214 ДМБовский годковский нрав 12 10 1973

Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)

Книга-фотохроника: «Легендарный БПК-СКР «Свирепый» ДКБ ВМФ 1970-1974 гг.».

Глава 214. Северное море. БПК «Свирепый». ДМБовский годковский нрав. 12.10.1973 г.


Фотоиллюстрация из фотоальбома автора: «Годки» майского призыва 1970 года во главе с «ДэМэБовским годком» ноября 1969 года Сергеем Берёзой.

На фото (сверху-вниз): Сергей Берёза, Абдулаев Вагиф Алашраф-оглы, Скиба Валерий Павлович, Заводсков Александр Фёдорович, Белко Александр Иосифович (их должности и данные в списке ниже). 

Призыв: Май 1970 г.

АБДУЛАЕВ Вагиф Алашраф-оглы к/о радиометристов ПИП 13.05.70
АЛЕКСЕЕВ Анатолий Викторович Ст. моторист 20.05.70
БЕЛКО Александр Иосифович к/о газотурбинистов 19.05.70
БЕЛЬЧИНСКИЙ Андрей Григорьевич Ст. строевой 17.05.70
БЕРЕСТОВ Николай Михайлович Ст. электромеханик 13.05.70
БОЧКАРЕВ Николай Вячеславович Комендор 05.05.70
БРОДНИКОВСКИЙ Виктор Леонтьевич Гидроакустик 13.05.70
БРУСОВ Валерий Павлович Ст. радиомеханик 04.05.70
ВАГИН Станислав Николаевич к/о электромехаников 18.05.70
ВОРОНОВ Александр Дмитриевич к/о гидроакустиков 19.05.70
ГРИГОРЬЕВ Пётр Андреевич Газотурбинист 11.05.70
ЗАВОДСКОВ Александр Фёдорович Ст. газотурбинист 10.05.70
ЗОЗУЛИН Владимир Алексеевич Ст. гидроакустик 11.05.70
КЛЕПИКОВ Валерий Юрьевич к/о электриков ПЛО 12.05.70
КЛЫКОВ Алевтин Викторович Ст. Радиотелеграфист 15.05.70
КОМАРОВ Анатолий Михайлович к/о торпедистов 14.05.70
КОНЯШИН Николай Николаевич Ст. радиотелеграфист 15.05.70
КРУГЛИКОВ Андрей Андреевич к/о гидроакустиков 19.05.70
ЛОЙКО Юрий Тимофеевич Ст. эл. слабого тока 15.05.70
МУСЕЙЧУК Анатолий Петрович Ст.  азотурбинист  14.05.70
НОСОВ Александр Яковлевич к/о комендоров 15.05.70
ОСПАНОВ Тойбазар Жумагазиевич Старший писарь СДП 10.05.70
ПЕТЧЕНКО Виктор Григорьевич Ст. радиотелеграфист 15.05.70
СКИБА Валерий Павлович к/о радиотелеграфистов 14.05.70
СКЛЮЕВ Михаил Иванович Ст. комендор 10.05.70
СТЕПАНОВ Анатолий Иванович к/о трюмных 04.05.70
СУРУСОВ Николай Петрович Радиотелеграфист 16.05.70
УМИРКАЕВ Равиль Закурович Моторист 10.05.70
ХИСМАТУЛИН Мансур Сайфуллиевич Ст. электрик 08.05.70
ХУСАИНОВ Рафкат Тораевич Ст. гидроакустик 08.05.70
ЧУГУННЫЙ Сергей Иванович к/о радиометристов арт. 16.05.70
ШЛЫКОВ Владимир Иванович Гидроакустик 15.05.70



В предыдущем:

Однако для разведок «вероятного противника» «ДМБовского альбомы» - это ценнейший достоверный источник разведывательных данных о событиях, фактах, местоположении, действиях, настроениях, традициях, обычаях и ритуалах военной службы.

Об этом нужно знать и помнить всегда…


Да, помнить нужно, особенно знаковые, символические события, которые переворачивают душу, дают возможность прозреть, сделать открытие в самом себе и в окружающей реальной действительности…

В ночь с 12 на 13 октября 1973 года мне не спалось. Вспоминалось начало службы на флоте, взаимоотношения с «годками». Особенно тяжко переживалась ссора со Славкой Евдокимовым, в котором вдруг проявилась «ДэМэБовский годковский нрав», вернее, «годковский норов», «годковская спесь».


Вообще-то, нрав – это в русском понимании характер или некий «душевный уклад», например, нрав может быть «кроткий» или «крутой», «добродушный», «капризный», «добрый» и «жестокий». Синонимами слову-понятию «нрав» являются слова-понятия: душа, натура, ндрав, норов, основные черты, поведение, склад, темперамент, уклад, характер.

А есть ещё понятие «годковский нрав», то есть некие обычаи и ритуалы «годковского поведения», как элементы системы отношений доминирования в человеческой среде.

В основе этой системы отношений доминирования заложены ещё первобытные инстинкты верховенства и первенства, например такие: «Кто смел, тот и съел», «Кто первый пришёл, того и место», «Кто сверху, тот победитель», «Кто старше, тот и прав», «У сильного всегда бессильный виноват» и т.д.

- Так устроено в природе, - думал я голосом моего друга деда «Календаря», - что кто-то ведущий, а кто-то ведомый, то есть кто-то «главный» (начальник, командир, опытный), а кто-то «обычный» (зависимый, подчинённый, беспомощный). Поэтому всегда и везде есть кто-то, кто доминирует, является ведущим, кто направляет, управляет, регулирует, учит, помогает, поощряет и наказывает.

Я обрывочно вспоминал свои взаимоотношения с папой, мамой, с дедом «Календарём», с Юркой, моим старшим братом, с ребятами на улице и с друзьями в школе. Я вспомнил своего друга и наставника Женьку Мыслина, учителей в Севастопольской Морской школе ДОСААФ. Я вспомнил отношения допризывников в эшелоне-поезде из Симферополя в Калининград и взаимоотношения между новобранцами и старослужащими в 9-м флотском экипаже в Пионерское.

Наконец я вспомнил взаимоотношения между молодыми матросами и «годками» на БПК «Бодрый», в Дивизионе новостроящихся и ремонтируемых кораблей в Калининграде, а потом в первом экипаже БПК «Свирепый».

Всегда и везде во взаимоотношениях между людьми существовала система доминирования. Даже те, кто был слабее всех, всё равно парадоксально доминировали в своей слабости и беззащитности, поэтому «сильные» либо по должности, либо по обстоятельствам, либо по доброте душевной, но «подчинялись» этой доминирующей слабости, тащили на себе «салаг» и «молодых»…

К октябрю 1973 года я уже хорошо знал и понимал негласную, неписаную, неформальную систему отношений доминирования, особенно систему отношений между «годками» (старослужащими) и «салагами» и «молодыми» (первогодками по военно-морской службе).

