Психиатрия. Абстрагирование. Ч. II

Особенности абстрагирования в психической норме и патологии. Ч. I

Позволительно спросить, на чём основано моё мнение о возможности количественной инверсии психически здоровых и психических больных при некоторой гипотетической смене научной парадигмы? Дело в том, что психиатрия как раздел медицины развивалась не только с целью излечения людей страдающих от тех или иных нарушений психики, но и в известной степени с самого начала была вовлечена в проблему защиты населения от эксцессов психически больных людей. И в этом вопросе тщательно скрываемым секретом полишинеля является полное отсутствие корреляций между степенью и формой отклонения от предполагаемой психической нормы и опасностью этих отклонений для общества.

Частично функции оценки были возложены на судебную психиатрию, задачей которой является изучение психических расстройств и других нарушений психической деятельности человека в их специальном отношении к определённым вопросам уголовного и гражданского права, а также уголовного, гражданского и административного судопроизводств. При всём стремлении наделить судебную медицину признаками наукообразия, что очень важно для внушения преступникам, имитирующим психозы для избежания ответственности за совершенные преступления, судебная медицина в целом наукой не является. И не последнюю роль в этом играет отсутствие научных критериев дифференциации нормы и патологии. Чего, например, стоит факт того, что в государственном научном центре социальной и судебной психиатрии имени В. П. Сербского, в котором в СССР осуществлялось научно-методическое руководство по судебной психиатрии, был придуман диагноз вялотекущей шизофрении с целью изолировать от общества людей, противостоящих правящей хунте. И это было проделано на "высоконаучном" уровне лишь потому, что психиатрия по приведенным мною причинам, наукой не является.

Отсутствие корреляций между степенью и формой отклонения от предполагаемой психической нормы и опасностью этих отклонений для психически здорового населения можно проиллюстрировать множеством широко известных фактов. О двух случаях упоминает в своём эссе Никита Кривошеин (http://systemity.livejournal.com/2767989.html). Андреас Любиц  загорелся идеей стать первым пилотом на межконтинентальных рейсах! Как только по возрасту стало доступно, он записался в клуб планеристов. Никто в то время не мог предполагать, что в марте 2015-го он, врезавшись в альпийские скалы, сознательно убьет целый класс германских гимназистов, испанских молодожёнов, полетевших в свадебное путешествие – всего около 150 душ. Звукозапись "чёрного ящика" зафиксировала "ровное, спокойное дыхание" Андреаса Любица все восемь минут, в течение которых длилось самоубийство – а на самом деле массовое хладнокровное убийство, осуществлённое психопатом.

Любиц в течение шести месяцев страдал глубокой депрессией уже в 2008 году. С тех пор ему был прописан пор курс таблеток, видимо, пожизненный. За этим и рецидив мучительного душевного расстройства – частые в последние месяцы обращения в Дюссельдорфскую психиатрическую клинику. Незадолго до катастрофы от Любица ушла подруга, не выдержав криков во сне, бесконечных разговоров о профессии, скандалов и даже побоев. Часто в разговоре с коллегами Любиц упоминал, что "покоя ни ему и никому не будет, пока он не станет первым пилотом на дальних маршрутах". Но, видимо, он уже понял, что карьере конец.

Можно, конечно, говорить о беспечности и ротозействе психиатров, с которыми Любиц имел дело, можно говорить о безответственности подруги Любица, которая сама, будучи стюардессой, могла бы догадаться и просигналить куда надо, тем более, услышав от него фразу "Я скоро сделаю так, что обо мне заговорит весь мир!". Вряд ли чисто по-человечески или юридически может быть обозначена и распределена ответственность всех тех, кто прозевал убийцу и нарушил служебный долг, не сообщив о Любице. Дело вовсе не в людях, а в отсутствии в психиатрии упомянутой мною корреляции между степенью и формой отклонения от психической нормы (которая до сих пор не сформулирована) и опасностью психически больного человека для общества.
Многие люди, страдавшие явными отклонениями от психической нормы, в течение длительного времени руководили государствами. Философ Александр Пятигорский писал (http://www.bigbook.ru/articles/detail.php?ID=27295): "Не замечательно ли, что ни один из врачей, к услугам которых обращался Гитлер, не обнаружил в его состоянии ни малейших симптомов патологии. Какие-то несущественные отклонения, какие-то нездоровые наклонности, некоторую, вполне в пределах нормы, маниакальность - да. Но что касается психозов - категорически нет. Когда в ходе подготовки к Нюрнбергскому процессу одного из этих врачей спросили напрямик, производил ли на него Гитлер впечатление человека безумного, тот ответил, что определенно не производил, хотя сам был полностью уверен в том, что все поступки Гитлера, по крайней мере с 1936 года, были чистым безумием."

Цитирую Никиту Кривошеина: "...О том, что т. Сталин – псих, знали многие, и его близкие (супруга, дети, охрана), и безобразные его коллеги. Не знаю, есть ли это в литературе – мне в Москве рассказывали пожилые очень серьёзные психиатры, что политбюро попросило проф. Бехтерева как бы невзначай посмотреть на вождя. Его вердикт был чётким "маниакально-депрессивный психоз". Предпринимать что-либо коллегам было поздно. Сталин о случившемся диагнозе прознал. Бехтерев и его супруга будто бы погибли от пирожков, присланных из Кремля на день рождения учёного...".  Главнейший вопрос психиатрии - отсутствие научных критериев опасности тех или иных отклонений от психической нормы - имеет не только огромное  социальное значение. В элементарной ячейке общества - семье, в общениях с сослуживцами на работе отсутствие понимания того, что не фиксируемые психиатрами небольшие и фиксируемые психиатрами кардинальные отклонения от психической нормы могут в целом не различаться по степени опасности их для общества и конкретных людей.

Представим, что у некого мужчины наличествует небольшая слабость. Он очень хотел бы, чтобы жена была глупее его. Жена всеми силами старается помочь ему в исполнении его желания, но у неё ничего не получается. Если жена может понять, что муж в этом узком вопросе отклоняется от психической нормы, то муж не в состоянии этого осознать. Это свойство характерно не только для тех, кто по официальным критериям психиатрии отнесён к разряду психических больных. Человек в подавляющем числе случаев не способен зафиксировать в себе аномальные пристрастия. И Любиц, и Гитлер, и Сталин ни за что бы не поверили в то, что они психически ненормальные, если бы им предоставили неопровержимые данные.

Упомянутый мною муж с невинным желанием быть умнее жены от этого желания, если оно у него могло возникнуть, никогда не избавится. А дальше у жены, понимающей, что к чему, может при внешних признаках нормальных семейных отношений начаться тяжелое, трудно выносимое существование. Она будет постоянно ощущать это желание мужа в любом мелком или крупном вопросе добиться своей маниакальной цели. Эта мания, которую ни один психиатр в здравом уме не признает маниакальным бредом, опасна не для общества в целом, не для соседей, а для членов семьи, которые могут и не понимать мотивов отдельных мелких назойливых психотических устремлений члена семьи. Такая на первый взгляд невинная мания может значительно осложнять отношения между людьми на службе.

Описанная ситуация по различным поводам сплошь и рядом встречается в межчеловеческих общениях. Пассивная агрессия, возникающая у людей на основе специфики их психического строя, сознания, манеры интерпретации мыслей и поступков окружения, на самом деле играет огромную негативную роль. Из подобных, казалось бы невинных отклонений от психической нормы, которые врядли сумеет распознать даже опытный психолог, может вырасти невероятной силы опасность для общений на индивидуальном и социальном уровне.