Мэри Антин и Земля обетованная

    Между 1820 и 1924 годами тридцать пять миллионов иммигрантов приехали в Америку из Европы и Азии. Пять миллионов евреев, девяносто четыре процента от общего еврейского населения в России, жили в черте оседлости, которая распространялась от Балтийского моря до Черного моря, накануне Первой мировой войны. Ухудшение экономического положения, изоляция в черте оседлости, а также погромы и государственный антисемитизм в России вынудили большинство евреев эмигрировать в массовом порядке в США после 1880 года, почти три миллиона из них были евреи из Восточной Европы. Еще одна волна  еврейской иммиграции в эту страну была вызвана  приходом нацистов к власти в Германии и в результате Холокоста.
Одно из первых произведений, посвященных еврейским иммигрантам, прибывающим в Америку "Земля обетованная" было написано  Мэри (Маряшей) Антин (1881 - 1949). Она родилась в в еврейской семье в Полоцке (Беларусь), в то время это была часть Российской империи. Пинхас Антин и Эстер Вельтман были родителями Маряши Антин, она  была второй из шести детей - сестер и братьев в семье. В течение короткого периода в детстве, когда семейный бизнес был успешным, с нею занимались частные репетиторы. В 1891 году, не в состоянии заработать семье на жизнь, ее отец отправился вместе с сотнями тысяч других, чтобы искать счастья в Америке. Мать в одиночку взвалила на себя бремя заботы о семье, Маряша и ее старшая сестра помогали  матери в работе. После трех долгих лет, их отец сумел накопить достаточно денег, чтобы жена и дети могли переехать из Полоцка в США. В начале весны 1894 года семья иммигрировала в Бостон. Удушливые и плотно набитые людьми вагоны четвертого класса, коррумпированные охранники, грубая "дезинфекция" организованная немецкими чиновниками, боявшимися холеры, закрытый припортовый "карантин" и, наконец, плавание на пароходе и воссоединение семьи в США. Для тех, кто когда-либо задавался вопросом, что это была за большая эмиграция  из Европы в США для их бабушек и дедушек или прабабушек и прадедушек, чтение  воспоминаний  Мэри Антин об этом было и будет увлекательным. Возможность получить школьное образование, недоступное для Мэри и ее младших братьев и сестер в  России, стало для них предметом гордости в бесплатных школах США.  Мэри посещала латинскую школу для девочек после окончания начальной школы, где она занималась  в течение четырех лет. Желая показать, насколько иммигрантский ребенок может достичь всего только через четыре месяца учебы, один из ее учителей послал ее стихотворение на английском языке в журнал начального образования, затем ее стихи стали печатать местные газеты. Они сделали ее местной знаменитостью в Бостоне.  Видя впервые свое имя в печати, Антин решила стать писателем. По окончании школы в 1898 году, ее замечательная карьера была поддержана в качестве наглядного примера того, что американская система бесплатного образования может сделать для Европейских иммигрантов. По настоянию лидера местной еврейской общины, знавшего об отчаянных потребностях бедствующей семьи,   собрание ее писем дяде летом 1894 года, где тринадцатилетняя Мэри описывала путешествие в США, было опубликовано в переводе с идиш на английский, и они стали первой книгой  Мэри Антин "От Полоцка в Бостон" (1899 год). Для тех, кто отстаивал способность страны абсорбировать иммигрантов, чтобы обогатить Америку, Мэри Антин достигла литературной известности и стала символом иммиграции, которая определялась глубокой потерей - прошлого, семейных уз и друзей, имен и мест исходного проживания. Все это  осталось для Мэри навсегда позади  по отношению к Полоцку. Чувства девочки, ее наблюдательность и способность к самоанализу, ее проявление сложных эмоций - это именно то, что привлекло к ней внимание читателей.  Ее письма, описывающие путешествие своей семьи в Америку, были бестселлером, помогли ей финансово поддержать семью и  закончить школьное образование. Она вышла замуж за Уильяма Амадеуса Грабау, немецкого геолога в Бостоне в октябре 1901 года и переехала в Нью-Йорк, где она посещала педагогический колледж Колумбийского университета (1901-1902) и колледж Барнарда (1902-1904), но не закончила полностью обучение из-за ее брака.  