Не лошадиная фамилия

               Не лошадиная фамилия (Таракан)

    А случилось это через полвека, как дядя Чехов написал свою «Лошадиную фамилию». И полвека же назад. Под Новый год. Чё там писал Чехов: сам придумал, или точно факт был, не знаю, а вот с нашими мужиками – абсолютно реальная история.

   Мужики нервно вздыхали и матерились. Женька, бригадир – громче всех:
   -  Какая ж, извините,  ….   догадалась  захлопнуть дверь?!  Толька!  Давай к Марь Васильне – ты знаешь, где она живёт.  Живо, ключ сюда! -   До Нового года оставалось три часа. План горел.
   - Да  дверь сломать, чего там!– откликнулся быстрый на язык, но не скорый на подъём  Толька, вчерашний ПТУшник, служивший больше на посылках, чем при деле.
     -   Я-т те, вот! А премию дадут с вычетом? Иль с выговором? Брысь, быстро!
     Толька пощупал  пропуск в кармане, надел куртку  и в темпе вышел из ворот цеха. В  окне инструменталки, мимо которой он чуть не замедлил шаг, горел свет, но решётка на раме была мощная, и вариант со взломом опять отпадал. Посыльный «почесал» к инструментальщице.

     Бригада села ждать.  Без манометра компрессор, что свадьба без невесты – одна фикция, аппарат не сдать. Контролёр ОТК, жесткий мужик Валентин Петрович, вон, ходит, хмурится. Ему б – то ж домой пораньше.  Но, ждать – не гайки крутить. От нечего делать стоит, обязательства бригады на стене  читает.
     Женька слез с аппарата, огромной мешалки с люком на «макушке», присел на скамейку. Трое бригадников сели рядом, закурили.
     -   Новый год, …твою мать! – возмутился один. – Это ж какой  раз так встречаем?
     -   Штурмовщина, брат, привыкай. Она раньше тебя родилась, – меланхолично утешил другой.
     -   И после тебя  кончится, - съязвил третий.
     - Зато – и премии, - окоротил всех бригадир: спор шёл не в ту сторону. -  Вообще, я полагаю, к двухтысячному году не будет штурмовщины. За столько лет чего не произойдёт! А?
     - С китайцами, думаю, помиримся, - предположил   Боря Уксусов, огромный детина, вечно с кувалдой в руках, как Поддбный с чугунным бадиком.   
     -  Китай – дело десятое. Вот на свёклу – точно ездить перестанем, - размечтался Венька Ларин, - замотала, что б ей…! Сколько раз бригадой срывали?
     -  Эт что ж должно произойти, что б  «на свёклу» не ездить?  Мировая революция, не иначе? – Это засомневался Жорка Сигитов, скептик и ворчун до первой рюмки. 
     -  Всё, ша! Опять вы про политику. Продовольственная программа всё решит! – снова вмешался бригадир.
     -   Ага, птичье молоко будет у всех! По карточкам, - не унимался Сигитов.
     -  Ща в лоб дам! – не выдержал Женька. – По заработку будешь жрать. – Бригадир отвернулся от бригады. - Петрович, - окликнул он контролёра, - не ломай глаза, всё там туфта. Сколько на твоих золотых? Ещё не десять?
     Цеховые часы в связи с перебоями со светом вечно врали, нервы у бригадира держались на пределе: манометр ещё предстояло отыскать, подсоединить, опрессовать огромную ёмкость, да, не дай бог – течь! – подваривать, зачищать, повторно «давить»…
     -   Мои – дома, - отозвался Петрович. - Спроси Мироновича, в каптёрке дрыхнет. У него – швейцарские.