Ещё в 1970 году, после окончания школы, я имел рост 182 см. Однако мой вес был гораздо меньше нормы в соответствии с ростом, а значит, меньше было и мышечной массы, силовых мышц.

В период службы в 9-м флотском экипаже в Пионерское, на БПК «Бодрый» и в Дивизионе новостроящихся и ремонтируемых кораблей в Калининграде я был не просто худой, а «тощий».

Сашка Кузнецов, командир отделения рулевых БЧ-1 первого экипажа БПК «Свирепый» на спор «обнимал» мой втянутый в себя живот за талию своими ручищами. Его друзья-годки удивлялись, поражались и угощали победившего в споре «ДэМэБовского годка» Александра Кузнецова чаркой «чая».

Во время достройки и оснащения БПК «Свирепый» у стенки ПСЗ «Янтарь» в Калининграде недостатка в остром как шило «чае» у «годков» не было…

Все мои великовозрастные и многоопытные друзья и товарищи по жизни научили меня отношениям с ними. Моим первым в жизни «годком» с крутым «годковским нравом» был мой старший брат Юра, который любил тренироваться на мне в постижении боксёрских, борцовских и бойцовских навыков и приёмов.

Это он скручивал меня в «бараний рог», отрабатывал на мне свои «поцелуи взасос» и гонял меня по своим поручениям-приказам. С Юркой ещё в детстве я научился пользоваться и доминировать своей слабостью по сравнению с ним.

Поэтому на всю оставшуюся жизнь мой старший брат Юра всегда вытаскивал меня на себе из всяких случайных передряг, даже если я уже мог с ними справиться…

Мой папа и моя мама, Сергей Иванович и Нина Васильевна, научили меня с начальной добротой, доверием и доброжелательностью относиться ко всем без исключения, при этом никого сразу не корить, не обижать и не судить.

Поэтому на всю оставшуюся жизнь я старался, прежде всего, выяснить, объяснить, узнать мотивы и причины того или иного поведения, «зрить в корень» человеческих отношений.   

Мой друг и наставник из деревни Дальнее Русаново, дед «Календарь», стал моим «внутренним голосом», моим разумом (первым умом), мной в образе рассудительного, спокойного и выдержанного «Александра Сергеевича».

Поэтому я иногда останавливал ссору, конфликт или даже драку только одним спокойным, хладнокровным и достойным взглядом, молчанием, позой.

Мой друг и наставник по работе, Женя Мыслин, научил меня одной простой фразе, которой он, а потом я, «сбивал дуплетом» самый агрессивный настрой самого наглого и сильного хама.

Поэтому я иногда говорил какому-либо «ДэМэБовскому годку»: «Я вас чем-то обидел? Простите меня великодушно»…

Априори обидеть может только «сильный», поэтому эта фраза сразу же, без какого либо физического силового воздействия, без насилия и нажима, мягко и рассудительно переводила меня в статус «над схваткой» (конфликтом), а взаимоотношения в статус общечеловеческих нравственно-правовых отношений.

Предложение «годку» проявить великодушие, то есть простить и понять, а не добиваться желаемого силой и насилием, разоружало его. Естественно, «сильный годок» неизменно говорил» «Я сам кого хошь могу обидеть!»… и великодушно «прощал меня»…

Сашка Кузнецов, командир отделения рулевых первого экипажа БПК «Свирепый», сам того не ведая, только своей реакцией, а потом командир корабля, капитан 3 ранга Евгений Петрович Назаров, научили меня одному приёму, которым я «гасил» любую напряжённость во взаимоотношениях системы «начальник – подчинённый».

В ответ на какой-то негатив, недопонимание или раздражение «начальника» (командира) я искренне и бодро говорил; «Виноват! Молодой! Исправлюсь!».

Сашка Кузнецов, «ДэМэБовский годок», «стоеросовая детина» ростом 193 см (на 10 см выше меня), сопящий, ярый и неудержимый в порыве азарта и страсти, часто применял эту фразу, которая никак не вязалась с его огромным ростом, большим весом и физической силой.

Сашка Кузнецов, общепризнанный «годок-старик», «годок-дед», «старшина старшин» и т.д., мог себе позволить в шутку сказать о себе «молодой», потому что очень хотел быть молодым, не старым, а кто же не хочет быть моложе? А?

Вот почему Евгений Петрович Назаров всякий раз уже традиционно отвечал на эту мою тираду одинаково…

- Да, - с грустью и уже совсем не сердитым тоном говорил мне командир БПК «Свирепый». – Ты, Суворов, ещё молодой и в этом твоё преимущество. Иди, исправляйся!».

Ещё один случай из взаимоотношений с моим старшим братом Юрой, научил меня приёму гасить практически любую острую конфликтную ситуацию между двумя практически «родными» мужчинами.

Тогда в июле 1970 года Юра и его молодая жена высказали мне всё, что они думают о моём «ничегонеделании по дому», то есть квартире, в которой мы жили вчетвером в Севастополе (Юра, его жена, их сын Олежка и я). Тогда были сказаны очень жёсткие, грубые и недобрые слова-обвинения.

Я тогда обиделся, набычился, а Юра в своей обычной агрессивно-страстной манере допустил оплошность, на которую я должен был как-то ответить…

Юрка уже стоял в танцующей боксёрской позе. Он, зная исход «боя», с улыбкой подзадоривал меня: «Ну, давай, давай! Нападай!»…

Вот тогда я сам, папиным голосом «Александра Сергеевича», преодолевая сухой ком в горле, противную дрожь в коленях и узость гузки, вполголоса спокойно и веско сказал ему: «Нет, Юра. Я не унижусь до того, чтобы ударить родного брата».

После этого я взял из серванта мой паспорт с маминой «эНЗэшной» сторублёвкой, одел свой школьный выпускной костюм и туфли на тонкой кожаной подошве и ушёл пешком через весь город Севастополь на Корабельную сторону в рабочее общежитие, в котором я был прописан и должен был жить.

На всю оставшуюся жизнь Юра запомнил этот случай и потом очень старался быть более великодушным, чем я, его младший брат…

Вот и сейчас, на военно-морской службе на флоте, я старался жить и строить свои взаимоотношения с окружающими начальниками, командирами, товарищами, друзьями и «годками» всех мастей и уровней по таким принципам и такими приёмам.

Теперь я твёрдо знал, что в любых взаимоотношениях доминирует тот, кто ставит себя выше обстоятельств, над ссорой, над схваткой и может первым остановиться в ссоре, преодолеть в себе обиду, прервать конфликт и быть великодушнее, терпеливее и достойнее, чем твой противник.

Теперь я сам себе открыл формулу доминирования: «Не уподобляйся противнику, будь выше, достойнее и разумнее его».

Теперь я научился «гасить» агрессию хладнокровным спокойствием, а хладнокровное высокомерие – насмешливой агрессией.

