Блуждание. Часть 8. Глава 2

   Вечером Реми пришёл с работы уставшим и отказался от ужина, съел только кусочек хлеба и запил родниковой водой. А после этого улёгся на бок, отвернувшись от Жюзьен, и уставился в стену. Бессонная ночь и тяжёлый морально день не способствовали хорошему настроению, и, всё же, после исповеди в его груди теплилась надежда, что все эти неприятности можно пережить, простить и отпустить.
   Жюзьен до безумия было жаль мужа, но она не решалась подойти к нему. Потрясение от встречи с Грэгом, бумаги Эдуарда, всё это ещё переживалось в её душе таким знакомым и болезненно-сладким ощущением бессмертной любви.
   Она закончила свои домашние дела, переоделась в ночную рубашку и тихонько прилегла рядом с мужем. Не сразу, страшась его потревожить, прислонила ладонь к спине Реми и начала безмолвную молитву:
   "Помоги ему, Господи, забери его боль и отдай мне всю до последней капли! Пусть спадёт с Реми груз моих грехов, я сама за них отвечу. Дай ему спокойствия и радости, дай любви Твоей, всё исцеляющей, дай Твоего милосердия! За себя не прошу, чего заслуживаю, всё приму и выдержу. А на нём не взыщи вины! Чистую и добрую душу его сбереги, так как я не смогла и причинила родному человеку столько скорби. Всю семью извела, того не желая, хоть его убереги, избави от бед! Может, мне и вправду лучше уйти, чтобы оставить Реми в покое? Чтобы дать ему жить... Но чувствую, что уже слишком поздно. Проросли мы друг в друге, корнями сплелись, не разрубишь. Вот и отец Эдуард сказал: "Главное - это семья..." Прости меня грешную, Господи! Что натворила, того не исправить. Только мужа моего пожалей! Спаси и сохрани!"
   От ладони Жюзьен шло тепло и растекалось по телу. Реми, по уязвлённой гордыни своей, вначале хотел сбросить её руку, но потом передумал, лежал и чувствовал: как расслабляется, успокаивается, как тяжелеют веки, душа ускользает в неведомые дали, где нет ничего, чтобы расстраивало и мучило его.
 
