Богатство нищеброда

1. Волосатая урла.




          Она, стоя на площади Коммунизма, вручала толпам, что шли на нее, карточки. На карточках были лишь буквы. Новые смыслы порождали эти буквы в головах людей. «Да, человек многолик, патология масок. Это не совсем ты. Мы и они. Бороться с прошлым нет смысла. Убереги эмоциональный контакт, и любовь будет жить дальше». Она говорит людям, что стоят в метро: «Прижмись, ибо так надо. Мурлыкай, чирикай, а толку никакого в этом нет. Разговор не поможет. Прижмись…всякое общение разнополых уже есть секс. Все минует, все пройдет, но что пройдет, то станет мило».

      Виталик к ней подошел и решил завести с ней знакомство. Ее звали Мариной, она была из Китая, там много лет жила, теперь вернулась домой, чтобы людям о добре рассказывать. Стоя на мосту, разглядывая свои белые кудри, она говорила ему:
- Слушай, слушай, парень, а Юнга или Юкио Мисиму ты читал? Даже если мы и поссоримся, то «ночь все спишет». После ночи объятий снова будем как прежде. Любовниками. Все войны и диктатуры - это случаи массовой одержимости демонами, пусть и временной. Позитивизм бесплоден и бездушен, да и обманчив он жутко. Леди, вы знали, что я змея, когда в первый раз меня подняли с земли. Смерть и рождение происходит каждый день. Нет разницы между счастьем и страданием. Я – это ничто, я это просто я. Ночь – это тоже солнце. Взорвался знаний трухлявый гриб. Одних волнуют девки, других волнуют деньги. Сдыхать от маразма умеет любой. Искусство бытия по Дионису – это искусство геонавтики. Разум есть частный случай безумия. Порядок – одно из многочисленных проявлений хаоса. Бодрствование – подвид сновидения. Государство есть форма бреда. Общество способно лишь обокрасть. Человек – это звучит дико. Чего заслуживает народ,  взрывающий свои храмы?   
- Не читал. Я люблю истории, которая рассказывает ключница Лукерья. Дитя есть плод здоровья, а не болезни. Кали прилетела, влагалищем накрыла, шмяк-шмяк, и нет мужичка. Советский рабочий класс протягивает руку помощи своим голодающим братьям.
- О, Кали? А вот мне двадцать пять лет, но у меня с личной жизнью проблемы. Мой брат женился и устроился денщиком работать. Его жена детей к нам в дом водит. Я живу с папой и мамой. Мои предки во снах говорят мне: будь одна, живи одна, не ведись на мужчин. Они тебе не пара. Только Будда твоя пара. Пустота. Ничего кроме Пустоты для тебя нет. Меня приворожила Пустота. Вот что сказала мне гадалка, что пришла в дом по просьбу отца. Гадалка говорит, что у мужичков лишь первая и вторая чакра работает. Они хотят от меня лишь секса. А у меня и у моих родителей седьмая чакра открыта. Вот так! Мой отец удалил все мои переписки с парнями, отформатировал жесткий диск, на котором лежали все фотографии парней. Из Якутии, из Украины, из Румынии, Армении, Грузии. Говорит, что меня они гипнотизируют своими базарами по скайпу. Что они все суть цыгане. Все хотят лишь поиметь меня и бросить, ведь у них только нижние центры включены.  Да, вроде бы я осознала, что только Пустота мне нужна. Больше ничего не надо. Помолимся Великой Пустоте. Какие там парни? Какие там отношения с мирянами! К черту! У меня седьмая чакра открыта. Бабки в селах об этом говорят. Мой прадед убил себя, чтобы семьи не депортировали. Он знал на что идет. Вот это сила духа. У меня на роду написано – любить Пустоту. У меня на роду написано – убивать все привязанности к Майе. Вот такие дела. Я убийца всего ложного и отжившего. Парней нет, но я зато с Пустотой общаюсь. Просто с жиру бешусь. В моем кармане мертвые жуки лежат. Кормлюсь ими, когда дурно на душе. Эх, гитару бы, сыграть бы блюз, чтобы все парни охали и ухали. Мне бы играть в банде, где волосатые парни скачут на сцене, пьют вино и слушают скрип коек по ночам. Эх, где мои семнадцать лет на планете Земля? Кругом груши продают, такой вот рынок, мне предлагали их купить, но я отказалось, мне думалось, что я сама по себе, что мне никто не нужен, что я сама буду себя любить. В нашем городке Кит-Китычи по улицам бродят. Такие породистые вот они Кит-Китычи. Не желаю ни с кем проводить взаимный массаж половых органов. Иду за улиткой. Дыр, бул щыл. Тело умирает, но никто не придает этому должного значения. Тело холят и лелеют, украшают.
    
        За баром был ресторан, там лабухи играли рок, она взяла и пошла туда, Виталик шел за ней. Усевшись в кресло, она сказала ему, показывая пальцем на сцену.
- Вот это миг. Мгновение, остановись. Вот рокеры, они просто зайцы, что домой бабло приносят и пропивают после в компании друзей их все до копейки. Вот так. Эх, взять бы и дать им всем молотком по головам. Бесят просто. Сансара…Восточные запахи меня влекут. Запахи лета влекут. Когда зима пройдет? Все так тускло, нет выхода из сансары. Мы погибнем в лесу, замерзнем от холода. Кит-Китыч, иди в зад! Да, как-то один парень пытался меня завлечь в свою жизнь. Он работал официантом в Керчи, выслал мне свои фотографии, сказал, что устроит меня официанткой в бар, где он работает. И обеспечит мне сладкую жизнь. У него квартира в центре Керчи есть двухкомнатная. Буду на море ходить с ним купаться после работы в баре. И так, я понимала, что он лишь скот, который хочет меня трахнуть, а потому и не поехала к нему. Кали все знания дала мне. Спасибо ей. 
- Марина, хватит пугать. Вы же Блока читали. Шестова. Не мешайте мне жить!
- Шпана у нас породистая в городке. Все на одно лицо. Их в детдомах выращивают. Всем наколки волков на левое плечо бьют воспитатели. Это поколение новое, без души, одно лишь тело, оно хочет пить водку и грабить. Они трутни. Мед не делают, только гадят повсюду. У нас тут туристов грабят только так. Тебя сразу увидят и найдут в тебе слабое место. А вместо еды на прилавках мясо покойников лежит. Ешь, а не то помрешь. Фирма веников не вяжет. Тут гопники контролируют весь поселок. Шпана им помогает. Мы тут все со сдвигом, иначе мы бы сюда не попали. Тут городок такой, что даже днем опасно ходить. Шайтан тут шалит. Погоня за прибылью чтобы откупиться от жизни и идеология общества потребления – это все дорога в ад. Все ваши мирки будут разрушены дотла. Вас зомбируют, играя на комфорте и уюте, престиже и прочих мелочах. Это рабство уюта. Тупость, инертность, мелочность - вот что правит вашими душами. И в лотерею играла как-то. Выпал билет. А на нем было написано следующее. «Мы все маемся день и ночь в своих норах. Хотим чего-то. Сами не знаем чего».