Теперь я знал, что умное, веское и правдивое слово, да ещё сказанное насмешливым намёком, с юмором и сатирой, является мощнейшим орудием во взаимоотношениях между людьми всех возрастов и уровней. Например, так я всегда вёл комсомольские и иные собрания, «посиделки у Суворова» в «ленкаюте», беседы, споры и дискуссии с офицерами, мичманами и «годками»…

Правда, многим не нравилась эта моя манера – «не по чину» и «не по сроку службы» вести разговор «на равных» или даже «с превосходством» с ними – офицерами, мичманами и «годками».

Особенно «ревностно» и нетерпимо некоторые относились к тому, что я мог «на равных» говорить, разговаривать и обсуждать что-то с командиром корабля, с замполитом, с вахтенными офицерами, с флагманскими специалистами и высшими командирами – гостями БПК «Свирепый».

Особенно не нравилось моему командиру БЧ-1, старшему лейтенанту Г.Ф. Печкурову и старпому, капитан-лейтенанту Н.В. Протопопову то, что я, обычный матрос срочной службы, могу обращаться к Е.П. Назарову не по званию, а просто: «Товарищ командир, разрешите обратиться». Они такого права не получили…

Они же не знали (или забыли) как после размагничивания корпуса БПК «Свирепый» на полигоне в заливе Хара-Лахт (Эстонская ССР, Эстония) в январе 1973 года возле датского острова Борнхольм мы попали в полосу «гнилого тумана» и трое суток добирались сверхмалым ходом до «карантинной стоянки» под Либавой (Лиепая), потому что на корабле была эпидемия жесточайшего гриппа.

Все эти трое суток я стоял на руле, потому что перед этим «по простоте душевной» замещал заболевшего гриппом подвахтенного и помогал накрывать столы в столовой личного состава. Наш медик, капитан медицинской службы Леонид Никитич Кукуруза, как «полоумный», носился по коридорам и в столовой с пульверизатором и «пшикал» порошком «антигриппина» в ноздри матросов.

Я тогда в качку нёс доверху наполненный горячим борщом бачок и не мог сопротивляться Леониду Никитичу Кукурузе. Поэтому он «в сердцах» наполнил меня до «печёнок» своим антигриппозным порошком. Ребята смеялись «до упаду» на мои вытаращенные глаза и открытый рот, который «дышал» этим порошком, но потом они катались в своих жарких и мокрых койках в бреду, а я не заболел…

Не заболел (вернее переболел на ногах) и командир корабля, капитан 3 ранга Е.П. Назаров, который все эти трое суток практически пробыл вместо вахтенных офицеров в ходовой рубке на машинном телеграфе и в своём командирском кресле.

Чтобы я не засыпал «на руле», стоя внутри ограждения и поручней перед штурвалом рулевой колонки «Альбатрос», Евгений Петрович угощал меня своим горячим чаем с коньяком, беседовал со мной, задавал вопросы, рассказывал скупо сам о своих приключениях, спорил и обсуждал со мной различные жизненные случаи и прочитанные книги…

Тогда якорь в «карантинной бухте» отдавали сам командир БЧ-5, мичманы и кто-то из команды боцманов. Абсолютное большинство экипажа в эти начальные январские дни 1973 года лежало вповалку на своих постелях и болело гриппом.

Я обходил кубрики, каюты и изолятор корабля, общался с больными ребятами, всячески помогал нашему санитару Борьке Красильникову и медику Л.Н. Кукурузе, но странное дело, – даже не «хлюпнул» носом, не чихнул, не заболел…

После этой тяжелейшей эпидемии гриппа экипаж БПК «Свирепый» выжил, но некоторые из нас получили осложнения, а один из матросов, штурманский электрик из Молдавии, был комиссован с флота…   

Вот почему мои взаимоотношения с командиром корабля, замполитом, офицерами, мичманами и личным составом старшин и матросов были, мягко говоря, разными и сложными потому, что я был «на равных» со всеми без исключения...

По сроку службы я был ещё «молодой», а по опыту взаимоотношений – «годком». На самом деле я был просто комсоргом…

Остальные члены экипажа БПК «Свирепый» строили свои взаимоотношения исходя из требований и правил устава и условий военной службы, по тем обычаям и традициям, которые сложились на корабле и которые они привносили с «гражданки», из «учебок», из опыта своей молодой жизни, а также из системы отношений доминирования.

В этой системе отношений всегда доминирует, то есть властвует и управляет тот, который является более значимым. Значимость на военно-морской или любой военной службе придаёт срок службы, должность и звание.

При этом, как правило, доминирует не тот, кто формально является значимее, а тот, кто считает себя лучше, сильнее, значимее, чем остальные, кто любит и ценит себя более других, кто хочет быть значимым во что бы то ни стало.

Такие люди всегда отличаются эгоистичным, чванливым, высокомерным нравом, норовом, характером. Они очень хотят быть героями, выделиться, стать значимее других, но у них это как-то получается иначе, чем у настоящих героев…

Настоящие герои никогда не стремятся к геройству и значимости, для них добрые, ровные и дружеские отношения важнее, чем свои собственные интересы.

Доминирующие личности всегда готовы достичь желаемого за счёт взаимоотношений с окружающим миром, при этом они готовы даже пожертвовать добрыми взаимоотношениями, разрушить их ради своих интересов и выгоды, создать новый выгодный «дружеский союз» или подчинить себе «помощников-исполнителей».

Ведомые личности до поры до времени подчиняются доминирующим личностям, научаются жить и выживать в подчинении, в насилии, в подавлении их значимости, но став в силу объективных причин более значимыми, сами превращаются в «деспотов». Причём, чем ниже был унижен или даже «опущен» когда-то ведомый («салага», «молодой»), тем боле деспотичным он становится в статусе «годка»…

«Годки» (доминирующие личности) всегда считают своё поведение, мнение и решения выше мнений и решений «салаг» и «молодых» (часто так оно и есть) и готовы мгновенно реагировать на их непослушание, неподчинение и несоблюдение решений и интересов «годков».

«Салага» или «молодой», в силу своей уставно-традиционной формально-неформальной значимости, больше настроен к примирению, чем к спору или конфликту, потому что любое решение, действие или поступок – это ответственность за последствия ошибки.

«Салага» или «молодой», который менее опытен по военной службе, чем «годок», как правило, боится конфликтовать, ограничивает свои мнения, желания и действия, не противится «годку», практически, инстинктивно отдаёт «годкам» власть управления их взаимоотношениями по принципу: «Годок старше - ему видней».

Срочная военно-морская служба на флоте прочно основана на принципе преемственности, передачи вахты, службы, дела из рук в руки. Поэтому это святая обязанность любого «годка», если он не враг своей стране и своему кораблю, подготовить своего «молодого» так, чтобы он был классным специалистом на боевом посту, мастером военного дела, лучшим профессионалом, чем сам «годок».