     Электрика будить не пришлось.  Явился Толька. Все потянулись к инструментальной.
     -  Давай, - протянул руку бригадир.
     -  Чего, «давай»? Нет ключей - ошарашил Толька. - Они… - он малость задумался. - Они у этого, как его…
     Женька взял мальца за куртку:
     -  У кого?  Потерял? Где ключ? Чего ни мычишь, ни телишься?
     Бедный Толька растерялся ещё больше. Он глотал воздух и в испуге таращил глаза на бригадира.
     -  Я-т те чё? – возмутился он наконец. – Нет у Марь Васильны ключей. Она их отдала этому.. ну…
     -   Ну!!!
     -  Ну, фамилия ещё такая, навроде как лошадиная…
     Гулкий от спора цех погрузился в зловещее молчание. Сварочный трансформатор виновато жужжал  где-то в дальнем углу. Лошадиная фамилия всем была известна, похоже, кроме самого Тольки. Тот продолждал глотать воздух в грязных руках бригадира, потихоньку отпускавшего Толькину куртку. Бригада и подошедший Валентин Петрович сострадающе и не без любопытства ждали развязки.
     -  Во, бляха-муха, абыл! Ща, постой. Вспомню…  - Толька напрягся мыслью, но та ускользала. Жуткая ответственность рубила всю память на корню. – Это, как же она сказала… А! Да, нет. – Толька озираясь вспоминал.
     -  Ага, Овсов, - некстати подсказал Уксусов.
     -  Да, иди ты!  Нет, ну, это, точно знаю, не Жеребцов, нет! И не Кобылин, факт!
     Посыпались подсказки одна другой ядрёнее.  Бригадир вскипел:
     -  Хватит! Вот те карандаш и бумажка, - он достал пачку сигарет и оторвал клок картонки. – На, беги и запиши как есть, и адрес не забудь.
     -  Чего бежать? Она при мне на автобус пошла, в город поехала с сыном, на ферверк.    
     Бригадир разразился проклятьями, а спокойный Петрович спросил:
     -  Мужик-то, он из нашего цеха? Может мастер иль бригадир кто? Не сказала?
     -  Наш, должно. Она ему, говорит, дрель давала и ключи заодно.
     -  Айда в конторку, по табелю найдём, - предложил  Петрович. 
     Контора не закрывалась. Табель лежал на пыльном столе. Дружно начали с бригады Гуляева. При мало-мальски похожей фамилии десяток глаз впивался в Тольку:  может он?
     -  Не, – мотал головой Толька. Ни у Гуляева, ни у Орлова, ни у Гурьянова. Проверили сварщиков. Но и у Мартакова похожих не оказалось.  Козлов и Туровский были отвергнуты  без обсуждения.
     Вернулись в цех. Нервный перекур затягивался. Предложение «По домам» вертелось на языке у нестойких. Толька и вовсе к окну у ворот подошёл, куртку застёгивает. Бригадир уже просчитывал, как с наименьшими потерями из ситуации выйти, что директору скажет, если что, как вдруг Толька, обернувшись от окна,  громким шёпотом прохрипел:
     -  Таракан!!!
     Все окосело воззрились на недоросля: не только от лошади, от собаки далеко!
     Поняли его только через мгновение, когда в дверь цеха вошёл Алексей Терентьевич, прозванный всенародно «Тараканом» за куцые, жесткие усы под носом.  Директор имел такое нестандартное обыкновение встречать Новый год в неблагополучных цехах. У Женьки в глазах потемнело. Однако мозги работали:
     -  Алексей Терентьич! С наступающим! А мы тут закругляемся. (Идём на дно! Чтоб им сгореть, этим ключам вместе с манометром!)
     -  Много осталось?
     -  Совсем чуть! (Шёл бы ты себе. Завтра придётся бригаду собирать, доделывать, ёлки-моталки…)
     -  Почему свет в инструментальной кладовой горит? Я смотрел - она пустая!
     -  Так это ж дежурный электрик недоглядел. Мы, вон, и в конторе свет не зажигаем. ( Эконом, чёртов! Разбирайся с электриком, он из Энергосилового! Нам – до лампы!)
     -  Позвать электрика!
     -  Славка!!!
     Славка, разбуженный своим именем, скатился с лестницы из бендежки электриков, что над кладовой, прямо под ноги директору. Тот оглядел его с пристрастием: сумка с инструментом на плече, перчатки в руках, сам не сонный. Но суровости в лице директора не убавилось.
     -  Свет в инструментальной зря горит. Почему не следишь?
     -  Сей момент исправим.
     Бригада поджала губы: ну-ну. Сейчас кто-то что-то исправит.
     Славка подошёл к двери, сделал профессиональную паузу и…  нырнул в карман за ключом. Достал, отпер, зашёл, выключил, вышел, запер. Терентьич, одобрительно дёрнув усом, по военному повернулся кругом и, не прощаясь, вышел из цеха.
   Забыв про Тольку, бригада рванулась к электрику. Ключ у него, считай, выдрали из кармана, ворвались в кладовую и шумно принялись за поиски инструмента.  Отыскав, помчались к мешалке, чуть не свалив озадаченного слесарёнка. Усталость слетела как шелуха с картошки, замерещились премиальные и праздничный стол, к которму реально можно успеть. Энтузиазм вернулся в уставшие души, жизнь налаживалась. Только   бригадир вдруг остановился и задал Тольке воспитательный вопрос:
    -  Ну, что, Чушкин, свинячая твоя фамилия! Час потеряли? Это ж  Мироновичу она ключ отдала?  Где тут «лошадь»?
     Толик мужественно стерпел первое в бригаде надругательство над своей собственной фамилией, но ответил без смущения:
     -  Ну, точно, она так и сказала: Мериновичу отдала! Какая ж – не лошадиная?