Китайская мечта Пушкина

Сегодня, когда косность и безразличие официальных научных кругов заставили меня самостоятельно заниматься популяризацией своих изысканий, я с радостью обнаруживаю многое, чем можно поделиться с читающей публикой. Несколько лет жизни я посвятила теме «Пушкин как панда» и огромное количество материалов, не вошедших в статью «А.С.Пушкин. Нечеловеческий талант, или кем был поэт на самом деле», представляют существенный интерес.

Одна из первых разработанных мною тем – это Пушкин и Китай. Именно с этого исследования и началась для меня череда удивительных откровений, связанных с личностью великого поэта. Три года назад, когда был написан черновой вариант это статьи, я еще и не подозревала, на пороге каких открытий нахожусь. Специально для публикации во всемирной сети я привела статью в должный вид и дополнила кратким заключением. Смею надеяться, что эта публикация будет интересна широкому кругу читателей и, возможно, убедит воинствующих скептиков.

КИТАЙСКАЯ МЕЧТА ПУШКИНА

«Прошу соизволения посетить Китай….»

Географически судьба Пушкина сложилась во многом нелепо и странно. Поэт как будто был обречен всю недолгую жизнь провести на русской земле. Тому были и политические причины, и, по всей вероятности, какой-то злой рок. Как ни пытался Пушкин преодолеть наложенное свыше «табу», тайком уехать в дальние страны – все было тщетно: невидимые шлагбаумы каждый раз неумолимо закрывались перед его экипажем.

«Долго потом вел я жизнь кочующую, скитаясь то по югу, то по северу, и никогда еще не вырывался из пределов необъятной России» - пишет в своих дневниках поэт. Множество как будто бы малозначительных причин и препятствий образовывали вокруг Пушкина непреодолимую преграду, Великую Китайскую стену, пересечь которую он был не в состоянии. Горький парадокс – именно Китай хотел увидеть больше всего Александр Сергеевич по свидетельству современников. Так часто он грезил «желтой страной» и представлял себя там, далеко, около этого чуда света, у «стен недвижного Китая»…

«Граф, – обращается Пушкин к Александру Бенкендорфу, – я еще раз прошу соизволения посетить Китай с направляющимся туда посольством». «Дорогой сударь, – отвечает поэту пунктуальный немецкий граф, – желание ваше присоединиться к китайскому посольству никак не может быть исполнено, ведь полный список входящих в это посольство лиц уже составлен и утвержден Пекинским королевским двором».

Уже позднее, после гибели поэта, выдающийся литератор и старший товарищ Пушкина, В.А.Жуковский, напишет графу Бенкендорфу гневное письмо, в котором есть, в частности, такие строки: «Поймите, что все эти выговоры, для Вас столь мелкие, определяли целую жизнь его: ему нельзя было тронуться с места свободно, он лишен был наслаждения видеть мир, древний Китай, в который так его тянуло».

А вот что пишет в своих воспоминаниях другой современник Пушкина, близкий его товарищ, французский писатель и участник дипломатической миссии барон Леве-Веймар: «Для полного счастья Пушкину недоставало только одного: он никогда не бывал в Китае. Каждый раз, смотря на гравюры, изображавшие китайские пейзажи и домики, Пушкин испытывал странное чувство, что он уже был там когда-то, что там его судьба, там его корни». Древнейшая цивилизация каким-то магнитом манила поэта. Если европейские страны вроде Франции или Италии были по крайней мере знакомы и близки по рассказам и книгам, то Китай представлялся ему неведомой, экзотической, но почему-то очень родной страной.

«Что-то глубокое, детское, неведомое….»