2. Опроститься ли?




        Необеспеченность и бедность гонит многих девушек в «законное супружество» и в нем они плодят Кит-Китычей. И тут Виталик, «выйдя из головы», сел на автобус и поехал в сторону поля, на котором паслись кентавры. Ночь. Там он уснул, сидя под каменным сводом древнего замка. Туман снился, поле, оно было бескрайним, где-то в поле слышал твою песню, ты пела ее посреди поля, я подошел к тебе, и ты прекратила петь. Ты, посмотрев на меня, сказала тихо: "Рождаемся мы не все для варенья и яблок. Когда будет самая тьма перед рассветом, то надо зажечь все, лучше зажечь все, чем терпеть темень и хлад земли". После этого ты продолжила петь свою песню, а я, сев у твоих ног, стал слушать твою песню дальше. Такой вот сон интересный приснился. Виталик после этого сна не может в себя прийти. То ли спал, то ли не спал. Сел на пол и сказал сам себе:
- Никогда мне не быть Иудой. Никогда мне не быть Антихристом. Женщина, я знаю, ты понимаешь малыша, живущего в мужчине.

   Стоунхэндж на поле стоял, он вокруг него ходил и ощущал, что все есть сон. Простой такой сон. Без всякого страха. Просто камни, валяются себе без всякой цели. Чего тут смотреть-то на них?

    В век Канта и окончательного затвора и замуровывания духа рефлексией в одиночной камере индивидуальной личности, каждый, кто жив, должен сбросить цепи рабства философии. Древний человек смерти не боялся, для него не было смерти. Его кровь пела: «Я бессмертна». Все революции социальные истощали и угнетали тело. Мы тут бегуны и номады. Жаждущему в пустыне ты скажешь: «Не пей воды, у тебя ложная жажда, тебе кажется, что ты хочешь пить». Трудно бороться с сердцем, ибо оно куплено ценой жизни. Из человека культуры должен родиться лев, из льва ребенок. Становитесь же все быстрей львами. После Мировых войны ясно одно: нет никаких львов. Ницше силен только в своих криках о боли, да и в описаниях культурной болезни, что пожирает человечество. К черту сыновнее почтение к истории. Перун лишь деревянный идол, а не Бог. Бог же незрим и вездесущ. Он не пугает. Не требует. Не распинает. К черту логику истории. Некогда взлечу и навеки утону в эфире.

   Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Уйдем? Некуда. Нас подмывает бежать, бежать без оглядки.

   Опроститься? Вот заветное слово для нас всех, молодых, дерзких, озорных. Оторванность от корней у нас безграничная, думаем, что если опростимся, то корни ощущать начнем. Опрощения желают молодые люди, свой внутренний сад возделывать они хотят.

   Пуста свобода, украденная забвением. Культура – культ предков, воскрешение отцов. Дикарь в пустыне бродит понурый, ищет его там Руссо, хочет спасти, обнять, приголубить дикаря.
      
   Не веселится своей пустой свободой дикарь или тот, кто дикарю уподобился. Он понур и уныл. Он под чарами забвения, он якобы упростился настолько, что стал унылым гостем на темной земле. Жертвой своего упрощения стал дикарь и воет на луну от этого ночами, сидя в пещере холодными зимами. Дикарь отрицает огненную смерть в духе.

    Только чудо превращает блудницу в святую Марию Магдалину. Ты слышишь зов лазури и пустоты? Мысль входит в голову, человек не замечает этого входа, начинает о чем-то думать, но о чем он думает - он этого не осознает. Надо уметь распознать мысль, что входит в голову. Звериное чутье должно проснуться. Военная ситуация, пограничная. Новая мысль, она еще не вошла, но уже формируется. Темнеет небо над головой. Нутром надо распознать мысль, предчувствие свое не бросать в яму. Животом увидеть чужую мысль. Качество внимательности или бдительности надо в себе вырабатывать. Оттачивать особую интуицию надо.

  Молчи, скрывайся и таи. Вот новое знамя всех искателей приключений. Тишина для них есть альфа и омега, царь и бог. Кроме тишины нет ничего святого. Вся святость в тишине одной скрыта. Да, наступила эпоха, в которой мысль изреченная стала ложью. Лес – это восьмое чудо света. Виталик понял, что как Кнут Гамсун уйдет жить в лес, без мобилок и сети. К черту мещанский рай!


3. Сны без начала и конца.



       Во снах Виталика мучили дедушки, они бежали за ним и кричали: «Эй, мохнатый парнишка, давай в нашу берлогу спеши, мы с тобой будем жуков собирать в саду. Давай, будь нашим вождем, мы пролетарий, без тебя загнемся, не бросай нас, будь нашим королем». Дедушки снились один год, а после них стали ему сниться девушки. Так вот резко поменялся фон, но сюжет все тот же. От него жители снов вечно чего-то хотят. Первая девушка, с белыми длинными волосами, заставляла его лизать ей между ног, плевала ему в лицо и смеялась. Вторая девушка, в черном кожаном пальто, заставляла его плясать петухом вокруг нее и кричать «Псы догонят». Третья девушка, в красном сарафане, заставляла его колоть ей грецкие орехи до самого утра. После таких снов он решил бросить свою четвертую девушку, которую очень любил. Но все-таки его тянула к бывшим девушкам. Да, после этих снов он сам не свой. Все бредит ими, даже стал называть Катю Ирой или Светой, а то и Люсей. Банальные сны, ничего особенного, простые сны простого человека, без всякой трагедии, драмы, обычные осенние сновидения лишнего человека.



