Семинары любви

Борис Родоман

СЕМИНАРЫ ЛЮБВИ

Аннотация

Пожилой доктор наук, отлучённый от молодой и умной жены, попадает на «международный семинар», где обаятельная проповедница обучает любви к ближним путём медитаций, поцелуев и вкушения вегетарианской пищи. Доморощенная смесь христианства с буддизмом не трогает нашего героя, но ему симпатична наивная гуманистическая этика преподаваемого учения, а главное – очень возбуждает эротическая атмосфера встреч. Автор впадает в отрочество, влюбляется в разных женщин и девушек и на себе испытывает психологический механизм вовлечения в секту, но всё же обретает силу воли, чтобы «вовремя смыться».
        Добрая, приправленная иронией и скепсисом, слегка эротичная картина «духовных исканий» некоторой части российского общества в последнем десятилетии ХХ века, составленная по самым свежим дневниковым записям.
16 января 2003

1. Рассказ Володи

Весной 1996 г. мой приятель Володя Грузилов, выдающийся секс-гигант, перетрахавший за последние три года более пятисот женщин, рассказывал, захлёбываясь от восторга, о каком-то многодневном международном семинаре, в котором недавно участвовал. Я слушал сначала невнимательно, но когда смысл слов постепенно до меня дошёл, я был поражён. Неужели такое возможно?
        Некая Лиана, опробовавшая и запатентовавшая свою методику в Западной Европе, своими проповедями, дыхательными упражнениями и массовым гипнозом доводила толпы людей до оргазма и проявления всеобщей исступлённой любви. В арендованном школьном зале собрались около шестидесяти женщин, в том числе очень молодых и даже несовершеннолетних, и десяток мужчин, из которых половина были довольно пожилыми. Придя в экстаз, женщины дрыгались и корчились, мужчины испытывали эрекцию. Музыка лишь отчасти заглушала их сладострастные стоны и хрипы. Родители приходили с детьми, маленькими и большими. Одна сорокалетняя дама, которую Володя трахал неделю спустя под видом эротического массажа, пришла на семинар со своим двадцатилетним сыном. Они лежали в разных концах зала и не мешали друг другу. Многие парочки потом расходились и расползались по углам и соседним комнатам, многие разъезжались по домам и снова приезжали, а некоторые, как и Володя, оставались в этом зале ночевать. Здесь разрешалось всё, кроме полового акта с малолетними. Детей можно было только целовать и гладить, но зато, если верить Вовке, где угодно!
        На семинаре был роскошный стол, около трёхсот разных блюд, приготовленных настоящими поварами. Люди кормили друг друга с ложечки, клали в рот кусочки со словами «Прими с любовью», а потом целовались. Алкоголь и курение были исключены категорически. Входной взнос составлял 50 долларов, но с многообещающей оговоркой «кто сколько может». Некий певец внёс 300 долларов. Володю привела и рекомендовала одна интеллигентная супружеская пара; они внесли на троих 240 тыс. руб. (эквивалент 48 долларов), т.е. Володя пришёл и питался на халяву, а в дальнейшем с него, как с главного сексапила, никто и не стал бы спрашивать; наоборот, они ему все должны бы платить.
        В центре событий однажды оказался эпизод Володи с Людой, молодой и стройной разведённой блондинкой, матерью двух сыновей (старшему одиннадцать лет). Когда, погрузившись в экстаз, Люда стала заниматься любовью сама с собой и со своими воспоминаниями, Володя к ней пристроился, и они стали бурно ласкать друг друга: она – бессознательно, он – сознательно. Ибо он был единственным, кто не поддался гипнозу, не дышал по йоге (часто-часто, как запыхавшийся пёс), и он пожал все плоды.
        Когда музыка смолкла, нервная и пружинистая Люда очнулась, приподнялась и взглянула на приставшего к ней незнакомца с ужасом.  Казалось, что, возмущённая его наглостью, она вот-вот влепит ему беспрецедентную для Семинара любви затрещину. Народ уже собрался вокруг них с любопытством. И тут произошло главное чудо. Глаза у Люды помутнели и увлажнились. Устыдившись и раскаявшись в своей агрессивности, она застонала и с рыданиями бросилась к Володе в объятия. Они стали целоваться взасос и неистово любить друг друга. Таков и был важнейший результат семинара – пробуждение чувства и переключение его с воображаемого, далёкого и недостойного на реального, близкого и нуждающегося в тебе.
        После того, как Володю все заметили, он стал гвоздём (или, лучше сказать, фаллосом) семинара. Девушки переползали через соседей и висли на нём гроздьями. В итоге он перецеловался с тридцатью девушками, ежедневно трахался с несколькими и не менее, чем десяти, в том числе девственницам, ласкал гениталии. Но так как мужчин очень не хватало, то большинству женщин ничего не оставалось, как проявлять любовь между собой, т.е. это была, на мой взгляд, хорошая школа лесбийской любви.
        В экстазе многие женщины подмокали и бегали подмываться, благо, в туалетах всем хватало места и горячий душ работал круглосуточно. Днём и ночью ходили купаться на пруды, отчасти нагишом.
        Итак, Володя звал меня посетить этот клуб, уверяя, что и мне там что-нибудь перепадёт и что я пройду с ним бесплатно. Это показалось мне похожим на правду. Следуя за секс-тигром, я, как шакал, не раз лакомился объедками. У нас было хорошее разделение труда: Володя кадрил, приводил, начинал, а я продолжал, удерживал, привязывал к себе, иногда на многие годы.
        – Станут ли меня на этом семинаре любить молодые девушки?
        – Обязательно, если ты не будешь скованным. Многие недополучили в детстве отцовских ласк и нуждаются в старшем партнёре. Там таких девушек полно, а мужчин мало.

