Хургада, вторая путевая заметка

3-10 декабря 2008

Кое-кто из нас захотел в декабре к теплу и солнцу, потому что в Киеве настали обычные труднопереносимые погоды. После поездки в Турцию я уже был склонен верить, что заграница – это реальность, а не загробный мир, и почти сразу согласился на Египет. Звучное слово, я его все время повторял: Египет, Египет... Это ведь Африка! Которая маленькие дети ни за что на свете.

В самолете записал в тетрадь: с высоты в десять километров Земля кажется необитаемой планетой. Мы летели уже над Африкой, я смотрел вниз и искал какие-то знакомые по картам цветовые сочетания: зеленое и желтое, снежные шапки вершин. Видел же складчатые, похожие на ящериц горные морщинистые гряды, между ними ровные долины – и все белого цвета. Будто еще не раскрасили. Городов не видно, чтобы обнаружить разумную жизнь, надо приблизиться вплотную.
Мы летели ночью, на рассвете слева по борту самолета небо резко отделилось от земли светофорной оранжевой полосой. Женщины у иллюминаторов страшно оживились, пытались фотографировать рассвет. Для них ведь это такая же невиданная экзотика, как пирамиды, пальмы и баобабы.

В аэропорт Хургады прибывает несколько рейсов с интервалом в час. И вот толчется человек полтыщи, чтобы вначале анкету получить. Пишешь на ней печатными латинскими буквами всякую ерунду, и становишься в другую очередь, за визой стоимостью сколько-то долларов. Суета, крики. Несколько арабов кричали, что всего за 30 долларов они сделают вам визу без очереди. Многие ринулись к ним. Потом, так и быть, открыли еще одно окошко, и многие ринулись туда. Опять суета... В конце концов прошли мы это дело, миновали еще одного полицейского, которому визу надо в развернутом виде, и только тогда нас милостиво допустили к багажу. А мы уже взмыленные бежим, хватаем свои сумки-рюкзаки, не слушая шепота каких-то смуглых про доллар... И выбегаем наружу, на солнце, к автобусам.
У выхода сидел на корточках один грустный ироничный араб, которому вся эта суета и особенно мы до смерти надоели. Посмотрел он на проносящихся нас, и сказал вполголоса с ужасным акцентом:
– Гуси-гуси, га-га-га.
Мы чуть не упали от хохота. Вот, значит, как ты встречаешь нас, африканская земля!.. Усталость и хмурое настроение сразу исчезли. Эти «гуси» помогали мне всю египетскую неделю: когда невольно злился на какие-то местные безобразия, вспоминал «гусей», и легчало.

Поселили в ужасный номер, потом за десятку – в нормальный. Это, как я потом узнал, обычное дело. Завтрак происходит так рано, что спать еще хочется, но ложиться уже совестно. Ведь мы в Египте. У меня странное ощущение, что Египет начинается, когда я выхожу из номера: море, невнятный городок в строительном мусоре, арабы, экзотика. А в номере все это сразу прекращается, и не верится, что я здесь, что пролетел на самолете сколько-то тысяч километров.

Между столами в ресторане отеля Санд Бич хищно снуют стаи официантов. Как только кто-то видит опустевшую тарелку – тут же налетает, хватает и с клекотом уносит прочь.
Древний египетский художник, изображавший соплеменных ему людей, оказывается, не так уж увлекался стилизацией, как мне всегда казалось. Эти ребята действительно в основном тонконогие-тонкорукие, у них узкие длинные ладони, грациозные движения, гордый поворот головы, большие реснисчатые глаза. Толстяков меньше. Женщин рассмотреть не удалось: они закутаны в ткани и даже в море плавают в них. Многие вообще смотрят сквозь узенькую прорезь из черной ткани, даже белков глаз не видно, лишь зрачки. Ничего не видно, но ясно – женщина. При этом у некоторых из-под одежды, метущей тротуар, выглядывают джинсы.

