Корреляция азийских сказаний о Кесси и Хасыне

Аннотация: Хасын (Хасынгет) -- это имя персонажа кетских мифов, известного также в среде енисейских кыргызов. Установлено, что основные мотивы палеоазийских сказаний об охотнике Хасынгете, ставшие широко известными только во второй половине XX в., опознаются в древних хеттских и хурритских сказаниях об охотнике Кесси. В данном тексте приводится корреляция образов двух охотников Кесси (Кешши) и Хасына (Хасынгет). Намечены некоторые параллели палеоазийского сказания о Хасынгете с шумерскими, японскими, корейскими и другими  мифами. Текст предназначен для круга читателей, интересующихся мифологией народов мира. 


Сказание об охотнике Кесси


В «Книге снов» Хорхе Луиса Борхеса, составленной в 1976 г., имеется «Сказание о Кесси (хеттская  легенда)» давности II-ого тыс. до н.э. Ниже автором этих строк приводится краткое изложение сказания с нумерацией отдельных положений и эпизодов (для удобства корреляций):


1. Кесси слыл лучшим охотником, его отец умер, он жил с матерью, ходил на охоту и приносил жертвы богам.
2. Кесси влюбился в Синтальмену, имевшую шесть старших сестер, предался праздности и любви, перестал охотиться и приносить жертвы богам. Мать Кесси сочла, что он попал в сети к женщине.
3. В ответ на укоры Кесси пошел с копьем и собаками на охоту, но обиженные боги сделали так, что он перестал видеть добычу. Три месяца ушло на безуспешные поиски дичи.
4. Кесси уснул под лесным деревом, растущим в земле, где жили духи мертвых отцовских предков. Гномы-воришки, духи леса, хотели убить его, но дух отца Кесси предложил им просто украсть накидку, чтобы Кесси ушел сам. Кесси стал спускаться со склона [горы] в долину, где мерцал огонек.
5. Кесси приснилось семь снов. Сначала он стоял перед воротами дома и не мог открыть их, но видел внутренность дома. Одну из служанок уволокла птица. Затем он увидел луг и людей там, на которых обрушилась молния. Видел он и умерших предков, что поддерживали пламя огня. Видел самого себя, связанного женскими ожерельями.
6. Кесси снова собрался на охоту, но увидел ворота, где по сторонам стояли дракон и гарпии.
7. Кесси рассказал свои сны матери, та подборила его и вручила моток синей шерсти, это должно было уберечь его от колдовства и напастей.
8. Тогда Кесси отправился на гору, но боги сделали дичь невидимой для его глаз.
9. Кесси нашел ворота, которые стерегли дракон и гарпии. Он стучал, никто не отзывался, и Кесси заснул под воротами.  Кесси проснулся в сумерках и увидел мерцающий свет.  Это оказался человек высокого роста, от которого исходило сияние. Выяснилось, что это Ворота захода солнца, а человек являлся Солнцем, богом. Бог предупредил, что за воротами царство мертвых, и смертные оттуда не возвращаются и затем скрылся за воротами.
10. Духи мертвых приветствовали светило. Услышав за воротами голос Кесси,  Удубсария, отец Синтальмены, упросил светило впустить мужа дочери. Солнце велело связать Кесси так, чтобы тот смог пройти за Солнцем по темной тропе, но предупредило, что убьет Кесси после экскурсии.   
11. Кесси пошел по длинному узкому ходу вслед за Солнцем к свету и увидел, как духи мертвых, кузнецы бога Солнца, разжигали огонь, чтобы ковать новые солнечные лучи. Вокруг кружили птицы смерти. Когда Солнце с Кесси достигли Ворот восхода Солнца, то Кесси стал просить о милости. Солнце припомнив, что охотник ранее всегда вставал рано утром и приносил жертвы богам, принял решение не убивать Кесси.
12. Кесси было велено отправиться на небо вместе с женой и её шестью сестрами, и тогда по ночам на небе стал виден Охотник, опутанный цепями, похожими на женские ожерелья, и семь звезд рядом с ним.


Борхес отметил, что: «Первая часть этого сказания сохранилась записанной на хеттском языке на клинописных глиняных табличках; вторая представляет собой фрагмент на аккадском языке, найденный в Египте в конце XIX века. Теодор Г. Гастер перевел их, реконструировал текст и сопроводил его комментариями. Присутствовавший здесь мотив смерти и царства мертвых имеет аналогии в других произведениях: ворота, куда закрыт доступ смертным до тех пор, пока они принадлежат к миру живых (заповедные двери; см.: Вергилий, «Энеида», VI, 127); птица, уносящая смертного в царство мертвых; духи умерших, которые поддерживают огонь; дракон и гарпии, стерегущие ворота (присутствуют в эпосе о Гильгамеше и в «Энеиде» Вергилия, VI, 258–289); встреча с Удубсарией (Одиссей и его мать, Эней и Анхис, Данте и Беатриче), который становится его проводником (Сивилла и Эней, Вергилий и Данте). Кесси соотносится с Орионом, охотником, прикованным к небу, преследователем семерых сестер, которые превратились в созвездие Плеяды. В данном тексте встречается самое раннее упоминание о гномах».

