Глава 5. Великий снег

 
   

        Сейчас, стоя вблизи замершей реки Вятки, ожидал Никон своих разведчиков: Федьку Верёвку и попа расстригу Анкундина, которые ушли проверять лёд и виднелись уже ближе к другому берегу, на котором стояли вроде рыбаки с «дохлой» лошадкой. Где-то через час они и вернулись на кляче местных рыбаков, правил одром один вятский по прозвищу Копыто. Совсем нескоро поезд, не спеша по одной подводе или возку начал переправу, всё прошло благополучно всего за два часа. Рядом с рекой в небольшой ложбине у рыбаков уже кипел здоровый казан с ухой, немедленно туда добавили ещё два, набили туда местной рыбы под названьем сорога, что-то вроде плотвы, но гораздо крупнее. Быстро все занялись внеочередным обедом. Федька уже всё пронюхал насчет дороги, спустя час поезд довольно ходко шёл по пологим бесконечным холмам, какими полна вятская земля. Дикий хмурый лес, сплошная ель окружали наших путников, до самого вечера ни одной избы, никаких признаков жизни. Уже в полной темноте, часов в шесть, стали устанавливать табор под зашитой леса, все изрядно вымотались. Поэтому трудились быстро, все хотели только отдыха, не стали  готовить, а просто зажгли дежурные костры. Над табором повисла пронзительная ночь: слышно было даже как трещат негромко ветки в кострах, в лесу также установилась подозрительная тишина. 
      Домовой успел вовремя разжиться хорошей рыбиной, съел половину, хвост оставил на завтра, рыбка была вкусной, напоминала по вкусу сазана. Только поп Анкундин с Федей не спали, о чём-то яростно спорили у костра. Домовой пробрался ближе, чтоб быть в теме. Веревка горячо доказывал: ночью будет сильный снег, поп всё отрицал и заявил: если у меня чело не болит - снегу быть невозможно. Домовой ещё вчера знал, большому снегу быть. Поэтому он оставил двух чудил и нырнул в возок Никона с целью проверить нормально ли идёт ночь. В возке все спали крепким сном, особо ребятки - им ничего не снилось. Но Кремнёву снилась схватка в диком поле с одним турком. Он долго и яростно с ним рубился, турок попался проворный, с головой расставаться не хотел. Знать махал и махал своим ятаганом, показывая хорошую в общем-то сноровку. Никон испробовал на нем все приёмы, турок продолжал драться дальше нисколько не уступая. Никону он уже в конец надоел, выбрав момент, он отскочил немного в сторону, и застрелил турка из маленькой пистоли. В этом месте сна домовой задумался, жалко ему стало отважного турка. Над табором повисло тёмное небо без звёзд, в нем иногда пролетали редкие снежинки, плавно кружась. У неяркого костра упёртый Федя, сидя на обрубке, делал лопаты из бересты.
      Под утро, в самую рань, когда сон такой крепкий, Никанор неожиданно проснулся, раздул маленький масляный фонарь, огляделся, жена и дети мирно спали рядом. Потолок крепкой войлочной кибитки немного прогнулся, снедаемый чувством беспокойства он раздвинул двойной полог, посветил, лучик света уперся всплошную белую стену, за ней ни зги не видно. Снег валил целыми охапками и что опасно безо всякого ветра. Никон втянулся назад, задумался, после, нащупав крепкую лопату под облучком, немного успокоился. Перекрестился троекратно и решил ждать пока не рассветёт. Пристроился на облучке, стал дремать, чтоб скоротать время до рассвета. Тяжко потянулось предрассветное тягучее время. 
      Но оно всё ж закончилось, выглянув наверно в сотый раз, Никон, наконец, оценил обстановку: всё было завалено снегом, чуть не на полсажени, повозки стояли как большие сугробы, дико ржали кони, народ барахтался в снегу,  пытаясь, что-то делать. Снег продолжал валить не останавливаясь. Казалось, этому света представлению не будет конца. Никон с трудом пробрался к своим людям, строго наказав Арине никуда от кибитки не отлучаться. Быстро собрал своих десятников, стали решать, что робить. Дума была у всех одна, спасать коней, без них пропадём не за понюх табака в этой глуши. Люди прекрасно это понимали, погонять никого не пришлось, закипела адова работа, пока одни вылили в одну сторону матёрые ели, пытаясь сделать из них укрытие для лошадей, другие откапывали коней, поднимали их из глубоченного снега, который валил и валил, как наказание господне. Отчаянная работа продолжалась далеко за полдень, народ начал падать в снег от изнеможения, таких затаскивали в строящееся укрытие бывший поп Анкундин и малахольный Федька. Эти были просто семижильные, работали за пятерых, но не переставали лаяться по поводу предсказания ненастья. Наконец-то с помощью нечеловеческих трудов, божьим промыслом, укрытие было готово. Еремей и кряжистый стрелец по имени Никодим тот час запрягли трех самых крепких коней в одну упряжь и стали затаскивать кибитки и возы, расставлять их в два ряда перед укрытием, которое представляло собой огромный шалаш из матёрых елей. Только к темноте поспели с этим: кони были укрыты, привязаны, возы расставлены в двурядную улицу возле схорона. Мужики падали где стояли от трудов праведных, их собирали жёны и дети постарше. Скоро, запылали небольшие костры, дым от них, лениво закручиваясь, уходил меж еловых ветвей. Досталось всем, народ вымок до нитки, а что ещё хуже весь оборвался, и теперь женщины сушили и штопали одежонку.
      Никон вынул со своего воза бочонок с тройной перцовкой и теперь наливал всем желающим, строго следя, чтоб два раза не лезли. Но Федька с попом-расстригой видать как-то просочились два раза, потому что вскоре затеяли драку меж собой. Не смотря на бедствие народ потешился над вывихнутыми. Голова молча сидел в сторонке, думал нелёгкую думу, сколь же будет валить оный снег? Ведь снежной целиной далеко не уедешь, а у многих фуража не богато.
      