Ее муж  Амадей получил докторскую степень и преподавал в Колумбийском университете.  Несмотря на свою новую семью и рождение дочери, амбиции Антин и желание творить не ослабели. В Нью-Йорке, Антин продолжала писать поэзию, и прозу.  Большая часть ее стихов осталась неопубликованной.  Жозефина Лазарус, сестра поэтессы Эммы Лазарус, убедила ее написать свою автобиографию. В 1910 году Антин совершила поездку в Полоцк. Опубликованная в рассрочку в "Атлантическом ежемесячнике " в 1911 году, ее автобиографическая книга "Земля обетованная" была успешно воспринята, что обусловило встречу с ней читателей   в гостинице "Waldorf Astoria" в Нью–Йорке. Издание ее книги "Земля обетованная" в 1912 году на английском языке, с описанием истории переезда Мэри Антин из черты оседлости в России в  трущобы Саут-Энд в Бостоне дало Антин известность в Америке. Название книги, почерпнуто из еврейской Торы, где описан исход  евреев из египетского рабства в Землю обетованную - Эрец Исраэль (Земля Израиля, с иврита).. Антин представляет себя наследницей Моисея, последующего поколения евреев, утверждая свое законное место в Сионе и в Америке. Понятия исхода и Земли обетованной были подходящими ассоциациями для перемещения еврейских иммигрантов от преследований на свободу, между прошлым и будущим. В "Земле обетованной" описывается жизнь евреев в царской России на примере Полоцка, получение ею государственного образования в США и ассимиляция в американскую культуру. В книге она рассказала о своем опыте иммигрантки, о жизни в Америке, которая идет вразрез с экономикой, политикой и культурой Европы и угнетения в России, и как Маряша преобразовалась в Мэри Антин. Она указала на свой  успех подростка в качестве доказательства широких возможностей предоставленных иммигрантам,  отказавшихся от старого мира, чтобы прийти к новому. В  последующие годы после публикации книги было продано почти 85000 копий "Земли обетованной"  (книга на английском языке  вместе с фотографиями, выполненными Мэри, представлена по адресу После издания книги Мэри много ездила по стране, встречаясь со своими читателями. В том же году, когда  "Земля обетованная" появилась в продаже, она поддержала избрание на пост президента Теодора Рузвельта. Дружба президента с Мэри подтвердила ее утверждение, что ничего  не препятствует иммигрантам в Америке.  Рузвельт писал, что он стал ревностным сторонником избирательного права для женщин именно из-за его связи с такими женщинами, как Мэри Антин. При этом, она никогда не отвергала свою еврейскую идентичность. Несмотря на это, она пламенно стремилась к американизации, и отказалась от воспевания местечек Восточной Европы.  Она утверждала,  что ее позиция сионистки ни в коей мере не противоречит  полной гражданской преданности Америке. В 1914 году после  успеха  "Земли обетованной"  она приняла участие в полемике против движения,   ограничивающего иммиграцию. Книга  Антин появилась в то время, когда  Американская  комиссия рекомендовала ограничить иммиграцию, и она служила оправданием иммиграции в период растущей враждебности.  В ее следующей книге  "Те, кто стучатся в наши ворота", она выступила со страстной защитой иммигрантов и аргументами против ограничения иммиграции. Но этой книге в защиту иммиграции (1914) не хватало непосредственности ее предыдущей работы. К тому же война в Европе ослабила поддержку иммиграции.
 Вступление Америки в Первую мировую войну привело к серьезному кризису, который навсегда изменил ее жизнь. Когда США вступили в эту мировую войну в 1917 году, она бросилась читать лекции  для поддержки союзников, но ее деятельность привела к отчуждению от мужа, выражавшего прогерманские симпатии.  Это вызвало сильную трещину в их семейной жизни.                В 1920 году он уехал в Китай. Хотя пара позже переписывались, болезни и войны удержали Антин от посещения Пекина, где ее муж умер в 1946 году. Антин продолжала писать короткие рассказы, очерки.  Она  также поддерживала сионизм и много писала в поддержку идеи еврейской родины. Мэри умерла от рака 15 мая 1949 года в городе Сафферн, около  Нью-Йорка.