   Поляна, усыпанная цветами, показалась ему знакомой, будто где-то в раннем детстве он уже бывал здесь, потому помнил и певучее журчание реки неподалёку, и шелест злато-лиственных ветвей клёнов. Перезвон голубых колокольчиков и сладостный аромат пыльцы сердцевидных ромашек. "Разве цветы звенят, и разве бывают такие пахучие медовые ромашки?" - спросил он сам себя, но тут же отогнал эти мысли. Он вернулся домой и очень счастлив. Сел на траву, разул натруженные ноги, закатал штанины до колена и лёг. Бездонное небо, на нём ни единого облачка, только бесконечная синева, которой так хочется напиться. Как давно он здесь не был, кажется, целую вечность! Но до полноты блаженства не хватало чего-то или кого-то. И он смиренно ждал, ждал, когда этот кто-то придёт...
   Очнулся, когда соседский петух прокукарекал. Рассвет только занимался на горизонте, с трудом перевернулся на спину, бок затёк, видно, он так и пролежал всю ночь без движения. Жюзьен спала. Её губы были чуть приоткрыты, и ему хотелось поцеловать жену, но, вспомнив про епитимью, сдержался. Что такое три дня для настоящего мужчины? Можно продержаться и гораздо больше. Тихо встал и, подойдя к иконе, снял с шеи деревянные чётки и начал молиться так тихо, что и не слышно. Но Жюзьен уже не спала, она сразу же почувствовала его пробуждение. 
   "Почему ты не пришла к нему? Он ждал..." - голос Эдуарда звучал, как любимая мелодия, от которой сердце Жюзьен наполнялось светлой радостью.
   "Не хотела мешать, боялась, что он не захочет видеть меня сейчас... Пусть отдохнёт, пусть утихнет боль..."
   "Ты нужна ему. И одно то, что он нашёл дорогу в чертоги твоей души, говорит о многом. Реми справится. Он всё вспомнит. Вспомнит, кем был для нас. Только помоги ему и поддержи, сейчас, когда он так нуждается в тебе."
   "Я постараюсь!"
   Отчитав положенные ему во исправление молитвы, Реми поднялся с колен, выпил воды, умылся, привёл себя в порядок, поцеловал сына на прощание и ушел.
   То, что муж больше не прикасается к ней, расстраивало Жюзьен. Их отношения, даже в самую трудную пору, всегда оставались очень близкими. А сейчас он будто стену воздвиг. Уж лучше бы бил, только не это холодное отстранение.
   "Что ж, и это я заслужила."
   Жюзьен поднялась и начала собираться к поездке в суд. Жак не заставил себя ждать. По дороге отвезли Дариена к его родным дядям, а сами отправились на первое слушание, Жаку тоже предстояло давать показания. Медин привели и усадили за решёткой, как хищного зверя, коим по сущности своей она и являлась. За это время Мадам Лё Руа сильно похудела, что, несомненно, пошло ей на пользу. При виде мужа в полном здравии, сопровождаемого яркой рыжеволосой красоткой, Медин чуть не захлебнулась собственным ядом. Странно, но Жак больше не испытывал к этой женщине никаких чувств: ни обиды, ни отвращения, ему на какое-то время даже стало её жаль и захотелось снять с неё все обвинения. Но, уловив полный ненависти взгляд, он всё же подумал о собственной безопасности.
   "Где-то я уже видела эту ведьму! - ломала голову Медин, про театр она и не вспомнила, а вот кто душил её в ночном кошмаре, не забыла. - Точно! Ведьма она и есть! Так вот с кем спутался проклятый конюх! Он продал душу дьяволу, оттого и исцелился так скоро! Не к добру всё это!.." - мадам Лё Руа вонзила взгляд в соперницу, словно острые стрелы, но они отрикошетили от брони Жюзьен, не причинив ей вреда, а вот ответный взгляд пронзил все заданные цели. Медин вздрогнула и прижалась к стене, ощутив в себе адское пламя. Ей стало не хватать воздуха и началось удушье. Лицо побагровело, она начала кашлять, да так, что слушание пришлось прервать. К ней вызвали врача, и только после этого Жюзьен отпустила несчастную. После небольшого перерыва возобновили процесс. Жак выступал с врождённым достоинством и говорил всё, как есть, без утайки, отвечая даже на вопросы, касающиеся их интимной жизни с Медин.
-  Я изменял жене, - честно признался он, - и не особенно старался это скрывать. Она хитрила, но я знал обо всех её похождениях, кроме связи с Факиром, которому доверял.
   Факир и его подельники тоже свидетельствовали правдиво. При виде Жюзьен они все готовы были провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть этой "страшной женщины, по виду такой миловидной, но будь она трижды проклята, сущей демонице". Каждый из них крестился, проходя мимо неё, но не осмелился сказать хоть слово, избегая даже смотреть в сторону Жака и его спутницы. Были на суде и работники клуба, одна из прачек сумела отпроситься и очень внимательно наблюдала за интересующей всех парочкой, шпионила, если так можно выразиться, чтобы потом в красках всё рассказать. Она уже предвкушала, как это будет интересно, хотя Жак всего однажды прикоснулся к руке красавицы, и то ради того, чтобы выразить свою благодарность, когда речь пошла о задержании наёмных убийц.
   Все они странным образом не могли вспомнить, как именно были задержаны. Но Жак-то прекрасно помнил эту ночь, когда он, ещё прикованный к постели, смотрел на извивающихся на полу трёх сильных мужчин, поверженных одним только взглядом его богини.
   Происходящее в суде она и сейчас держала под контролем, это было не трудно. Все подсудимые уже были до смерти напуганы её появлением. Медин получила своё и за Жака и за Рашель, а впереди у неё ещё долгие годы тюремного заключения, в лучшем случае, в худшем - смерть, правда, неизвестно, что из этого легче... Больше всего Жюзьен донимал чей-то жаркий интерес к её особе. И она напрягла все свои способности, чтобы вычислить каждого, пришедшего сюда, чтобы после разнести о них с Жаком слухи. Их было немало, и воздействовать на всех сразу было бы чревато последствиями, поэтому Жюзьен решила ворожить поочерёдно, удостаивая выбранного ею человека лишь короткого взгляда. Первой досталось прачке. Острая головная боль стянула ей правый висок, и девушка схватилась за голову.
  "При каждом упоминании имён Жака, Реми и Жюзьен, тебе будет становиться дурно до тех пор, пока не перестанешь даже думать о нас!" - мысленный посыл, снабжённый ведьминой силой, тяжёл. Уже через мгновение несчастная покинула зал суда, следом за нею вскоре ушли и другие любопытствующие персоны. Всем остальным, пришедшим просто поглазеть на происходящее, ничего не угрожало.
   Когда вопросы защитника Медин начинали раздражать Жюзьен, она тоже не постеснялась пару раз "ударить" настойчивого адвоката. Тот только бледнел и делал шаг назад, забирая свои слова обратно и каждый раз извинялся перед судом, что делало сам процесс несколько комичным.
   Этим спектаклем, словно невидимый режиссёр, управляла Жюзьен, дёргая за "ниточки" тех, кого считала нужным. Многим в этот день было, мягко говоря, не очень хорошо, и как ни старался бессмертный дух Эдуарда урезонить свою подопечную, она получала поистине дьявольское удовольствие, дав своей тёмной сущности разгуляться.

Продолжение: http://www.proza.ru/2016/08/18/955