был не только родоначальником этого направления.  Он посвятил ему несколько книг теоретических изысканий и обоснований. Одна из книг называлась «Точка и линия». Вот почитайте и восхититесь тому, как художник определяет точку и линию на своих полотнах:
 
     « Геометрическая точка – это невидимый объект. И таким образом он должен быть определён в качестве объекта нематериального. В материальном отношении точка ровна нулю. В этом нуле скрыты, однако, различные человеческие свойства. В нашем представлении этот ноль – связан с высшей степенью самоограничения, то есть с величайшей сдержанностью»
 
   Дух перевели? Всё поняли? А теперь познакомимся с тем,  как художник нам объясняет  линию:

   «Линия – величайшая противоположность живописного первоэлемента – точки. И она с предельной точностью может быть обозначена как вторичный элемент. Простейшая форма прямой – горизонталь. В человеческом представлении она соответствует линии или поверхности, на которой человек стоит или передвигается. Итак, горизонталь,  – это холодная несущая основа, которая может быть на плоскости в различных направлениях. Холод и плоскость – это основные звучания данной линии, она может быть определена как кратчайшая форма неограниченной холодной возможности движения».
 
  Уф! Ух! Прочли? Насладились? Восхитились?  Если нет, то прочтите ещё и ещё раз. При этом я думаю, что если бы всё это написал не всем известный Кандинский, то легко было бы предположить, что написал всё это про точки и линии какой-нибудь пациент из больницы Кащенко. И как же иначе? Сомневаетесь? Ну так перечтите ещё раз. И, положив руку на сердце, вы согласитесь со мной, что про точки и линии поведал нам или шарлатан, решивший задурить нам мозги, или у него самого с мозгами что-то не то. Спасает лишь имя художника. Кандинский! Этим всё сказано. И оно оправдывает всё, про какие бы еще дужки и закорючки он нам бы не поведал.

    И возразить ведь нет никакой возможности. И мальчик с чистой душой и сознанием, крикнувший «А король то голый», тоже тут будет совсем не при делах. Потому как было же сказано, что живопись эта беспредметная. А раз беспредметная, то и разговор тоже получается беспредметный. О чем и говорить, если говорить не о чем? Однако говорят. И пишут тоже. И сколько уже и написали, чтобы объяснить глупому наивному мальчику, что король совсем не голый!

                *****
    Ну, довольно стёба. Попробуем и мы вставить словечко. По-серьёзному.   Я думаю так, что если бы даже и не было бы Кандинского, то явился бы другой художник, предложивший нам всё тоже самое про точки и линии. Ну как если бы закон всемирного тяготения был бы открыт и без Исаака Ньютона.

    Почему? Потому что всё шло к тому. То есть к этой самой беспредметной живописи. И это эпохальное явление в живописи случилось впервые за несколько тысячелетий как раз в начале прошлого века.  Потому как до его начала была только предметная живопись. Во всей мировой истории. От первобытных наскальных зарисовок.

    Явились импрессионисты, которых я бесконечно люблю, - и изображение стало смазываться и терять свою предметную, твердую форму. Усилие было сделано на передачу движения, на взаимосвязь между цветом и светом и произведённым впечатлением. А потом Матисс с его плоскостностью изображения предметов и сопоставлением чистых цветов. А потом и кубисты со всей их геометрией, в которой предмет ещё надо было поискать. Ну а потом предмет и вовсе стал не нужен. Он даже стал мешать восприятию картины. Кандинский так однажды и заявил: «В общем, мне стало в тот день бесспорно ясно, предметность вредна моим картинам»

   У него появился совершенно новый вид живописного искусства. Просто неслыханный  Он искренне полагает, что задача его, как художника, состоит в том, чтобы пробудить в зрителе его собственное понимание смысла его работ. А таких смыслов может быть множество. У каждого свой смысл. И в таком разе, что я должен был бы рассказывать моим клиентам? У меня мой смысл, а у них у каждого свой! И о чём же нам говорить?

   И при всём при том, задам вам и ещё один вопрос, который так и прёт из меня. Вопрос просто убийственный. А нужно ли вообще человеку уметь держать кисть в руке для того, чтобы  воспроизводить все эти точки и линии, чтобы передать нам свою неясную мысль? Да совсем и не нужно. Вы знаете, в каком возрасте Кандинский взял впервые кисть в руки? Ему было уже за тридцать.  Вот что по этому поводу пишет другой художник, Игорь Грабарь, отдавший не малую дань импрессионизму. Оба они учились в одной школе в Мюнхене. «Кандинский какой то чудак. Очень мало напоминает художника, совершенно ничего не умеет.» И во мне после этих слов завозилась подловатая мыслишка. А может быть Кандинский и стал столь знаменитым именно потому, что как художник «ничего не умел».
   
