248 Оленька 01 11 1973
Книга-фотохроника: «Легендарный БПК-СКР «Свирепый» ДКБ ВМФ 1970-1974 гг.».
Глава 248. Балтийское море. ВМБ «Балтийск». БПК «Свирепый». Мир и мы. Оленька. 01.11.1973 г.
Фотоиллюстрация из второго тома ДМБовского альбома автора. ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый».
Фото и первое письмо от 19 августа 1973 г. Оленьки, незнакомки из электрички «Москва – Калуга».
Рисунок Оленьки по памяти. Атлантический океан, траверз острова Исландия. 30 августа 1973 года.
В предыдущем:
Тяжело было смотреть, как другие радуются, уезжают в отпуска. Тяжело было расставаться с друзьями-годками. Тяжело было носить другим письма, а самому не получать ничего.
Тяжело было… Но не смертельно!
Потому что я намного лукавил и недоговаривал моим родителям и моим друзьям-товарищам на БПК «Свирепый»…
Дело в том, что 30 августа 1973 года в Северной Атлантике, вблизи от острова-государства Исландия, мы (БПК «Свирепый») получили с корабля обеспечения долгожданную почту. Среди множества писем были не только письма моих родителей, школьных товарищей и друзей, но и совершенно неожиданное письмо от прекрасной незнакомки из электрички «Москва – Калуга 1».
Тогда, августовской звёздной ночью, я живо вспомнил июнь 1973 года, мой второй отпуск на родину, электричку, красивую девушку на передней жёсткой скамейке вагона. Я вспомнил её короткую серую юбочку и тесно сомкнутые стройные ножки, её белую кофточку с коротким рукавом и книжку в её тонких нервных пальчиках. руках.
Я отчётливо вспомнил её милое лицо и её кроткий взволнованный взгляд, который она старалась прятать от меня. При этом так получалось, что мы одновременно отворачивались друг от друга и одновременно внезапно прикасались друг к другу взглядами…
Я вспомнил, как окружающие понимающе отворачивались от нас, как вокруг этой девушки вдруг образовалось пространство смутного «ничегоневидения», как она вдруг стала вся светлой, полупрозрачной, светящийся и самой главной для меня в тот миг судорожного полёта электрички по стыкам и стрелкам железнодорожного пути.
За окнами электрички стремительно проносились зелёные тени от деревьев и кустарников, светлые почти неподвижные картины местности, а я неотрывно смотрел на отражение девушки в стекле. Когда мелькали кущи деревьев, её полупрозрачное изображение было видно чётче.
Я мысленно сердился, волновался и ужасался от своего глупого внешнего вида и т предательского волнения мускул на моём лице.
Я твердил и приказывал себе – не смотреть ни в стекло на отражение этой девушки, ни в её сторону, ни в её глаза. Однако каждый раз, когда я был уверен, что стойко выдержу её внезапный вспархивающий испуганно-вопросительно-волнительный взгляд, я невольно терял способность дышать, думать и соображать. Особенно я терялся, когда влажные от такого же, как у меня сердито-обиженного настроя её глаза встречались с моим взглядом.
Тогда я перестал сдерживать себя и стал смотреть на эту девушку в электричке «в упор»…
Первые мгновения мне удалось почти спокойно взглянуть ей в лицо, но второй раз её наполненные слезами глаза меня полностью обезоружили. Я с детства не мог спокойно относиться к маминым глазам и взгляду, наполненным слезами обиды…
Тогда, 30 августа 1973 года, я по памяти быстро нарисовал рисунок Оленьки – девушки, которая откликнулась и всё же написала мне письмо.
Я вспомнил, как мы с ней встретились и как я передал ей мой адрес…
Когда электричка «Москва – Калуга» прибыла на железнодорожный вокзал «Калуга 1», я решил не идти вместе с людским потоком пассажиров, а решил задержаться, чтобы не видеть и не встречаться с этой красивой девушкой.
- «Пусть себе идёт своей дорогой!» - думал я и старался не обращать внимания на красноречивое обиженное молчание моих внутренних голосов – деда «Календаря» и Феи красоты и страсти. – «Она идёт своей дорогой, а я скоро уйду в море, а там может быть что угодно».
Так я твердил самому себе и сурово хмурил брови, а ноги сами, помимо моей воли, вынесли меня на перрон, а глаза увидели её стройную фигурку в толпе.
Вид фигурки этой девушки меня не просто поразил, а ввёл в ступор. Я как лишённый разума, пошёл, поспешил за девушкой, тараном прошёл сквозь плотный поток людей и пристроился позади неё на расстоянии трёх-четырёх шагов.