Характерно, что имя матери Кесси ни в одном из переводов не приводится. Следует отметить также, что Орион, созвездие северного полушария, почитаемое в разных мифологиях, имело переднеазийское название Кесиль («безрассудный»), что подтверждает корреляцию мифонимов Кесси и Орион.


***


В.В. Иванов (История всемирной литературы. М.: 1983. Т.1) писал, что: «Хеттские переводы иногда представляют собой лишь сокращенный пересказ: так, хурритская поэма «Песнь о Божественном Кесси, отце гор» состояла более чем из 14 клинописных таблиц (каждая таблица соответствует многим страницам современного издания), тогда как хеттский пересказ -- это просто сухое изложение содержания поэмы (или ее части), занимающее всего лишь несколько десятков строк». В сборнике В.В. Иванова «Луна, упавшая с неба» указано, что: «Хеттский текст дошел до нас не полностью. Хурритская поэма «Песнь о Кесси», с которой переведено хеттское сочинение, была очень обширной (не менее 14 клинописных таблиц), но сохранилась лишь небольшая часть их. Согласно тексту хурритской поэмы, охотник Кесси, боясь вернуться домой без добычи, пробыл в горах три месяца, за что получил прозвание «Божественный Кесси, отец гор». «Рассказ об охотнике Кесси»  приводится следующим образом:


«Кесси внял себе в жены сестру Удубсария. Эта женщина по имени Синтальмени была ослепительна и прекраснее всех одета. И Кесси думал только о своей жене. Поэтому Кесси перестает оставлять богам их долю мягкого хлеба и жертвенных напитков. В горы на охоту больше он не ходит. Мать его Кесси стала так говорить: «Только жену свою ты любишь. А в горы на охоту ты больше не ходишь. И мне ты ничего не приносишь». Тогда Кесси взял свое деревянное копье. Он позвал с собой свою собаку. И пошел он охотиться в горы Натара. Боги сердились на Кесси, потому что он им жертвенных напитков не возливал. И они сделали для него невидимыми всех диких животных… Когда рассвело, и Бог Солнца показался из-за гор, Кесси встал с ложа своего сладкого сна и ночные сны стал рассказывать своей матери… Четвертый сон ему снился: тяжелый камень Кункунуцци упал с неба и придавил домашних служителей и человека богов. Пятый сон ему снился: боги-отцы Кесси все время старались поддержать огонь. Шестой сон ему снился: ожерелье было на его груди, на ногах у него были женские браслеты. Седьмой сон ему снился: Кесси шел на львиную охоту. И он подбежал к воротам дома. У ворот же он увидел Змеев и женщин-демонов…».


В тексте В.В. Иванова в сравнении с текстом Борхеса приводятся данные уточняющего или дополняющего характера в следующих эпизодах (см. выше нумерацию  положений и эпизодов):


2) Удубсария здесь не тесть Кесси, а брат его супруги Синтальмены; 
3) в укорах матери шла речь о её доле в добыче сына и о маршрутах Кесси в горы; в их доме  были хлеб и вино. Упомянуто деревянное копье.
5) вместо «молнии, обрушившейся на людей» в четвертом сне: «тяжелый камень Кункунуцци упал с неба и придавил домашних служителей и человека богов»; добавление к шестому сну: «...на ногах у него были женские браслеты»;
8) «Кесси шел на львиную охоту», - у В.В. Иванова это отнесено к седьмому сну; важным представляется дополнение о львиной охоте.


В изложении А.И. Немировского (Мифы и легенды народов мира. Древний Египет и Месопотамия. М.: Мир книги, 2004. Т.3) перевод поэмы об охотнике Кешши выглядит следующим образом:


«Жил некогда охотник Кешши. Другие уходят в горы и возвращаются с пустыми руками. А он всегда приходил с добычей - с антилопой, косулей или кабаном. И собаки у него были быстрее и бойчее, чем у других. Тетива лука его никогда не сырела, и стрелы не давали промаха. Многие отцы дочерей, полагая, что он пользуется особым благоволением богов, старались почаще попадаться ему на глаза, надеясь стать его [тестем]. Но Кешши всегда торопился домой, ибо дома его ждала мать, да и был он человеком неразговорчивым.