4. Пустой дом.


      Вот дом стоит на улице, по которой почти никто не ходит. На дубовом шкафу стоят две фотокарточки Виталика. На одной он угрюмый старый мещанин с короткими волосами. Тут ему легко можно дать двадцать лет. А на другой то ли хиппи, то ли монах: длинные волосы, борода и взгляд в космос направлен. Вокруг этих фотокарточек стоят деревянные орлы и олени. Как-то раз ему Светка подарила картину 1915 года. На картине изображен Есенин и Клюев на фоне Кремля. Она говорит: «Держи картину, пиши картины, может быть, меня не бросишь, ведь я люблю тебя». Светка повесила эту картину на стену в его спальни и легла с ним той же ночью.
- Обними меня, давай, не томи! – сказала она ему, когда он уже засыпал.
- Я спать хочу! – ответил тихо Виталик.
- Утром спать будешь, я же ради тебя все делаю. Работаю, деньги в дом ношу. Мог бы дать мне своего тепла. Не волк же ты, но ты служишь силам тьмы. Как ты можешь! Как же так! Что ты творишь с собой!
- Светка, твое  негодование по поводу сил тьмы – обратная сторона твоего очарования ими. Рок-н-ролл уже не моя религия, он дал мне все, кроме любви, он забрал мою любовь. Теперь мне как степному мальчику хочется лишь слушать рок и смотреть в потолок. Лохматые завывают как дико на сейшене. Впереди новая жизнь, новые люди, новые книги. Без тебя не пропаду. В лесу силу набираю, чистоту душевную. Квартира в города – это мечта идиота.
- Тьфу, глупый какой-то ты. Без меня пропадешь, поверь. Ты без меня никто. Не сопротивляйся моей любви. Без меня ты будешь страдать. Только со мной счастье тебя ждет. Не думай о том, что ты одинок. Ты со мной. Мы вместе горы свернем. Шутки мои острые, но я не буду над тобой шутить. Орлов накупил зачем-то. Моя подруга поступила на агронома и ее охраняют военные, говорят, что теракты часто происходят в общежитиях женских, мусульмане взрывают бомбами девушек, чтобы джихад свой совершить. А знаешь, милый, что украинский язык ближе всего к чешскому языку. Военные ходят по территории учебного заведения и ищут арабов, что следят за белыми девочками. Черные арабы хотят женского белого тела. Мир сошел с ума, никогда не думала, что араб будут бомбить Сирию. 
- Орлов люблю, мои тотемные птицы. Они меня спасут. Снился сон странный. Во сне я был без глаз. Не видел ничего. Сон такой ужасный. А потом я понял, что лежу на кровати в доме деда. А дед страдал глазами со времен войны. Вот я и ощутил, что теперь как дед ничего не вижу. Очки пытался его найти, но не нашел. Фантастика какая-то. Проснулся в своей постели и понял: дурман еще не отпустил. Вот такие у меня сны. Если бы дед был хромой, то во сне, я бы тоже хромал. Если бы без зубов, то во сне я бы не мог есть яблок. В общем, как-то попал в его домик и там ощутил все прелести старческой жизни. После тридцати лет жить нет смысла? Верно? Суицид? Не выход. Жить надо всегда и везде. Такой у меня девиз. Жить надо! Надо! Надо! На что я молюсь? На цветущие яблони я молюсь.
- Спи, мой сынок, спи.


5. Дисфория угнетает.

     За окном идет дождь, всю неделю он идет, никто не пьет пиво у ларьков, парни ушли в подвал, чтобы слушать рок. Сырые дрова в огороде лежат, сыр на столе лежит, на диване они пытаются спать. Диван у окна стоит. Зоя лежит в постели с Виталиком и смотрит на него пристально. Лампа стоит на столе и освещает лицо парня. Он хмурится, лоб его узкий показал ей пару морщин.
- Ты как дед себя ведешь, не обнимаешь меня, - говорит она ему с грустью.
- Старикам спать, а молодым – гулять! – ответил вмиг ей Виталик.
- Странный ты какой-то. Может быть, ты из космоса? Сириус?
- Какой есть. Возможно! Наша среда обитания агрессивно провинциальна.   
- А другим стать сможешь ради меня? Меня если любишь, то будь иным, пожалуйста. Авторитет земляничных полян, будь другим. Информация превратилась в спам.
- А зачем? Ответь, прошу тебя, не думай так сильно обо всем на свете. Ты же пишешь свои стихи, слышал, ты на прошлой неделе в ДК им. Горького читала их перед всем поселком.
- Ну ты же любишь меня? Ответь теперь ты мне на мой вопрос. Скажи да или нет. Всего себя мне отдай. Не жалей себя, отдай себя без остатка мне.
- Вот еще чего выдумала. Мечтать не вредно.
- Я знаю твои игры. Говоришь одно, а думаешь другое. Сюрреалист, он правды никогда не скажет. У меня нет никакой самооценки. Есть такая теория «стакан воды». Мое богатство не деньги.


6. На дне колодца.


    Сны эти изматывали, такие сны, что шутить нельзя с ними, ибо крыша едет. Думал, что отойдет от этой темы, но не вышло ничего. Жара, дома сидеть нельзя, ему пора идти к реке. Виталик покупает батон в магазине и смотрит на свои руки. Вроде бы его час удачи настал, но он снова не понимает, зачем живет на свете. От снов таких ему жутко становится. Какие-то прошлые события в голове гуляют, вокруг него поют курсанты военного корпуса, они кричат: «Слава нам всем, мы молодые, смерть старикам! Мы удалые. Мы плывем навстречу Родине». Он им бросает косточку куриные, курсанты налетают на косточки и съедают их живо. В кафе он заказал черный кофе, поставил пластинку Боба Марли в аппарат. Смотрит на стертые надписи на стенах заведения и осознает, что одинок в этой вселенной, даже новая девушка, с которой он прожил три года, ничего не решает. Он все равно одинок. Смертельно устал от себя. И от других устал. Мир ему противен. Умереть хочется ему. Печь в доме – это символ матриархата. Телу все равно кто или что ему доставляет удовольствие.
   


