271 Командир корабля 03 12 1973

Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)

Книга-фотохроника: «Легендарный БПК-СКР «Свирепый» ДКБ ВМФ 1970-1974 гг.».

Глава 271. Балтийское море. ВМБ «Балтийск». БПК «Свирепый». Мир и мы. Командир корабля. 03.12.1973 г.

Фотоиллюстрация из первого тома «ДМБовского» альбома автора:

Капитан 2 ранга, кавалер ордена Красной Звезды, Евгений Петрович Назаров, командир БПК «Свирепый». 03.12.1973 года.

Это я фотографировал командира корабля, офицеров и мичманов БПК «Свирепый» для их личных дел в канцелярии корабля, а также на какие-то пропуска какого-то совещания в штабе.

Возможно, это фото Е.П. Назарова сделано для его анкеты участника Всеармейского совещания комсомольских работников 13-14 марта 1974 года в Москве.

Снимок сделан на корабле в море. Обратите внимание на юбилейную медаль «За доблестный труд (За воинскую доблесть). В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина» (справа самая верхняя). Была сильная качка. Вот почему и медаль отклонилась, и такой наклон головы командира, и снимок не совсем чёткий…
 

В предыдущем:

Когда я шёл к себе в «ленкаюту», во мне звучала индийская музыка и песня Радж Капура из фильма «Бродяга», которая удивительным образом соединилась со словами и мотивами главной песни фильма «Генералы песчаных карьеров».

Хотя я машинально повторял слова песни, но думал сейчас о нашем командире корабля, о капитане 2 ранга Евгении Петровиче Назарове.

Странное дело, мы с ним не были друзьями в обычном понимании этого слова-понятия, но между нами была какая-то связь, - незримая, невидимая, не формальная, а необычная. Как будто мы с ним понимали друг друга без слов, дружили и общались не так, как обычно, то есть со словами, с разговорами, с общением, с весельем и дружескими совместными делами, а эпизодически, но почему-то, не прерывая эту дружескую (как мне казалось) связь.

Конечно, кто был командир корабля, а кто я – обыкновенный матрос, рулевой? Наши должности, роли и положение в нашем обществе-экипажи были несоизмеримо далёкими, разноуровневыми, но всё же в какие-то моменты мне казалось, что мы с Евгением Петровичем Назаровым дополняем друг друга, помогаем друг другу, понимаем друг друга.

Я не помню, чтобы Евгений Петрович Назаров, командир БПК «Свирепый», капитан 2 ранга, был с кем-то из экипажа дружен так, как обычно дружили и вели себя моряки-матросы, офицеры или мичманы. Он со всеми одинаково был не просто дружен, а ровен, одинаково расположен и внимателен в общении, но всех и каждого он, по-моему, держал как-то на расстоянии…

С одними людьми он был несколько ближе, - на «расстоянии рукопожатия», с другими подчёркнуто «на дистанции знакомства», то есть не ближе двух метров. Например, к его рабочему месту в ходовой рубке («командирское кресло» и рабочий планшет вахтенного офицера) могли близко подойти только те офицеры, которых он звал подойти, но никто более иной…

В каюте командира корабля, вероятно, никто из личного состава экипажа БПК «Свирепый» не бывал. Я, например, никогда ни от кого не слышал описания, как выглядит внутренности и интерьер командирской каюты.

Я знал, что только замполит, капитан 3 ранга Дмитрий Васильевич Бородавкин был вхож в каюту командира корабля, но и он всегда сомневался и с колебанием принимал решение побеспокоить чем-то командира корабля, капитана 3 ранга Евгения Петровича Назарова.

Евгений Петрович всегда общался с офицерами и матросами почти официально, по-командирски, не высокомерно, не барски, а как начальник, как руководитель, как старший по званию, по должности, по статусу человек. Манера его речи была не постоянно напряжённой, недовольной и строгой, как у старпома, капитан-лейтенанта Н.В. Протопопова и не высокомерно, недовольной и брезгливой, как укомандира БЧ-1, штурмана корабля, старшего лейтенанта Г.Ф. Печкурова, а отеческая, в меру властная, командная, но логичная, справедливая и правильная.