Девушка шла быстро, энергично, торопливо, как бы убегала от меня. Мне приходилось ускорять и удлинять мои шаги.
Наконец, девушка вышла на привокзальную площадь. Я с ужасом почувствовал, что мои ноги сами по себе стали вдруг быстрыми, что я догоняю эту девушку, а мои губы и горло собираются ей что-то сказать.
Девушка почувствовала мои шаги и резко, возмущённо, остановилась.
- Девушка! – хрипло и трудно произнёс я первое слово, стараясь не смотреть ей в глаза.
- Да! – приветливо, но строго ответила девушка. Я заметил, что она тоже опешила и не знает, что говорить.
- Скажите, может так случиться, что вы моё счастье, а я – ваше? – произнесли мои сухие губы чужим грубым и напряжённым голосом. Я постарался взглядом дать понять этой красивой девушке, что слова даются мне с великим трудом…
Тревожное ожидание сжало мне сердце, остановило дыхание, прекратило всякое движение в окружающем нас пространстве.
Девушка опустила голову, потом вздохнула и еле слышно сказала мне и себе одно короткое слово – «Да».
Я молча, ругая себя за неловкие движения, боясь спугнуть эту девушку, которая сейчас была очень похожа на испуганную горлицу, опустил свой портфель на асфальт площади, раскрыл его, достал свою записную книжку и вырвал из неё листок.
Девушка молча взяла у меня чистый листок бумаги и снизу-вверх недоуменно взглянула мне в лицо…
Я опять наклонился к портфелю и достал свою ручку. Волнение «зашкаливало», мне было ужасно жарко, тяжко и я хотел уже просто бежать от этой напряжённости и красоты…
Страдая от внезапной неловкости, я аккуратно, почти не видя букв и цифр, написал на листочке бумаги, положив его себе на ладонь: «Балтийской флот, в/ч 30923, Суворову Александру». На большее у меня не хватило сил…
Девушка взяла листок с моим военно-морским адресом, посмотрела на него и внезапно с улыбкой, которая мне показалась кокетливой и игривой, спросила: «А что мне вам написать?».
«Кокетка!» - произнёс кто-то в моей воспалённой голове и ещё кто-то будто хлопнул ладонью по губам произнёсшего это слово.
- А это вам ваше сердце подскажет!» - внезапно твёрдо и почти со злостью ответил я, кивнул бескозыркой, отдал честь этой девушке, взял свой чемодан и пошёл твёрдой походкой на негнущихся ногах куда-то совсем не туда, куда надо было идти.
Я заставлял себя не оглядываться и не смотреть вслед этой девушки. Главное, - я сказал ей те слова, которые набатом стучали у меня в голове. Теперь я ощущал лёгкость и взлётно-полётную энергию, как на гребне высоченной волны…
30 августа 1973 года я читал первое письмо Оленьки (так звали эту незнакомку из московско-калужской электрички) и вновь и вновь переживал вдруг вспыхнувшие ощущения и чувства.
Теперь, после прихода с БС (боевой службы), я мог написать ей ответное письмо и я это сделал, но сделал только 17 октября 1973 года…
Десятки раз прочитав первое письмо Оленьки, я постарался ответить на все её вопросы и сомнения, на каждое её слово, на каждую её мысль. При этом я с великим волнением смотрел на её почерк и на то, как правильно пишет эта девушка, соблюдая все правила грамматики и знаки препинания.
Я так грамотно, как Оля, писать ещё не умел…
- «Здравствуйте Саша!» - писала Оля на почтовом бланке с красивым рисунком древнегреческой галеры. – «Странная встреча и знакомство с Вами не выходят из головы».
- Вы сказали мне, что я могу писать, что мне скажет сердце, а ведь это очень трудно, т. к. многие из людей давно отвыкли говорить истину, боясь сделаться обманутыми».
- «Но ваш честный благородный взгляд (я не льщу) внушил мне доверие».
- «По правде говоря, я была удивлена вашим предложением, наверно потому, что привыкла также быть осторожной в отношениях с людьми, а Вы, Саша, видимо, не подвержены этой болезни?».
- «Объясните мне это в ответном письме, хорошо?».
Хорошо? Конечно, хорошо! Очень хорошо!
Я написал Оле первое письмо на 16 страницах, которое смог отправить ей только через 110 суток после нашего знакомства…
Свидетельство о публикации №216090502083