Ивашка

«Давно это было, почитай полвека назад, аккурат на Яблочный Спас», - старый Михайло замолчал. Воспоминания о годах, когда он был молод, бодр, весел, смешлив и без зелена вина, притерли колеи морщин на темном лице. Лучи закатного солнца заиграли багровым румянцем на щеках. Мне вдруг показалось, что передо мной не старик, немощный от груза натруженных лет, а молодой Михайло, балагур, затейник на всех сельских игрищах, молодой муж, отец семейства.


«Ты, барин, погоди чуток, солнышко садится. Не простой это день, девки лето провожают. Хороводы вокруг яблонь водят, по кожуре на суженых гадают. А перед закатом с песнями идут на околицу, с летом прощаться. В былые-то времена так весело, шумно, радостно, молодежь последние летние денечки гулять торопится. А как первые лучи земельку приласкают, затихнут все. И такая грусть, веришь ли, будто близкого человека в дальний путь снаряжаешь, будто не скоро еще доведется свидеться. И хочется запомнить все до самой капельки. Эти багровые искорки на желтеющих уже кронах, первой седины деревьев. Грустно. И вроде бы еще парко, томно, но паркость эта уже иная, золотисто-пыльная, по-осеннему пустая».


Слушал я старика и не мог надивиться образности простой речи, яркости передаваемых красок, вот уж поистине самородок, художник слова. Не зря мне его рекомендовали как талантливого рассказчика и хранителя народных традиций.

«Уходит лето. Кто знает, может последнее мое лето, - вздохнул старик, - так вот, барин, хочешь - верь, хочешь - не верь. Дело барское, чай наука вам в такие вещи верить запрещает, а то, что случилось для меня самая настоящая быль. Сам тому свидетелем. Мне тогда уже лет тридцать было, а жил я в батькином доме со своей Прасковьюшкой. Детки у нас были малые, хозяйством Бог не обидел. Деревушка наша в восьми верстах от усадьбы барской стояла. Ивашка, о котором рассказывать буду, родом из нашей деревни. Десяти годков остался он сиротой, его и взяли в усадьбу, в услужение. Тогда еще барин жив был. А в тот год, когда случилась эта история, он уже в возраст вошел: статный, златокудрый, мастер на гармошке играть. В нашей деревне и зазнобушку себе присмотрел, Дуняшу, да только слушок шел, что не судьба им вместе быть, будто бы барыня старая уж больно нашего Ивашку привечает. Она, к тому времени, годков пять, как вдовствовала.  Ивашка в деревню нашу просился, а барыня, говорят, не пускала, а в тот день случай вышел. Утром в Яблочный Спас святили яблоки из барского сада, собранные для раздачи крестьянам. Это в нынешнее время крестьяне стали себя яблоньками баловать, а раньше сады только в усадьбе и были. А барынька наша традиции соблюдала, в такой день грех бедного яблочком не оделить. Вот и готовили с вечера телеги, груженные корзинами. Девки неделю падалицу собирали.  В нашу деревню должен был Кузьма ехать, да запил накануне, крепко запил, добудиться не смогли. Барыня рассердилась очень, да делать нечего, пришлось Ивашку от себя отпустить».

Душно, парко, кобылка еле плетется – подгоняй, не подгоняй. Низкие тучи как кули набитые, того и гляди – хлынет, телегу на колее потряхивает, яблочки отбивает. Торопится Ивашка, может, в последний раз с Дунюшкой свидится, не пустит больше барыня, злые языки уже все ей рассказали. От воспоминаний о барыне, об объятиях потных в смрадных, восковых покоях, совсем дышать стало нечем. Хорошо хоть лесок впереди, быстрее под тенистую прохладу. Поскрипывает телега по лесной тропке, осыпает парня первыми желтыми листочками.

«Вот так и моя молодость прошла, так и не начавшись. Эх, доля сиротская, со старой барыней на перинах».

И вдруг слышит Ивашка песню хороводную, где-то за густыми кустами. Мерещится парню голос его Дунюшки, чистый, тонкий, будто иволга выводит. Спрыгнул он с телеги, привязал кобылку и отправился сквозь кусты, на манящее пение. Все дальше и дальше уводил парня голос, в самую чащу. Устал Ивашка, решил вернуться, да не так просто обратную дорогу найти. Так и плутал до самых сумерек.

«Долго ждали в тот день подношение барское. Шутка ли, Яблочный Спас, а яблочек и не кушали. Больше всех девки тужили, остались без гадания праздничного.

Что, барин, интересно, как по яблочку гадать? А очень даже просто. Надо ножичком аккуратно срезать всю кожуру, да чтобы одной ленточкой. А потом бросить ее правой ручкой через левое плечо. А уж дальше смотреть внимательно, как она упадет. Кто-то начертание буквы видит, а по ней имя суженого разгадывает, кто-то колечко. Так вот, ждали яблочек, ждали, так и не дождались.

Наутро узнали, что пропал наш Ивашка вместе с лошадкой и телегой. Люто гневалась барыня, посыльных к Дунюшке присылала, думала, что сбежали вместе. Да только девонька и сама все глазоньки проплакала. Искали Ивашку, лес прочесывали,  бестолково – ни парня, ни лошадки, ни телеги, ни барских яблочек, будто сгинули. Поговорили в деревне, посплетничали и забыли. Кто сиротку помнить будет? Только Дунюшка сделалась тихой, стала из родительского дома убегать, сколько раз ее из леса возвращали.

К зиме барыня захворала, а постом и померла. Понаехали наследнички, стали деревеньки делить – рядить, промеж себя решать судьбинушку нашу. Что уж они там нарешали, а только остался в усадьбе родной брат покойницы барыни. Наше житье не шибко изменилось, разве что затеял новый барин лен сажать. Да я не про то все.

 Аккурат через год после пропажи Ивашки шли мы со службы. Никто из нас и не ждал телеги барской, новый хозяин все эти наши заведения безделицей считал.  Вдруг видим, пыль на дороге клубится, едет кто-то.  А как подъехала телега, все и обомлели – Ивашка, живой, здоровый, яблоки привез. Стали его расспрашивать, он и сам ничего понять не может. Вез от барыни яблоки, почудился голос в лесу, привязал лошадку, а сам пошел посмотреть и заблудился. Бродил до самой ноченьки, потом лег под сваленное дерево и проспал до утра. А с первыми лучами легко нашел и тропку, и лошадку с телегой. Только сокрушался, что не в Спас привез, а на следующий день. Стали ему говорить, что год прошел, он не верит. В смерть барыни долго поверить не мог, пока сам до усадьбы не добрался, новому барину не представился. И ведь удивительное дело, яблочки-то, что он привез, будто только с дерева. Вот так-то. Хочешь, верь, барин, хочешь, не верь».

Долго сидел старик молча, а мне не хотелось возвращать его из воспоминаний о днях его молодости. Но я не мог не узнать про Дунюшку, дождалась ли, были ли они счастливы?

Старый Михайло вдруг улыбнулся и проговорил: «день-то какой, Преображение, все к любви преображается. Дождалась Дунюшка, обвенчались они, никто и препятствовать не посмел».