Словам, сказанным командиром корабля, Евгением Петровичем Назаровым, практически невозможно было перечить не потому, что он командир и высший начальник, а потому, что он почти всегда говорил верно, по сути, правильно, правдиво и рассудительно. Может быть я ошибаюсь. Но даже когда он кого-то резко осаживал и ругал, всё равно получаловь в итоге, что командир был прав…

Наблюдая Евгения Петровича Е-Назарова со стороны, неизбежно и естественно сравнивая его с другими офицерами, я невольно стал задумываться вообще над статусом и ролью командира корабля. Мы даже как-то на «посиделках у Суворова» обсудили с «годками» эту тему и наперебой спорили по вопросу: «Каким должен быть командир корабля?».

Одни «годки» говорили, что «командир корабля должен быть авторитетным начальником», другие, что он «должен быть Человеком с большой буквы», третьи, - что он «должен быть таким, чтобы все его боялись».

Я сказал, что командир корабля «должен быть таким, чтобы все его уважали и слушались, с честью и достоинством выполняли его приказы, даже, если это приказ идти на смерть». Славка Евдокимов, годок и мой друг тогда сказал, что «Суворов всегда находит такие слова, против которых хочешь возразить, а не возражается»…

Когда в ноябре-декабре 1971 года мы проходили «курс молодого бойца» в учебно-тренировочном 9-м флотском экипаже в Пионерское, мы как-то вскользь пробежались по нормам Военно-Морского Устава о командире корабля. Нам и без устава было понятно, что «командир корабля является прямым начальником всего личного состава корабля, единоначальником и отвечает практически за всё, что есть, может быть и происходит на корабле». Это и ежу понятно…

Но только в процессе военно-морской службы, особенно на БС, то есть в боевых условиях в море-океане, я, как рулевой, комсорг, помощник замполита, фотограф, визуальный разведчик, библиотекарь, художник, почтальон и фотолетописец БПК «Свирепый», воочию увидел и понял, что такое «командир боевого корабля»…

Любые офицеры и мичманы, любые матросы и старшины, даже гости-флагмана или прикомандированные высшие офицеры-начальники могли сколько угодно хорохориться, надувать щёки, пыжиться и важничать, но всё равно, почледнее слова оставалось за этим спокойным, терпеливым, выдержанным, улыбчивым, молчаливым и одновременно, когда надо, вспыльчивым, весёлым, озорным, азартным и всегда очень умным и рассудительным человеком, - командиром БПК «Свирепый», капитаном 3 ранга (теперь, в декабре 1973 года, капитаном 2 ранга) Евгением Петровичем Назаровым.

- Вы хоть знаете, - говорил я «годкам», - что командир корабля является высшим представителем государственной власти Советского Союза на корабле в море?

- Вы знаете, - продолжал я тут же выдумывать, искренне веря в то, что горячо говорил ребятам, - что он наделён государственной властью правом принимать решения по защите интересов государства, судить, наказывать, приговаривать, казнить и миловать, даже расстреливать предателей и преступников в военное время?

- Вы знаете, что командир корабля – это «истина в высшей инстанции», что это «личность, подобная богу»? По крайней мере, так воспринимали капитана корабля в Средние века…

Я был «библиотекарем» на БПК «Свирепый», а значит по общему признанию, я должен был всё знать, читать все книжки, поэтому ребята верили почти каждому моему культурному и научноподобному слову и изречению…

Возможно, я сам верил в свои слова-мысли, потому что и сам не ощущал в них фальши или чрезмерной фантазии. По крайней мере, никто из моих друзей не возражал против моих слов. Мы все молчаливо признавали тот факт, что на корабле должен был быть такой человек, который был бы для всех «истиной в высшей инстанции»… Иначе было бы отчаяние и только одна дорога в отчаянии – в пучину моря…

- А вот старпом, - продолжал я «травить» моим затаившим дыхание товарищам, - на старом парусном флоте был единственным офицером на корабле, который по уставу мог, имел право, ударить зазевавшегося матроса линьком по спине. А линёк-то имел узел на конце, поэтому удар был таким, как теннисным мячиком в игре в лапту, - с синяком…

- Потому что старпом, старший помощник командира корабля, отвечал за порядок, организацию и безопасность корабля, а тут промедление смерти подобно, - сказал я ребятам. – А командир при этом должен был наблюдать и в случае чрезмерного буянства и рукоприкладства старпома его ограничивать, прощать или указывать на нерадивых…

- Наш Васильев, начальник РТС, так делает, - сказал тогда один из радиометристов. – Он всегда молча укоризненно указывает командирам отделений на непорядок и на виновного, некоторое время смотрит, как того «воспитывают», а потом «прощает»…

- Во-во, - заметил ещё один матрос из РТС (радиотехнической службы). – Вроде как бы «прощает», а сам всё замечает. Реально наказывает, а сам, вроде как, в стороне…

- Так и надо, - авторитетно пробасил Паша Каретов, командир отделения радиометристов-наблюдателей, - Васильева не трогайте, нормальный мужик.