2. Встреча под руководством Аллы

В воскресенье 2 июня 1996 г. погода была такая, что лучше не бывает: совершенно безоблачная и слегка прохладная. В Москву вторгся прозрачный арктический воздух, солнце великолепно сияло на густо синем небе. Но накануне я подвернул ногу, ходить много было нельзя, и я решил воспользоваться приглашением Володи и провести погожий воскресный день в городе вопреки обыкновению. К тому же у нас дома кончились деньги, а зарплаты не платили, так что я и моя жена Татьяна могли питаться только в гостях. Она ушла на день рождения к мужу своей кузины, куда и меня звала пожрать. Там пили водку и говорили о политике, но я предпочёл пищу духовную: поцеловать хорошеньких и попить с ними чаю. Я мысленно приготовился к тому, что не получу и десятой доли того, что обычно достаётся Володе, но для меня и этого будет немало.
        Мы собрались в стандартном школьном здании, в актовом зале, устланном ковровым покрытием, и начали с того, что сдвинули стулья, чтобы сидеть на полу, кто хочет. На низкой сцене сидела руководительница. Но то была не сама Лиана, зарабатывавшая деньги этими сборищами, а её помощница на общественных началах (из «группы поддержки»), Алла из Зеленограда, похожая на пионервожатую, лет тридцати с чем-то, блондинка в бело-голубом спортивном костюме и белых кроссовках, с подведёнными голубыми глазами и ангельским нежным голосом, с внушительным разрезом большого рта, не чувственного, а душевного, постоянно приоткрытого в проникновенной буддийской полуулыбке. Педагогичная физкультурность и ненавязчивая женственность нашли в её внешности приемлемый компромисс. Словом, эта Алла мне сразу понравилась и мне захотелось находиться возле неё. Я посещу любой молебен, если проповедует молодая и хорошенькая женщина. Под командой мужика маршировать не стану.
        Входившие целовались и обнимались, а я, как новичок, только целовал ручки всем женщинам. Моему примеру последовали и другие новички, решившие, что здесь так принято. Алла всех благодарила: «Спасибо, что пришли». Люди приходили и уходили; в конце концов осталось около двадцати человек, мужчин вдвое меньше, чем женщин, из коих половина были молодые и привлекательные. Но это был не семинар с медитациями, а только встреча участников семинара, которые соскучились и хотели ещё общаться. Среди них была и вышеописанная Люда, но она не льнула к   Володе и держалась спокойно.
        В России любая группа людей, объединённых общими интересами, старается превратиться в учреждение, возглавиться президентом, расширяться и распространять своё влияние. Но я опускаю здесь организационные и финансовые вопросы, которые они обсуждали в начале заседания. Скажу только, что каждый желающий может участвовать в следующем семинаре в Москве осенью, а летом поехать на семинар в Крым. Неделю балдеть в эротическом экстазе и купаться в море среди тёплых друзей – это несравненно приятнее, чем просто скучать в санатории.
        Затем все уселись в круг, частично на полу. Алла поздравила нас с праздников Св. Троицы, держа в руках толстую свечу. Все стали по очереди рассказывать о себе: зачем пришли на эту встречу, с учётом того, что явилось много новичков, чтобы и с ними познакомиться.
        О прошедшем семинаре вспоминали как о чуде. Один юноша даже сказал, что отныне его жизнь резко делится на две части: до семинара и после него. Ибо теперь он стал другим человеком.
        Если бы мой приятель Володя был по-настоящему откровенен, он сказал бы просто: «Я пришёл сюда, чтобы всех вас перетрахать». Но это и так понимали все, а Володя разводил какие-то антимонии.
        На этом семинаре, говорили выступавшие, каждый находит то, что искал. Иными словами, кто ищет Бога, находит Бога, а кто ищет голый секс, находит и его. Что ж, мне оставалось им только позавидовать!
        В своей краткой, но основательной и глубокомысленной речи я сказал, что вопреки технократическому взгляду на людей, которого все здесь невольно придерживаются (хотя именно такому подходу в сущности хотят противостоять), я не рассматриваю жизнь как решение задач и движение к целям, а придерживаюсь принципа «этичного реагирования»: поступать всякий раз по совести, по привычке, не изменяя себе, а добро от этого, возможно, прибудет само собой.  Всю жизнь я вращался и как рыба в воде чувствовал себя вполне комфортно в двух лишь отчасти пересекающихся компаниях – научной и походно-туристской, однако в последнее время источники вдохновения по понятным причинам несколько иссякли, я заметно зачерствел и чувствую, что мне не хватает любви к человечеству, особенно к той его части, которая мельтешит на улицах. Я пришёл сюда не для того, чтобы перековываться, а скорее из эстетических побуждений. Словесными формулировками очередного Великого Учения меня вряд ли можно заинтересовать. У меня дома обширная библиотека и при ней ещё не старая жена, кандидат [и, без трёх лет, доктор] философских «наук». Но я хочу увидеть моральную красоту хороших людей и ощутить на себе их обаяние. И, более того, это обаяние я уже ощутил,  –  добавил я, демонстративно косясь на сидевшую рядом Аллу.
        Речь моя была выслушана народом благосклонно, люди улыбались, понимая, что к ним пришёл очень умный человек, а один юноша потом тряс мне руку и говорил, что я – необыкновенный. Среди присутствовавших были и настоящие шизики; один явился из больницы, куда торопился вернуться к ужину. Ещё три случайно зашедших молодых стриженых балбеса не стали высказываться и, решив, что будет только говорильня, покинули зал, отчего оставшиеся теснее сплотились.
        Когда во время речей мой взгляд встречался с Володиным, его щёки начинали дёргаться от смеха. Я понимал и отчасти разделял его ощущения, однако смеяться над этими милыми людьми не хотел и был с ними откровенен, как, впрочем, всегда и со всеми.
        После затянувшихся разговоров мы в пять часов вечера направились, наконец, к столу, где были самовары, чай, кофе, кондитерские изделия, а также купленная Володей при мне банка перца и принесённые мною из дому два кусочка чёрного хлеба с маслом. Ни я, ни Володя с утра не ели, но аппетит мой уже перегорел и отчасти заменился другими интересами. В отличие от Володи и от крыс, я, если настроюсь на любовь, то о еде забываю.
        Перед едой я зашёл помыть руки в туалет, который был обозначен как мужской, но заполнен женщинами.
        – Можно? – спросил я.
        – У нас всё можно,  – ответили женщины.
        Однако ничего, сколько-нибудь похожего на «всё», в дальнейшем не произошло.
        Читатель! Если в связи с упоминанием туалета и после того, что написано в первом разделе этих мемуаров, ты ждёшь от меня какой-нибудь грязной порнухи, то можешь дальше не читать, чтобы не разочароваться. Ничего, кроме духовности и возвышенных чувств, дальше не будет. Я понимаю, что это противоречит законам порножанра, где степень «непристойности» должна возрастать по ходу дела. Но я не занимаюсь художественным вымыслом.
        Володя уговорил меня принести из дому два альбома, купленных мною в Италии, и, кроме того,  я принёс два моих сочинения в газете «Ещё»: «Секс превратил обезьяну в человека» и «Где любовь, там и родина» [«Эротика и власть»] [обе статьи опубликованы на «Проза.ру»]. Их бегло прочитали две молодые дамы, тронутые лишь тем, что автор, названный в газете профессором, находится перед ними, но высказываться не стали. В этой компании о сексе не говорят.
        Альбом «Флоренция» листали немолодая дама и оказавшаяся не её дочерью смазливая и не худая семнадцатилетняя девственница Оксана, которой Володя на семинаре всю ночь тёр клитор. Когда я, подстрекаемый и щипаемый Володей, заговорил об Италии, Оксана стала глубоко вздыхать и закатила глаза к потолку с выражением отчаяния.
        – Что с тобой? Тебе скучно?
        – Нет, но... Вы говорите, как маньяк.
        Вскоре Оксана покинула нашу компанию и ушла с молодыми парнями на другой семинар. Учёные могут радоваться, что их лексика проникла в народные толщи. Теперь «это» называется семинаром, а слову «симпозиум» тоже вернули древний смысл.
        После чая опять собрались в центре зала и стали играть в «ручеёк». Эту игру я когда-то видел в документальном фильме «Либерия». В неё играли при дворе президента Уильяма Табмена и вице-президента Уильяма Толберта негры в чёрных фраках и чёрных жилетах с белыми бабочками. Я хотел уклониться, но меня втянули. Игра мне была тягостна, и я из неё вскоре вышел. Тут Алла прекратила игру, и те пары, которые были застигнуты её командой, должны были оставаться вместе до конца действа. Меня Алла объединила с какой-то несчастной и кислой дамой лет 40 – 50, которая, как и я в тот момент, была вне ручья, но мне нравились совсем другие девушки.
        – Я была на семинаре, прошла первую ступень, – серьёзно сказала, как бы предупредила меня, женщина.
        – А я – на нулевой ступени, значит, ниже вас.
        – Что вы, я так не считаю.
        Усевшиеся на пол должны были глядеть друг другу в глаза, и моя партнёрша в тот же миг в меня вперилась, а я не хотел на неё смотреть; мои глаза блудливо бегали и останавливались на сидевшей в противоположной стороне зала нашей руководительнице Алле.  Будучи глуховатым, я ловил её слова по движениям губ, поэтому так впивался глазами в её большой рот.
        – Теперь, когда вы прониклись доверием, расскажите друг другу, какая вас мучает главная проблема.
        Моя соседка сказала, что в детстве она упала с лошади, сначала без всяких последствий, но позже, лет через тридцать, у неё начались боли в ногах, и в этом она видит проявление своей кармы. Я же ответил, что кармы и реинкарнации не признаю, а склонен во всём видеть причины более физические.
        – А у вас проблема в чём?
        Я сказал, что никакой важной проблемы у меня нет, потому что у меня есть своё дело, свой путь, которым я иду;  есть друзья, которые меня понимают.
        – Так значит, вы счастливы? – сказала дама с каким-то ужасом.
        – Выходит, что так, – ответил я скромно и горделиво, начисто позабыв о своей главной проблеме – острой и хронической нехватке денег даже на повседневные нужды.
        - Так зачем же вы сюда пришли?
        – Я же об этом говорил, когда все выступали.
        Как и следовало ожидать, контакт с навязанной партнёршей не получился.  В отличие от остальных пар, которые мгновенно сблизились по команде и сцепились, как намагниченные булавки. Самая фанатичная, но не молодая женщина, впившись в моего приятеля Володю, смотрела на него как на Бога, а её кумир, снисходительно улыбаясь, казалось, трезво оценивал её внешность и фигуру. Потом он говорил мне, что надо было не зевать, а сразу хватать бабу, которая нравится, не дожидаясь шапочного разбора.
        – Аллочка! У меня что-то не получается контакт.  Может быть, в меня вселился бес?
        Алла ответила, что изгонять бесов ей не дано, но чем-то меня приободрила. Но я не унимался. Мне навязывают какую-то бабу,  а я хочу совсем не её.
        Ах, какой конфуз (обычный, впрочем, в психоанализе)! Наш пациент не хочет вступать в контакт с другими пациентами. Больной влюбился во врача!
        Я несомненно влюбился в Аллу с первого взгляда, но не настолько (как мне тогда казалось), чтобы жертвовать временем для регулярного посещения её семинаров в душных залах. Другое дело, если на лоне природы, но тогда это будет мало отличаться от моих обычных турпоходов с людьми того же круга.
        – Аллочка! Мне кажется, что у меня нет души! Разум и интеллект есть, а души – нет!
        К такому выводу я пришёл под влиянием своей нелюбимой жены Тани, особенно, после чтения философских книжек, привезённых ею с духовно-патриотического семинара в Нижнем Новгороде.
        – Боречка, дорогой! – прозвенела Алла сквозь весь зал. – У тебя прекрасная душа, я это сразу почувствовала. Хотя я вижу тебя впервые, я с тобой не целовалась и не обнималась, но я поняла, что...
        Дальше она сказала что-то хорошее, чего я не запомнил или не расслышал.
Дама, упавшая с лошади, к тому времени меня уже покинула. Я пополз к сцене, навстречу Аллиному серебристому голосу. Алла встала и села на пол рядом со мной, но сзади. Мы прижались друг к дружке спинами и затылками, упёрлись лопатками, взялись за руки и стали раскачиваться в такт музыке направо и налево. Я нежно и страстно ласкал её ладони, вкладывая в это всю свою любовь, и женщина, казалось, отвечала мне тем же. Мы чувствовали, как пульсирует кровь в наших жилах. По телу моему текли сладкие токи.
        Музыка смолкла, и Алла встала.
        – Друзья! Спасибо Боречке, благодаря ему я придумала новое упражнение. Давайте все так же сядем спинами друг к дружке и попытаемся одновременно встать.
        Меня посадили с молодой и хорошенькой блондинкой Наташей. Сначала у всех не получалось, но Алла подсказала.
        – Вы тянете и опрокидываете партнёра на себя, а надо его поддерживать, отталкиваясь от пола.
        Теперь стало получаться и моя пара поднялась одной из первых. В тот же миг я и Наташа повернулись лицами, крепко обнялись, расцеловались и рассмеялись.
        – Вот видите, что значит взаимопомощь!
        – Вы обучаете элементам этики через физические упражнения,  – с серьёзным видом польстил я Алле. Она удовлетворённо кивнула.
Володя втащил меня в свой тесный круг, усадил между двух молодых и хорошеньких женщин, я обнял их, взял за руки, и мне стало хорошо. Я нашёл своё место в этой компании.
        Упавшая с лошади тоже нашла своё место. Она сидела теперь на сцене недалеко от Аллы, её держал за руку молодой бородатый иисусик в джинсовом костюме, и она, упавшая в детстве с лошади, стала даже улыбаться. Из её больших синих базедовых глаз катились огромные, видимые миру, лошадиные слёзы.
        Затем мы все водили хороводы, сплетались в кольца, но общему подъёму (в буквальном, механическом смысле слова) мешала самая толстая и тяжёлая бабёшка. Потом были и обычные парные танцы. Я танцевал с девушкой, которая сидела в кольце справа от меня, а потом её целовал. Затем пели известные песни, считающиеся туристскими, но жаль, что не вокруг костра, а только вокруг свечки при дневном свете. Но надо было всё лето удерживать для Лианы и её радений арендованный зал. В поход со мной многие были идти готовы, но я в ближайшее время и за городом буду занят другими делами. Впрочем, эта компания проводит одно экологическое мероприятие на лоне природы: обучаясь альтруизму, чистит мою любимую речку Горетовку около Зеленограда.
        К девяти часам положено освобождать зал. Уборщица уже зашаркала шваброй на лестнице. Завтра в школе будут занятия, а через две недели выборы. Через неделю поедут чистить речку, но я отправляюсь на научный семинар в Монино. Мы стали расходиться, но очень постепенно. Ещё полчаса ходили по лестницам, ждали во дворе и поднимались опять в зал, пытаясь кого-нибудь уговорить продолжить общение. Ещё только десятый час, светло, рядом (через дорогу) Останкинский парк и Ботанический сад с прудами, соловей поёт, но все вдруг оказались усталыми и занятыми. Одна женщина, научный сотрудник, должна встать в четыре утра, чтобы поработать дворником. Алла сказала, что дома, в Зеленограде, её ждёт ревнивый муж.
        Когда я целовал Аллу на прощание, она подставила щёки осторожно и с некоторым напряжением, чтобы отстраниться, если я перейду грани терапии и присосусь к ней более страстно. Теперь, на улице и в троллейбусе, участники симпозиума по всеобщей любви выглядели более прозаично. Чары гипноза с них давно сошли, и перед нами стояли измученные, одинокие советские женщины, разведённые и матери-одиночки, озабоченные тем, чтобы вырастить своих детей. Многие из них хотели не только найти любовника, но и выйти замуж. Для этого они были готовы дёргаться в экстазе и ходить в походы, но им был нужен руководитель. Люди хотят любить и дружить; они вообще хотят жить, но с каким-то смыслом, поэтому  нуждаются в Учителе жизни. Люди, как марионетки, имеют руки и ноги, но не могут ими шевелить сами, им нужен дирижёр-кукловод, массовик-трясовик. «Ручкой хлопнем, ножкой топнем!». Наши люди, как машины: их надо заряжать энергией и заводить. Они живы, только когда шевелятся, а для этого их должен расшевелить руководитель. И  манипулировать ими может всякий, имеющий склонность к проповедничеству и лидерству. Годится любое, самое примитивное и бредовое учение.
        Моя жена Таня, изнывающая от нищеты, могла бы грести деньги лопатой и даже, чтобы отделиться от меня, на свою квартиру заработать, как эта гуру семинара, киевлянка Лиана, если бы приготовила какой-нибудь модный философско-культурный винегрет по запросам массового рынка; основала бы какой-нибудь кружок «Живородящей Этики» (1.  Живая Этика – учение Елены Рерих. «Живородящий советский патриотизм» – из школьного сочинения моего одноклассника Валентина Лещинского). Не важно, что бы она там преподавала-проповедовала. Люди бы молились, пели, танцевали, смеялись, плакали; все бы подружились, многие бы перетрахались и переженились, да и сама руководительница в разгаре климакса была бы окружена отборными и преданными любовниками (сужу по опыту многих кафедр и научных школ). Это ли не прекрасно? И «главного сексотерапевта» вроде Володи можно было бы нанять; и мне в этой «иерархической структуре» нашлось бы достойное место, как убедительно показала описанная мною встреча в Останкине. Я изложил этот план своей умной жене Татьяне, но она отвергла его с брезгливым негодованием.
3 – 5 июня 1996

