Красногорские холмы-2

2. Сплавная
Зима морозная прошла, откатила в сторону наконец-то, взбодрёнными смело кучкуемся на прогалинках застывшего лета. Март, звонкая пора начала весны, та ещё не торопится заступить в права, мы же токуем в прищуре поглядывая на невыносимо яркое солнце. В руках у нас ножички, одеты по зимнему в валенках, не от того что ленимся, от того что подросли, особенно ноги и головы или может быть нам кажется. Нас старательно обходят прохожие, узнав кого восклицают: Как ты подрос Лексей, Олежек, Толик ... .  Втроём едва умещаемся на подсохшем пятачке, но мы топчемся, не хотим уходить с прогретого островка весны и солнца как устали от нудной вьюжной зимы. С горочки Ушаковой мчится "Юдан" на козле-мотоцикле, приобретённом по случаю его четырнадцатилетия. Он подрос, враз как- то отошёл от честной компании нас малолеток, его уже не интересуют наши игры и забавы. Старший Печёнкин тоже в его компашке, откололся Орлик, у него растут усы и он уже ухлёстывает за девками; нам же это не интересно, мы ещё в детстве и нас это устраивает. Всё равно в душе волнение, выдаёт ликующее состояние, на лицах весна и радость приближения лета. Наигравшись вдоволь, позубоскаля втроём, к нам присоединился такой же с зимы маленький Борька- татарчёнок, сосед напротив и мы уже вчетвером пошлындали к конюшне, а чё нам. Опять же всё тот же вопрос зреет на повестке подростковых треволнений, больно невтерпёж хочется помастить своё зреющее любопытство. На повестке дня вопрос совокупления жеребца Морехода с кобылой Гертой. Мы знаем жеребца трёх- годовалка, наблюдали за его нравом все эти три года, что ещё делать в маленьком посёлочке рабочего типа. Все про всё знают и ведают, мы же пацаны ведаем своё, нам не интересны заботы взрослых, они кажутся далёкими, глупыми и скучными. Мы не понимаем почему от нас отделились дружки, почему те пренебрежительно относятся к нам к вчерашним друзьям, с которыми делились и делили всё. Не понимаем, от того сплочённее с возросшим энтузиазмом и влекущим азартом, горлопаня фантазируем придумывая на ходу игры. Для нас эти смотрины только лишь игра, ничего более. Детское воображение подсказывало по правильному пути идём- товарищи, лучше увидеть, чем много услышать. Мы не хотим друг дружку сознаться, что нас интересует? Среди честных мальчиков -пацанов улицы не принято таких откровенно выпирающих познаний. Среда и мир взрослых диктует сдержанней относится к подобного рода сомнениям. Что имеем, то и познаём и время шепчет недалёко тёмным таинственным шорохом прошлых сомнений революционного сознания. Нам то пацанам видно, чем запуганы наши родители; но они банкуют нам же остаётся, зубоскаля донашивать ихни, подшитые с прошлого прелые валенки. Новое же в наших смелых, ждущих и вечно любознательно взбаламошных головах. И чем смелее, дерзновеннее позовутки ветра будущего, тем с большим уважением сверкает оно в от-ражениях блеска наших глаз. В своём времени весны нестерпимо радужного солнца, блеска куриной слепоты уходящей зимы, возбуждёнными живчиками отрываемся по полной прилипаем к изгороди общественных конюшен посёлка. Мы опоздали, пропустили момент начала случки Морехода и Герты, но и увиденного достаточно чтобы находится на высоте острия первого плана животрепещущей жизни. Жеребец хрипя, раздув ноздри яростно жеребит приседающюю тревожно ржащую Герту. Глаза обеих косят, повылазили из орбит, они словно в заколдованном трансе свыше занимались запретным делом. Жеребец, обхватив накрест её железными копытами хрипя, кусая, в пене желаний того же свыше со звериным храпом- рыком продвигал мощное стальное налитое тело в её утробу, в страсти задвигая дальше и дальше огромным полуметровым членом в искрящийся, мясистый зад. Знающий про то Лешка- Килька успокаивал наши пережива-ния, подробно объясняя, что