Аидише мама

- Дима! Иди домой!
- А шо, я таки уже замёрз?
- Нет! Ты хочешь кушать.

Еврейские мамы они такие - зародыш не может считаться жизнеспособным, пока не закончит мединститут или юрфак.
На зимнюю прогулку, мама снаряжала меня как на северный полюс. Цигейковая шуба, платочек пуховый, аккуратно повязанный вокруг шапки-ушанки, валенки и варежки на резинке, чтоб не потерялись.

Нормально двигаться в этом жёстком скафандре было невозможно. Только вразвалочку и мелкими шажками. И главное не поскользнуться, ибо если шлёпнешься, то фиг уже поднимешься. А руки не то, что не сгибались, но даже не поднимались.
Выходишь глубоководным водолазом из подъезда, проходишь по снегу несколько метров и застываешь посреди двора, обозревая мир из-под съехавшего на нос платка. Поскребёшь снежок и топаешь обратно, чтобы не замерзнуть.

Но полный апофеоз настал, когда я, не смотря на все мамины усилия, свалился то ли с гриппом, то ли с ангиной, то ли ещё с каким-то простудифилисом. А как пошел на поправку, мама решила меня выгулять, ибо нельзя оставлять ребёнка без свежего воздуха. Снова одела как полагается - валенки, шубку, портки ватные и шапку на меху. Платочек пуховый, оренбургский, тоже в три слоя повязала. Но на улицу не пустила, а открыв окно нараспашку, сунула мне в руку шнурок, привязанный к игрушечной пушке, и велела бродить с ней по комнате, строго наказав не останавливаться.
Сама же пошла до аптеки.