- В том-то и дело, что «нормальный», - завершил я тогда разговор о том, каким должен быть командир корабля или командир боевой части. – Только в чём эта «нормальность» должна проявляться?


Теперь, в декабре 1973 года, на пороге нового 1974 года, года «ДМБовского», я вновь внутри самого себя вернулся к мысли-вопросу о том, каким должен быть командир корабля, каким является наш командир корабля, и каким должен быть настоящий человек, моряк, краснофлотец…

В холодной до изморози «ленкаюте», укутавшись в пахучую шинель и напялив тесную (странно, голова что ли растёт или пухнет?) шапку, я вновь с любопытством и интересом взял книжку Военно-Морского Устава и прочитал главу «Командир корабля»…

Оказалось, что командир корабля отвечает:
за боевую и мобилизационную готовность корабля;
за выполнение кораблём поставленных задач, применение оружия и использование технических средств, оборону и защиту корабля;
за боевую подготовку;
за воспитание, воинскую дисциплину и морально-психологическое состояние экипажа, внутренний порядок и организацию службы на корабле, укомплектованность корабля личным составом, подбор и расстановку кадров;
за безопасность плавания и управления манёврами корабля;
за состояние и сохранность корпуса корабля, оружия и технических средств, боеприпасов, топлива и иных материальных средств;
за организацию использования выделенного ресурса и топлива, своевременное предоставление времени для технического обслуживания оружия и технических средств боевым частям и службам;
за подготовленность личного состава к борьбе за живучесть корабля, исправность и готовность к действию всех средств борьбы за живучесть;
за санитарное состояние, финансовую и хозяйственную деятельность корабля;
за соблюдение действующего правового режима морских пространств и правил взаимоотношений с иностранными военными кораблями и властями;
за обеспечение ядерной и радиационной безопасности на корабле с ядерной энергетической установкой и предотвращение выбросов радиоактивных веществ за пределы корпуса корабля.

Я читал сухие и точные формулировки Устава и своим внутренним «зрением» видел и ясно, доказательно и фактически понимал, что именно это всё делал и этим всем занимался наш Евгений Петрович Назаров. Причём я обратил внимание, что Назаров не просто вёл себя так, как будто он первый и единственный на корабле, который принимает последние решения…

Оказалось, что по Уставу «присутствие на борту корабля старших начальников не снимает с командира корабля ответственности за корабль и выполнение своих обязанностей, за исключением случаев, указанных в настоящем Уставе».

Когда я во время наладки БИУС (боевой информационно-управляющей системы) с упоением лазал по внутренностям корабля и изучал устройство корабля и его ТТХ (тактико-технические характеристики), я заметил, что иногда Евгений Петрович переспрашивает меня о каком-то месте или отсеке корабля, как будто вспоминает о нём или узнаёт для себя что-то новое.

Оказалось, что по Уставу, командир корабля обязан:
знать устройство корабля, его тактико-технические характеристики, уметь управлять кораблём и использовать его боевые и технические средства…

Вот почему он давал «добро» на то, чтобы я лазал по всем шхерам корабля! Потому что он потом внимательно слушал мои восторженные впечатления, когда я докладывал обо всём увиденном Рэму Николаевичу, создателю и наладчику ЭВМ БИУС.

Я не помню, чтобы Евгений Петрович Назаров сам непосредственно занимался на политзанятиях с экипажем корабля или с офицерами, но он умело руководил боевой и общественно-государственной подготовкой, а также воспитанием экипажа корабля, направлял нас на выполнение задач, поставленных кораблю.

Сначала он, как того требовали первоначальные правила секретности, не очень охотно раскрывал планы и задачи, стоящие перед кораблём, особенно в период весны 1973 года, когда мы со Славкой Евдокимовым участвовали в обеспечении штабных игр на картах реальной обстановки противостояния флотов США и СССР в Средиземном море.