7. Никто.

      Вот и решил он стать новым человеком для себя. Решил, что в городе жить будет, станет работать, будет как все, но вдруг, обдумывая эту мысль, сидя в кафе, он понимает, что врет сам себе, что не хочет работать на Систему. Не будет жить как все. Все это старо как мир. В лес уходить? Уже уходил пару раз. Жил там по пять лет. Не помогло. Там язычники его учили забивать быков камнями, а после поедать сырые мозги быков. Избушка была у него на курьих ножках, но теперь хата в городе его манила. В хате будет сидеть и смотреть на голые стены. Ничего не будет делать. Просто будет силы накапливать, сидя на одном месте, а после может снова в лес уйдет. Сколько его не корми, а он все равно в лес смотрит. Выпив пару кружек кофе, он вышел из кафе и пошел навстречу параду. Военные несли знамена, на которых был изображен лик Сатаны. Вот такие вот новые военные появились. Партия Сатаны против партии Бога. Иных знамен не признают вояки.

     Вот теперь он решил строить свой дом на дне морском. Увидел, что только так может привлечь к себе девушек. Нашел дно Аральского моря, вытащил из шахт кучу камней и кирпичей. Во снах ему дед совет: давай, работай, создавай свое гнездышко, не будь ослом, свою линию гни. Правду всегда говори всем, не ври никогда. Станешь славным парнем, увидишь себя со стороны, отбросишь все свои иллюзии. Катя говорила ему: не пей, не кури, богов почитай, сам богом будешь. Ира говорила: грибы ешь, познай себя, ты бог. Алина говорила: Будду убей, если увидишь, в Тибет поезжай, стань ветром для всех. Будешь есть землю сырую, будешь молодцом. Алла говорила ему: руки во сне свои попробуй увидеть, прорвешься на ту сторону, призраком будешь для мира. Кристина говорила: самогон не пей, вредно, люби меня этой ночью, давай, давай, давай!



8. Вид из окна.


    Ира лежит в его постели, смотрит в сторону окна, а он лежит рядом и молчит. Одежду снимать никто не собирается. Лежат в джинсовых костюмах, накрылись зеленым байковым одеялом.
- Чего молчишь? О чем думаешь? В ПТУ нацелился? Тебя интересуют мои трусы? Или то, что находится под трусами?
- Ни о чем. Нет. Не интересуют.
- Скажи что-то умное. Я вот вижу, что у тебя куча металла во дворе валяется, лодка закопана в огороде. Машина и мотоцикл стоят во дворе. Чье это добро? Неужели твое? Портрет Ленина на стене для чего висит?
- Ни для чего. Не знаю, что сказать тебе. Это все моего отца. Он копил эти вещи всю свою жизнь, но как-то раз, осенью, его накрыла депрессия и он стал дебоширить в селе, его побили дружки, а после этого он слег у себя в комнате, стал пить, пил до ноября, а там, десятого числа, он умер от побоев. Тело его нашли уже через пару дней. Он не выходил из дому, дружки поняли, что произошла трагедия. Похороны были, а после этого я сюда приехал, тут и собака его недавно умерла, не выдержала жизни без хозяина. Так что тут все чужое, моего на этом свете ничего нет. Душа, может быть, моя, да и то, есть ли у меня та душа. Вопрос еще тот.
- Давай, сказку сочини, будь другом. Знаешь, я вот вспомнила, как мы на берегу Днепра пили чай, ты его в термосе принес для меня специально.  А потом мы ночь целую бежали, а потом поняли, что любим бегать. Мы бегуны на длинные дистанции. Бежим от всего известного. Ты упал на песок, твои руки коснулись воды, я села на твою спину и словно сатана, стала бить тебя по ляжкам руками. Ты кричал, что боишься меня, что ты как первоклашка, забыл дорогу домой. Твой дядя в тот момент ехал на джипе по левую сторону реки и слушал джаз. В его карманах спали усталые ежи.
- Сказок не знаю.
- Будь братом, расскажи анекдот. Да, твой отец бед натворил. Воровал, небось, копил, вот и помер, а теперь его металл дружки растащат. Все его дружки все его вещи украдут. Вот и весь сказ. Копил, думал умнее бога быть, но помер, и хлам валяется повсюду. Так, да? Вот и сказка. Вот и история. Кто слушал – молодец. Кто нет – тому под венец идти с Дьяволом.
- Не знаю ничего. Так все надоело. Отец и его металл, его машины, лодки, техника. Все чужое. Не Мое. Имя свое лишь помню. Кроме имени своего у меня ничего нет. Товарищ мой, поехали на левый берег Днепра. Давай, побегаем по воде, посидим под водой…
- А как же Рерихи? Ты же раньше читал их книги, был фанатом учения Агни-Йоги.
- Все в дым ушло. Больше не читают Рерихов. Ныне нет дела до них. Устарело все. Уста мои устарели. Устал от всего.
- Модный какой. Мопед сделаешь? Буду под луной танцевать. Хочу поехать в клуб на дискотеку. Но не дам без любви человеку. В субботу будут танцы. Придут на бал засранцы. Буду я красиво танцевать и вино попивать. 
- Не умею, прости. Все это сон. Мы снимся друг другу. Мы лишь сновидцы. Плывем…


9. Железный крест.


     Алла лежит с ним в постели, она смотрит на свечку, что горит, стоя на столе. Он лежит рядом с нею и молчит.
- Обними меня, мне так одиноко. Хочется тепла, так любви очень хочется. У моего отца украли машины, лодку, моторы для лодки и банки для сока трехлитровые. Мне так жаль его, но я не Шерлок Холмс.
- Сама себя обнимай. 
- Зачем ты так? Слава богам! – кричала я тебе сегодня в столовой, когда ты ел борщ, а ты даже не смотрел в мою сторону. Обидела чем-то тебя или что?
- А как надо? Не обидела. Просто ел и молчал. Не желал общаться. Забылся в себе. Останови скорый поезд, идущий из Токио.
- Грубость от тебя так и прет. Мир груб. Не знаю даже: зачем же я с тобой тут лежу. Отец моторы вовремя не продал, вот и украли. Сам виноват. Жалкий мещанин. Такой глупец. Господи, зачем ты так мне отвечаешь? Хочешь ссоры? Найду себе другого парня. Какое мне дело до твоего тела? Кто ты вообще? Чего ты сводишь меня с ума? Я сама себя с ума свела. Просто выдумала тебя, вот и все. Панки хой! – кричать я буду всегда в тот момент, когда буду видеть тебя в столовой.

