Как видишь

О лице цензуры. – Вспомнил, ныне не цензурное время, - время гласности. – Потому и вспомнил. Какой оно было конкретно в дореволюционное время? В которое мы вернулись. Молодое поколение книг не читает, откуда оно о старой капиталистической цензуре что – то конкретно узнает. И я толком не знал, за какие слова книги сжигали. Теперь узнал. Из книги «Друзья мои – книги»: «Цензурный экземпляр «Трущобных людей» весь в пометках синим и красным карандашами цензора, позволяющих точно проследить ту крамолу, с какой боролась цензура и какая определила судьбу книги». Весь её тираж сожгли, а «цензурный» случайно сохранился. В рассказе «Человек и собака» цензор подчеркнул слова: «Но бродяга не договорил, - вдали показался городовой. Того и гляди, «под шары» угодишь, а там и к «дяде», «человек вот был тоже, а умер хуже собаки! Разве иногда голодный бедняк посмотрит в щель высокого забора на собачий обед, разносимый прислугой в дымящихся корытах, и скажет: - Ишь ты, житьё – то, лучше человечьего!»  Слова «Он злобно погрозил кулаком по направлению к богатым палатам заводчика Копейкина» были зачеркнуты дважды. – Правильно решила цензура: сжечь эту книгу! Против основ рыночной экономики писатель хотел выступить, ничего не предлагая взамен. Не в щели надо заглядывать, а работать! С низов начинать! Всем все дороги в жизни открыты: дерзай! И сегодня так! – Как? – Как видишь!     В. Лоб.