«Годку» как таковая власть не нужна, ему нужно удовлетворить свои интересы, интересы корабля и службы, обеспечить свой достойный «ДэМэБовский выход» и уход на ДМБ, домой, на свободу, на волю, на «гражданку». Поэтому он естественно стремится воспользоваться своим значимым положением (статусом), чтобы, как говориться: «Поудобнее на ветку сесть и конфетку съесть»…

Только самые злобные и нравственно неполноценные «отморозки» с садистскими и мазохистскими наклонностями становятся ужасом военной службы, с наслаждением издеваются и калечат новобранцев, «салаг» и «молодых», доводят их до самоубийства, как, например, молодого матроса в 1972 году на одном из крейсеров Балтийского флота…

С такими старослужащими «годками» мне тоже приходилось встретиться в 9-м флотском экипаже в Пионерское…

В туманный снежный день января 1972 года я и моё отделение было направлено на расчистку снега с железнодорожных подъездных путей к нашей базе.

Деревья вокруг стояли укутанные в сплошное снежное одеяние, воздух был сырой, холодный, неприветливый, но мы радовались воле, сшибали лопатами с еловых веток снег, кидались снежками.

Стёжка вела нас к железнодорожным путям и вскоре мы услышали в стороне от этой глубокой тропинки-стёжки чьи-то сдавленные крики, стоны и громкое чавкающее пыхтение.

Нам говорили, что в лесу возле станции и железнодорожных путей часто нападают на матросов, посыльных, почтальонов, отбирают деньги и посылки, бьют, чуть ли не убивают, поэтому ещё в начале нашей дороги, за воротами Экипажа, мы договорись держаться вместе и «если что» - отбиваться лопатами.

Конечно нам, молодым «салагам», было страшно, но мы всё же сунулись по следам в гущу кустарников. Между трёх деревьев, стоящих тесной группой, несколько старослужащих сержантов-наставников, в окружении нескольких безвольных «молодых» матросов, удерживали на утоптанном снежном насте за руки и за ноги взрослую женщину…

Один из старослужащих сержантов уже был со спущенными штанами, но в трусах и ждал либо удобного случая, либо своей очереди. Остальные «годки-деды» были со звероподобными хищными лицами…

В моём отделении были разные ребята: был среднего роста грузин, спортсмен-легкоатлет Андрон из Тбилиси, был мягкотелый и прилипчивый, украинец «маменькин сынок» Игорь из Киева, был двухметровый великан (2 м 2 см), тоже украинец из Житомира, Ваня Пецко, с интеллектом 13-летнего мальчика, был очень умный, культурный и начитанный москвич, студент факультета журналистики МГУ Пётр Петрович (наш «Пётр Первый») и другие.

Мы молча стояли на виду у этих насильников, пока нас не заметили…

Тот, в трусах и без штанов, грубо матерясь, послал нас подальше и пригрозил, что «убьёт каждого, кто ему помешает» (он в грубой извращённой форме сказал, что он собирается сделать с этой женщиной). Остальные присутствующие молчали. Женщина забилась в рыданиях…

Мы стояли молча, я не знал, что мне делать…

Трое из старослужащих сержантов «годков-дедов» отделились от этой группы и угрожающе шагнули к нам.

- Зря вы это затеяли, - сказал во мне хриплый чужой злой голос. – Прекращайте!

- Что!!! – немедленно взревели «годки-деды». – Годков не уважаешь, мразь подкильная! Убью!!!

- Нет, не уважаю, - сказал спокойно кто-то вместо меня моим голосом. – А ещё могу обидеться и сказать Ване Пецко, что вы его тоже не уважаете.

Я кивнул на Ваню Пецко, заодно мгновенно оценив готовность моих друзей противостоять этим «годкам-дедам».

Заметив краем глаза, что старослужащие сержанты рванулись к нам, я машинально скомандовал: «К бою!»…

Мы ещё в начале пути потренировались, как нам встать и отмахиваться черенками лопат от наших «вероятных врагов». Поэтому все практически одним дружным скачком заняли свои места и подняли лопаты вверх, только не черенками, а стальными лезвиями…

Женщина воспользовалась замешательством насильников. Резво вскочила и с криками побежала в обход деревьев к нам. Вслед за ней, но не в погоню, а тоже спасаясь, ринулись «молодые» из команды сержантов-годков-дедов.

Пятеро сержантов-годков-дедов остались в меньшинстве и быстро «рванули» сквозь кусты и деревья в чащу…

Мы, не сговариваясь, отвернулись и подождали, пока женщина приведёт себя в порядок. Потом пошли назад в Экипаж, сопровождая и охраняя эту несчастную женщину, которая неустанно плакала и благодарила нас за спасение.

Мы сопроводили эту женщину до КПП, сдали её начальнику караула, доложили обстоятельства происшедшего и отправились в казарму ожидать вызова к командирам и следователям. Молодые матросы, стоявшие и наблюдавшие молча, как сержанты-годки-деды насиловали эту женщину, просили нас не говорить про них…

Впоследствии мы узнали, что тех насильников нашли, судили и нам зачитали приказ об этом.

После этого случая меня и моё отделение никто не трогал, на «задирал», не третировал, не «прессинговал», но все нас сторонились, даже офицеры и командиры рот...


Таким образом, мы, матросы моего отделения, на примере из жизни поняли, что дружно и сплочённо «салаги» и «молодые» могут противостоять любому агрессивному поведению «годков», потому что мы находимся не в состоянии войны с ними, а в Вооружённых Силах Советского Союза и их враждебное или наглое поведение не укрепляет нашу обороноспособность, а наоборот, умаляет или даже разрушает её.

Я это сразу «смекнул» и взял эти свои мысли «на заметку»…

Потом я воочию убедился в том, что «годки», задирающие «салаг» и «молодых», больше делают это ради испытания их на «прочность».

Если «салага» или «молодой» проявляет стойкость, терпение, выдержку, мужество, понимание разницы в статусе (правовом положении) между собой и «годками», если ведёт себя по принципу: «кесарево кесарю», то есть «каждому своё, каждому – по заслугам», то он достойно занимает своё место в сообществе воинов и относительно легко «вписывается» в их окружение.

Если же «салага» или «молодой» начинает приспосабливаться, прилаживаться, лебезить, прислуживать и пресмыкаться перед «годками», то он теряет не только уважение, признание и защиту окружающих, но и сам теряет, «опускает» свою личность, превращается в «затравленную жертву»…

Видел я и таких на флоте, которые теряют остатки своей значимости, начинают проситься перевода в другу часть, «давить на жалость». Такие индивиды очень быстро теряют уважение не только «годков», но и «молодых». Даже самые молодые «салаги», только-только пришедшие на корабль, но старательно и мужественно изучающие военное дело, порядки несения вахт и т.д., относятся к таким «нытикам» с некоторой долей жалости и отвращения.

Слабых духом на флоте не любят, им там делать нечего, только «тонуть в своём…».