   Тая лежит в кровати в домике Виталика. Смотрит на очаг, Юпитер где-то летает над ними, кошка черная вокруг домика ходит, пахнет мятой и вечной весной.
- Кто ты? – спросила она у него и засмеялась.
- Никто.
- Совсем-совсем?
- Да.
- Неужели.
- Поверь.
- Да не разыгрывай меня.
- Серьезно.
- Человек без свойств?
- Почти.
- Так ты убил в себе государство, значит это где-то рядом. Во мне сильно сказывается ****ь?
- Возможно.
- Ты похож на парня из «Волхва», он тоже был странный и неразговорчивый. Ты вообще очень мало ешь, мало говоришь и почти не спишь. Со мной ты даже не занимался сексом, я с тобой уже год живу в этом домике. Ты точно юродивый. Даже мышку убить не можешь, тебе жалко зверюшку, верно?
- Да.
   


10. В лесу.


      Виталик сел в электричку и поехал в сторону лесов. Перед ним на кресле сидела школьница в черном платье. Она ела булку и смотрела на него, не мигая, словно бы статуя. Ее лицо полное, тело упитанное, на носу огромная родинка, зубы кривые, глаза ярко-зеленые, волосы русые и до плеч. 
- Ты кто? – вдруг спросила она у него, доев булку.
- А зачем тебе-то знать?
- Да так, тут про петушиный сектор все говорят в селе, мол, объявился мужик один нехороший. Он в селах с бабами спит, а потом они ему детей рожают. Такие вот дела. Он вроде бы гарем сделал себе такой. Всех их называет он не иначе как дролечкой, коханочкой. В школе про него все учителя говорят и щелкают каблуками школьницы, хотят к нему в гарем попасть. В зеркало смотрят и понимают, что могут теоретически туда попасть. Губы красят в красный цвет, хотят, чтобы он их заметил. Но никто не знает как он выглядит. Он загадка для жителей села. Может быть, ты и есть тот основатель петушиного сектора?
- Ты ошиблась, не за того меня принимаешь.
- Пока, парень, не поминай лихом. Сказав это самое, школьница вышла на первой остановки, забыв свой портфель у ног парня. Он же, как только электричка тронулась, быстро бросил ее портфель в открытое окно и крикнул: «Эй, вещей своих не оставляй больше». Теперь он обдумывал ночевку в лесу. Без палатки, спальника и спичек. Постоит до утра у дуба и тело согреет мыслями о нирване. Что ему еще надо для полного счастья?


    В лесу ему не спалось, не думал он о своих делах, мать и отец и вытащили из него все его мысли. Он думал о своих игрушках. Вот будет в бильярд играть в барах за деньги, будет в карты играть на деньги. А еще может бродить по набережной и слушать шум волн, а ему будут за это люди бросать деньги. Он шляпу положит на лестнице, будет сидеть и смотреть на буйки, что пляшут на волнах. В его снах он часто сбегал из дома в лес, но санитары ловили его и кололи всякими веществами. Родители врачам платили деньги, чтобы те присматривали за их сыном.
- Ищи себе работу на стройке! – кричит мать.
- Ищи работу себе в универмаге, будешь кассиром или грузчиком! – говорит ему отец. А Виталик в ответ лишь читает книгу и слушает музыку. Вот такие дела у него дома. Родители говорят хором:
- Старые мы стали, помирать будет скоро, а ты все в походы свои ходишь, не думаешь о нас совсем. Кто нам стакан воды подаст, когда мы будем лежать в кроватях и не сможем встать с места? А ты просто ленивый сукин сын. Вот кто ты. Думаешь спасти себя, но мы знаем, что ты просто бежишь от всего известного. Ты просто не хочешь заводить семью, работать как все, тебе так надоели будни трудового народа. Ты так не похож на нас. Мы в твои годы уже гнули спины на заводах, фабриках, строили БАМ. Тебе бы так поработать хотя бы год, так ты бы вмиг забыл о своих книгах и о музыке. Ты бы с работы в дом пришел уставшим, без сил, унылым. Поел бы, посмотрел бы телевизор и спать лег бы. Вот это по-нашему. А Будда тебя нет тому учит. Плохой он парень. Мы не хотим, чтобы ты с ним дружил. Мы убьем его, если встретим на пути. Он тебя плохому учит. Не друг он тебе. Зла тебе он желает. 


11. Демоны атакуют.

    Парень сидит за ноутбуком и читает книгу. В комнате его темно. Тут двери комнаты открываются резко. Отец Виталика пьяный пришел домой, сел возле сына и злобно так говорит:
- Мы просто пыль на ветру. Я пью, чтобы забыться в пьяном угаре. Я не знал, что любовь - кошмар. Я не знал, что любовь – чума. Она подмигнула правым взглядом и хулигана свела с ума. Сынок, я тоже был хиппи. Они мне всю жизнь сломали. Работал на заводе в 60-ых, был как все, но как-то встретил парней волосатых в метро и они мне дали грибов на пробу. Я съел их и больше в себя не пришел. До сих пор я не я. Сталин обманул нас, мы просто рыбы в аквариуме. Звери в зоопарке. Как он мог! Изверг он, а ведь я ему верил. Где наши стройки века? Где наши врата в рай? Где наши пастыри? Нет их. Мы все умрем от старости в этой забытой богом стране. Я не могу работать, старый уже стал. Стадо вижу за километр. Стадо молится на вождя. Вилами машет в селах, коровку себе покупает и платит налоги. Ты бы тоже так мог, сынок. Но почему-то не можешь. Слабый ты уродился какой-то. Не в наш род пошел. Мы люди дела. А ты лишь созерцаешь что-то там себе тихонько. Мы руки свои не для шприцов держали, а для молота и серпа. Прости, может быть, ты и не кололся никогда. Я же не знаю на самом деле, что с тобой происходит. Давно увидел, что я тебе не интересен. Ты стал меня еще в школьном возрасте игнорировать. Пил водку, но ты все равно терпеть не могла меня. Презирать стал меня за мои советские взгляды. Чтобы тебе понравится, стал я слушать Битлс. Но грибы все-таки дали мне хиппи. Все пошло прахом. После них бросил работу, запил, твою мать стал бить. Понял, что рай внутри, а не снаружи. Но как вернуть тот рай? Только водка могла мне помочь. Не мог же я идти к ним снова за грибами? Я был как бы хиппи, но в тоже время был советским человеком. Раздвоение ощутил по полной программе. До сих пор расколот я. Нет единства во мне. Во мне много субличностей живет. Ты выключи свою «коробку», слушай отца, смотри на него. Не любишь? Полюби же отца, полюби! Он тебя на руках носил, ночи не спал, чтобы тебя качать в кроватке, а ты теперь на него внимания не обращаешь.