3. Накануне семинара

Во вторник 23 июля 1996 г. мне позвонила некая Лена и пригласила на Семинар любви, продолжительностью в пять дней, с 24 по 28 июля. В среду, четверг и пятницу – начало в 14 часов, а в субботу и воскресенье – целый день, с 10 до 22 часов. Надо взять коврик и спортивную одежду. Взнос эквивалентен 50 долларам, но можно дать меньше или ничего; иначе говоря, кто сколько может.
Кто такая эта Лена? Оказывается, жена некоего Кости. Они меня никогда раньше не видели. Мой телефон дал им Володя Грузилов. Его сейчас не было в Москве – он уехал в отпуск к своей матери.
        Я взыграл душой, отложил все дела и стал готовиться. Сложил в сумку коврики, в рюкзак – блокнот, авторучку, полотенце, мыло, зубную щётку и пасту, туалетную бумагу, дополнительную одежду, носки, шапочки и т.п.

4. Семинар Лианы – день первый

В среду 24 июля я поместил в сумку сахар-песок в большой стеклянной банке из-под растворимого кофе, чай «Махараджа» в маленькой стеклянной банке из-под джема, жареный арахис в большой жестяной банке, опять-таки  из под растворимого кофе. Моя жена Таня, несмотря на недостаток денег, потребляет очень много кофе, и меня развратила – приучила немного к этому невкусному и вредному продукту, без которого я раньше прекрасно обходился. А в задний карман брюк я положил презервативы, хотя и был почти уверен, что они и на сей раз не понадобятся.
Чтобы не проголодаться до начала семинарского перекуса, я съел дома бульон из кубиков с хлебом и ничего больше. До школы в Останкино от моего дома недалеко, напрямик 4160 м, но добираться крайне неудобно: пешком по улицам полтора часа или на транспорте с двумя пересадками около часа. В нашем районе днём была автомобильная пробка. Я думал, что к двум часам дня ещё не все соберутся – ведь день всё-таки «рабочий».  Я пришёл с опозданием на час с четвертью, т.е. в 15:15, о чём пожалел, так как опаздывать там не принято.
        Тот же актовый зал на пятом этаже той же школы выходил окнами во двор, на запад. Стены зала украшены лепниной; на её выступы можно было повесить куртки, сумки и ещё что-нибудь. В середине восточной, длинной стены висело нечто, сплетённое из верёвок, по замыслу изображавшее, но весьма отдалённо напоминавшее... Христово распятие! По сторонам «распятия» стояли небольшие, величиной с листки школьной тетради, но яркие иконы Христа и Богоматери. Далее, по сторонам, на всех стенах висели плакаты на больших листах чертёжной бумаги; на них фломастерами и гуашью намалёваны всякие солнышки и цветочки с надписями, призывающими к любви и дружбе. К стенам прикреплены воздушные шары, которые в течение дня затем шумно лопались, наполняя зал запахом газа.
        На краю низкой сцены, поставив ноги на пол, а колени воздев к подбородку, сидела, сжав ноги, наша гуру Лиана – высокая, худая, хорошо и равномерно загоревшая (на недавнем Крымском семинаре) блондинка, в ярком и распахнутом салатно-зелёном костюме (жакет и мини-юбка) и в белой блузке-футболке. Она говорила в микрофон.
        Остальные женщины, запомнившиеся мне на прошлой встрече, все были здесь, но я нашёл их глазами не скоро. Долго искал «любимую» Аллу, а когда увидел, то узнал не сразу и был поражён. Она оказалась в профиль ужасной, почти уродливой. У неё была какая-то квадратная (кубическая) голова, а челюсть, как у антропоида; короткая стрижка эту форму лишь подчёркивала. Но когда Алла поворачивалась лицом и улыбалась, глаза её странно сверкали через весь зал как синие вспышки, и я её опять начинал обожать.
        Несчастная Наташа, упавшая с лошади (Наташа-Лошадь), с лошадиным (как мне отныне казалось) мрачным лицом, временами мило улыбалась. Она играла роль активистки, как и Алла, всё время что-то переносила, подавала, о чём-то хлопотала. И тут я впервые заметил, что, несмотря на немолодое лицо, у неё прекрасная фигура, настолько хорошая, что мне её захотелось; мой «жеребец» сразу подскочил. Наташа была в кумачёво-красной футболке и серых брюках (не джинсовых). Все люди были босиком или в носках, нередко толстых (как и у меня), их обувь стояла в прихожей, а моя – под сиденьем в зале.
        Я расположился, как и большинство «семинаристов», на полу, на коврике (из двух связанных листов поролона). Мне подарил этот коврик мужик, ухаживавший за моей женой Таней, чтобы меня задобрить. (Другой её ухажёр подарил мне плащ). Я сел лицом к юго-восточному углу зала так, чтобы, не поворачивая головы, бегать глазами слева направо, от гуру Лианы, что-то говорившей на сцене, до семнадцатилетней Оксаны, которая сидела на стуле у окна с серьёзным видом и с тетрадью в руках, постоянно закатывала глаза, зевала и вздыхала. Временами красивая улыбка освещала её. На мучнисто-белом лице алели щёки. У неё было крупное, несколько одутловатое лицо и уже довольно большие груди. Она была несколько полной, но ещё далеко не толстой. Словом, обещала стать мощной тёткой! Телесное сооружение увенчивали очень светлые и тонкие волосы, связанные пышным бантом.
        Невозможно следить за всеми женщинами сразу, надо сосредоточиться на какой-то одной.  Я в этот день выбрал Оксану. Мне было интересно, как она воспринимает всё происходящее, как она реагирует; через неё пощупать пульс семинара. А одному мне, для самого себя, это всё как-то ни к чему.
        К Лиане у меня с первого взгляда не вспыхнуло никаких тёплых или не тёплых чувств. Я сразу оценил её как хорошо держащуюся и вполне симпатичную даму, и этой положительной оценки хватило ровно настолько, чтобы спокойно, без всякого протеста, но и без доверия, слушать, не особенно вникая, как она говорила о Боге, планетах, карме, космосе и любви. В полулежачем положении от её слов можно было быстро уснуть, но я боролся с дремотой.
        Из речей Лианы постепенно выяснялись и какие-то подробности о её жизни, например, что она училась эзотерике и читала лекции в Праге, где жила не менее трёх лет; что она кандидат наук, имеет детей или одного ребёнка; с мужем разошлась, но поддерживает с ним дружеские отношения, которые даже разбирались как положительный пример для нас. И всё же Лиана интересовала меня не как личность, а как олицетворённая функция. Она была столпом, поддерживающим этот зал, а для меня – средством познакомиться с разными женщинами. Здесь было около семидесяти человек, из них мужчин около пятнадцати.
        Началась коллективная исповедь, как и в прошлый раз. Выступали в среднем по полминуты, почти как при открытии сессии Генеральной ассамблеи ООН. Я говорил о себе то же самое, что и раньше. Из-за множества людей было трудно запомнить, кто из них что сказал. Запомнились немногие, интересовавшие меня. Сидевшая рядом с Аллой крашеная блондинка (по природе тёмно-русая) с ярко-красной  нитью накрашенных тонких губ и густо подведёнными голубыми глазами вся лоснилась от макияжа, блестела вдохновляющей кукольной красчотой. Эта Лара (тоже из Зеленограда) заявила, что она массажистка, готова всем сделать массаж, отчего я радостно размечтался. Всё та же юная Оксана, считавшаяся девственницей в начале мая, сказала, что семинары помогают ей понять себя в сфере личной жизни. Одна старуха говорила долго, с рыданиями, и рассказала, как ей в церкви устроили свидание с её ангелом-хранителем, и как они потом, она и её ангел, любили друг друга.
        Перерыв был объявлен на полчаса, с 17:00 до 17:30; его мне едва хватило, чтобы обойти знакомых, перекусить, сходить в уборную (отстояв длинную очередь) и помыть руки. В классной комнате (кабинете) на трёх столах была разложена пища, на стульях висели куртки и лежали сумки прибывших. Мои вещи находились в зале. Я выложил на чайный стол чай и сахар, а на продуктовый – арахис. Еда была в виде холодных закусок и бутербродов, вся вегетарианская. Источниками калорий считались хлебобулочные и кондитерские изделия, сахар, а также бобовые и каши; овощи и фрукты нужны для вкуса и для улучшения работы желудка. Наесться всем этим с непривычки было невозможно, да у меня и не было аппетита, – из-за несвоевременного приёма пищи и отвлечения эротическими эмоциями.
        Я подошёл к Наташе-Лошади, заключил её в крепкие объятия и целовал, как родную. Гребешок у петушка опять налился кровью. Потом я приблизился к Алле из Зеленограда. Она сидела на южной стороне зала и ласкала какую-то женщину. Я      поместился в кресле рядом.
        – Алла, привет, ты меня помнишь?
        – Да, конечно, – она поздоровалась, дала себя чмокнуть и немедленно опять переключилась на подругу. Я посидел минуту-другую и, не дождавшись внимания, пошёл в «столовую».
