289 Надя Герасимова 10-26 12 1973

Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)

Книга-фотохроника: «Легендарный БПК-СКР «Свирепый» ДКБ ВМФ 1970-1974 гг.».

Глава 289. Балтийское море. ВМБ «Балтийск». БПК «Свирепый». Мир и мы. Предновогодние письма. Надя Герасимова. 10-26.12.1973 г.

Фотоиллюстрация из домашнего альбома автора: Фото Нади Герасимовой с выпускной фотографии 10 "А" класса Суворовской средней школы №1. Июнь 1970 года.


В предыдущем:

Сашка Свиридов имел независимый и самолюбивый характер и желание, огромное желание «быть, а не казаться», быть уважаемым человеком, сильным, мужественным, обеспеченным, уверенным в себе и в жизни. Об этом «говорит» его характерная огромная и витиеватая подпись…

Очень досадно и обидно, что в период учёбы в школе, особенно в 10 классе, я не так активно, как хотел и мог, влиял на судьбы, характеры и поведение некоторых моих школьных друзей, товарищей и подруг.

Особенно я корю себя за то, что постеснялся лучше и сильнее подружиться с одной девочкой, девушкой, подружкой – Надей Герасимовой…

Надя Герасимова вместе со своей подругой Валей Яркиной занимали места на парте перед партой, за которой сидели мы со Славкой Юнициным. Они были и нашим прикрытием от взглядов учителей, и нашими школьными подружками, и объектами для наших шалостей, розыгрышей и приставаний.

Мы со Славкой были для Нади Герасимовой и Вали Яркиной объектами для девчачьих насмешек, обид, обращений за помощью в уроках и вообще, - «мужским» дополнением к их девичеству.

Поздно, очень поздно я узнал, что Надя Герасимова пишет стихи… да ещё какие стихи!

Я и Славка Юницин пытались сочинять стихи и однажды даже сочинили-вспомнили одну ковбойскую песню, которую потом с удовольствием горланили во время встреч и прогулок. Однако это были настолько «корявые» строчки, что мне было стыдно из «обнародовать»…

Увы после одного знаменательного случая я надолго лишился дара стихосложения…

Однажды я, прочитав очередную главу книги «Одиссея капитана Блада», нарисовав, как Сашка Свиридов, серию картинок в стиле комикса о приключениях Блада, капитана пиратов и возлюбленного мисс Арабеллы, вдруг ясно и чётко сочинил настоящую пиратскую песню из четырёх куплетов. Рефреном в этой замечательной пиратской песне были слова: «Йо-хо-хо и бутылка рому!»…

Я настолько был увлечён и рад этой своей песне, которая была настоящей – музыкальной, ритмичной, смысловой, красивой и содержательной, что вслух пел её дома и с нею ложился спать. Папе и маме, даже моему брату Юре, моя песня очень понравилась, только мама была недовольна, что я «прославлял пиратский ром».

Я уже взял свой рисовальный альбом и карандаш, чтобы записать свою пиратскую песню, но тут силы меня покинули и я решил, что запишу её завтра утром, когда бодро проснусь и запою мою «Песнь капитана Блада».

Утром я с ужасом, с холодным потом и дрожью в руках не вспомнил ни единого слова из моей песни… Муза, моя Фея красоты и страсти, моя «мисс Арабелла» обиделась и наказала меня забывчивостью. Она отняла у меня дар стихотворения…

Вот почему я был не просто ошеломлён, но просто поражён поэтическим даром Нади Герасимовой, которая отчаянно вручила мне тетрадочные листы со своими стихами и взяла с меня страшную клятву, что я «никому ничего об её стихах не скажу»…

Я поклялся, но взял грех на свою душу – «забыл» вернуть ей её тетрадочные листы, а взял их с собой сначала в Севастополь (1970 г), потом на военно-морскую службу (1971 г.) и всю свою службу, а потом и жизнь (до сих пор) сохранил их, берёг и читал, «мучился и наслаждался» сомнениями и ощущениями, порождёнными стихами Нади Герасимовой…

Это были настоящие «девчачьи» стихи, стихи девушки, способной и могущей любить и быть любимой… Любить высоко, сильно, мощно, страстно, верно.