С раннего возраста, Антин ощущала возведенные барьеры, в русской черте оседлости она была заключена на территории, где евреев едва терпели, как вечных иностранцев.
Ниже приведен отрывок ее воспоминаний девочки (1890), еврейской девочки,  о черте оседлости  из книги "Земля обетованная". (Перевод с английского автора статьи).
Пришло время, когда я знала, что Полоцк и Витебск и Вильно и некоторые другие места были сгруппированы вместе как " черта оседлости", и в этой области царь повелел мне остаться, с моим отцом и матерью, и друзьями, и всеми другими  людьми, как мы. Мы не должны быть находиться за пределами черты оседлости, потому что мы были евреями. Мир был разделен на неевреев  и иудеев. Неевреи задают нам вопросы, почему мы заботимся столько о религиозных вещах, о еде и субботе и учим детей ивриту. Они рассердились на нас за наше упрямство, как они называли это, и издевались над нами, высмеивали самые священные вещи. Но были и мудрые неевреи, которые понимали нас. Они были образованными людьми, как Федора Павловна, которая подружилась со своими еврейскими соседями. Они всегда были почтительны и открыто восхищались некоторыми из наших представлений. Но большинство нееврев их не знали. Там была одна вещь, которую  неевреи всегда понимали, и это были деньги. Они принимали любые взятки в любое время, они ждали этого. Если вы не поддерживали хороших отношений со своими соседями, у них было сто способов приставать к вам. Если вы преследовали их свиней, когда они влезали в ваш сад, или возражали против плохого обращения их детей с вашими детьми, они могли жаловаться на вас в полицию, заполняя  жалобу ложными обвинениями и лжесвидетельствами. Если вы не были дружны с полицией, дело могло попасть в суд. Самый дешевый способ, чтобы жить вместе в Полоцке, было платить. Даже маленькая девочка  это понимала. В салоне ее отца висел большой цветной портрет Александра III. Царь был жестоким тираном. Об, этом говорили шепотом, когда двери были заперты и ставни плотно закрыты, в ночное время он был Титом, Аманом, заклятым врагом всех евреев, и все же его портрет был виден на почетном месте в доме моего отца. Я знала почему, он смотрелся хорошо, когда полиция или государственные служащие приходили по делам.
Царь всегда посылал нам команды, вы не должны делать это, и вы не должны делать то, пока там мало что  осталось из того, что мы могли бы делать, за исключением отдавать дань и умереть. Одну из положительных команд он нам дал: Люби и почитай императора. В каждой общине в молитве нужно было сказать о здоровье царя, иначе начальник полиции закроет синагогу. На день рождения царя каждый дом должен вывесить флаг, иначе владелец будет доставлен в полицейский участок и будет оштрафован на двадцать пять рублей. Дряхлая женщина, которая жила совсем одна в полуразрушенной лачуге, при благотворительной поддержке соседей, в один прекрасный день скрестила свои парализованные руки, когда флаги были заказаны, и ждала своей гибели, потому что у нее не было никакого флага. Бдительный полицейский пнул большим ботинком ее дверь, взял последнюю подушку с кровати, продал ее и водрузил флаг над гнилой крышей.
Царь всегда получал свои сборы, независимо от того, разрушил ли он семьи. Был бедный слесарь, который должен был царю триста рублей, потому что его брат убежал из России перед временем  своего призыва в армию. Там не было такого штрафа для неевреев, а только для евреев; и вся семья была ответственна за это.  Слесарь никогда не мог иметь столько денег, и у него не было никаких ценностей, чтобы их заложить. Полиция приехала и продала предметы его домашнего обихода - все, что он имел, в том числе приданое его невесты; и продажа имущества принесла тридцать пять рублей. После этого через год полиция пришла снова, в поисках баланса царских сборов. Они присваивали все, что нашли ....
Многие горькие поговорки приходили в ваши уши, если вы были маленькой девочкой в Полоцке. Вы слышали - "Это ложный мир", и вы знали, что это было так, глядя на царской портрет и на флаги. "Никогда не говори сотруднику полиции правду" была другая поговорка, и вы знали, что это был хороший совет. Этот штраф в размере трехсот рублей был наказанием в виде пожизненного рабства для бедного слесаря, если он не мог освободиться сам какой-то хитростью. Как быстро он мог приобрести несколько тряпок и пряников, полиция была у него сразу после этого.