     Кстати,  к такому роду живописи подтолкнул Кандинского, по его же словам, импрессионист Клод Моне. А именно его картина «Стога». Вот что он пишет после потрясения, которое на него оказала эта картина.  «Мне казалось, что без каталога не догадаться, что это – стог сена»

   Странно. Вот откройте и вы эту картину в Интернете. По мне, так просто невозможно спутать этот предмет – стог сена на картине – с чем-то ещё иным.А Кандинский не догадывается.  Непонятно тогда, какими глазами смотрел художник на эту картину. Но вот эта неясность стала ему очень неприятна. И тем не менее, этот самый стог глубоко дискредитировал в его сознании «предмет, как необходимый элемент картины». Вот после этого открытия  всё пошло – поехало. Стал Кандинский тем, кем мы его знаем сегодня.
 
     При этом мне на память приходит другая картина. Картина Левитана «Сумерки. Стога.» Её написал художник для своего друга, Чехова, который, прозябая в роскошной Ялте,и ностальгировал по российской природе. Эта картина напоминала ему о Родине. Ну а какую ностальгию растревожит в вас Композиция номер семь, о том я не ведаю.

    Он придерживается  мысли, высказанной немецким философом Шеллингом. Это мысль состоит в том, что произведение искусства  должно содержать бесконечное число толкований.  И при этом нельзя узнать, «заключена ли эта бесконечность в самом художнике или только в произведении искусства как таковом». И при этом я лично думаю, какая же это удобная формулировка для всяких шарлатанов от живописи.

    Первое чисто абстрактное полотно  было написано Кандинским в 1910 году. Ни сюжета, ни предмета на нём нет. Поэтому оно так скромно называется «Без названия». Оно очень похоже на Композицию номер семь. И вот что о нем пишет сам художник. «Меняющиеся градации тона и частоты звуков обвивают человека, вихреобразно   возносятся и внезапно, обессилев, вяло опадают. Движения точно такие же обвиваются вокруг человека – игра горизонтальных, вертикальных  штрихов и линий.»

   Вот так. Ну и что же в этом разе я должен был бы рассказывать моим клиентам перед  Композицией номер семь? А приблизительно так: «Ну что, ребята, почувствовали, как вихреобразно вьются вокруг вас вертикальные и горизонтальные лини, при этом вяло опадая?  Как, не почувствовали? Ну, тогда извините! Мне просто нечего после этого сказать!

     А сам Кандинский сравнивает себя чуть ли не с Христом. Вот что он пишет: «Неминуемо приходит один из нас. (Так тонко он намекает на самого себя) Он видит и указывает. Сопровождаемый издевательствами и ненавистью, всегда вперёд и ввысь тянет он застрявшую в камнях повозку человечества». При этом он забывает, что одним из самых тяжких грехов в христианстве считается гордыня.
   
    Я не знаю почему, но в мире считают, что Кандинский – это русский художник. Мне вот и французы об этом говорят, подразумевая при этом, что я вроде бы должен гордиться этим фактом. А я вот его таковым, то есть русским художником, не считаю. И не только потому, что сам он по матери из прибалтийских немцев. И не потому, что он провёл не малую часть своей жизни за границей. Сначала в Германии, а потом во Франции, где и умер. И даже и не потому, что всё его творчество не вписывается в традиции, в сам дух русской культуры.  А ещё и вот почему. Прочтите, что он сам написал по этому поводу:

«Я не патриот. Я только наполовину русский. По воспитанию – я наполовину немец.  Как художник я привязан к Германии, и все немецкое, немецкие древности значат для меня больше, чем для многих немцев».

     Конечно, что-то есть в абстрактной живописи. И я не против вот такого направления в живописи вообще. Фантазии человека ничем сдержать нельзя. Да и не нужно. Широк человек, как говорил Достоевский. И абстрактная живопись с её родоначальником  тоже  имеют право на существование. Но я против того, чтобы обожатели этого рода искусства ставили его выше  над всем тем, что было достигнуто в живописи до появления Кандинского с его беспредметными изображениями. И при этом ещё, чтобы его обожатели поплёвывали через снобистскую брезгливую губу на тех же художников – передвижников.
 
   Я вот,  к примеру, поставлю одну только картину  «Тройка» Перова превыше всех Композиций и Импровизаций Кандинского. Потому как знаю судьбу мальчика, того, что в середине детей, тянущих тяжеленную обледенелую бочку вдоль стены Петровского монастыря. Умер этот мальчик от оспы. Звали его Вася.  И вид этих несчастных детей производит на мою душу несравненно большее впечатление, чем все завихрения точек и линий Кандинского. У меня слёзы подступают к глазам, при виде этих маленьких москвичей  А при виде «Композиции номер семь» я только в недоумении развожу руками. И не единой слезинки.      
   
 Вот именно всё это я должен был бы рассказать моим клиентам. Да вот не случилось.