Бог и родители дали Наде Герасимовой «Великую Душу» и, может быть, не выдающиеся данные, как, например, её высокорослой и стройнотелой подруге, Вале Яркиной.

Может быть, поэтому Надя Герасимова была изначально слишком скромной, сдержанной, порядочной, тихой. Теперь, после прочтения её стихов и откровенного общения с ней, практически, перед самым «выходом в свет» после школы, я знал, что её сердце очень темпераментное, страстное, мощное, а характер, как говорится, «стойкий и выдержанный».

Надя Герасимова умела «держать удар судьбы», но, вероятно, не могла заставить свою Судьбу подчиняться её воле, желаниям и даже хотениям…

Вот почему я трепетно, максимально осторожно и внимательно относился к её письмам и писал ей свои письма.

- «Здравствуй, Сашок! Вот и я получила твоё письмо и с удовольствием его прочитала. Будто и не скупые строчки письма, а ты сам мне всё это рассказал. Да и неплохо рассказал, а показал море так, что я даже ощутила солёный привкус на губах и услышала шум волн, бьющихся о борт корабля».

- «И побывала с тобой в прошлом, тогда в походе, только во мне прозвучали не твои мысли и чувства, а мои, ведь это место моё любимое и сколько я пережила там, сколько перестрадала, волновалась и может быть, даже любила – там, на этом холмике».

- Так что, уже, пожалуй, не тебе упрекать меня в том, что я буду смеяться над тобой за те слёзы. Нет, смеяться я не буду, с этого холмика действительно прекрасный вид открывается».

Да, это было давно, перед выпускными экзаменами наш класс пошёл в «поход» в места близкие к городу Чекалин. В тот июньский день назревала мощная гроза, но мы, по настоянию наших «авторитетных» девочек, поехали дружно и весело на автобусе в Чекалин, вышли у моста и пошли вдоль реки Оки к «диким местам природы» для разбивки походного лагеря.

Гроза накрыла нас. Нам всем, ребятам и девчонкам, пришлось пересекать мощные селевые потоки на косогоре, перебираться по мосткам из брёвен и вброд переносить рюкзаки и девчонок на спинах мальчишек.

Нас всех спасла Надя Герасимова, отведя нас к дому своих родственников и мы ночевали на сеновале на чердаке большого сарая. Рано утром я с Сашкой Свиридовым, Колькой Движковым и Вовкой Муравьёвым пошли на рыбалку, но проснувшиеся девчонки после вчерашних и ночных испытаний запросились домой…

Утро тогда было на вершине крутого берега реки Ока действительно волшебно красивым, - туманные тёплые испарения в ярко солнечном свете безоблачного неба…

Мы, семнадцатилетние парни, были рады и счастливы, полны надежд и устремлений, но девчонки наши, особенно те, кто был у нас в классе «атаманшами», были намного нас практичнее, прагматичнее и реалистичнее, им хотелось домой, в уютные, чистые и сытые домашние постели…

- «Я всегда прихожу туда и когда мне тяжело, и когда я счастлива, я пою и плачу - там, мечтаю и проклинаю свои мечты, люблю и ненавижу – (тоже) там».

- «Особенно мне нравится бывать там осенью в сентябре, когда за рекой убирают комбайны хлеб и далеко вокруг слышен их надрывный рокот. Я каждое утро прихожу и наблюдаю, переживаю, когда что-то не ладится и радуюсь, когда всё удаётся исправить».

- «Впрочем, что об этом говорить, просто об этом холме всё в письме не скажешь; о нём можно написать целую книгу моих наблюдений. Сам знаешь, что о чём-то любимом можно говорить бесконечно и всё равно этого, кажется, мало».

- «Вот на какие мысли натолкнуло меня твоё письмо».

- «Сейчас я уже не унываю и не тоскую. Работы, что говорится, - «по горло». Опять началась подготовка к «маю» («майские праздники»), начались репетиции, а почти вся тяжесть ложится на мои плечи, хотя они и не так уж велики».