Цена товаров была настолько выросшей из-за налогов, что люди не могли ничего купить, и бизнес не мог  развиваться. Единственный способ оплатить бизнес был обман …, обмануть правительство по части обязанностей. Разыгрывать царя было опасно при таком количестве шпионов, следивших за его интересами. Люди, которые продавали сигареты без правительственной печати, получали больше седин, чем банкнот от  своего бизнеса. Постоянный риск, беспокойство, боязнь полицейского рейда ночью и разорительные штрафы в случае обнаружения, оставляли совсем немного прибыли или комфорта дилеру контрабандных товаров. "Но что можно сделать?" говорили люди в черте оседлости, при этом выражая беспомощность, пожимали плечами. "Что можно сделать? Нужно жить". Было не так легко жить при такой жестокой конкуренции, которую сделало неизбежное скопление населения. Было в десять раз больше магазинов, чем должно было быть, в десять раз больше портных, сапожников, парикмахеров, жестянщиков. Нееврей, если он потерпел неудачу в Полоцке, мог пойти в другое место, где было меньше конкуренции. Еврей мог сделать круг в черте оседлости и только найти те же условия, как у себя дома. За пределами черты оседлости он мог идти только в отдельные населенные пункты с оплатой запретительных сборов, которые были увеличены постоянным потоком взяток; и даже тогда он жил на милость местного начальника полиции.
Ремесленники имели право проживать вне черты оседлости при  выполнении определенных условий, которые не давали никакой реальной безопасности. Торговцы могли купить право на проживание вне черты оседлости, постоянное или временное, на условиях, которые могли быть изменены в любое время. Я имела обыкновение представлять моего дядю в его русских путешествиях спешащим, торопившимся, чтобы закончить свой бизнес в течение ограниченного времени; в то время как полицейский шел за ним, подсчитывая дни и часы. Это была глупая фантазия, но некоторые из вещей, которые были установлены в России,  действительно были очень смешными.
Возможно, я не должна была иметь так много глупых фантазий, если бы я не была без дела, если бы они допустили меня в школу.… Но, конечно, они этого не сделали. Была одна государственная школа для мальчиков и одна для девочек, но еврейские дети были допущены в ограниченном количестве только до десяти на сотню; и даже счастливчики имели свои проблемы. Во-первых, вы должны были иметь наставника дома, который готовил вас и все время говорил об экзамене, который вам придется пройти, пока вам не становилось страшно. Вы слышали со всех сторон, что самым способным еврейским детям отказали, если экзаменующему офицеру не понравился вид их носов. Вы пришли, чтобы быть экзаменованы с другими еврейскими детьми и вашему сердцу было тяжело думать о форме вашего носа. Существовал специальный экзамен для еврейских кандидатов и конечно же девятилетний еврейский ребенок должен был ответить на вопросы о том, на что тринадцатилетний нееврей не имел ответа. Но это не имело большого значения. Вы были подготовлены для теста тринадцатилетнего. Вы нашли вопросы довольно легкими. Вы написали свои ответы с триумфом…, и вы получили низкий рейтинг, и не было ни одного обжалования.
Я имела обыкновение стоять в дверях магазина моего отца, жуя яблоко, не очень приятного вкуса и смотрела, как ученики, идущие домой из школы вдвоем и втроем; девушки в аккуратных коричневых платьях и черных фартуках и немного тугих шляпах, мальчики в аккуратных формах с множеством кнопок. Они должны были всегда иметь много книг в ранце на спине. Они будут вынимать их у себя дома, а также читать и писать, и узнавать всякие интересные вещи. Они смотрели на меня, как на существо из другого мира. Но те, кому я завидовала, имели свои проблемы, так я часто слышала. Их школа жизни была борьбой против несправедливости от учителей, злобной обработки от сокурсников и оскорблений со всех сторон. Они были отвергнуты в университетах, где они были допущены в соотношении трех евреев на сто неевреев, при тех же входных условиях отстранения от учебы, как и в средней школе: особенно строгие экзамены, нечестные оценки, или произвольные решения без маскировки. Нет, государь не хотел иметь нас в школах…
Я знала, что Полоцк был не моей страной. Это был голут – изгнание. Во многих случаях в году мы молились Богу, чтобы он вывел нас из изгнания. Красивая служба на Песах заканчивалась словами, "В следующем году в Иерусалиме". На детских губах, на самом деле, эти слова не означали никакого сознательного стремления. Мы повторяли  слова на иврите после наших старейшин, но без надежды и желания.