      Только наш домовой не унывал, он-то твёрдо знал, в двух днях пути от них, идёт государев обоз с пушниной и другим ценным товаром из Сибири. Народу там уйма, одной охраны человек триста и такому большому поезду любой снег нипочём: коней богато, протопчут. Поэтому он стал приманивать Никона к семейству, твёрдо считая, что сделал он для спасения всё, даже больше. Вскоре он явился к супруге, Арина с трудом раздела его, растёрла перцовкой и уложила спать, говорить Никон не мог…
      Целые сутки ещё валил снег, но люди укрытые надёжно, не унывали. Страшно подумать, что было бы со всеми, если б не укрылись. Наконец-то распогодилось, с утра прояснилось, ударил мороз. Лес представлял собой сказочное зрелище, он весь был укутан снегом, который сейчас осыпался с елей целыми лавинами, поднимая тучи изумрудной пыли. Стали потихоньку выходить на дорогу, или то, что осталось от неё. К полдню кое-как выползли, двинулись с большим трудом, коням снегу насыпало по брюхо. 
      Никон, конечно, в бога верил, но простые труды земные ставил тоже высоко и считал: если сам шевелиться не будешь, то пропадёшь. Некоторые молились много, а работать и тем паче думать головой ни-ни. Люди такие бедствовали беспрестанно, и ещё, считал он, должно быть везенье человеку, без фарта он ничто. У каждого своя судьба. Дорога тем временем пошла по спине полого холма, который напоминал застывшею волну какого-то сказочного моря. Видно было очень далёко: бесконечные  земли покрытые могучим лесом тянулись до самого горизонта и, казалось, звали вперёд. В это время впереди послышался какой-то могучий шум, шум усиливался,  становился мощнее, Никон поторопился вперёд и скоро увидел, длиннющий поезд с множеством всадников, над ним поднимался шлейф снежной пыли. Виднелся и стяг российский. Это был ежегодный государев поезд с пушниной и другими богатствами Сибири под началом князя Андрея Щербатого. Скоро, где-то через пару часов, срочно принарядившись, Кремнёв предстал перед князем Андреем. Насмотревшись в Сибири вольных порядков, князь был снисходителен, небрежно полистал грамоту стрельцов, спросил как дорога и отправил к своим помогальщикам. Бывшие сослуживцы встретили его радушно: кормили, поили, Никон терпеливо пил хмельное, виду не подавал, понимал отказываться грех. Наперебой рассказывали о сибирской земле, насколько она бескрайне и богата, охмелев многие говорили, что с радостью остались бы в этой земле: ни бояр, ни помещиков и главное земли сколько хочешь, нужен только народ. Про царя Петра никто даже не заикался.На том и попрощались, наказав Никону беречься нехристей, шайки – ватаги которых они видели многократно, но такого войска с пушками они боялись как огня, наблюдали издали, ждали видать небольшие отряды.    
       С трудом возвратился Никон из гостей, хмельное одолевало, увидев его Арина и дети смущённо улыбались, сняли с коня, кое–как уложили отдыхать. Весьма довольный домовой тотчас занялся его покоем, и хоть хмельных лечить трудно, он постарался, тем более наш домовой понимал, что грех невольный, а невольные грехи отпускаются. Сейчас он развернулся во всю: отстриг волосьев, и главное отстриг кусочек ногтя, с левой руки Кремнёва. Сжёг всё это в своей раковине, сотворил волшебный заговор, тому сразу стало легче, он повернулся на бок и крепко уснул.   


Рецензии
Здравствуйте, Владимир. Увы, до конца сегодня Вашу повесть не осилил: поздно читать начал. Что хочу сказать... в общем и целом - хорошо, но есть вопросы и даже замечания. К примеру, в этой главе Вы Никона (примерно посередине) назвали Никанором. Бывает. Далее: "малахольный". Вообще-то это - почти синоним недотёпы, причём - весьма "тормознутого". Ваш же Верёвка - сообразительный живчик. А теперь вопрос: в каком стиле Вы пишете? Поймите: если в повествовании фигурирует домовой, то это уже ближе к... байкам, что ли? Но если посмотреть на текст с другой стороны, то он претендует на историчность.
Такое вот у меня сложилось мнение, как у читателя. С уважением -

Дмитрий Криушов   08.12.2016 23:59     Заявить о нарушении