Однажды, возвращаясь с охоты, увидел он прекрасную деву Шинтальмени и застыл, как вкопанный. И не хотел он даже слышать с тех пор о других девах. И стала Шинтальмени его женой. С этого времени не расставался Кешши с прекрасной Шинтальмени, которая заменила ему и горы, и лес. Собаки его бродили по селению голодными. Его уже нельзя было увидеть у алтарей, где сельчане приносили положенные жертвы богам. Не приносил он богам не только дичи, но даже хлеба и вина, что были в доме. Огорченная изменениями, происшедшими в сыне, мать упрекала его в лености, и решил Кешши отправиться на охоту, как прежде. Взял он копье, собрал своих собак и двинулся к горе Натара, откуда никогда не возвращался без добычи. Однако боги, раздраженные невниманием Кешши, не послали ему даже зайца. Помня о своих прежних удачах, Кешши не хотел возвращаться с пустыми руками и бродил по горам три месяца, страдая от голода и жажды. И лишь заболев, двинулся к дому.


Когда он вернулся, обросший волосами, худой, с потухшими глазами, сельчане не узнали его и только потому, что он направился к своему дому, поняли, что это он. Изменилось и поведение Кешши -- по ночам он разговаривал во сне, а утром, уединившись с матерью, рассказывал ей свои ночные сновидения, прося их истолковать. Семь снов приснилось Кешши, и каждый из них пугал его все больше и больше. Несколько из них показались ему особенно пугающими. То он говорил с дверью и, хотя забыл, что сказала ему дверь и что он ответил ей, сам этот разговор вызывал тревогу, то он нес что-то с горы Натара, направляясь в Синнар, и опять не помнил он, пробудившись, что же он нес и зачем направлялся в Синнар. А потом приснился ему блок диорита. Он рухнул с неба и поразил не только слуг, что были с ним, но и одно из божеств. Не успел Кешши пережить ужаса этого сна, как увидел себя идущим охотиться на льва, и едва он вышел за дверь, как сразу же заметил направляющегося к нему бога Дамнашшараса в окружении змей».


Далее А.И. Немировский поделился с читателем тремя примечаниями:


1. Миф об охотнике, пренебрегшем положенными богам жертвами и понесшем за это наказание, -- частый фольклорный сюжет, встречающийся у многих народов. К сожалению, из-за отсутствия конца таблички, где раскрывался бы смысл приснившихся охотнику снов и наверняка сообщалось, чем завершился конфликт с богами, невозможно судить о месте, какое занимал в хеттской мифологии этот мотив. Миф был восстановлен хеттологами из пяти фрагментов, один из которых, на хурритском языке, хотя и имеет значительный объем, настолько поврежден, что не поддается прочтению и используется лишь для внесения отдельных уточнений в тексты других фрагментов.

2. В хурритском варианте этого имени — Шентаминни имеется основа «шинта» — семь, поэтому некоторые исследователи предлагают связывать имя жены Кешши с числом снов, которые он впоследствии видит.

3. После пересказа героем сюжета последнего из снов в тексте большая лакуна, за которой следуют отдельные практически нечитаемые строки».


Следует отметить, что в переводе А.И. Немировского присутствуют некоторые новые факты:


3) приведено название горы: Натара;
5) вместо «тяжелого камня Кункунуцци» или молнии фигурирует упавший с небес «блок диорита»; уточняется, что Кесси «нес что-то с горы Натара, направляясь в Синнар»;
8) также упоминается сон с походом на львиную охоту;
9) солнечный бог со змеями назван Дамнашшарасом; важно присутствие змей, как обычных образов хозяев рек и путей вообще в мифопоэтическом коде древности.


Камень Кункунуцци упоминался в хеттском переложении несохранившейся хурритской поэмы «Песнь об Улликуми» (XIV в. до н.э.), где Улликуми приходился сыном верховному богу хеттов и хуритов Кумарби и внуком небесному богу Ану. Кумарби восстал против Ану и вырвал его гениталии, из семени родились бог грозы, река Тигр и бог Тасмису. Кумарби в браке с озерной скалой вырастил каменного гиганта Улликума для борьбы с богом грозы, городом Куммия и небесными богами. Улликум рос на правом плече атланта Убелурри  как его меч (место - гора Хаззи), достиг небес, и море стало поясом на его платье. Аккадское божество Эа (Эйя, Энки) по просьбе противников Улликума отрезал резаком Улликума от Убеллудри, после чего состоялось заключительное сражение (далее текст отсутствует). Кункунуцци - это каменное тело Улликума. Из текста поэмы в переводе В.В. Иванова следует, что «каменное тело Улликума» убило при падении нескольких человек и одного из круга служителей богов.


Гора Хаззи (Касси) была известна в греческой мифологии как гора Кассиус, место сражения Зевса и младенца Аполлона с Тифоном на р. Оронт (Тифон). В мифах из "Теогонии" Гесиода и гомеровской "Илиаде" Тифон, антагонист Зевса, предстает чудовищем, выросшем  из яйца, оплодотворенного семенем Кроноса после победы Зевса над Кроном и титанами. Изображение Тифона в виде крылатого демона с двумя змеиными хвостами вместо нижней половины туловища и с ягненком в руках.  Орнаменты змей-хвостов в виде полос и карманообразных извилин указывает, однако, на двуреченскую модель.