Вот почему «годки» своим примером, прежде всего, передают по наследству «молодым» и «салагам» традицию доминирующего, то есть геройского, лидерского поведения – умение и способность принимать волевые решения в боевых (стрессовых, конфликтных) ситуациях, решить - «справедливо принять бой» или «мудро уступить первым», принять решение за двоих (учесть интересы и статус свой и соперника), а самое главное, - настоять на своём решении, на своей позиции и отстоять своё решение всеми возможными способами.

Даже если «салага» или «молодой» будет физически повергнут «годком», силой или насилием, но всё же стойко будет «стоять на своём» и действовать в своём решении «напролом», то это неизбежно вызовет уважение и признание любого количества «годков» или противников, потому что они не бандиты и не враги наши, а всё таки, советские люди.

«Не в банде живём, а в экипаже советского большого противолодочного корабля, призванного не калечить друг друга в угоду и на пользу «вероятного противника», а воспитывать моряков-воинов-бойцов для защиты Отечества»…

Эту фразу я мысленно сформулировал ещё в 9-м флотском дивизионе в Пионерское и «принёс» с собой на БПК «Бодрый» и БПК «Свирепый». Эту фразу я говорил на первом комсомольском собрании экипажа БПК «Свирепый» в марте 1972 года в Дивизионе новостроящихся и ремонтируемых кораблей в Калининграде с повесткой дня «О борьбе с «годковщиной».

Тогда в экипаже новостроящегося БПК «Свирепый» оказалось столько старослужащих «годков» и «ДэМэБовских годков», что они стали конкурировать и соперничать друг с другом. Может быть, поэтому они избрали секретарём комитета ВЛКСМ БПК «Свирепый» не офицера и не мичмана (комсорг БПК – это офицерская должность), а самого молодого (по сроку службы) из всех, кто был в этот момент в экипаже.

Справедливости ради нужно сказать, что после ухода первого комсорга БПК «Свирепый» лейтенанта Николая Судакова, больше никто из офицеров и мичманов, вплоть до ноября 1974 года не соглашался быть комсоргом корабля…

Однако на флот приходят не только будущие годки и герои, но и обычные, нормальные люди, которых большинство. Они нормально боятся трудностей, одиночества, беспомощности, не любят наглости и хамства, не хулиганят, в меру воспитаны, начитаны, образованы и культурны, не блещут талантами, физическими и трудовыми способностями и финансовыми возможностями.

Такие обычные ребята, как правило, усиленно страдают от своих комплексов неполноценности, несоответствия условиям службы, правилам, нормам и требованиям устава, обычаям и традициям флотской службы. Они, как правило, никогда не доминируют и не стремятся доминировать, то есть быть «годками».

Такие моряки обычно очень сильно «привязываются» друг к другу, хорошо и верно дружат, «сбиваются» в дружные группы, «стаи», «банды». Такими группами, как правило, пользуются, управляют и манипулируют доминирующие личности…

На флоте, на кораблях, в экипажах это обычное дело – формирование дружеских групп и команд, а также группировок...

Сами по себе «годки», то есть группа моряков одного времени призыва (весенние и осенние) – это тоже своего рода две или несколько группировок или братств «одногодков» и каждая из них доминирует, если преобладает по численности над другой.


Ещё одна естественная и закономерная особенность системы отношений доминирования является определяющей в позициях группировок «салаг», «молодых» и «годков» на корабле (в воинской частив, в коллективе), - это неизбежная смена интересов и приоритетов по ходу службы (смена периодов срока службы).

Если «салаге» служить и служить, «молодому» - просто служить, то «годку» - уже только остаётся «дослужить», «добыть», «дождаться» окончания службы. Поэтому «годки» становятся «беспощадными», легко или относительно легко «рвут» дружбу с «молодыми», занимаются своими делами, выглядят отрешёнными от «мирских дел» военной службы.

Дело в том, что для «годка» более интересной становится мысль и планы его жизни «на гражданке», он начинает освобождаться от отношений по службе, они для него становятся менее интересными и ценными. При этом, если «годок» стремится остаться на сверхсрочную (по контракту) или пойти учиться «на мичмана или офицера», то наоборот, он становится «ревностным служакой».

Поэтому «годки» и «ДэМэБовские годки», освобождаясь от своих служебных обязанностей, готовя себе смену, неизбежно начинают доминировать в отношениях, перекладывая свои обязанности на плечи и руки «молодых» и «салаг». Так делал моё командир отделения рулевых в первом экипаже БПК «Свирепый» Александр Кузнецов…

Он мастерски правил и корректировал карты, делал это быстро, стремительно и, самое главное, очень точно. Я потом специально проверял его правки карт, измеряя координаты его отметок штурманской линейкой. Глазомер Сашки Кузнецова был таким, что ошибок практически не было…

Александр Кузнецов вёл корабль нервно, рывками, зигзагами. БПК «Свирепый» под его управлением рулём шёл рывками, нервно, но на манёврах и резких поворотах Сашка был непревзойдённым мастером. Он умел так вписаться в нужный поворот, что корабль его совершал почти на предельных углах крена. Сашка Кузнецов управлял кораблём водоизмещением 6000 т как гоночным автомобилем…

Телешев Анатолий Михайлович, следующий за Кузнецовым командир отделения рулевых БПК «Свирепый» (дата призыва10.05.1971 г, дата ДМБ 10.05.1974 г.) управлял кораблём строго, точно, «по писанному», «по правилам», «как положено». Поэтому его корабль слушался и чётко выполнял все «команды на руль».

Только всё же это было формальное, несколько «угловатое» движение и поведение корабля, например, повороты были не естественные, а механические, с падением кружек со столов, скольжением мисок и бачков.

Я водил корабль несколько иначе: сначала делал лёгкое движение рулём в сторону, корабль «клевал», делал знак, что сейчас будет поворот и крен, а потом относительно плавно входил в поворот так, что даже кружки, миски, а тем более бачки, не двигались с места на столах в столовой личного состава. При этом ребята успевали собраться, сгруппироваться и встретить крен не спотыкаясь и не наваливаясь на переборки и оборудование.

Секрет такого управления рулём и кораблём был таким: я не просто «тупо» выполнял команду командира корабля или вахтенного офицера, я прислушивался к разговорам и обсуждениям на ходовом мостике, знал о предстоящем изменении курса, следил за обстановкой на море и предвосхищал необходимость того или иного манёвра, поворота. Поэтому я всегда был готов к «команде на руль», а иногда и сам, без команды (за секунды до команды) начинал тот или иной поворот…

Интересно, но эти же приёмы вождения и управления кораблём, я применял и во взаимоотношениях с матросами, старшинами, офицерами и мичманами на корабле. Я тоже сначала чутко «прислушивался» к тону, манере и стилю поведения человека, а потом, угадывая или зная его состояние, выбирал для себя свой стиль, манеру и тон в общении.

При этом как-то так получалось, что я меньше, чем мои «визави» (визави – «тот, кто напротив») был эмоционально настроен во взаимоотношениях, то есть относился к ним более серьёзно, вдумчиво, разумно. Может быть, поэтому со стороны казалось, что я «не по годам» выгляжу «старше» по службе?