        После перерыва, закончившегося по сигналу колокольчика, все снова расселись и разлеглись в зале, и я опять был готов уснуть на лекции. Возможно, что некоторые уснули. Но я боюсь спать на людях, так как можно захрапеть и испортить воздух. Такую роскошь могут себе позволить только академики и другие высокие чиновники, сидящие в президиуме.
        Лиана дала нам домашнее задание – написать сочинение «Как я понимаю жизнь», принести ватман и краски – будем рисовать. Тем, кто не принесёт, бумагу и краски конечно дадут, но лучше принести свои. От лекций мне стало скучно, и я уже почти решил, что больше сюда не приеду, как вдруг за час до окончания всё резко переменилось. Началась какая-то игра с разбиением на пары. Я пары не нашёл, как обычно, но ко мне тут же подбежала  немолодая женщина. Я её отверг.
        – Товарищ меня не хочет, он против случайных пар.
        – Кого вы хотите? – спросила Лиана.
        – Та девушка, которую я хочу, уже занята.
Алла, Оксана и другие хорошенькие, активные, заметные были, конечно, уже расхватаны немногочисленными мужчинами, но я не имел в виду какую-то одну из них. Скорее всего, я просто не хотел сидеть с немолодой. В моей квартире живёт сорокалетняя, зачем же мне искать старше её? Мне нужна более молодая и вдохновляющая. И, кажется, Лиана это прекрасно поняла.
        – Ну, хорошо, эта вас устроит?  – Она показала на свою ассистентку, которая помогала включать и регулировать магнитофон.
        – Эта устроит! – радостно крикнул я. Весь зал зааплодировал, а мужчины одобрительно заржали.
        Это была тоже Оксана, но другая, постарше, лет двадцати шести, среднего роста, брюнетка, с насмешливой улыбкой и горячечными, очень духовными глазами, с воодушевлённым выражением лица, постоянно искавшего и явно находившего Великую Истину. Данная девушка не только казалась хорошенькой по моему личному стечению обстоятельств (как упражнявшая меня Алла из Зеленограда или возбуждавшая по Володиным рассказам всё ещё девственная младшая Оксана); нет, эта старшая Оксана, пожалуй, и в самом деле была очень хорошенькой.
        Итак, старшая Оксана села возле меня, привычно взяла меня за руки и стала пристально смотреть мне в глаза. Я почувствовал себя неловко, глаза мои бегали, тело дрожало. Уж очень неожиданно было это приближение. Слегка ироничная, но добрая усмешка старшей Оксаны меня обескураживала и ставила на место. Я, видимо, тоже улыбался, но не выдерживал её взгляда. Мы должны были что-то говорить друг другу, но у меня ничего не получалось. Я съёжился, закрыл глаза и с нетерпением ждал конца церемонии. Вскоре она закончилась обычными взаимными поцелуями, и я вздохнул с облегчением.
        Лиана приказала переменить партнёров, и я очутился в объятиях с очень молодой, но не красивой девушкой, не старше восемнадцати лет, бледно-рахитичной, с одухотворённым лицом синего чулка. Это была очень худая блондинка, а звали её, как я узнал на следующий день, Юлей. Мне показалось, что это одиннадцатиклассница из интеллигентной семьи, воспитанная на классической художественной литературе, серьёзная, интровертная, сосредоточенная на себе, лишённая малейшего намёка на кокетство и косметику, со взором, опущенным, как у монахини. Однако с ней у меня всё получилось лучше – и душевнее, и телеснее.
Долой слова и взгляды! Пусть будет наш разговор чисто осязательным. Я решил поскорее спрятать от партнёрши свои глаза, закрыть их и самому поглубже спрятаться в эту девушку – от неё же. Я сразу зарылся лицом в её длинные волосы, целовал её шею, перебирал и гладил её уши, обнимал за плечи, страстно тискал её  ладони и пальцы, вдыхал её запах, плотно закрыв глаза. Это завершилось по команде нашей Жрицы такими же поцелуями со смехом. Смеялись я и Юля и все окружающие. Настроение моё поднялось. Я был счастлив.
        – А теперь,  – сказала Лиана,  – изобразите полную чашу счастья и поднесите её вашему избраннику.
        Я изобразил Чашу и галантно преподнёс её семнадцатилетней, всё ещё девственной (?), младшей Оксане, которая как раз освободилась от окружения двух таких же юных девушек. Младшая Оксана с готовностью раскрыла мне свои объятия, и тут-то впервые, только сейчас, я расцеловал её взасос! Затем разные женщины стали подходить ко мне одна за другой со словами «Спасибо вам за то, что вы есть; спасибо, что пришли; мы вас любим» и т.д., но, боюсь, это были уже застывшие формулы приветствий, готовые обесцениться от частого употребления. Я целовал всех и подпирал результатом своей эрекции, дававшей о себе знать сквозь трусы, тренировочные брюки и джинсы (погода была холодная, несмотря на разгар лета).
        Экстаз нарастал (или маразм крепчал?). Подходили старухи, я их тоже целовал. Пришла женщина, встречавшаяся в церкви со своим ангелом-хранителем.
        – Христос среди нас, Христос!
        – Он всегда среди нас, – самодовольно ответил я с поповской назидательной интонацией.
        Я приник к Наташе, упавшей с лошади, и стал её целовать и обнимать достаточно активно, почти как свою девушку, прижимая к себе всем корпусом. Я сожалел вслух и как бы извинялся, что не сразу её разглядел раньше, не почувствовал тогда, какая она милая. Она несколько отстраняла меня, чтобы умерить мою страсть. Я приглашал её к себе в пустую квартиру (жена Таня ещё 26 июня уехала из Москвы на всё оставшееся лето). Наташа обещала, что придёт, но не сегодня, а сейчас её ждёт член семьи – большой и лохматый чёрный пёс.
        – Приходи с псом!
        Наконец, я подошёл к Алле. Она к тому времени переоделась в вечернее платье с декольте и впервые обняла меня как следует. Я целовал её щёки, шею и верх груди.
        Народ собрался в столовой доедать остатки. Их было немного, а у меня настоящего аппетита ещё не было (по известной причине), так что дома придётся съесть бутерброд. Но уже ясно было, что значительная экономия на продовольствии достигнута.
        Люди расходились, я собирал шмотки в своём северо-западном углу зала, и вдруг, о счастье! увидел, что массажистка Лара из Зеленограда решительно идёт в мою сторону. Так как вокруг меня никого уже не было, это означало, что она идёт ко мне!
        – Спасибо вам, за то, что вы пришли; спасибо за то, что вы есть. Я пришла, чтобы вас обнять.
        – Массаж... – лепетал я в её объятиях.  – Я бы хотел... Смею ли надеяться?
        – Приходите завтра на час раньше, ещё лучше – без четверти час (12:45), будете первым.
        Я целовал Лару сладко и нежно, целовал ей глаза, но заметил, как она старалась то ли сберечь помаду на губах, то ли не запачкать меня ею. Лара утопала в своём макияже; казалось, что краска от неё к концу дня отваливается слоями.
        Последней, кого я целовал в тот вечер в зале, была активная молодая толстушка из группы поддержки, та, из-за которой 2 июня упал хоровод. Она была в джинсовых шортах и такой же короткой куртке, вся словно надутая.
        – Вы держитесь так скованно...
        – Я скован до первого поцелуя. Любовь невозможна без физических ласк,  – изрёк я великую, оригинальную истину, и Толстушка со мной горячо согласилась. На том мы и расстались.
        Я уехал один. Троллейбус завёз меня за Окружную ж.д. Пересаживаясь на автобус № 282, я застал на остановке высокую блондинку Ирину, лет 35 – 40. Мы разговорились. Я не спрашивал о её профессии, но по разговору она казалась мне похожей на научного сотрудника. Она была замужем, муж в отъезде, дети уже не маленькие, сейчас она в отпуске. На семинаре была впервые по рекомендации подруги, которая сама не пришла, но может быть придёт завтра. Общение наше было тёплым. Мы ехали обратно в сторону центра Москвы, на одном автобусе. Ирина сошла на Окружной. Прекрасно понимая, что мне от неё требуется, она на прощание сама подставила мне лицо для поцелуев, а у меня от усердия свалились очки.
        Вечер и утро у меня прошли в лихорадке. Я писал эти мемуары и сочинение по домашнему заданию (см. следующий раздел), собирал вещи в рюкзачок. Сегодня я был в тёмно-зелёной клетчатой рубашке, не новой и уже далеко не свежей, а завтра решил надеть белую футболку, найденную мною весной этого года на развалинах греческого города Агригента в Сицилии. У футболки имелась крохотная дырочка, из-за которой её неизвестный турист, наверно, и выбросил. У них там все такие шмотки одноразовые, их не стирают, тем более, в поездках (дешевле купить новую), а у меня вещи живут долго. 
25 июля 1996