    
12. Все кругом проклято.

      Виталик встал утром с постели и понял, что он в той жизни был Буддой. Вышел во двор и сказал бабке, что чистила лук на крыльце.
- Мы тоже под этим знаменем били Наполеона. По Луне прошлись с этим знаменем. По Марсу прошлись с ним. Баб под ним оплодотворяли. Дети рожались на свет и падали на него. Зеленое знамя – это наш символ веры.
   
      Отец, забрался в ванную комнату, набрал горячей воды, залез по уши в воду, и стал басовито кричать слова из популярной песни:
- Гуляю, пока есть выходной, завтра на урок идти. Урок на заводе. Все детали для танков делаем. Все для победы. Для врага не жаль пуль. Мы все преодолеем, мы народ трудовой. Мы все можем. Все нам ноги целовать будут. Гуляю, пока есть вино на столе. Чего грустить, когда есть вино? В наших жилах течет виноградная кровь. Не чучело я, так что иди все вон. Чучело – это капиталист. Эксплуататор народа простого. Гуляю, пока вино течет рекой. В баре сижу и на красотку гляжу. Пиво льется рекой. Мы пьем и балдеем. Слава Партии. Народ трудовой не забудет вождя. Мы дети Октября. Мы все вошли в эпоху социализма. Гуляю, пока льется водка рекой. Пока мама на работе детей учит. Завтра будет новая гулянка. Будут девочки и шампанское. Икра красная и холодец. Гуляю, пока я живой, молодой, без бороды и холостой.
   Мать, взяв сына за руку, сказала ему с грустью в душе:
- А вот теперь слушай. Когда он умер, то все село гуляло на его похоронах. В селе дядю твои дружки убили. На поминках было весело. В подвалах тысячи рюмок и тарелок с вилками. В подвалах лежит добро это. Вот такой у тебя дядя был славный. Все село гуляло, когда он умер. Этот старый псих мешает мне говорить с тобой. Пора ему показать, кто тут главный. Феминизм – это радикальный опыт внеземного знания.
   Мать, ощутив прилив силы после того, как выпила чаю и сказала сыну про дядю, стала уверенной в себе: она кричала на весь коридор:
- Батя, закрой свой рот! Не позорь мои старые кости. Мы все умрем от нервов. Мы все под кислотой. Мы все вне зоны контроля системы. Мы все под властью панк-рока. Демоны нас атакуют ежесекундно. Вражеской пули нам не надо, мы вышли из красного сада. Луна дарит нам ожерелье, мы познали земное похмелье. Без луны нам жить так нудно. 
      
       Виталик надел наушники и стал слушать дарк эмбиент, кажется, полегчало, снова он  дома, достал толстую книгу Джойса, все, теперь точно дома. Только Джойс утомил его через пару страниц. Снова тяжко на душе. Читает, ибо понимает, что жизнь не имеет смысл. Читаю, ибо не существую, ибо не живется мне нормально. Хаты нет, бабы нет. Работы нет. Все хорошо. Все отлично. Сансара дает иногда. По выходным идет в парке читать Бодлера.
   
   У отца снова приступы неконтролируемой одержимости. Он вошел в комнату сына и сказал громко, ударив кулаком об стену, едва не порвав плакат Sex Pistols. Отец всегда очень громко орет. Словно бы на партсобрании, словно он политрук.
- Доколе не печи сидеть будешь, ирод? Ты знаешь пароль? Пароль один. Партия нас не забудет. Это когда кончится? Нам уже по семьдесят лет, а ты все без работы сидишь. Не малыш. Тебе уже тридцать пять лет. Ни бабы, ни хаты, ни работы. Мы в твои годы уже пшеницу собирали для колхоза, мобилизация была у нас, мы строили дворцы для детей. Буржуи войны устраивают, чтобы народ умирал быстрее. Третья мировая для того была сделана, чтобы на планете остался лишь один миллиард человек. Вот и вся логика. Мы уже пережили третью мировую. Слава нашему вождю! Я в 1980 году уже был шахтером, а чего добился ты?
    