Действительно, Надя была изначально практически «миниатюрной» девушкой, «дюймовочкой», хотя по характеру могла быть крепкой, цепкой, настойчивой…

- «Кроме соло (3 песни) я ещё пою в трио (2 песни), в дуэте (1 песня). Нагрузка огромная, ты не представляешь, как это трудно – учиться петь. Сто потов сойдёт пока Юра (наш руководитель) скажет, наконец! – «Хватит!».

- «Да и сама иногда чувствуешь, что одного двух раз недостаточно для этой или иной песни, что вдруг чувствуешь, что где-то не то, не «хватает» дыхания, и где-то нужно подчеркнуть голосом какие-то слова».

- «Ну, вообще, петь – это довольно трудное дело, ноя не жалуюсь, даже наоборот, радуюсь, что наконец-то, песни, эта суматоха «разбудили» меня и на работе я теперь не скучаю и не хмурюсь, а улыбаюсь и пою, пою, пою».

- «Теперь я поняла, что нужно мне, чтобы это тебе понравилось, чтобы душа от этой работы пела и чтобы времени на грусть не оставалось. Теперь у меня свободного (а точнее праздного) времени почти совсем нет, и я не печалюсь об этом. Так лучше, когда ты в деле».

- «Сейчас я почти счастлива. Я даже иногда не замечаю, как улыбаюсь на улице просто так. Хотя со стороны это, наверно, выглядит довольно глупо».

- «Сам представь: идёт человек один и улыбается. Но мне почему-то всё равно, что люди подумают, я счастлива и не могу не улыбаться!».

- «Да, в пионерлагерь я, наверно, не поеду, раздумала. Это очень трудно – воспитывать других, когда ещё сама во многом не разбираешься. Я думаю, что не справлюсь с этим. Боюсь не трудностей, а просто понимаю, что не смогу там работать. Я хорошо это обдумала, иногда даже чуть не целую ночь не сплю, всё думаю, осмысливаю сделанное и загаданное. Ведь планов на будущее так много и обо всём стоит поразмышлять, пошевелить мозгами».

- «Погода у нас иногда бывает такая чудесная, что дома сидеть просто грешно, так и тянет погулять, просто так сесть на трамвай и уехать далеко в город (Тула), выйти на любой остановке и бродить, бродить, смотреть и слушать. Жизнь кругом проснулась, встряхнулась ото сна и бурлит, кипит».

- «Ты, Саша, удивляешься, как это я вдруг провела отпуск у Вали (Яркиной), а тут удивляться, собственно, нечему, ведь мы с ней всё то же, что и были, так же, как и тогда (в школе) смеёмся над пустяками, а дружба наша нисколько не постарела, не забылась, а стала ещё крепче, ещё тесней».

- «Я иногда просто не представляю, как я обходилась без неё. А писать, - писать не обязательно, ведь мы же можем видеться даже каждый выходной (день».

- «А в ресторан мы всё-таки ходим одни, вернее не вдвоём, а ещё были две девушки с нами и замуж она (Валя) ещё неь вышла, хотя, может быть…».

- «Ты пишешь, что, возможно, приедешь на «май» в отпуск. Как жаль, что, возможно, я и не увижу тебя. Ведь я ещё даже не знаю, где буду все эти праздники (майские), но, может быть, ещё всё обернётся в лучшую сторону, и мы увидимся. Вот, кажется, пока и всё. Извини, но писать пока больше нечего. До свидания. Надежда».

«Надежда»… Какое красивое и надёжное имя… Я читал письмо Нади и думал, что она именно такой человек: цельный, надёжный, достойный и очень одинокий…

- «Здравствуй, Саша! Не сердись, что не отвечала, просто то времени не было, то настроение на «писанину» не бывает, а когда нет на это настроения, то почти выйдет не письмо, а казённая бумага, вроде этого – «жив, здоров…» и т.д.».

- «А тебе мне такие письма писать не хочется, ведь я тебе не пишу, я разговариваю с тобой, спорю и даже в мыслях ссорюсь, но это так… пустое».