мол у неё у лошадки матка далеко, далеко расположена и пожалуй мол с первого разу ему Мореходу не смочь захрочить такую пххху и их мол будут случать до тех пока не оплодотворяться, с первого мол разу редко получается. Мы несведущими ротозеями с искренним вниманием слушаем того, изумляемся, думая каждый про себя и так то хрипят;а если много раз, то могут подохнуть и встаёт незримый вопрос- зачем так много раз, один раз и тот с трудом не могли попасть друг друга в нужное место. Что же конюхи и ветеринар, разве смогут каждый раз смело заправлять его в её вход - это же опасно лошади могут ногами и телом задавить людей. Погудев взволнованно, полными переживаниями за животин и необычностью зрелища, под впечатлением содеянного, в уважении к конюхам и ветеринару и к себе конечно- какие смелые, находчивые, не испугались, не закричали как девчонки; а достойно жеребцу и лошадке, на которых выпала участь, внутренне где-то по себе примерили мерилом примера увиденного в мальчишескую  премудрость предназначений, стали выше на миг в своих глазах и уже не так обидно посматривали на своих как казалось зазнавшихся вчерашних дружков. Что-то стало понятно и по другому посматривали на девчонок, с уважением что- ли. Даже соседская девчонка, которая тайно нравилась моему другу Кильке и та зарделась, глядючи на его по- особенному горевшие карие глаза непроизвольно уступила дорожку и почему то задержалась, глядя вслед. Борька дёрнул по привычке ту за косу, но получив пинка для острастки побежал вниз по горочке, крича на ходу обидные слова. Лешка же не побежал как обычно за ним, удержался, надо- же. Солнышко светило, будоража запахи навеянного ветра весны, хотя и подмораживало, а на душе и под сердцем засвербило незнакомое тревожное и волнительное, надо- же. Глаза рас-пахнутые новыми ожиданиями вторили с радостью встречному длинному составу, он пронёсся мимо, не щадя ни ушей, ни глаз, ни отцовских ушанок с оборванными шнурками. Состав длинный предлинный, несётся быстротечно как жизнь, не догнать: слева Мореход жеребит Герту, природа празднует своё, справа эшелон стремглав мнёт наши представления, вторя своё- нас не догонишь. Нас охватывает душещепительная волна сумятицы спектра всех чувств и тонкой струёй в высоте где- то бьётся горячая неизведанная до сель природная нота- мы мужики и мы начало всех начал, потому что несём за всё ответ. От восторга весны, яркого солнца, набухших шишек и пахучей смолы сосен стоим полной грудью, вздыхаем напор уходящего эшелона и робкой весны. Всё успевает уложится в наши бесталанные головы по- пацаничи по-особому, если, что непонятное уносится с ветром в будущее. Жизнь полна прелестями постижениями новых полётов, для нас они представляют таинственный переплёт постижений загадочных трелей, примером сброшенным ветром запахом, мечтой и надеждами будущего вслед уносящемуся тяжеловесному эшелону. Всё вперди, радуга света вопреки скучности бытовухи и оседлости реет у каждого из нас, мы не сговариваясь кричим, свистим, орём несуразно вслед уносящемуся вниз под горочку резвому поезду ахинею мальчишеского переплёта, от чего в восторге бесшабашно катимся вниз, к насыпи на кусочках ржавого железа. Всё впереди, вот это жизнь и от избытка энергии кидаемся хулиганами щепой и варом будто нарочно припасёному для такого случая для нас. Солнце на закате, пора домой, да и в животе скрипкой рашпили звучат, не- заметив время прокралось. Осело за горизонт дымками, какая жалость, почему такой короткий день, скорей бы лето и насыщенными сосудами от Хотабыча, нехотя плетёмся гуртом по домам. В кармане у каждого смола- кудрон- вар, колени испачканы и тем и другим не отодрать, ни в жизнь никому, ни когда. До сей поры в ноздрях стойко стоит этот благословенный запах беззаботного детства и наступившей юности.
Кочевой 13.09.2016г.