    Виталик молчит, врубил на компьютере песенку Napalm Death и вывел звук на колонки. Сделал погромче. Не будет демонов отца подкармливать. Тот уже спятил давно. Нечего с ним говорить. А у отца на кухне движуха.
- А ну выключи к черту свою музыку и смотри мне в глаза, шакал.
Виталик развернулся к нему лицом и стал читать про себя мантру Шиве. Батя, поняв, что его игнорируют по полной программе, взял молот с балкона и разбил гитару сына, что лежала на полу.
- Так поймешь? А? Поймешь? Или тебе компьютер разбить еще? Шахтером давай становись уже, мой тебе совет – шахту полюби как свою трубку.
- У меня завтра панк-концерт, мы играем для молодых людей.
- Никаких концертов. Пока работу не найдешь – никуда не пойдешь. Сегодня мы с мамой твой ирокез сбреем, твои кеды и косуху в мусор выкинем. Будешь в костюме ходить в центр занятости, искать себе работу будешь. А не то милицию вызову. Тебя посадят за тунеядство. Статья уже есть, не знал? Будет по-плохому с тобой говорить, раз ты этого хочешь.
«Только бы не в драку не вступить, Гиту читаю, пуэр пью, а толку – все равно демоны одолевают меня посредством бати» - думал Виталик с грустью, выкидывая обломки гитару в мусорную корзину.
       Отец же, поняв, что он король ситуации, вышел в кухню, чтобы с дружками поиграть в домино, попить пива, и похвастаться, мол, сына в ежевых руках держу, никакой самодеятельности я не допущу в своем доме. Я для него Сталин. Ему мало? Так еще пойду и наору на него, спалю ему его плакаты все с волосатыми мужиками. Да, был когда-то хиппи, но так, понарошку, пару раз с ними зависал, но не считаю я себя хиппи, просто бес попутал что ли.
       Дружки кивают в знак согласия, писают в стаканы, и пьют свою мочу, приговаривая весело при этом: «Молодец. Коммунист. До мозга костей красный человек. Партия его не забудет. Стук двух кон¬серв¬ных ба¬нок друг о дру¬га не уто¬лит жа¬ж¬ду люб¬ви». И он, выпив стакан пива, стал зиговать, а после вновь начал толкать речи:
- Мы верим в Партию. Вождю верим. Себе не очень-то и верим. Я тоже слушал в свое время А.У. и что с того? Я рабочий Советского Союза, я прежде всего человек труда, а не тунеядец. Никогда не жил за чужой счет, не жид же я. Слушаю «Кино» и понимаю, что мы впереди всей планеты. Европа под властью доллара. Поможем ей или нет?
    
    Дружки пива снова ему налили пива, на – пей, не робей. Не красней, побеги пустил, модом тоже был в свое время, как и мы все: мопеды, ритмы ска, знойные шарфы с черно-белыми квадратиками. Выпив еще пару кружек пива, он, глядя в красные глаза дружков, сказал:
- Я знаю начало всех начал. Гагарин уже все доказал нам. Мы терпели религию, но теперь уже скажем решительное слово: Тибет и Китай пусть идут в сарай. Мы откажем себе в том, чтобы верить в сказки Индии. Америка нам навязывает религию доллара, мы откажем им в этом праве, мы капитал не потерпим у себя в стране. Советы еще покажут себя миру. Сатана пусть долларом не манит. Мы не введем войска в Нью-Йорк ради того, чтобы разрушить всемирный торговый центр. В себе убьем идею капитала, идею наживы и гнусного вещизма.
- Мир, труд, май! – кричали дружки его хором от восторга.
- Слава КПСС! – кричал отец, ударяя себя сильно по ляжкам.
   
   13. Два плаката с Брюсом Ли.