На пляже. Две пожилые русские женщины разговаривают, и на них направлено внимание всех отдыхающих, потому что у них громкие голоса. Даже когда они говорят тихо («А я говорю – ой, спасибо, а там такая сумочка» – «Да тут в отеле этих сумочек...») – их слышно на ресепшене отеля и дальше, за шоссе. Иногда они понижают голос до шепота, обсуждая интимные финансовые вопросы («У нас в Ростове однушка ...адцать тысяч» – «А у нас в Москве в пять раз больше» – «Ну ты сравнила» – «Я хотела расширить квартиру, а тут подорожание»), и тогда в курсе новостей всего лишь весь пляж.
Как-то раз одна из них отошла за матрацем, а другая крикнула ей вслед: «Раечка, я сейчас вернусь, только сфотографируюсь!» Она слегка повысила голос, чтобы Раечка точно расслышала. От этого крика задрожали чугунные столбы навесов, по бетону причала поползла трещина, на противоположном берегу Красного моря волна унесла в пучину несколько лодок, а два авианосца США объявили готовность номер один и на всякий случай вошли в Персидский залив.

Египтянин: абориген, смуглый, чернокудрый и тощий. Набрасывается на любого иностранца с целью продать ему любую ненужную вещь. При этом стремится обсчитать, а когда его разоблачают, непринужденно делает вид, что пошутил. Мастерски делает деньги на желании иностранца поселиться в неразрушенном номере, получить что-нибудь без очереди, сходить в туалет, спросить дорогу и выпить глоток воды. По-детски любопытен: спрашивает каждого, откуда он приехал и какую исповедует религию.
Иностранец: понаехавший двуногий. Чаще всего уродлив, толст и бледен, как покойник. К тому же невероятно туп, так как приходит в восторг при виде поддельных папирусов и деревянных головок Нефертити. Ему можно продать экскурсию в любой пустырь за углом, и он будет радостно щелкать фотоаппаратом груду камней. Фантастически прожорлив: за завтраком, обедом и ужином сметает все съедобное в радиусе километра. Если спросить его что-нибудь о нем самом, радуется как ребенок. Этот ходячий бумажник создан аллахом лишь для безбедного существования детей пустыни.

Можете вы представить себе переговоры в области торговли, где одна сторона начинает с вопроса к другой, настоящие у нее усы или поддельные? А мне и представлять не надо, потому что я в них участвовал. Меня остановил один из бесчисленных городских зазывал и спросил об этом. Надо сказать, таким образом он начал издалека, а закончил тем же, чем они все – настойчивой просьбой зайти в магазин.

Гонимые голодом, мы стремимся к ресторану за пять минут до ужина. Пока не пускают, но сквозь стеклянные стены мы видим общее построение официантов, которым что-то рассказывает шеф. Легко представить, как он их наставляет. Вы видите, как выглядят наши постояльцы? – спрашивает он, и сам же отвечает: у них трясущиеся двойные подбородки, нездоровый цвет лица, огромные животы и хронический целлюлит. Так вот, тщательно следите, чтобы такой облик у них оставался и впредь, и даже усугублялся. Подкладывайте им сладкого и жирного побольше. Иначе они похудеют и смогут конкурировать с нами, египтянами – самой красивой нацией на свете
.
Главное, что мы получили здесь – это солнце и море. Ради них можно терпеть все остальное. Но в целом я туда больше не хочу, потому что гулять невозможно: все перегорожено каменными заборами. Сунули тебя в отель, там и сиди, там и плавай на квадратном метре пляжа и моря. Ну, в центр города мы съездили, конечно, на маршрутке с вываливающимися из окон туземцами. Но там только магазины. Так что я вздохнул с облегчением, когда мы сели на самолет.

Обратный перелет тоже поражает воображение. Только что ты взлетел, успел увидеть Нил, а уже берег Средиземного моря, и вскоре противоположный скалистый берег. Кстати, чтобы узнать, что я люблю Турцию, надо было побывать в Египте. Пролетели турецкие горы, и вот уже берег Черного моря, оно вообще промелькнуло, и пошли заснеженные долины моей страны. Я почувствовал себя на кончике указки, которую передвигают по географической карте: посмотрите, дети, это Африка, а это Европа... ландшафт... растительность... полезные ископаемые...

Мы вернулись в зиму из лета – худые, черные, с солнечными зайцами в глазах. А тут не только мороз, но и работа. И жаркая страна сразу канула в сны. Где она теперь и живет.