Следует отметить, что в сказании о Кесси даны его путешествия в два разных загробных мира: первый, связанный с его отцом, предстает возвышенностью с лесным деревом и духами-гномами, что невольно апеллирует к германо-скандинавской мифологии с её карликами-цвергами. Второй загробный мир связан с отцом или братом Синтальмены, он находится на Западе, и оттуда Солнце ведёт ночной путь на Восток, где обретает новые лучи, выкованные кузнецами, духами мёртвых, которые представлены в переводах предками,богами-отцами Кесси.


Сказания об охотнике Хасынгете


Малоизвестный мифоним Хасынгет (Хасын - имя персонажа, кетск. гет «человек») зафиксирован в 1962 г.  в мифах и сказках палеоазиатских народов Енисея, в среде кетов и югцов  (югский язык рассматривается самостоятельным или как сымский диалект кетского языка). Кеты расселены, главным образом, в нижнем течении р. Енисей, югцы (сымцы) - от г. Енисейска до с. Ворогова и по р. Кети в правом Приобье. Среди мертвых палеоазиатских языков енисейской семьи числится ассанский (ассано-коттская группа) той же енисейской семьи. Предки кетов предположительно жили на территории Южной Сибири вместе с другими представителями т. н. енисейскоязычных народов: аринов, ассанов, яринцев, тинцев, бахтинцев, коттов и др. Считается, что предки кетов в I тыс. н. э. вступили в контакты с тюркским и самодийско-угроязычным населением, и в результате миграций кетский ареал продвинулся к северу Приенисенья.


Топоним Хасын (в вариациях имени) имеет широкое распространение почти на всех континентах земли, что предполагает его древность основы, затерянную зернами в мифах различных народов мира. С Хасынгетом связываются сказания о Хоседэм, женском персонаже кетской мифологии (Мифы народов мира. М.: БРЭ, Олимп, 1998). Мифоним Хасынгет исследователи включают в югскую мифологию, а в кетской мифологии (sensu stricto) фигурировал весьма близкий мифоним Каскет. Сказки о Хасынгете в детской литературе приводились, тем не менее, как хантыйские, мансийские, корякские или чукотские. Сказка «Бабушка Хасынгета» записана как хантыйская в книге «Журавлиное перо» (Л., Детская литература, 1968) в обработке Н. Гессе и З. Задунайской. Сказка «Хасынгет и бобры» приводится в литературе в обработке О.Шарова как остяцкая. Издание «Мифы, предания, сказки кетов» (М., Восточная литература, РАН, 2001) содержит кетские сказки: «Богатырь Альба и Хосядам» и другие, так или иначе относящиеся к рассматриваемой тематике.


Сведения о мифологическом Хасынгете содержатся в статьях В. В. Иванова, В. Н. Топорова «Дотет» («Мифы народов мира», М., БРЭ Олимп, 1998) и «Дотет, Доотет» (Мифологический словарь, ред.  Е.М. Мелетинский, М., Советская энциклопедия, 1990). Хасынгет являлся, по сути, трикстером, как и Каскет, близкий ему персонаж замещающего типа в кетской мифологии (В. В. Иванов, В. Н. Топоров «Каскет», «Кетская мифология», «Дотет» («Мифы народов мира», М. БРЭ Олимп, 1998) и др.).  Дотет или Доотет в кетской мифологии одно из воплощений отрицательного начала. Согласно варианту кетского дуалистического мифа, Д. участвовал вместе с Есем в сотворении земли, создав ту её часть, что лежит ниже по Енисею. Часть земли Д. спрятал за щёку, оттого земля получилась наклонной и Енисей течёт в ту сторону. Д. создал вредных или бесполезных животных (волка, ерша и др.). Распространены предания о Д. в женском образе - Д.-матери (Дотетэм), которая пытается захватить человека (героя мифа), в частности Хасынгета в югском мифе. Ему, однако, удаётся бросить Д. в огонь, откуда выходят ящерицы, змеи, мыши, лягушки (в других вариантах мифа вредные животные возникают при сожжении Калбесэм или Хоседэм). Хасынгет убивает дочь Д., груди которой превращаются в наросты на деревьях».