Например, я специально не показывал своим товарищам и «годкам», что мне тяжело, что я обижен, унижен или «убит горем». Я не «закатывал истерики», не ревновал кого-либо к чему-либо, не «плакал и не рыдал от горя и страданий».

При этом я не стеснялся показывать свои истинные чувства – в соответствующие моменты сердился, радовался, гневался, переживал, сочувствовал. Самое главное, я старался делать это искренне, «к месту», в точном соответствии с фактическими, реальными и действительными событиями (без притворства).

Может быть, поэтому я всегда в любых ситуациях оставался самим собой, доминировал над самим собой, «держал себя в руках»?


Дело в том, что в нашей семье Суворовых как-то изначально установился принцип «скромного достоинства» во всём: в еде, в одежде, в поведении, в работе, в отношениях с окружающим миром. Папа и мама мне всегда говорили, что я «должен быть самодостаточным», «не надеялся на помощь и поддержку других», «рассчитывал только на свои силы, возможности и способности».

Поэтому я «должен всегда учиться, учиться и учиться» жизни, умению жить и ладить с окружающим миром людей, не «подлаживаться», а «ладить» по принципу: «ты и мир», вернее, сначала мир, а потом ты, со своим «Я»…

Вначале, в школе, я путался в этих понятиях и принципах, а теперь на военно-морской службе я их понимал и ощущал, как никто другой…

Наверно, поэтому я встречал всех и каждого новобранца, молодого матроса, мичмана или офицера (комсомольцев) открыто, доброжелательно, учтиво, официально, уважительно, как человека, как самодостаточную личность. «Салагами» или «годками» они уже становились сами, по своему выбору…

Жизнь и служба на Военно-Морском флоте научила меня быть самодостаточным, то есть независимым от доминирующих отношений. Поэтому я был как-то в стороне от разборок между «молодыми» и «годками», не участвовал в на чьей либо стороне, но участвовал в их предотвращении и в разборе споров.

Для меня было главным мир и лад на корабле, устойчивая боевая готовность ребят, способность их мгновенно мобилизоваться и дружно, как один живой организм, защититься или напасть на врага (противника или соперника). А иначе для чего мы служим на боевом корабле?..

Вот и сейчас, мучительно переживая «разрыв» с моим другом Славкой Евдокимовым, который вдруг до срока стал высокомерным и заносчивым «ДэМэБовским годком», я искал ему оправдание и объяснение его поведению и поступкам…

Может быть, поэтому я чувствовал свободным от обязательств по отношению к нему так же, как он показал мне свою самодостаточность. Что ж, каждый выбирает то, что выбирает…

Придёт время и Славка Евдокимов и его друзья-одногодки «сыграют ДМБ», уйдут с корабля, как уходили перед ними ещё более старшие «годки», как уйду я и мои одногодки, поэтому эти уходы, приходы и расставания конечно тяжелы, но не смертельны…

«Тяжело, но не смертельно»… Мне понравилась эта формула, универсальная формула моего отношения к реальной фактической действительности. Я решил использовать её как свой жизненный девиз…

Мне очень не хотелось быть зависимым от взаимоотношений со Славкой Евдокимовым, с кем-либо ещё. Я теперь хорошо понимал, почему командир корабля, капитан 3 ранга Е.П. Назаров держал офицеров, мичманов и нас, матросов, на расстоянии от себя, не сближался, не «дружился» (особо) с нами.

Он просто не хотел быть зависимым от этих «дружб». Он хотел и был командиром БПК «Свирепый», он был доминантой корабля, он доминировал над всеми и над всем, хотя и был таким же человеком, как все…

Вот почему Евгений Петрович Назаров осторожно и по «чуть-чуть» вкладывал своё «дружеское» в общение с подчинёнными. Причём в любой момент (нужный момент) Е.П. Назаров справедливо и обоснованно становился «командиром корабля», лидером, вождём, а если надо, то и вожаком…

В любой военной службе, особенно на военно-мосркой службе, когда большой коллектив разновозрастных ребят находится в одном месте, в одно время и в одних событиях и условиях, всегда возникает разница в оценке содеянного всеми и каждым в отдельности.

Мы все естественно и инстинктивно всегда ценим свой вклад в дело больше, чем его ценят другие. Мы всегда оцениваем свои трудности выше, чем трудности других и мы никогда по достоинству не ценим то, что даётся нам даром…

Вот почему те, кто подлаживается под обстоятельства, вкладывает больше, чем должно, а также лебезит, дарует или прислуживает «годкам», неизбежно, таит досаду и горькую обиду, потому что тот, кому многое досталось даром, принимает это как должное, как некую «плату» за свою значимость и ценность.

Тот человек, который делает другому «добро», ла ещё ограничивая свои хотения, желания и возможности, неизбежно снижает свою значимость в сравнении с другими, но неизменно повышает её в отношении самого себя, отсюда и конфликт интересов, обида и досада на невнимательность и недопонимание…

На флоте были разные «дружбы» или дружеские союзы. Одни дружили как товарищи по службе (не более того), другие дружили крепко и становились друзьями, как братья, а третьи сдруживались так, как дружат или общаются муж и жена, с ревностью, с обидами, с истериками, «разводами».

Я сдруживался крепко, по-братски… Может быть оттого, что мне не хватало в жизни именно братской, всё понимающей, всё прощающей, всемерно отзывчивой дружбы. Однако я терпеть не мог, меня отвращало от «сюсюкающей» дружбы – с объятиями, с неизменным следованием друг за другом, с общением «парочками», с интимными признаниями и т.д.

Пожив в рабочем общежитии Севморзавода один год (1970-1971 гг.), прослужив всего месяц в 9-м флотском экипаже в Пионерское (1971 г), я видел такую «дружбу», её проявления и её последствия. Ни за что я не хотел, чтобы на БПК «Свирепый», на боевом корабле возникали «дружеские союзы» между моряками по типу отношений «муж-жена»…

Поэтому я в корне жёстко, возможно, даже жестоко пресекал, высмеивал и разрушал все попытки создать такие «дружеские союзы». Придёт время, возможно, расскажу об этом поподробнее…


Ещё с детства, со школы, с ученичества в Севморзаводе, с учёбы в Севастопольской Морской школе ДОСААФ, а также со службы в Экипаже и в Дивизионе, я хорошо знал и понимал, что доминирует тот человек, который кого-то оценивает, к мнению которого прислушиваются. Поэтому свои оценки и мнения я всегда приберегал «на потом»…

Тот, кто оценивает, тот всегда «выше», а тот, кто ищет одобрения или оценки всегда «ниже» в системе отношений доминирования.

«Салага» или «молодой» в силу своего срока службы, занимаемого места в строю, на боевом посту, в боевой функции всегда в положении оцениваемого вышестоящими по должности, функции или сроку службы, это объективная реальность.