5. Домашнее сочинение

ДНИ МОЕЙ ЖИЗНИ
        Дни моей жизни раньше чётко делились на четыре категории.
        1) Счастливые, связанные с любовью, путешествиями и прогулками в присутствии вдохновляющих девушек, обязательно на фоне и лоне прекрасного ландшафта и погоды; от 2 до 17  дней в году.
        2) Праздничные – самовыражение при добровольном общении с избранными людьми (публичные выступления, коллективные прогулки, приёмы гостей и т.п.); от 10 до 25 дней в году.
        3) Удачные, когда я доволен проведённым временем и выполненной работой; от 15% до 40% всех дней.
        Вышеперечисленные дни объединяются понятием «прекрасные».
        4) Прочие – серые, или черновые, занятые вынужденными делами, а также подготовкой к прекрасным дням и/или их пассивным ожиданием.
Прекрасные дни я называл жизнью в узком смысле слова (жизнь-нетто), а остальные входили в жизнь в широком смысле (жизнь-брутто).
        Таким образом, «настоящая жизнь» занимала в лучшем и редком случае до трети времени, а остальное время казалось прозябанием, но на самом деле было почвой, удобрением для прекрасных дней.
        С возрастом эти различия притупились, и теперь я склонен к тому, чтобы выше ценить все дни. Однако на общем то ли сером, то ли ярком фоне несомненно выделяются праздничные дни, проведённые на этом семинаре, и я надеюсь, что многим из нас он принесёт и счастливые дни.
25 июля 1996