 
      Виталик с утра выпил черного чая крепкого, чары на себе ощутил некие. Откуда же они? А тут и звонок телефонный. А дело в том, что это Надя звонит своему другу и говорит:
- Эй, день рождения у меня сегодня, приходи, друг, приноси мне цветов, будем есть торт и пить шампанское, мама ждет тебя моя. Может быть, мы станем мужем и женой. Все может быть. Ты ведь мне нравишься все-таки. Давай, приходи, будем мечтать о своих новых делах. У меня комната есть своя, будешь жить в ней, идет? Чего тебе там дома сидеть? Давай, будь со мной, милый. Ужасно, когда женщина занимает так много места в твоей жизни, да? Снился сон странный сегодня. Огромный холодильник стоит в центре города, люди бродят вокруг него и молчат. И огромная инвалидная коляска с мотором стоит на краю города. Она с пятиэтажный дом. Люди бродят вокруг нее и молчат. Это идолы современного мира: инвалидная коляска и холодильник. А на другом краю города стоял гигантский телевизор. Народ бродил вокруг него и молчал. Было ясно, что они тут не удивляются ни чему. Символы нового мира материального. Вот что это. Оружие титанов против людей. Титаны поработили людей с помощью этих технических вещей. Живи в цементной норе, смотри телевизор, покупай еду впрок, ставь ее в холодильник, старей, дряхлей, покупай себе инвалидную коляску и катайся на ней на рынок за новыми продуктами, чтобы потом смотреть новые фильмы и передачи. Сансара. Потеря интереса к этому миру освобождает от него. Узнав вкус свободы, не возможно вернуться назад в клетку. Свет придет с севера. 
    Он купил на рынке в качестве подарка два плаката с Брюсом Ли. Она смотрит азиатские боевики, так что плакаты будут в тему. И так, он стоит в ее коридоре, ощущает запах роз, то мамины духи, мама в черном платье идет к нему и целует в лоб его со словами:
- Какой красивый мальчик. Ты наш и только наш. Церковь, кухня, дети. Мы все живем в мужском мире. Заполнение – это место женского кайфа. Кит-Китыч – это попсарь. Мы против попсарей, а потому войну им объявили.
      А после этих слов берет его за руку и ведет в комнату дочки. В комнате стоит огромная коляска инвалидная, на полкомнаты стоит ржавый холодильник, а на нем стоит огромный сломанный телевизор.
- Зачем это? – спросил вдруг ее вдруг Виталик.
- А вот ты спроси у Нади лучше, - стала хихикать мать. – Лама маму спасет, лама спать маму уложит. Мама ламе даст свою брошь. И свое имя тоже. В Тибет мама поедет, в монастырь один. Лама даст ей там, славный апельсин.
    Надя вышла из ванной комнаты вся мокрая. Купалась. Мыла голову, теперь стоит в коридоре и вытирает голову банным полотенцем.
- Что это? – спросил ее друг, указывая пальцем на ее комнату.
- Отец натаскал, он склад из моей комнаты устроил. Не разрешает ничего выносить. Он тиран, так что смирись, любимый, с этим и не бери в голову. Мама в Китай ехать собралась. Уже учит китайский язык. У нее там лама какой-то появился. В Сети с ним познакомилась. Моя мама едет в Китай, так и знай, она отца не любит, он как пчелка будет там трудится. Во имя Пустоты.   
- Так надо выкинуть весь этот хлам без всяких драм.
- Надо, но его инсульт хватит тогда. Он же материалист, а потому смысл жизни для него – это вещи, старые и неработающие. Пауков не убивает, думает, что это убьет его. Так что терпим его уже много лет. Мама в Китай поедет, мам там им о нас с тобой расскажет. Окружающий мир видится мне холодным, враждебным, пугающим, пустым. Пойти в кино, почитать книгу, в гости к кому-то пойти, просто написать какому-то знакомому сообщение в Сети – все это уже не помогает. Ощущаю в себе ужасную пустоту.
- Тебе скоро сорок лет будет.
- И что?
- Странно это все. В Китай? Пусть едет. Мне все равно. Тот, кто познал мир, познал труп, и мир недостоин его.
- Ой, да ладно тебе, пусть командует парадом. Тибет ее спасет. А кто спасет нас?
    Халат на дочке красный, она улыбается, уже кальмара жует, а за столом мать сидит, пьет вишневое вино, ест салат оливье, тост решила сказать, попив чуточку коньяка:
- И так, пью за доченьку, чтобы ей спалось и жилось хорошо, чтобы Виталик стал ее мужем. Он такой красивый. Ой, почему я так стара, а так бы за Виталика сама замуж вышла. Боже ты мой, убила всю жизнь на генерала, а он тварь, а не человек. Ну, зато ты, дочь, поживешь, ты же у нас должна быть свободной от военных пустых голов. В Китай еду, дети мои, в Китай! Китай – это рай для мамочки. Лама мне даст духовный опыт. Побрею себе виски, а то и под «ноль» подстригусь, чтобы в Китае за своего меня ламы приняли. Моя лысая башка им понравится, они скажут мне, как жить вне сансары. 
- Да, мать, да! – кричала дочь, целуя мать, и вдруг ее взгляд застыл, ибо она увидела своего парня за кое-чем не хорошим с ее точки зрения.
       А дело в том, что Виталик решил открыть окно и выбросить телевизор в огород.
- Ты что! – охала мать. – Ты что! Вся наша жизнь, милые, есть борьба за место под солнцем. Ох, как в Тибет хочется! Там я получу ответ. На вопрос. Быть или не быть. Лама меня исцелит, лама меня спасет. Он для меня сладкий гид. В миры, где солнце течет. Китай…ох, какой там кайф получу. Ламы дудку дадут мне свою, буду играть на ней день и ночь.
- Как ты можешь! – икала дочь. - А ты меня не поняла. Мы борьбу свою против плоти и крови разве творим? Против демонов поднебесных, вот против кого. И я твоя Япония. И вся - та наша жизнь есть борьба.
 - Мы уже все обсудили, хлам этот пусть стоит, когда пес умрет, тогда и выбросим, - ответила Виталику мать.
- Ну, ведь я очищаю вам хату от хлама, поддержите меня вместе, мы устроим бойкот тирану.
- Ой, не шевели лихо, - качала головой мать.
- Пока оно тихо, - добавила дочь. – Горло бритвой бреди, сердце рвется к выстрелу. А по утру они неизбежно проснулись, не похмелились, не побрились, танцевали в баре и хохотали, играли в бильярд целый день, забивали шары в лузы. Ломали морской пейзаж за окном как попало. Шли по следу Кастанеды.
      И вдруг дверь комнату дочери открывается и на пороге стоит ее отец. На нем защитная гимнастерка, он хмурый, смотрит на парня и говорит.
- Положи телевизор на место. Живо. Второй раз повторять не буду.
- Отец, не начинай, - сказала мать и встала из-за стола.
- Праздник не порть! – велела ему дочь и заплакала.
- Пошли вон. Вы тут никто. Моя квартира, что хочу, то и делаю. Вас всех сюда я не звал.
     Тут дочь и мать идут в прихожую, одеваются и выходят из дому. Виталик идет за ними.
- Кто он? – спросил он у них.
- Никто для нас. Просто труп, - ответили они обе, - живой труп.
- Вы куда идете?
- Погуляем в парке часик, потом придем домой, он к этому времени успокоиться. Не будем демонов его кормить. Смирись, скотина!
- Вот это да. Все государства – концлагеря, - сказал он им в ответ.
- Точно так, - ответила мать. – А где твои убеждения?
- Мои убеждения в лесу. В саду. В ветре. В солнце. В море. В горах. Вы думаете, что я буду с вами жить?
Мать, вытерев перчаткой свое старое и унылое лицо, вдруг сказала, улыбнувшись ему и загадочно на него посмотрев.
- Ты с Надюшей займись сексом, вдруг понравится, а потом тело и само захочет рядом с ее телом все время быть. Телу не прикажешь. Будешь жить у нее в комнате, защищать ее от тирана будешь. А там, когда помрет, то вся квартира будет ваша. Чем не жизнь? Я уже старая, помирать скоро, грустно помирать, зная, что дочь без мужа живет. Ой, грусть-тоска сердце съедает от мыслей таких. Она одинока, я одинока. Кто нас согреет? Мы сами себя не любим, вот и живем как собаки. Любовь – это двигатель расширения сознания, а мы без любви живем, вот и тупеем от этого.


14. Прижмись что ли…


      Великие автора – сами доктора, а не пациенты. Художники – это клиницисты цивилизации. Невротик создает «интимную романтическую историю». Художник не только пациент и врач цивилизации, он также и извращенец от цивилизации. Эрос – это звучание, а инстинкт смерти – молчание. Сексуальность находится между едой и говорением. Сатира – это чудовищное искусство регрессии. Юмор – это искусство поверхностей и сложной связи между поверхностями. Сексуальность существует как аллюзия, как пот или пыль, указывающие путь, пройденный языком, и которые язык продолжает стряхивать и стирать с себя как крайне тягостные воспоминания детства.

       Виталик стоит среди полей и собирает арбузы. Вот его работа на лето. Панк-рок не играет уже. Хватит. Дома ждет жена и двое детей. Он говорит сам себе, что в детях его богатство. Что он будет работать в поте лица, чтобы они выросли сильными и умными.

       Вокруг поселка он лично провел газовую линию. Всем детям своим дал денег на жвачки. Никто не скажет, что он лодырь. Мощный толчок дал он поселку. Теперь тут строят дороги и мост. Скоро тут будет новая деревня. Той старой уже нет. Все снесли. Под ноль. Новые люди будут в деревне жить. Те, что не грешат. Виталик решил Буддой стать. Под дубом сидит годами уже. Все молятся на него, ведь он крутой.