Однако и «салага» и «молодой» тоже имеют право на оценку, на своё мнение, вот почему везде и всегда, ещё с первобытных времён, первым дают слово молодым, а заключительное слово – старикам. Недаром последнему слову в разговоре придаётся главное значение…

Оценка, мнение, суждение, слава в системе отношений доминирования – это энергетически-статусная категория: как тебя ославили (например, прозвали, обозвали) таким ты и будешь в воображении и в памяти окружающих…

При этом если про «салагу» или «молодого» во всеуслышание авторитетные командиры или «годки» сказали, что он «молодец», то он будет стараться соответствовать этому «званию» и будет молодцом. Поэтому, например, Сашка Кузнецов, командир отделения рулевых первого экипажа БПК «Свирепый», изредка говорил мне, другим рулевым, просто другим «салагам» этот простое, но очень важное слово – «молодец».

Замечено издавна, тот кто хвалит или критикует почти одинаково становится выше собеседника, товарища, друга или соперника. Лучше всего, если похвала соседствует со справедливой критикой, тогда все отношения становятся истинно товарищескими, дружескими.

Вот почему мои рисованные и фото стенгазеты и боевые листки всегда были юмористически сатирически хвалебные, а их герои преподносились всегда с юмором, с портретами в виде шаржей…

Вот почему меня одинаково принимали и отвергали, ожидая и боясь моего «острословного» и чуть насмешливого мнения, за что мне и попадало «по дружески» по шее от «годков»…


Кроме всех указанных критериев эффективности системы отношений доминирования, на корабле, конечно, легче было доминировать и быть значимыми тем офицерам, мичманам, старшинам, матросам и «годкам», у кого были большие возможности по службе, например, выше должность, больше срок службы, мощнее бицепсы, сильнее характер, твёрже воля, больше «друзей со связями», а также, «туже набит деньгами бумажник»…

В 70-е годы отношения между людьми были практически не меркантильными, а за «валюту» всегда принимали чистый спирт или «шило» (разведённый спирт). Зарплату или денежное довольствие получали все офицеры, мичманы, старшины и матросы по единой системе и денег, практически, хватало на удовлетворение всех личных нужд.

Редкие и, обычно, скрытные люди «страдали за деньги», хотели денег, искали денег, добывали деньги всякими способами. Нам, советским военным морякам образца 1971-1974 годов было как-то особо не до денег и выгодных связей, мы просто служили Отчизне так, как клялись военной присягой…

НО! Мы хорошо понимали и знали, что тому, у кого есть деньги или возможности, тому проще быть более значимым, проще доминировать, проще «решать дела»…

Таким у нас в Дивизионе новостроящихся и ремонтируемых кораблей в Калининграде и на корабле был не по годам службы «значительный» вещевой баталер: он же парикмахер, он же прачка, он же швея, он же химик и т.д. У себя в боевом посту (в каптёрке, в прачечной, в отсеке бытового обслуживания и на хим.посту) он был «царём» - властным, наглым, высокомерным, несговорчивым, предприимчивым… За что и «погорел» с бутылками водки между матрацами, доставленными на корабль…

Самым доминирующим человеком на корабле, на БПК «Свирепый», по умолчанию, был, конечно, командир корабля, капитан 3 ранга Евгений Петрович Назаров.

Когда мы на «посиделках у Суворова» обсуждали иерархию «салаг», «молодых» и «годков» и их взаимоотношения, я намеренно придумал и «на полном серьёзе пустил в обиход» историю о том, что «по общечеловеческим законам и традициям морского флота шкипер, кэп, капитан или командир судна и корабля является единственным человеком, который вправе судить любого члена экипажа, приговорить его к заключению или смерти, имеет право в военное время расстрелять труса или изменника»…

Славка Евдокимов и его друзья-годки сначала усомнились в моих словах, а я не стал их насильно убеждать, я только попросил их самим определить, «кто на корабле мог бы судить преступника»…

Так, годки сами, логическим путём дошли до понимания того, что командир корабля априори, то есть без всяких приоритетов, является высшим по значимости человеком на корабле, а значит непререкаемым авторитетом.

- Ну, а старпом? – ехидно спросил меня Славка Евдокимов. – А что ты про старпома скажешь? Держиморда?

- Нет, - подумав немного, ответил я. – Старпом – это старший помощник командира корабля, его «правая рука». Если командир имеет право судить и приговаривать, то исполнять приговор должен не он, а другой человек, то есть старпом. Старпом по должности отвечает за безопасность корабля и за его живучесть, то есть за порядок в несении вахт и за приборку корабля, за безаварийное функционирование всех машин, механизмов и вооружения. Поэтому он должен быть твёрдым и строгим в наведении порядка, иначе какой же он старпом?

- Кстати, - сказал я ребятам только что родившуюся мысль.- Раньше, на парусном флоте, английском, французском, испанском, турецком и русском, было такое правило: единственным офицером на корабле, который мог ударить матроса офицерским жезлом-палкой или линьком (коротким тросом с узлом на конце), это был старпом. Но это было давно, когда надо было, не мешкая, карабкаться в любую непогоду на мачты и подбирать и ставить паруса…

Ребята опять недоверчиво посмотрели на меня, но мой статус библиотекаря корабля и серьёзность моей физиономии их убедили в искренности моей истории…

После короткого обсуждения все согласились, что действительно, старпом имеет право ругнуться, криком подгонять матросов, но бить матросов!? – это не позволено никому.

Я с ними тоже согласился, но при этом внёс мысль о том, что бить человека, особенно матроса, вообще никому не позволено: ни офицеру, ни мичману, ни годку…

Тут все немного погалдели, пообсуждали проблему воспитания «молодых» и «салаг», но всё же согласились на то, что «родительский шлепок по заднице, подзатыльник по шее или «плюха» в лоб, не являются битьём, а так – направлением по нужному курсу»…

Мне, главное, нужно было исключить на БПК «Свирепый» битьё «молодых» и «салаг», как вид «годковского воспитания и наказания за непослушание»…

Слава Богу, у нас на БПК «Свирепый» в период 1971-1974 годов не было ни единого случая битья матросов или какой либо ожесточённой драки. Стачки были, да, но драк и битья – нет.

А вообще-то жизнь и военная служба, особенно в море, в боевом походе, сама расставляла всё по своим местам, все и каждый в итоге занимает то место в системе отношений доминирования, которое соответствует его характеру, способностям, таланту и нраву, как говориться: «Выше головы не прыгнешь»…

Как правило, так называемые «простые люди», то есть обычные матросы, «не хватающие жар-птицу за хвост», часто думают и говорят о себе: «невелика птица», «всяк сверчок знай свой шесток», «перебьёмся как-нибудь», «подождём у моря погоды», «выше лба не прыгнешь», «Против факта не попрёшь и выше кое-чего не прыгнешь» (М. Шолохов. Поднятая целина).