6. Семинар Лианы – день второй

В четверг 25 июля я купил буханку чёрного хлеба, около 700 г. импортной варёной ветчинно-рубленой колбасы, пучок зелёного лука без луковиц, и приехал на семинар к часу дня. Народ быстро собирался, и было уже человек пятнадцать. Возле сцены Лара делала массаж молодой женщине, а рядом другая женщина делала массаж Лиане. Я переоделся в уборной, надел плавки и уселся на сцене смотреть на женщин.   Пациентки лежали на своих ковриках лицом вниз, без бюстгальтеров, в приспущенных трусах или тренировочных брюках. Я ждал полчаса и между прочим уловил их разговоры. Лара сказала, что на одну только мазь она истратила 300 тыс. руб. своих денег (около 60 долларов). Однако массаж она делала бесплатно и сама, как мне казалось, получала от него немалое удовольствие.
        Лара обрабатывала меня около 15 минут. Приспустила плавки, чтобы охватить копчик – весьма важное место в этом действе, да и во всей Лианиной религии. Массаж был лёгким и безболезненным, за исключением верхней части спины и шеи, где у меня гнездился остеохондроз. Я таял от блаженства, но сожалел, что не вижу массажистки. По окончании массажа я повернулся лицом вверх, опрокинул на себя Лару, прижал её к своей груди и долго целовал. Потом я почти демонстративно записал её телефон, и она как-то внимательно на меня посмотрела. Ну, и что дальше? Неужели можно надеяться, что она специально приедет ко мне из Зеленограда или пригласит меня к себе? Ведь это всё-таки тяжёлая работа...
        Через некоторое время Лара спросила:
        – Ну, как вы себя чувствуете после массажа?
        – Прекрасно, но я ободрал щёку.
        – Об ковровое покрытие. Надо было постелить что-нибудь.
        – Поцелуй мне это место.
        Она поцеловала.
        Я прошёл в южную половину зала и заключил в объятия Аллу из Зеленограда.
        – Вы меня совсем зацеловали!
        Я решил снизить поцелуйную активность, чтобы не посчитали маньяком. Ведь таковым меня уже назвала проницательная семнадцатилетняя Оксана, задолго до того, как я к ней прикоснулся. Если гость на банкете или «шведском столе», да и на этом семинаре, берёт куски с разных красивых блюд, его не называют пищевым маньяком. А если так же обходишь и ласкаешь множество женщин, то ты – сексуальный маньяк.
        Вчера Лиана сказала:
        – Завтра будут медитации, придётся лежать на полу, задирать ноги; пусть женщины придут в спортивных брюках.
        Сегодня большинство женщин оказалось в мини-юбках и шортах. Алла из Зеленограда утром была в вязаной верёвочного цвета кофте и в плиссированной чёрной мини-юбке; похожа на располневшую девочку-подростка. Её голые белые ноги были не то чтобы слишком стройными, но здоровыми и аппетитными. Судя по белизне ног, Алла не побывала на Крымском семинаре. Младшая Оксана щеголяла в пёстром жёлто-красно-зелёном крупноцветастом костюме с узкими брюками-трубочками. Она сидела с блокнотом и с пластиковой бутылью, из которой постоянно пила что-то цвета чая и лимонада.
        В этот день Лиана рассказывала что-то о кармическом теле человека и о его связях со Вселенной (нам были розданы по две схемы; см. здесь один рисунок; больше одного изображения Проза.ру не принимает); о её, Лианой, посещении Тартара и о многократных доверительных личных встречах с Иисусом Христом, апостолом Петром и Далай-ламой XIV. Она говорила о них как-то панибратски, как о соседях или сослуживцах. Так, например, апостол Пётр давал её другу ценные советы по части бизнеса. Живым воплощением Иосифа, отчима Иисуса, теперь является добрый парень из Праги, которого тоже зовут Иосиф. Высшие, совершенные личности, не имеющие кармы – Кришна, Будда и Христос. Остальные стоят ниже. Об Адаме и Еве говорилось много, а о библейских пророках и Мухаммеде – ничего.
        В проповедях Лианы меня больше всего поразила количественная сторона. Лиане было точно известно, что вокруг Земли насчитывается 12 оболочек (тел), или информполей; причём первая оболочка отстоит от поверхности нашей планеты на 85 км, а вторая на 100 км. Примерно столь же точными были и сроки существования Земли и человечества. Хотя Лиана выступала против технократизма, описание мироздания у неё напоминало курс «Детали машин». Вселенная Лианы была сложнее стиральной машины, но намного проще паровоза. Этот вид локомотива накануне своего выхода из употребления в середине ХХ века насчитывал 5,5 тыс. деталей; приблизительно столько же лет (5508) прошло, согласно Библии, от Сотворения мира до Рождества Христова (поэтому при сравнении двух христианских летоисчислений я вспоминаю посещённый мною в 1953 г. Улан-Удэнский паровозо-вагонный завод). Схема Лианы смущала меня и своей чрезмерной геоцентричностью – не шаг ли это назад от Коперника?
        Меня умилило Лианино терминотворчество – занятие для женщины, тем более, такой хорошенькой, исключительно редкое. Одно из кармических тел Земли и Человека Лиана назвала «фатеральным» – от немецкого Vater – oтец. Конечно, престижный паранаучный термин не может быть русским (наукообразия не получится), но почему же он немецкий? Это же не слесарное или столярное дело (рашпиль, шерхебель, зензубель). Такой термин должен быть греко-латинским, если не на более подходящем для данной темы санскрите. Тогда уж не фатеральный, а хотя бы патернальный. И ещё: «континуум» у Лианы писался и произносился «континиум». Самоучка Ты наша эзотерическая!  Ну, что с Тебя возьмёшь – провинциальный кандидат технических наук...
        Но, вместе с тем, я не скрываю, а даже подчёркиваю: этическая сторона учения Лианы мне очень нравится. Неприятие фанатизма, насилия, монополии на истину; утверждение, что всякая власть – зло, а всякое зло стремится к власти,  – всё это очень созвучно моим взглядам.
        Слушатели внимали Лиане почтительно, многие конспектировали. Оксана-младшая тоже записывала. Вообще, это была серьёзная девушка, она улыбалась редко, но ярко. Я полулежал на коврике рядом с маленькой Юлей, заглядывал в её конспект и чуть не подлез под неё, когда она нагибалась над своей тетрадью, но Юля меня не замечала и с утра мы даже не здоровались. Она совершенно ушла в себя, не обращала внимания ни на кого; вероятно, общалась с Богом.
        Перерыв для перекуса был втиснут в жёсткие полчаса, с 17:10 до 17:40. Продукты красиво уложены и распределены по бутербродам. Пошла в ход и моя колбаса – единственная невегетарианская пища на этом сборище, поэтому была съедена вегетарианцами в первую очередь. Из части закусок составляли красивые блюда и несли их в зал, где кушали изящно и благостно, собравшись в маленькие группы. Лиана сказала, что в воскресенье состоится грандиозный заключительный приём особенно вкусной пищи, которой в этой религии придаётся большое значение, поэтому надо как следует подготовиться, принести не только продукты, но и красивую посуду. Но пища, предлагаемая вместо секса, меня не радует, а, наоборот, портит настроение. Этого не понимают те, у кого я бываю в гостях.
        У стола меня окликнула молодая женщина: «Борис Борисович!» Откуда она узнала моё отчество? Через Володю Грузилова. Так я познакомился (на второй день) с Леной, пригласившей меня на семинар, и с её мужем Костей. Это они вовлекли Володю Г. в данное Движение. Они сказали, что В.Г. сейчас на Кавказе. Так вот почему он мне давно не звонил. Я посетовал, что не склонен к медитации, а Костя заверил меня, что  медитировать необязательно, можно и так полежать.
        Я ткнул вилкой в блюдо, которое держала младшая Оксана.
        – Куда вы лезете, это не ваша тарелка!
        – Вот она, твоя любовь! Ты пришла сюда, чтобы любить всех, значит и меня в том числе, хотя бы на одну семидесятую. А тебе для ближнего и кусочка жалко!
        Оксана тепло рассмеялась, я смачно поцеловал ей руку. По звонку вошли в зал, я смешался с толпой, но опять оказался возле той же семнадцатилетней Оксаны.
        – Что вы на меня так смотрите?
        – Как «что?»?! – Я красноречиво и томно вздохнул, глядя в её глаза.Сдобная Оксана сияла, как никелированный самовар.
        Возобновился нудный монолог Лианы. Он длился который уже час! Мне стало невыносимо скучно. Но, наконец, Лиана объявила о медитации: сейчас начнём часто-часто дышать. Предупредила: если кто-нибудь сделает мостик – ничего страшного. Всё же посоветовала не слишком громко дышать, не доходить до крика, чтобы не пугать людей.  Объявила перерыв, дабы все сходили в туалет. Я выстоял там очередь среди женщин.
        Нас уложили на пол в четыре ряда, голова к голове, ноги к ногам и немного вперемежку, чтобы голова одного попадала в промежуток между двумя другими головами. Медитировать я не хотел: опасался расшатывать свою психику. Краем уха я слышал, что, впадая в транс, человек испытывает ощущения роженицы или рождающегося младенца. А вдруг мне привидятся детишки, все пять детей, погубленных в абортах от меня. Последняя  рана, самая нелепая, ещё не зажила. Шустрые сперматозоиды! По мокрой коже издалека добирались...
        Моя душа – моя крепость, построенная на забвении и чёрствости. В последнее время я и так стал слишком сентиментальным, наверно, от склероза. Слёзы наворачиваются при виде красавицы Марины В. Говорят, это уже старческий маразм. А ну как разрыдаюсь или ещё что-нибудь такое – откуда я знаю? Конечно, они будут меня успокаивать ласками. Мои любимые Алла и Лара будут вытирать мне слёзы, слюни и сопли, а я, как младенец, буду сучить ножками и ловить губами и ручонками их носы и сиськи – это очень приятно, но и для этого я не хочу впадать в экстаз, а притворяться, как В.Г., ради сексуальных достижений, я не умею. Ему было ради чего притворяться, а мне тут почти ничего «серьёзного» не светит.
        Я улёгся  на восточном краю зала, возле сцены. Голова моя оказалась почти под роялем, на котором горели свечи. Слева от меня лежала моя вчерашняя знакомая по автобусу, казавшаяся мне интеллигентной, Ирина. За Ириной простиралась сцена, на ней сидела Лиана, за ней на сцене лежала  старшая Оксана.  Заиграла тихая музыка. Лиана декламировала о лоне природы, травке, птичках, журчании ручья. Лежать в душном зале и воображать природу, в то время как прекрасный лес (Останкинский парк) находится через дорогу, но не виден из окна (и в этом парке можно лежать бесплатно – следовательно, он не имеет ценности, а за аренду зала надо платить) –  как это характерно для нашей лицемерно экологичной рыночной  цивилизации!