- «Ты мне задал действительно кучу вопросов, но я всё-таки постараюсь ответить на них. Во-первых, «первомай» встретила я хорошо: была интересная компания и мы гуляли на даче у одного парня. Погода была просто прелесть. Вечером пошли на пруд, там была ещё одна знакомая компания и мы вместе пели, просто разговаривали, играли. И второго (мая) до самого вечера были там, некоторые ребята даже открыли купальный сезон. Вообще, неплохо провели праздник («Первомай»).

- «Замуж пока не собираюсь. Во-первых, как не раз уже тебе писала, никто мне не нравится до такой степени, чтобы влюбиться. Впрочем, не влюбиться, а полюбить этого человека…».

- «Врать тебе не буду, скажу, как другу, не тая, ходила я со многими ребятами, но никто не пришёлся по душе. Так «ходила», просто, чтобы одной не было скучно, а как начинает он приставать с поцелуйчиками, тут я и бросаю его. Разве это поцелуй, когда не любишь?

- «Наверно, отлюбила я уже, «что отлюбили мы давно…», а может и гуляет ещё где-то моя любовь. Так что замуж не собираюсь, да и не хочется пока…».

- «Что в свободное время делаю? Сразу и не перечислишь. Когда какое настроение. Иногда так устанешь, что не хочется ничем заниматься. Так, ляжешь на кровать и думаешь, мечтаешь о чём-нибудь».

- «Ещё вот начала вязать себе кофту и как только прихожу, берусь вязать пока девчонки не «утащат» куда-нибудь. В это воскресенье, 20-го (мая), была в Центральном парке. Покатались на колесе обозрения, потом ещё где-то, даже и не знаю, как это называется».

- «Хотели ещё на самолёте покататься, да народу там много было, и мы пошли к танцплощадке (к «зверинцу»). Послушали музыку. Там репетировали ребята из оркестра «Левша». Сходили на пруд, просто побродили по парку, по скамейкам, дорожкам и тропинкам. Приехали из парка в 10 часов (вечера) и я сразу легла спать, так устала. Ведь были с 4 (16:00) часов, но время прошло интересно».

- На работе дела идут, вроде, нормально. Теперь меня перевели на другую работу, и я уже работаю не на одном участке, а на всех. Списываю окончательный брак. Иногда так чертовски устаю, иногда так находишься, и не просто ворошишь, а переворачиваешь кучу деталей, а среди них есть такие здоровенные, - домой приходишь и нет никакой охоты куда-то идти».

- «Собственно, эта работа не только немного трудная, но и ответственности ещё больше, чем прежде. Пока всё идёт нормально, как будет дальше?».

- «Ну, вот, Сашок, вроде бы и все мои новости. До свидания. Надежда. Да! Послал ли ты письмо Сергашовой Вере?».

Да, Наденька, я всем из нашего 10 «а» класса послал почти одинаковые письма со своей фотографией (чтобы напомнить) и предложением о встрече всех в школе в 1975 году. Для этих писем я использовал запись в моей школьной записной книжке, в которой были адреса всех ребят и девчонок, а также вы все, если помнишь, расписались напротив своих фамилий…

Эти автографы школьных времён для меня сейчас, в декабре 1973 года, были как личный непосредственный контакт с вами, потому что моё увлечение графологией (книжка, которую мне подарили в разведотделе штаба 128-й бригады 12-й дивизии ракетных кораблей ДКБ ВМФ) позволяло «увидеть» характеры и темперамент нас – тогдашних, семнадцатилетних…


- «Здравствуй, Саша! Письмо твоё получила и была удивлена, что ты так быстро мне написал, но прочитав всё, поняла… Что ж, я тебя понимаю. Бывает, что когда хорошо, весело на сердце, хочется своей радостью поделиться с друзьями».

- «У нас тоже были такие солнечные деньки и так в воздухе ощущался запах весны, что на душе всё пело. Так хорошо, ведь, согласись, что зима уже изрядно надоела».

- «Как тебе сказать, какое у меня сейчас настроение? Всего понемножку бывает, но всё равно ни в каких случаях я не унываю».