Мифы о Хасынгете приводятся Ю.Е.Березкиным в каталоге «Тематическая классификация и распределение фольклорно-мифологических мотивов по ареалам». Они  классифицированы по отдельным мотивам, причем автором указывается, что мифы со сходными мотивами имели практически повсеместное распространение в Северной Азии, и, местами, в Северной Европе и Северной Америке, в среде разных народов (ненцы Ямала, низовьев Енисея и Таймыра, энцы, ханты, северные манси, кеты, чукчи, коряки, алюторцы, ительмены, юкагиры, азиатские эскимосы, коюкон, танайна, тлинкиты, хайда, цимшиан, квакиутль, комокс). В качестве героя мифов со сходными мотивами в Западной Африке фигурировал паук, в прочих местах -- охотник с разными именами (близкий вариант из кетской мифологии - охотник Каскет), или его древний зооморфный образ Ворона-трикстера из дошаманского мифологического пласта.

 
В каталоге Ю.Е. Березкина суть одной из историй о Хасынгете состоит в его попытке отобрать у чёрта Глухариную гору, в результате чего чёрт увёл дичь и Хасынгет стал голодать: «Ср. Западная Сибирь. Юги: Werner 1997, № 13 [лесной дух говорит, что это его охотничьи угодья, а Хассынгет отвечает, что его; помещает свою бабушку в большой берестяной сосуд, вешает на дерево, велит отвечать, что он придет, не отвечать, если придет лесной дух; бросает бабушку в реку; все рыбы по очереди, 11 видов, предлагают вытащить ее на берег, она отказывается, Х. ее бросил, пусть поток ее несет; когда спрашивает Осетр, она разбивает ему голову палкой, ест его, Х. приходит, ест икру; люди замечают икру у него на губах], 19 [то же, краткая версия; лесной дух не упомянут, рыб 4 вида]: 256-258, 266; кеты: Дульзон 1966, № 12 [Каскет притворяется умирающим, просит свою бабушку похоронить его на другом берегу реки; приехав посмотреть на К., бабушка видит, что его губы "красные как икра"; оказывается, К. жив; по возвращении домой умирает бабушка; К. бросает ее в реку; течение приносит ее в рыбную курью; приплывают последовательно язи, осетры, стерляди, предлагают бабушке вытащить ее плавниками на берег; она сначала отказывается, а когда рыбы скопилось много, бьет ее, собирает "улов", возвращается в свой чум, сообщает К., что она "ожила"]: 39 (пересказ и анализ в Топоров 1987: 19; Ошаров 1936a [Хасынгет ворует глухарей из ловушки черта; говорит, что гора и ловушки его, предлагает спросить у бога; сажает в туяске бабушку на ель, та отвечает за бога; черт верит, уходит; Х. бросает бабушку в туяске в реку; та отказывает маленьким рыбкам, соглашается, чтобы осетры вытолкали ее на берег; бьет их на земле палкой, живет одна в чуме; Х. же голодает, ибо черт увел глухарей; просит прощения у бабушки, обещает больше не брать чужих глухарей]: 139-142)».


Вторая история из каталога Ю.Е.Березкина связана с бобрами и женитьбой Хасынгета на девушке: «Западная Сибирь. Кеты: ...Ошаров 1936a [Хасынгет говорит бабушке, что притворится больным, пусть она пригласит бобров, их шаман станет его лечить; Х. вскочил, убил бобров молотком, лишь один спасся; в бобровой шубе Х. пошел до ветру, снял шубу, чтоб не запачкать, кинул ее на пень, тот зашевелился, Х. стал смеяться, пень вместе с шубой пропал; то же со второй, с третьей шубой; Х. приходит в чум, там девушка, обещает вернуть шубы, если он возьмет ее замуж; это ее он принимал за пень; Х. привел жену к бабушке, хорошо жили]: 117-119».


Немецкий филолог Г.К.Вернер в статье «К интерпретации имени Hosey одного из кетских мифологических персонажей» (Вестник ТГПУ (TSPU), 2011, № 9 (111)  привел исследование двух персонажей кетской мифологии Hosey и Hosedam, известных в русскоязычной литературе. Автор назвал Hosey самым загадочным персонажем кетской мифологии, чье имя впервые записано В.В. Ивановым и В.Н. Топоровым от М.В.Максуновой в 1962 г. Имя Hosedam, популярное в кетской мифологии,  принадлежит богине-матери, и отождествляется Г.К. Вернером с именем древней матери-земли Бангам, а Hosey как сын Hosedam -- соответственно с сыном Бангам, символом связи между нижним и верхним мирами. Отношения Hosey с матерью (бабушкой) уподоблены в статье инцестам Посейдона. Г.К.Вернер присоединяется к предположению археолога Р.В.Николаева о матриархальном характере Хоседэм, крайне демонизированном в рамках патриархальных установок.