Это для них существуют издревле пословицы: «Выше себя не вырастешь», «Выше меры (через силу) и конь не скачет», «Выше солнца сокол не летает», «Лбом стены не прошибёшь».

Только, кто ж будет «стены лбом прошибать? Для того, чтобы стену прошибить нужен, прежде всего, ум, соображение и находчивость, а потом уже сила лома или кувалды, потому как «Против лома нет приёма!»… Так?

Общение с вышестоящими офицерами-командирами и «годками» научило меня понимать и принимать простой факт: в отношениях доминирует всегда тот, чья формальная или неформальная значимость выше моей.

Например, объективным является факт, что Сашка Кузнецов, в первом экипаже командир отделения рулевых БПК «Свирепый», на два года старше меня по жизни, старше меня по сроку службы и старше меня по должности и званию. Поэтому он уже «имеет» все эти «регалия», «отличия» и критерии значимости по военной службе, а я только начинаю их получать, приобретать…

Вот почему Сашка Кузнецов был мне как брат по жизни, моим непосредственным начальником по службе и авторитетом в экипаже БПК «Свирепый». Такого статусного уровня значимости, как Сашка кузнецов, в первом экипаже БПК «Свирепый» было всего несколько человек. О! Это были не просто «годки», это были «ГОДКИ», «годковищи»!


Никогда не забуду, как по учебной боевой тревоге я отрабатывал на ходовых испытаниях БПК «Свирепый» двухминутное прибытие в штурманскую рубку из своего румпельного отделения…

Путь по внутренним коридорам корабля вёл через трапы на разные палубы, которые по тревоге должны быть задраены. У каждого межпалубного трапа дежурили свои матросы, в том числе и «отдыхали» годки.

По трапам на корабле принято перемещаться вниз и вверх только бегом, чтобы не создавать помех и заторов, чтобы пересечение водонепроницаемых палуб и отсеков было максимально быстрым и безопасным для плавучести корабля.

Мне, молодому матросу, ещё не привычному к открыванию и закрыванию тяжёлых крышек водонепроницаемых трапов было неловко, скованно бежать, а «годки» всем и каждому у трапа орали грозно: «Бегом по трапу!»…

Вот я бегом и «втемяшился» своим стриженым гребнем на черепушке прямо в толстые стальные пружины и рычаги большой крышки межпалубного трапа…

Вмиг моя голова от удара втиснулась в плечи так, что зубы клацнули от удара нижней челюстью о грудину…

Боль в месте удара пронзила меня как удар пули в голову…

Сноп искр брызнул у меня из глаз и мгновенно ослепил меня...

Ноги подкосились. Я со стоном немного присел. Присел, краем уха услышал смешок зрителей и стиснул хрустящие зубы…

Когда зрение ко мне вернулось, а боль стала чуть-чуть менее оглушающей, я не трогая шишку на голове, вполголоса хрипло попросил ребят: «Ребята, помогите поднять крышку. Меня ждут на руле, а с головой что-то не так…».

Я краем глаза видел, как разрешающе кивнул головой усатый «годок» и почувствовал, как вокруг меня кто-то дёргает за рычаги и сверху стало светло, как днём.

Не слыша больше хохотков или смешков за спиной, глотая обидные слёзы за свою глупость и поспешность, смиряя свою гордыню, обиду, досаду и обвиняя только себя за невнимательность, я, всё ускоряясь и ускоряясь, побежал на ходовой мостик.

Через ГКП я шёл, как слепой, потому что из-за боли в голове я ничего не видел. В штурманской рубке я доложился как положено по уставу и услышал недовольный голос старшего лейтенанта Г.Ф. Печкурова: «Опоздал. Без тебя всё решили. А что это у вас с головой?».

Я не знал что ему ответить, а Печкуров брезгливо карандашом что-то чиркнул больно у меня на голове и показал мне кончик карандаша, испачканный кровью…

- Вы не только опоздали, - сказал штурман, старший лейтенант Г.Ф. Печкуров. – Вы ещё к тому же нанесли себе рану, вывели себя из строя, лишили корабль рулевого, допустили «самострел». Вас за это надо примерно наказать.

Я слушал слова штурмана и не мог ничем возразить. Виноват. Молодой. Исправлюсь…

Эти слова-мысли болезненными толчками в ритме сердца бились мне в рану на голове, мешали думать, соображать, действовать.

- Никак нет, - услышал я свой голос. – Готов к вахте на рулю. А кровь на голове, - это так, царапина. Она мне мешает.

- Зато мне мешает, - сказал командир корабля, капитан 3 ранга Е.П. Назаров. – Я на тебя такого смотреть не хочу. Немедленно к медику! Кругом! Бегом, марш!

Потом мне ребята говорили, что я с «каменным лицом», залитым кровью, шёл мимо них, а они мне завидовали, потому что я вёл себя «мужественно, как раненый герой»…

Видели бы они как я верещал, когда наш санитар Борька Красильников щедро мазал мою рану и шишку на голове йодом, а потом мазал меня какой-то вонючей мазью и делал какую-то чудную марлевую повязку в виде «девчачьей шапочки» с завязками под подбородком…

После этого «годковского крещения» я все трапы проходил так: подскакивал к трапу, останавливался, внимательно глядел вверх или вниз, вместе с дежурной командой открывал настежь двери или крышку люка, потом бегом преодолевал ступеньки вверх, или вихрем съезжал по поручням вниз, и не оглядываясь, нёсся по своим делам. Теперь я делал это мастерски, «по годковски».
   
Отношения в системе доминирования между «годками» тоже были очень сложными и запутанными. Каждый «годок» в силу своего должностного или функционального положения, а также в силу своего авторитета у «молодых» и «салаг», имел свою «свиту», своих подчинённых, своих «друзей», должников, обожателей, почитателей, «фанатов». Эти группы-группировки вокруг «годков-лидеров» естественно соперничали с другими подобными группами и группировками.

Беда, если на корабле или в экипаже образовывались такие группы или группировки «годков» и их окружения (свиты)…

Одноуровневые «годки», как правило, эгоистичны, самодостаточны, агрессивны, ценят себя выше, чем кого бы то ни было. Поэтому для их дружбы или видимости дружбы должно быть что-то такое, что объединяло бы их и их свиты в единое целое.

Таким объединяющим всех одноуровневых «годков» делом является ритуальный «годковский аккорд», то есть выполнение завершающей службу полезной и значимо-ответственной работы-дела. Здесь «годки» трудятся, как самые молодые матросы, «равноправно бесправно», но делают это мастерски, профессионально, образцово-показательно.

О «годковском аккорде» «ДэМэБовских годков» БПК «Свирепый» ноября 1973 года требуется отдельное воспоминание и рассказ в своё время и на своём месте в книге «Легендарный БПК «Свирепый», а пока вернёмся в Проливную зону «датских» или «Балтийских проливов».

Здесь, ранним туманным утром 13 октября 1973 года, состоялась неожиданная встреча БПК «Свирепый» с «Летучим Голландцем»…