Интерес к Китаю обнаружился у поэта еще в детстве. Частым гостем в их доме бы большой друг Сергея Львовича, востоковед и автор русско-китайского словаря Никита Бичурин. Никита Яковлевич блестяще владел китайским, перевел множество традиционных китайских текстов и как участник духовной миссии Российской Империи прожил в Пекине почти пятнадцать лет. Вот как Н.Я. Бичурин описывает в своих дневниках один из первых своих визитов домой к Пушкиным, в июле 1814-го: «Сергей пригласил отужинать и я с радостью согласился. Надежда, его жена, - истинное очарование. Саша – живой мальчик, читал вслух свои стихи. Похоже, сын Сергея по-настоящему талантлив. Родители на него не нарадуются. Стал показывать Сергею гравюры, которые привез из Поднебесной, и тут с Сашей произошла необычайная перемена. Он затих, подобрался поближе, как будто окаменел и неотрывно смотрел на пекинские домики и пейзажи, которые я показывал его родителям. Когда пришла пора прощаться, он долго не хотел меня отпускать и просил показать еще картинок. В результате несколько гравюр я ему подарил, чем чрезвычайно обрадовал мальчугана…»

В дальнейшем Пушкин и Бичурин сблизились еще больше. Через много лет, в 1828-м году, Никита Яковлевич дарит поэту книгу «Описание Тибета» с интересной дарственной: В «Милостивому государю моему Александру Сергеевичу Пушкину от переводчика в знак истинного уважения». А уже в 1829-м он дарит Пушкину книгу «Сань-Цзы-Цзин, или Троесловие», собрание древнекитайских изречений. Пушкин в своих дневниках пишет: «Никита пролил самый яркий свет на сношения наши с Востоком, открыл мне эту страну и пробудил во мне что-то глубокое, детское, неведомое».

Надо полагать, что при личных встречах Никита Бичурин поведал поэту много удивительных историй о далекой Поднебесной. Наверняка, уже тогда безотчетная тяга поэта к Китаю дала о себе знать и начали строиться первый планы совместных путешествий.

Казалось, что удача улыбнулась поэту – зимой 1829-го была начата подготовка экспедиции в Китай под руководством барона фон Кашнтадта и при непосредственном участии Бичурина. Но, когда Пушкин обратился к графу Бенкендорфу с просьбой включить его в состав русской миссии, поэту было высочайше отказано….

 «Увидеть Китай собственными глазами…»

Летом 1834-го Пушкин с женой и детьми продолжительное время провел под Калугой, в имении семьи Гончаровых. Александр Александрович позже вспоминал: «Как только мы приехали в Полотняный завод, папа ринулся в библиотеку и не выходил оттуда несколько дней. Помню, как на второй день прибыли в гости соседи Щепочкины, - мать и дочь, - но папа несмотря на все увещевания маменьки так и не вышел к ним. Наконец на четвертый день он появился на пороге гостиной, весь в пыли и паутине. Папины глаза горели, а в руках были два объемистых фолианта….». Известно, что именно за фолианты так долго искал Александр Сергеевич в богатой библиотеке Гончаровых. Это были издания «О градах китайских» и «Описание Китайской империи».

Известно, что почти до самой смерти поэт хранил верность своей давней мечте увидеть Китай. Приятельница поэта Александра Россет вспоминает: «Я спросила его: неужели для его счастья необходимо видеть фарфоровую башню и великую стену? Что за идея смотреть китайских божков? Он уверил меня, что мечтает о Китае с самого детства, что тянет его туда непреодолимо, что он отдал бы почти все для того, чтобы хоть ненадолго побывать там. Ему зачем-то очень было нужно увидеть Китай собственными глазами. Когда мы говорили с ним о далеких странах и возможном путешествии, он лишался обыкновенной подвижности и озорства, тихо садился в кресло рядом со мною и мечтал…»

При жизни Александру Сергеевичу так и не удалось пересечь российскую границу. Мечта о Поднебесной осталась мечтой. И только сегодня мы, сопоставив все факты, можем понять, почему так сильно рвался он туда. Видимо, панда была сильна в Пушкине вплоть до самой кончины. Его внутренняя панда рвалась туда, на родину, под палящее солнце, в тень бамбуковых зарослей…

Татьяна Андреевна Мелочихина,
Историк литературы, искусствовед, журналист