        Музыка круто переменилась, теперь она была буйной и простой, как удары молота – сплошной голый ритм с частотой самых частых фрикций при половом акте. Все быстро задышали, громче, громче. Когда меняли кассету, то слышно было, как некоторые ревут и стонут (как Днепр широкий). Многие женщины кричали, как перед оргазмом, но многие были тихи и немы как рыбы. У близлежащих мужчин была эрекция. А у меня эрекции не было. Оно и понятно: я не медитировал, а только смотрел по сторонам, насколько это было возможно, когда лежишь на одном месте.
        Из группы поддержки Алла, Лара, Толстушка и ещё один молодой человек не «дышали», а ходили среди лежавших, следили за порядком, готовые оказать первую помощь. В руках и карманах у них были платки. Алла перед медитацией переоделась, не впервые за эти дни; надела брюки, чтобы я и другие лежавшие не заглядывали ей под  юбку. Теперь на ней были серебристо-белые лосины и белая полупрозрачная рубашка, а под ней узкий белый бельевой бюстгальтер, напрасно подпиравший жировые складки. Худая, невысокая, приталенная массажистка Лара была в брюках, как и во время массажа. Я ещё утром увидел, что у неё под рубашкой не было бюстгальтера.
        Я называю женщин так, как они именовали себя в нагрудных визитках: Лара, а не Лариса; Ирина, а не Ира, и т.д. Так проще различать, когда не знаешь фамилий, ведь девушек много, а имён мало. Моё любимое имя – Людмила. Но Люся, Люда и Мила – совсем разные девушки. И милые Милы у меня были разные – одна Людмила, другая Эмилия...
        Временами некоторые бурно дышавшие корчились и делали мостик, как при эпилептическом припадке, а служители из группы поддержки их буквально поддерживали, чтобы те не переломились, вытирали платками пот. О лежавшей возле меня Ирине я думал, что она, как и я, отнесётся к дыханию скептически, но она приняла его всерьёз и дышала как следует, но лежала очень тихо и совершенно неподвижно. Лиана запретила разговаривать во время сеанса и некоторое время после него. В начале я не удержался и допустил какое-то замечание, но Ирина на меня цыкнула. Прикасаться к Ирине мне не захотелось, да я и не смел.
        Метрах в двух от меня наискосок лежала маленькая Юля. Она корчилась тихо и плавно, как лебедь, закруглённо заламывала руки, махала и водила ими над низом своего живота и вдоль боков, поворачивалась на бок. Головой к её голове лежал и бился седой башкой об пол шумный, хриплый, тучноватый старик, чуть-чуть моложе меня. Я думал, он вскочит и навалится на Юлю, но ничего такого не произошло. Как говорила в 1985 г. моя квартирантка, студентка МГУ Аня, «Такую картину могло нарисовать только ваше, Борис Борисович, грязное, развращённое воображение».
        Но всё же некоторое подобие ЧП в этот день на семинаре Лианы произошло. Экзальтированная старуха, которая занималась в церкви любовью со своим ангелом-хранителем, лежала в чёрном двухчастном купальнике, похожая на соединённые три мясистых шара. И вдруг она вскочила и пошла прямо на меня! Я оцепенел от ужаса. Ирина очнулась и смотрела на бабу с тревогой. Подойдя ко мне, старуха упала на колени. Я решил, что она принимает меня за Бога. Но она молилась не мне, а роялю или стоявшим на нём свечам. Тут подоспели «санитары» и ласково водворили старуху на место, немного её успокоили. Затем Алла и Лара остановились почти что у меня в ногах, стали раскачиваться и махать руками; они словно дирижировали, или, стоя на месте, исполняли красивый лебединый танец. Они прекрасно видели, что я не «дышал» и не спал, а заворожённо следил за ними. Любимые! Они были моей радостью в те минуты!
        Так незаметно пролетели полтора часа. Я не скучал и был несколько воодушевлён. Я дрыгал ногами и вяло притопывал ими в такт музыке. Я сожалел, что на потолке не было зеркала, дабы смотреть, как корчатся женщины. Больше всего я хотел увидеть конвульсии младшей Оксаны.
        Просигналили отбой, все встали, я надел очки и старался осмотреться. Старшая Оксана в синем костюме была необыкновенно взволнована, глаза её блестели, лицо было мокрое, по-видимому, от слёз. Алла подошла к ней, крепко обняла, прижалась губами. Обе женщины сели на пол лицом к лицу, переплели ноги, обнялись и тихо раскачивались. Я смотрел на них с восторгом. В этот момент мне хотелось быть на месте Аллы.
        Девушки из группы поддержки раздали нам куски рисовальной или чертёжной бумаги формата А-3, ванночки с водой и гуашевые краски. Я сдуру притащил из дому большой лист ватмана, но он не понадобился. Я не взял у девушек красок, потому что захватил с собой набор фломастеров, 12 штук, но они были очень бледные. Я  нарисовал вариант «поляризованного ландшафта», но восьмилучёвый, четыре луча длинных и четыре коротких, тупиковых, раздвоенных на концах. Все зоны рисовать не стал. Кому это нужно? Рисунок и так будет оригинальный, ни на что не похожий. (2. «Поляризованный ландшафт, поляризованная биосфера, концепция идеальной территориальной структуры культурного ландшафта для создания пространственных условий гармоничного сосуществования человека и природы... предложена сов. географом Б.Б.Родоманом (1970)» (Географический энциклопедический словарь. Понятия и термины. – М.: Сов. энциклопедия, с. 237). См. также: Родоман Б.Б. Поляризованная биосфера: Сб-к статей. – Смоленск: Ойкумена, 2002, 336 с.). На  своём чертеже я поставил инициалы и дату.
        Я встал и обошёл рисующих. Большинство рисовало деревья, цветы, листочки, солнышки, бабочек или похожие на них более или менее абстрактные пятна, полосы, россыпи. Юля увлеклась рисованием наиболее серьёзно. Она пристроилась к сцене и, не обращая ни на кого внимания, совершенно отрешённая от окружающей жизни, продолжала рисовать и после того, как все вокруг разошлись и занялись другими делами. Рисунки наши остались лежать на полу, и куда они потом делись, я не знаю. Вряд ли Лиана будет их все анализировать. Черту подведёт равнодушная метла уборщицы.
        Опять сходили в «столовую» перекусить. Потом пошли в зал и уселись. Человек десять по очереди рассказывали, что они видели во время медитации. Им дружно аплодировали. Я глуховат, лучше слышу высокие женские и детские голоса. Услышал, когда говорила одна девушка спортивного вида. Она сказала, что ей привиделось холодное оружие с блеском стали, и она поняла, что любовь – это оружие, а оружие (холодное и огнестрельное) – это любовь. Ого! Ей только автомата Калашникова не хватает. Однако, нельзя же осуждать человека за «неправильные» сновидения. И в этой компании никого не осуждают, не отвергают, не исправляют.  Каждого принимают, каков он есть, в каждом видят искру Божию. И этот рассказ был встречен аплодисментами. Выслушав человек десять, Лиана прекратила публичные излияния и предложила разбиться на пары, чтобы дальше рассказывать друг другу о своих видениях тет-а-тет (для экономии времени всего коллектива). Я сам не стал искать пару, но ко мне немедленно подскочила некая Галя, лет 26 – 30.
        – Можно, я буду вашей парой?
        – Пожалуйста, но я не впадал в экстаз. Мне просто было приятно на всех посмотреть.
        Женщина что-то бормотала о её проблемах в семье и в отношениях с прочими окружающими. Да что это у всех какие-то проблемы? а у меня не было никаких проблем, кроме неразделённой любви в недавнем прошлом, но и в этом состоянии я не вижу задним числом никакой трагедии, напротив, воодушевляющие воспоминания. Я вообще отрицаю семью как тоталитарную ячейку общества. Об этом я сразу выпалил своей собеседнице, но тут очередной сигнал Лианы прекратил наш ненужный, тягостный разговор.
        Теперь я сидел в южной части зала недалеко от длинного прорезиненного коричневого коврика. На западном конце ковра расположилась спиной ко мне младшая Оксана, а на восточном Алла из Зеленограда. Они вроде бы никогда и не общались между собой до сих пор, но, видно, тут Сам Господь Бог их собрал специально для меня. Здесь Алла как обычно ласкала какую-то женщину. Когда женщина ушла, я стал на четвереньки и вполз на коврик между Оксаной и Аллой, проник в общую часть их пересекающихся кармических полей, окружил себя аурой сразу двух, противоположных по своей роли, любимых девушек и стал ждать, когда Алла сама ко мне повернётся.
        Зачем мне было впадать в транс и переживать родовые муки? Я их и так ощутил. Я хотел родить младшую Оксану и родиться у Аллы. Всю жизнь я искал в женщине не мать, а дочь или младшую сестру. Я тщетно ждал, что мама и папа родят мне сестрёнку. Любовь, заготовленная для моей неродившейся сестры, пропала зря. От такой любви девушки отворачивались. В моём туманном влечении, направленном на Оксану и других молодых девушек, не было ничего нового. Они, по идее, должны были позволить мне их ласкать и нянчить, а меня ласкать якобы и не надо, о себе я сам позабочусь.  Другое дело – Алла из Зеленограда. При ней я впервые захотел стать ребёнком, чтобы завоевать её любовь послушанием. И когда я увидел, как Алла ласкает женщин, мне захотелось оказаться на их месте. Да, мне хотелось стать ребёнком у неё на коленях. Ну, может быть, не сыном (я всё-таки отрицаю семью), а, скажем, пионером перед пионервожатой, чтобы подчиняться ей по любви.  В детстве я никогда не влюблялся в учительницу или пионервожатую. Примерно до своих тридцати лет я терпеть не мог всех людей старше себя, избегал с ними всякого неформального общения. Это было большим упущением. Теперь я представлял себя рядом с Аллой приблизительно двенадцатилетним, а её в настоящем возрасте.
        – Алла! Если Ты меня сейчас не погладишь, я умру. Я пришёл на этот семинар ради Тебя.
        – Я это знаю.
        «Ты знаешь! Ты знаешь! – ёкало моё сердце. – Ну и что? Ну, и что?»
        Алла торопливо положила руки на мою голову.
        – Ты делаешь это без души! – простонал я.
        – Извини! У одного нашего друга день рождения, я должна приготовить подарок.
        Она ушла в «столовую».
        Двоим «новорождённым» преподнесли – ему арбуз, а ей цветы. Потом все семьдесят человек сгрудились вокруг именинников. Я опять было оказался в стороне, но меня втянули, втиснули, обняли. Все стали петь и раскачиваться. Мне снова стало чуточку теплее. Потом ещё раз сходили в «столовую» доедать остатки.
Лиана призывала нас любить все 35 млрд. человек: 5 млрд. воплощённых и 30 млрд. не воплотившихся, дожидающихся своей очереди, а мне для счастья  было достаточно пяти воплощённых. Среди них были Алла, Лара и обе Оксаны.
28 июля 1996