***

Мифоним Хасын, некоторым образом, упомянут в статье бывшего аспиранта Хакасского госуниверситета им. Н.Ф.Катанова, касающейся енисейских (тарбагатайских) кыргызов. М.А.Чертыков отметил, что енисейские кыргызы поклонялись снежной горе Хызылтаг-Хайрахан и обращались к небу за помощью со словами: «худай чарлыка хасын» (перевода не дано). С точки зрения автора настоящего текста, указанные слова содержат перечисление трех имен, в том числе двух верховных божеств саяно-алтайского и монгольского пантеонов Кудая (Худай) и Эрлика (Чарлык), восходящих к образам двух птиц палеоазиатского дошаманского пласта. В этой паре братьев Эрлик был нырком, доставшим из воды ил, из которого Худай сотворил землю, а из утаенных остатков земли Эрлик сотворил горы и сопки. Эрлик стал правителем царства мертвых, что обычно подразумевает звание «злого божества», Кудай, соответственно, занял место «доброго божества». Третье имя принадлежит Хасыну, одному из героев кетских енисейских мифов.


***


Некоторые авторские замечания по поводу сказаний о Хасынгете...


Персонаж, обозначенный Г.К. Вернером как Hosey, в кетских мифах фигурировал как Хасынгет, где кетск. гет «человек» указывает на статус персонажа. В кетско-русском словаре Г.К.Вернера (СПб: Дрофа, 2002) ассано «охота, промысел», ассано «охота, промысел», ассано к'ет «охотник». Г.К.Вернер отождествляет бабушку Хасынгета (она же - его мать) с Хоседэм, но в известных сказаниях о Хасынгете его бабушка обычно не называлась по имени. Известны мифы о противоборстве Еся и Доотета, Каскета и Дотетэм, Хасынгета и Дотетэм, первошамана Альбе и Хоседэм, первошамана Доха и Хоседэм. В эпизодах с Альбе Хоседэм выступает в четырехпалом обличье бобра, а в эпизодах с Хасынгетом бабушка приглашает по его просьбе бобров, среди которых шаман бобров, и Хасынгет их всех убивает. Последний эпизод, возможно, можно трактовать как свидетельство связи бабушки Хасынгета с бобрами и ее способности выступать в роли бобрихи.


Г.К.Вернер уточняет, что переводное слово бабушка («старуха Hosey»)  не корректно, поскольку *baqam (югск. ba;am) во всех записанных фольклорных текстах означает не «старуха», a «супруга/жена», выявляя некие инцестуальные мотивы. Двойственность функций божеств «нижней земли», имеющих статус «морских и земных владык» находит свое отражение в переводах имени Бангам: «мать-земля», исходя из арин. pieng, peng, пумп. bing, асс., кот. pang, кет., югск. bang «земля», но лит. banga «волна», а Бангпутис, бог ветра и волн (В.В.Иванов и В.Н. Топоров (Кетская мифология // «Мифы народов мира», М., БРЭ Олимп, 1998). В кетской мифологии женский образ семейства Hosey мог расщепляться на отрицательную морскую Хоседэм и положительную земную Хаседбам.


Несмотря на то, что Каскет и  Хасынгет занимают в мифологическом мире остяков одно и тоже место (место противника Дотетэм), в сказаниях о Каскете имеется информация, отличная от известных сведений о Хасынгете (В.В. Иванов, В.Н.Топоров. Дотет. Каскет. Кетская мифология. // Мифы народов мира. М.: БРЭ, Олимп, 1998). 


1) Каскет - сын престарелых родителей, родной или приемный. Каскет является кормильцем семьи и чудесным образом воскрешает родителей после их смерти. Вместе с тем, имеется сказание об убийстве отца и женитьбе на матери.
2) В истории Каскета подчеркивается способность к оборотничеству (превращения в горностая, коня, лисенка и др.), он является «разорителем орлиного гнезда».
3) В сцене противостояния с «нижней матерью» Каскет убегал от Дотэтем, убив и сварив её дочерей (близкий мотив противостояния людоедам имеется в сказке Шарля Перро «Мальчик-с-пальчик»).    
4) Спасаясь от Дотетэм на одной из семи лиственниц, Каскет предложил Дотетэм держать глаза и рот открытыми с помощью палочек, потом засыпал её камнями и убил (близкий мотив отмечается в эпизоде с Карабасом-Барабасом, Буратино, сосной и шишками в сказке А.Толстого «Необыкновенные приключения Буратино и его друзей»). 
5) Каскет ловил карасей с помощью своих «сетей-пущален», соответствующих созвездию Плеяды.



Корреляция мифологических образов Кесси и Хасына (Хасынгет) в мифах народов мира.