- «Наверно, особенных (новостей) нет. Только, представляешь, я совсем забыла, что у нас в школе 2 февраля был вечер встречи. Следовательно, не попала я на него, так было жалко, но что поделаешь…».

- «Есть теперь у меня и радость, правда, относительная… Всем контролёрам нашего цеха прибавили зарплату и повысили разряд. Теперь заработок у меня будет не 70 руб., а 102 рубля. Ну, а если ещё выходные поработать или две смены, то будет много больше».

- «А ещё скоро у меня отпуск. Поеду отдыхать домой. Правда, не весь отпуск буду дома, может быть, куда-нибудь поеду, но главное то, что скоро буду отдыхать…».

- «Ты пишешь, чтобы я прислала тебе свою фотографию, но я сейчас, наверное, не смогу выполнить твою просьбу, так как у меня фото сейчас нет, а когда сфотографируюсь ещё точно и не знаю. Думаю, что в марте пришлю фото, не раньше. Так что имей ввиду».

- «Значит, наша Архипова собралась выйти замуж. Ну, что же, я тоже одобряю этот шаг, если они любят и уважают друг друга, почему бы и не быть им вместе. Счастливая она, а тут даже и нет такой мысли – выйти замуж».

- «Ребят много ухаживает за мной, но сердце, увы, не лежит ни к кому. Мне нужен друг, в которого бы я поверила, как в себя, а не любовник, который в первый вечер лезет целоваться и ещё сквернее – в «любви» признаваться начинает. Меня аж передёргивает от таких ребят».

- «Ну, ладно, хватит об этом. Не стоит говорить, всё слишком сложно. Я иногда сама не понимаю ничего и задумываюсь, - а вдруг я не права и может быть, любовь – она и должна быть такой? И зачем я строю из себя особенную, ищущую что-то возвышенное? Но, всё равно! Не могла я побороть, уничтожить в себе чувство неприязни к такой вот «любви»…

- «Ты спрашиваешь о Туле, «какая она стала, что изменилось». Знаешь, даже за эти 2 года, что я здесь живу, многое изменилось. Правда, не могу тебя порадовать, сто стало совсем чисто, но всё же чище, чем было. Да, Тула полна новостроек, строят даже целые кварталы. Во многих местах стало довольно красиво. Хотя мне многое не нравится, и не нравилось здесь, но я уже привыкла ко всему, всё уже знаю. Даже, наверное, свой город Суворов я так не знаю, как Тулу».

- «Да, в Туле наших ребят, наверное, много, но знаешь, в центре на проспекте Ленина я не каждый день бываю, да и не каждый день они там. Так что пока я никого не видела, но всё ещё впереди, может быть, ещё и увижу».

- «Вот пока и всё. До свидания. Жму твою мужественную лапу своей маленькой ручкой. Надежда».


Я посмотрел на свою руку, погладил ладонь, ощутил прикосновение лёгких воздушных пальчиков и мне стало грустно-хорошо, словно ребёнок меня в щёчку поцеловал…

Я полез в свою тайную «шхеру» за переборкой отсека корабельной библиотеки и вытащил заветную коробку из-под кубинских сигар, в которой лежали мои самые дорогие письма, фотографии и документы. Достал тетрадочные листки, подаренные мне Надеждой  перед выпускным школьным вечером в 1970 году, и вновь стал читать стихи Нади, написанные красными, как кровь, чернилами…

Румянцеву Валерию.

Не жалей ты меня, не жалей,
Не терплю я твоих сожалений.
Я сама как-нибудь разберусь,
Обойдясь без твоих «предложений».
Эти строчки стихов я пишу для себя.
Я пишу и тебя вспоминаю.
Всё, что было с тобой,
Всё, что стало теперь,
Всё, что будет потом, -
Я не знаю.
Может быть, я тебя не увижу совсем,
Может, встречу пять лет промелькнувших,
Может, буду жалеть,
Может, буду страдать,
Но и вновь я не буду послушной.

Надежда Герасимова. 25.11.1969.