Мы были слишком молоды, чтобы чувствовать на своей собственной плоти плеть угнетателя. Мы знали, кем являлись евреи в изгнании из-за  злобных преследований, которые мы пережили в руках людей, которые крестятся; и мы знали, что Израиль имеет веские основания, чтобы молиться для избавления. Но история исхода не была историей для меня в том смысле, как была Американская революция. Это было больше похоже на славный миф, веру, которая имела для меня эффект крошечных отрезков из реального мира, связанного для меня с миром фантомов. Те моменты возвеличивания, в которых предоставлены нам размышлениями о библейском прошлом, позволяли нам назвать себя детьми князей, которые Ему служили, но с оттенком более горьких чувств на длинном будничном участке нашей жизни. На самом деле мы были народом без страны. Окруженные насмехающимися врагами и недоброжелателями, нам было трудно понять их героев, людей или события, в которых они развивались. За исключением моментов абстрагирования от мира вокруг меня, я едва поняла, что Иерусалим был фактическим местом на земле, где цари  Библии, реальные люди, как и мои соседи в Полоцке, правили могущественной страной. Условия нашей гражданской жизни не позволяли нам развивать дух национализма, свободы вероисповедания, и  не включали в себя право создавать открыто идеал еврейского государства, любого героя, отличного от царя. То, что мы дети взяли из нашей древней политической истории было смешано с чудесной историей сотворения мира, с сверхъестественными легендами и туманными ассоциациями библейских знаний. Что касается нашего будущего, мы, евреи в Полоцке, не имели никаких национальных ожиданий; только жить здесь и надеяться умереть в Палестине. Если я пела с моим отцом "Сион, Сион, Святой Сион, не навсегда мы тебя лишились", мы на самом деле не видели картины нами самими восстановленной Иудеи. Так случилось, что мы не знали, что моя страна может означать для человека. А поскольку мы не имели государства, поэтому у нас не было никакого любимого флага…, знамя дома Романовых стала эмблемой нашего новоявленного рабства в наших глазах. Даже ребенок будет знать, как ненавидеть флаг, который мы были вынуждены под страхом суровых наказаний  с лебедкой подымать выше на наших крышах, в честь одного из наших угнетателей. И как это было со страной и флагом, так это было и с героями войны. Мы ненавидели мундир солдата, до последней кнопки из латуни. Личность нееврея была символом тирании; личность еврея была эмблемой стыда. Так маленькая еврейская девочка в Полоцке была способна расти голодной и с пустым сердцем; и если, по-прежнему в своей пропагандистской работе среди молодежи ныне, она говорит о том, что поставила на страну из патриотизма, то она, скорее всего, любит свою новую страну с большой любовью, и принимает ее героев в большом поклонении. Получение гражданства русскими евреями, может означать больше, чем принятие иммигрантов Америкой.
Когда читаешь  воспоминания Мэри Антон  о жизни их семьи в Полоцке и ее восприятие Америки, то невольно ощущаешь примерно то, что пережито нами в Советском Союзе, а затем в Израиле. Ассоциации усиливаются и тем, как стремительно покидали мы и наши семьи СССР, без сожаления при его развале и позднее. Как будучи в Израиле воспринимали эту страну как "Землю обетованную", хотя далеко не все соответствовало этой оценке. Просто на фоне прожитого в СССР с его "дружбой народов", с "единогласным одобрением" любых решений партии и правительства, с преследованием инакомыслия и бесконечно многим таким, о чем даже вспоминать не хочется, как например, о негативном отношении, возведенном в ранг государственной политики, к нам, евреям.