Что касается прямого сопоставления образов Кесси и Хасына, то следует отметить следующие черты: оба героя сказаний проживали вдвоем с матерью; Хасынгет, как и Кесси, оголодал, поссорившись с прежними владельцами и покровителями местности и перестали видеть дичь, что может рассматриваться как некий вид слепоты. В обоих сказаниях фигурирует река, связанная с матерью охотника. В переднеазийском мифе мать Кесси вручила ему в качестве оберега моток синей шерсти (эпизод 7), что в мифопоэтическом коде обозначает не только «голубую реку» или «голубую змею», но и речь, «песнь о голубой реке», свернутую в моток. О таких речах или песнях, смотанных в мотки и спрятанных в медном ларце, рассказывается в первой руне «Калевалы». Месопотамская река Евфрат изображалась в древнеегипетских саркофагах Эль-Берше голубым цветом (М. Рушева. Дуат в Книге двух путей из Эль-берше. М.: Проза.ру, 2016).


История «голубой реки», возможно, является той самой, что излагается в произведении «Гильгамеш, Энкиду и Подземный Мир»: в начале времен Инанна обнаружила плывущее по Евфрату дерево хулуппу (из ивовых) и посадила его в землю. Гильгамеш потом срубил дерево, хотя там, в дупле, гнездилась демонница Кисикиль-Лилла, в ветвях обосновалась птица грома, а в корнях - огромная змея. Далее рассказывалось о бездомной сиротке, пожаловавшейся солнцу на Гильгамеша (Торкильд Якобсен «Сокровища тьмы». М.: Восточная литература, 1995). В палеоазийском мифе все семейство первошамана Доха было уничтожено матерью шести убитых Дохом громов, которую Дох принял за сиротку. В сказаниях о Хасынгете голодный охотник получает от матери возможность жить в её чуме у реки и питаться рыбой, история речных приключений матери Хасынгета на пути к низовьям Енисея -- это особая часть сказа.


В приведенном тексте Ю.Березкина обращает внимание фрагмент, где Хасынгет «сажает в туяске бабушку на ель, та отвечает за бога…» (корреляции с Исидой и Пифией). В этом плане вызывает интерес также топонимическая связка культур доисторической ранненеолитической Месопотамии Джармо - Хассун (Хассуна), которая неожиданным образом проглядывается в Североохотском Двуречье как Армань – Хасын.  В известной новелле Просперо Мериме «Кармен», написанной с этнографическими и археологическими отступлениями имеется связка имен Кармен – Хосе (в античной мифологии первый элемент связки звучит как Гармония, и это сходно с Кармен; вторым элементом являлся Кадм, это не схоже с Хосе, но всё же в мифе имеется двуреченская связка двух змей-рек, как и пагубное ожерелье). Для культуры Джармо (с 7000 г. до н.э.) характерны плетеные просмоленные корзины (туяски), изображения Богини-матери и образцы первой грубой керамики, а для хассунской культуры (с 6000 г. до н.э.) характерно присутствие женских статуэток, разнообразие сосудов и весьма типичен резной ёлочный узор. В корейской мифологии хосин "дух тигра", и хосин изображается тигром -- бескрылым или крылатым с двумя оленьими рогами в передних лапах.


А.Я. Токарев в статье «Хасын – камни, горящие в костре» (1997) упомянул о версии происхождения гидронима и топонима Хасын от эвен. хэсэн «стадо (оленей), табун (диких оленей, баранов), стая (птиц)», ссылаясь на сведения П.В.Бабкина в статье «Кто, когда, почему» (Магадан, 1968, изд-во не указано), но при этом привёл сведения об иной версии, соответствующей присутствию на р.Хасын Магаданской области, угольного месторождения (к настоящему времени оно выработано, Хасын вошёл в рамки золотодобывающей промышленности). В статье «Первые сведения о Хасыне», опубликованной в районной газете «Заря Севера» от 03.06.1992), топонимист Ю.Ф.Нехорошков отметил, что на полевых картах геолога А.Н.Флёрова присутствовало название Сасын, но в отчёте геолога Г.Ф.Семёнова вместо Сасын значится Хасын. А.Токарев отметил, что: «Считая ошибочными мнения других топонимистов о происхождении этого названия, Нехорошков далее пишет: «…местные коренные жители давали названия не просто так, а учитывали физико-географические особенности местности… И не может быть, чтобы наблюдательные эвены, несколько поколений которых кочевали в этих местах, не обратили внимание на камни, горящие в костре. В двухтомном словаре тунгусо-маньчжурских языков мне удалось найти, что «Хасын» переводится как «угольки, выпавшие из костра».