Офицеры, командиры боевых частей БПК «Свирепый», тоже поначалу не доводили до личного состава планов и приказов, они только отдавали приказы, тем самым подчёркивая дистанцию между ими - офицерами и нами – подчинёнными. Мол, «получил приказ и дуй исполнять»…

Такая система отношений доминирования и субординации приводила к тому, что личный состав зачастую не понимал и не принимал получаемые приказы, так как не видел причинно-следственной связи, остроты необходимости, нужности и полезности. Часто приказы офицеров-командиров боевых частей были «капризными», «чванливыми», даже «глупыми»…

Однажды в разговоре с замполитом, я высказался по этому поводу и «объяснил» капитану 3 ранга Д.В. Бородавкину, почему моряки «за глаза» называют некоторые приказы «дурацкими» и не очень-то их исполняют…

- Дело втом, - горячо доказывал я замполиту своё мнение, - что ребята не чувствуют необходимости и важности того, что им поручают. Например, потом становится ясным, что перед тем, как заполнить топливные цистерны свежим соляром, их нужно тщательно вычистить и вытереть от остатков загрязнённого топлива, потому что турбинам нужно топливо без примеси.

- Если этого не сделать (не вычистить цистерны насухо ветошью и концами), - горячился я, - то в море может быть беда, корабль потеряет ход, а значит, - не выполнит боевую задачу. Но это знают и понимают офицеры и специалисты, а моряки-то видят только тяжёлый и грязный, вонючий труд, который заставляют их делать высокомерные офицеры и гнобисты-годки!

- А что ты предлагаешь! – в свою очередь возвышал голос Дмитрий Васильевич Бородавкин. – Самим офицерам лезть под пайолы и своими руками чистить цистерны от слизи?!

- А почему бы и нет! – почти орал в азартной ярости я. – Подать пример, научить, показать! А лучше всего, - объяснить заранее, что эта работа героическая, что она крайне нужна, что это – испытание силы, воли, терпения, мужества, профессионализма, что на эту работу не должны назначать, как на наказание, а вызываться добровольцы, которым потом могут дать отпуск на родину…

Тогда, летом 1973 года, перед БС (боевой службой), мы с замполитом «поцапались» и разошлись, но я знал, что Дмитрий Васильевич вечером более трёх часов провёл в каюте командира корабля, а ещё через день-два, Евгений Петрович Назаров выступил по КГС (корабельная громкоговорящая связь) и впервые почти слово в слово сказал всему экипажу корабля то, что я говорил замполиту.

Я тогда ужасно гордился, пыжился, «надувался» самомнением, но старался ничем не выдать своей радости, а на корабле возникла и укрепилась традиция извещения экипажа перед какими-либо важными работами или учениями о планах и задачах, поставленных перед БПК «Свирепый».

Ранее, в 1972 году, во время заводских и ходовых испытаний, в период подготовки и сдачи курсовых задач «К1», «К2» и «ПВО», мы, то есть весь экипаж БПК «Свирепый» жили, работали и служили ради этой самой великой и самой ответственной цели-задачи – подготовки корабля к несению самостоятельно БС (боевой службы) в море-океане. Мы её с честью и с отличной оценкой выполнили в июле-октябре 1973 года…

Теперь же, морякам требовалось разъяснение целей и задач повседневной боевой и политической подготовки, и это была ответственность и обязанность командира корабля. Иначе ребята не чувствовали, что они служат на боевом корабле, а просто служили и работали, тяжко работали…

Вот почему, Евгений Петрович Назаров, который во время сдачи курсовых задач и перед выходом на БС, был «горячим командиром корабля», во время БС (боевой службы) был воплощением «уверенной мощной сдержанности», теперь, после послепоходового затишья, стал постепенно возвращаться к основной своей роди – быть руководителем, водителем рук других.

Теперь, в своей предновогодней речи-обращении к экипажу БПК «Свирепый», капитан 2 ранга Евгений Петрович Назаров, поставил перед всеми офицерами, мичманами и матросами, подчёркнуто без деления на должности и звания, общую цель и задачу: «Совершенствовать боевую и политическую подготовку и повседневную организацию жизнедеятельности личного состава на корабле, с целью подготовки корабля к выходу на БС – боевую службу».

Это было первое официальное обращение командования к нам и обещание скорого выхода на БС. Этого ждали все, потому что все уже знали, - вторая БС (боевая служба) БПК «Свирепый» будет в южную часть Северной или Восточной Атлантики, в Средиземное море, может быть, в Карибское море, к берегам Кубы, в Гавану…

О! Гавана! О, море! О, пальмы!

Буэнос диас, сеньорита! Кэ таль? Энкантадо! Сокорро! Ой те киеро! Куанто лэ дэбо? Порке?.. Лосьенто… Грасьяс, чикита! Адьйос! Аста маньяна!