 
Следует отметить, что на старых картах, составленных по землепроходческим данным, названия северо-охотского двуречья Армань и Хасын не значились, не упоминалось это название и при научных исследованиях в конце XIXв. и начале XXв., история гидронима точно не известна. В современном «Эвенско-русском словаре» значится слово хосан «искра». Упоминание о костре, угле и искре в происхождении слова хасын (хосан) соотносится с мифологическими образами из китайской мифологии, где триада персонажей Хо-син,  с огненным колесом сжигала тот дом, где повелитель бесов и начальник громов Чжан Тянь-ши останавливался где-либо на ночлег. В мифологии майя, как следует из работы Диего де Ланда «Сообщение о делах в Юкатане (перевод Ю.В.Кнорозова)» ритуальное празднование нового года воскресной буквы Кавак под знамением Хосан Эка (эк «чёрный»), сопровождалось сооружением большого свода из дров с проходами в нём, после чего он поджигался. Когда оставались только горящие угли, то люди выравнивали их по земле и танцевали на них. Сасын, одно их названий р. Хасын, восходит, по-видимому, к понятию Сасин или Сасэ, представляющей совокупность четырёх духов, хранителей сторон света, и Хосан Эк, персонаж индейской мифологии Мезоамерики, как раз и являлся хранителем одной из сторон света. Возможно, Сасын – это искажённое при передаче слово сансин «дух гор», с которым в корейской мифологии отождествляют хосина «духа тигра». Таким образом, версия Ю.Ф.Нехорошкова имеет свои основания в мифологическом пространстве: р. Хасын,по своему характеру,безусловно, обладает "духом тигра", а посёлок Хасын связан с угольным месторождением.


Согласно мнению Борхеса, образ охотника Кесси из хеттской и хурритской литературы сравним с образом охотника-великана Ориона из древнегреческой мифологии, что подтверждается соотнесением созвездия Ориона с созвездием Кесиль, созвездия семи сестёр с Плеядами. Широко известные мифы об Орионе содержат три основных истории: 1) история ослепления охотника и его прозрения от вида солнца, 2) история похищение красавца Ориона богиней утренней зари Эос и дарения ему драгоценного пояса, 3) история отношений с Артемидой и смерть от её руки («Мифы народов мира», 1998 БРЭ, Олимп, 1998). 


В кетских сказаниях о Хасынгете, пожалуй, отчетливей всего проглядывается связь с первым мифом, поскольку Хасынгет, поссорившись с чертом или лесным духом, хозяином горы, перестал видеть дичь в лесу, оголодал и вернулся к бабушке. История о том, как Хасынгет вышел до ветру и швырял последовательно три шубы из шкур убитых бобров на пень, где оказалась девушка -- будущая его супруга, предстаёт свадебным эпизодом и несколько напоминает японский миф о Сусаноо, поэте, авторе первой танка, который швырял конскую шкуру в ткацкую комнату сестры, солнечной богини Аматэрасу. В кетских мифах имеется параллель: Дох, один из перволюдей и первошаманов, противник Хоседэм, тоже женился на Солнце. Таким образом, трикстер Хасынгет вполне сравним с Дохом, тем более, что известно противодействие Хасынгета одной из «нижних матерей» - Дотетэм. В переводах сказания о Кесси солнечное божество предстает не в женском облике, а великаном мужского пола, но в мифах об Орионе присутствует богиня утренней зари Эос.


В мифопоэтических представлениях лев, тигр и другие крупные кошачьи выступали как «цари зверей». В хаттской традиции лев являлся символом мощи божественной власти царя. С древних времен особым почтением у населения пользовались охотники на крупных кошачьих (созвездие Лев, к примеру, получило свое название по образу немейского льва, убитого Гераклом). Мотив борьбы героев со львом присущ шумерским сказаниям о Гильгамеше, прообразе героев последующих поколений. Львиная охота Кесси также придает ему статус героя. Хасынгет, как и Кесси, являлся охотником, и в сказаниях о Хасынгете имеются некоторые аналоги крупных кошачьих в виде бобров, шаманов Хоседэм и вероятных «родственников» четырехпалой бобрихи, каковой представала Хоседэм в эпизодах с первочеловеком и первошаманом Альбэ. В данном случае, речь вполне могла идти о бабрах, а бабр -- старорусское название некоторых крупных кошачьих, в якутском языке слово баабыр относилось к уссурийскому тигру. «Дух тигра» переходил в мифах к охотникам на тигра, на разного типа явления, включая бурные реки. Прозвище Кесси  «отец гор» вполне соотносится с восточно-азийскими представлениями о хосине, «духе тигра», отождествляемым в корейской мифологии с «духом гор» Сансин. В китайских мифах Хо-син олицетворяет «звезду огня», и отсюда можно предположить, что история Хасына должна заканчиваться на небосводе – так же, как и истории Кесси и Ориона (подтверждение этому факт, что Каскет ловил карасей с помощью сетей-пущален, в которых опознано созвездие Плеяды).   
 

***


Определенная неполнота информации о герое хеттско-хурритской поэмы не позволяет произвести корреляцию образов двух охотников  в более полном масштабе. Следует отметить, что мифоним и топоним Хасын (в весьма различных вариациях имени и названия) известны и за пределами бассейна р. Енисея, причем характеристика героя приобретает при этом в мифах, легендах и сказаниях свои этнографические особенности, что требует отдельных исследований.