7. Семинар Лианы – день третий

В пятницу 26 июля утром мои колебания достигли апогея. Завтра мне предстояло посетить юбилей свадьбы моего старого друга, а Лиана говорила: если кто в течение этих дней примет спиртное, то на семинаре ему делать нечего.  Суббота отпадала сама собой, а приходить после этого в воскресенье, так и не увидев, быть может, самого главного, мне будет уже неловко. Я преодолел свои сомнения и решил провести этот вечер у Лианы в последний раз.
        Я купил около 600 г такой же варёной колбасы, круглый чёрный хлеб и пришёл на семинар в 14:05. Лара заканчивала массаж, люди были почти все в сборе, я занял свой северо-западный угол зала.
        Ко мне подбежала немолодая женщина.
        – Простите нас, простите ради Бога!
        – Что такое?
        – Простите нас за то, что вы нас не любите.
        – С чего вы взяли?
        – Вы нас всех не любите, я вижу. Мы причинили вам какое-то зло.
        – Когда? Где?
        – Возможно, что в прошлой жизни.
        – Да люблю я вас, люблю, не волнуйтесь.
        Очевидно, эта женщина верила, что и в предыдущей жизни мы все собирались в том же составе. Но в какую эпоху? в какой стране? Как правило, верующие не задаются подобными вопросами. Для них задуматься значит перестать верить.
        Я сел в кресло (зрительного зала) у окна, рядом с Ириной. Мы поделились впечатлениями о вчерашней медитации. Ирина видела св. Иосифа (отчима Иисуса) из Праги, молодого и красивого, в модных джинсах.
        Вот уж от Ирины я не ожидал такой прыти. Она мне вначале  показалась рациональной и трезвой, возможной союзницей по скептическому отношению ко всему происходящему. И вот – на тебе! Veni, vidi, vici. Пришла, легла и увидела сразу – того, кого надо!
        – У кого нет визиток, сейчас же их наденьте,  – приказала Лиана.
        У меня нагрудной карточки не было. Я опасался, что её получение связано с формальной регистрацией и внесением денег, а я собираюсь окончательно покинуть семинар этим вечером.
        – Сегодня она другая,  – сказала Ирина о Лиане. – Сегодня  она «вамп».
        Я испугался, что Лиана будет строгой и станет мне приказывать нечто неприемлемое. Успею ли вовремя смыться?
        Стыдливо прикрывал я свою «левую грудь» рукой, но от проницательных взоров группы поддержки отсутствие визитки не укрылось. Сегодня я надел синезелёную финскую футболку (сделанную в Сингапуре) с надписью «Valamon luostari» – Валаамский монастырь. Никто не спросил, что это означает, но на православный крест, увенчивавший на моей груди церковную маковку, обратили внимание, вглядываясь издали. (3. Ново-Валаамский православный монастырь основан в Финляндии монахами, бежавшими в 1944 г. с Валаамских островов на Ладоге от наступления Красной Армии. См.: Родоман Б.Б. Новый Валаам // География (еженедельник, прил. к газ. «Первое сентября»), 1995, № 40 (102), октябрь, с. 1, 6, 7; № 41 (103), ноябрь, с. 6, 7).
        Лиана велела всем разбиться на пары и показать друг другу домашние сочинения. К счастью, мне искать пару на сей раз было не нужно, так как рядом сидела Ирина. Я показал ей сочинение, но какого-либо обсуждения оно не вызвало. Я зря отпечатал его в шести экземплярах. Я втайне надеялся, что обожаемая учительница Лиана зачитает мой опус вслух и похвалит перед всем классом. Но в классе бывает десятка два-три учеников, а здесь было семьдесят.
        Лиана предложила, чтобы каждый поделился с партнёром своей самой сокровенной мечтой, а партнёр бы сначала ободрил собеседника, потом вылил бы на него ушат сомнений, а затем окончательно и бесповоротно утешил.  Гегелевская диалектическая  триада: тезис, антитезис, синтезис. Я изложил свою мечту письменно и предупредил Ирину, что с обсуждением этой темы у нас проблем не    будет.
        МОИ (НЕ)СОКРОВЕННЫЕ МЕЧТЫ
        1) Опубликовать мои сочинения, которые ещё не опубликованы.
        2) Посетить страны и регионы, в которых я ещё не был.
        3) Поцеловать (выразимся так, прилично) женщин, которых я ещё не целовал.
        Обсуждение не делилось строго на фазы, предписанные Лианой. В высказываниях Ирины содержались все необходимые компоненты: ободрение («вы ещё долго проживёте») и сомнения («где возьмёте деньги, много ли женщин захотят заниматься с вами любовью, тем более, если бесплатно»,  и т.д.). Собеседник сообщит тебе лишь то, что ты сам можешь себе сказать. Мы сами поставляем друзьям информацию для нашего утешения. Но нами же сочинённое резюме важно услышать от значимого «другого». Это ли хотела нам показать Лиана? Нет, оказывается, не это. Она хотела дать нам почувствовать, как тяжело, когда на твою мечту плюют, и как хорошо, когда её поддерживают.
        Но на мои вышеперечисленные мечты никто не плюёт, и ни в чьей поддержке они (мечты, а не дела) не нуждаются. Такого рода мечты хороши тем, что в течение жизни они более или менее постоянно и равномерно сбываются.
        Ирина призналась мне, что её проблема – отчуждение от подрастающих сыновей. Я привёл ей в пример концепцию «Птенец вылетел из гнезда». Животные забывают своих детей и родителей. В некоторых культурах и люди поступают почти так же. Правда, в северной, протестантской Европе страдают от некоторой чёрствости. Как известно, там подростки сразу же после полового созревания получают полную свободу и могут жить отдельно. Россия – маргинальная страна, промежуточная между Западом и Востоком, Севером и Югом. Она собирает недостатки разных цивилизаций, но не может воспользоваться их достоинствами. С одной стороны, у нас люди, особенно горожане, не связаны с дальними родственниками так тесно, как в патриархальном, тем более мусульманском мире. С другой стороны, мораль и обычаи требуют пожизненной теплоты и материальной поддержки между детьми и родителями, а на деле в половине случаев получается ненависть вместо любви, тяжёлое бремя под влиянием нужды и плохих жилищных условий. От моих пояснений Ирине кажется стало легче. Она готовилась принять новую фазу жизни, когда дети уже не будут главной заботой.
        За этими разговорами я как-то рассказал и о своём семейном положении. Ирина ужаснулась. Моё квазисемейное положение почти все находят чудовищным и постоянно спрашивают: «Ну, почему же вы не разойдётесь?» Мой брак держится не на любви и уважении, а на привычке и опасении, что с другой квартиросожительницей мне было бы несравненно хуже, да и «семейное счастье» тянулось бы не так долго. Она не только отняла бы у меня жилплощадь, но, очень вероятно, и умертвила бы.  Для меня добро – это меньшее зло. От терпимого зла большого зла не ищут. Зато меня не пилит дома какая-либо старуха; по грязному полу моей почти холостяцкой квартиры шлёпают босыми ногами молодые твари женского пола – пусть даже, иногда, из придонных слоёв общества. Меня привлекают, вдохновляют, динамят, обдирают, терзают молодые, хорошенькие, свеженькие, весёлые! Пожилых людей в нашей стране убивает не старость, а недостаток интимных связей с молодёжью и  возрастная роль, навязанная полупатриархальным обществом. Неужели лучше, если бы я был дедом среди детей и внуков, дожидающихся моей кончины? Или был травим соседями по коммуналке, осаждаем мошенниками-покупателями моей отдельной квартиры? Не страшно быть дедушкой, но страшно спать с бабушкой. У меня никогда не было супружеских обязанностей, а секс – всегда праздник. По-моему, я не плохо устроился в узле сети из любовных треугольников. Это прочнее, чем хрупкие, ненадёжные парнокопытные конструкции, предписываемые лживой, лицемерной, в действительности невозможной для мужчины моногамией.
        Лиана объявила отбой. Все пары повернулись лицами, и мы с Ириной впервые расцеловались в этом зале, как все.
        Сегодня Лиана много говорила о Люцифере (отпадшем ангеле), не называя его Дьяволом. Она говорила, что творцы не продают вырабатываемую ими информацию, а по любви дарят всем. А нетворцы продают краденую. Это полностью соответствовало моим представлениям о классической этике учёных. (4. См.: Родоман Б.Б. Наука как нравственно-психологический феномен // Здравый смысл, 1999, № 11, с. 45 – 53; № 12, с. 29 – 37; Классическая наука как моральный феномен // За права человека. Всероссийское общественное движение.  1 апреля 2014   zaprava.ru). 
        Когда Лиана достаточно углубилась в тему Люцифера, её голос мистически изменился и она сказала примерно следующее.
        – Мы своим обсуждением приблизили силы Зла, поэтому нам нужна защита. Давайте прервём лекцию, расстелим коврики и ляжем. Представьте самый приятный момент в вашей жизни, ощутите радость.
        Мы легли. Ассистентка Оксана-старшая включила соответствующую музыку, и Лиана заворковала, описывая довольно примитивно, как мы лежим на лоне природы среди зелёной травы под щебет птиц. Для меня самое приятное: 1) половой акт 2) с любимой девушкой 3) на фоне и лоне прекрасного ландшафта. Однако ничего подобного мне не припоминалось, вероятно, потому, что вспоминать было нечего. Из трёх вышеперенумерованных компонентов счастья у меня изредка соединялись два, но никогда – все три сразу. Я чувствовал себя неудобно и с досадным напряжением ждал, когда эта мини-медитация закончится. Зло от меня осталось не отогнанным. Его могла отогнать только реальная, здесь и теперь, настоящая любовь.
        Далее Лиана говорила об эгрегорах. Сначала – что это какие-то бяки, нехорошие объединения разъединённых сущностей, преследующих свои цели, вроде бандитских шаек или Государственной Думы. (Читатель, не думай, что про Думу придумал я, ду-ду-ду! как мне кажется, это говорила сама Лиана). Однако потом оказалось, что бывают и хорошие эгрегоры. Тем самым наша гуру запутала меня окончательно. Дома я заглянул в «Теософский словарь» Елены Блаватской и тем более ничего не понял. А само слово «эгрегор»  у меня ассоциируется с именем «Уицраор Жругр» из «Розы Мира» Даниила Андреева. Как произнесёшь его в припадке параноидальной эйфории, то такое получается рычание, будто Дьявол сидит во мне: ррр!
        Лиана рассказывает о разных школах, которые, не в пример нашему Движению, обучают агрессии и выживанию за счёт других. Есть и такая школа, где людей снабжает энергией дежурный энергетик. Как кал по кишечнику, он по утрам проталкивается сквозь переполненный автобус, троллейбус, трамвай, собирает энергию с пассажиров и наделяет ею членов своего кружка. Лиана, по-видимому, не сомневалась, что энергию можно собирать и передавать подобным образом, но не одобряла столь не гуманный образ действий. (Как и все обыватели, Лиана называла такую энергию «энергетикой»).
        Объявили перерыв для «файв-о-клок», я обошёл зал. У южной стены сидело пикантное существо, похожее на мальчика лет 14 – 16. Короткая причёска, чуть вьющиеся чёрные волосы, прямой нос, смуглая кожа, брюки, угловатые телодвижения, хриплый низкий голос, резкие интонации, на нежном лице пробиваются усики; в ушах тонкие, почти невидимые серьги. На еле выпуклой груди написано «Юля». Её обнимала столь же юная, но вполне женственная девушка. Эта Юля волнительно напомнила мне мою постоянную подругу, такую же красивую и тоже косившую под мальчика.
        Я жрал быстро, хватая с тарелок, что попадётся, дабы успеть в туалет. В конце перерыва ещё в полупустом зале ко мне подошла некая Галя с блюдом. Я отказался есть, объяснив, что уже вычистил рот после еды. Галя поднесла блюдо сидевшему рядом мужчине. Он взял кусочек, откушал с любовью, встал, и они поцеловались. А я опять дал маху. Дал маху я и не получил ни фига! Почистил зубы специально для поцелуев, но именно поэтому такую возможность упустил. Впрочем, Бог меня  всё же вознаградил и в конце дня я с этой Галей целовался.
        Вскоре после перерыва подошла суровая спортивная  девушка из группы поддержки и молча приколола мне визитку с надписью «Боря!». Под вечер я приписал ниже номер своего домашнего телефона, но было уже поздно. Впрочем, визитки остаются у них,  и я могу ещё надеяться, что мне кто-нибудь позвонит. Но не всегда можно узнать по голосу, вдохновляющая ли это женщина, молодая ли.
        Я подошёл к маленькой Юле (позавчерашней) и, наконец-то, заговорил с ней.
        – Юля! Ты что, меня забыла? Мы с тобой вчера и сегодня даже не здоровались. Ты вся ушла в себя. Ты общалась с Богом?
        Юля улыбнулась. Оказалось, что она – студентка из Ярославля, по архитектуре, приехала специально на этот семинар. Я вякнул что-то о ландшафтной архитектуре, сообщил ей  свой телефон и фамилию. Юля две ночи провела у случайных и почти не знакомых людей, а в следующую ночь собиралась спать здесь.
        – У меня квартира свободная, можешь остановиться у меня,  – сказал я как-то неуверенно и будто чего-то устыдился.
        – Спасибо.
        В сидячем хороводе вокруг Лианы я держал за тонкую руку какую-то девчушку, а она другой рукой обнимала подругу постарше. К той, взрослой, я и обратился.
        – Ты москвичка?
        – Да, а что?
        – Тут есть приезжие издалека. Одна девушка из Ярославля, ей ночевать негде, собирается спать здесь на полу.
        – Где она, покажите? Я её возьму.
        Я показал ей Юлю издали.
        Лиана объявила игру в Государство. Мы рассчитались на первый-второй и разделились на два «государства». Каждое должно было разработать конституцию и общественный строй. На это дано 40 минут. Моё государство осталось в зале, а Другое ушло в «столовую». Из группы поддержки выделили «арбитров» ( точнее, наблюдателей), они разделились тоже пополам и, приставленные к каждому государству, что-то записывали и тихо совещались, а нам с ними и с Другим государством общаться пока запрещалось.
        Тут поднялся такой гвалт! все закричали и, что очень характерно, почти все рвались в лидеры, даже Ирина. Она восприняла игру очень серьёзно. Я успел выкрикнуть название государства «Любляндия», но оно не нашло поддержки. Дальше высказываться не было возможности, за отсутствием председателя. Никому персонально слова не давали, а бороться с людьми и проталкиваться вперёд не в моих правилах, я в таких случаях выхожу из игры. Я почему-то хотел предложить выбрать царя, дать ему возможность подобрать себе царицу, затем разделить народ на пять губерний, губернаторов назначить сенаторами и передать им с царём все бразды правления, а населению заняться личной жизнью – предаться, наконец, любви не на словах, а на деле. Но высказаться мне не пришлось. Один мужик заметил (на мой взгляд, резонно), что государство – аппарат подавления, а не любви. Я тоже так думаю: государство порождает не любовь, а ненависть и страх. Но, конечно, во многих случаях, и раболепную любовь к государю, легко переходящую опять же в ненависть.
        Между тем время летело очень быстро и ничего, казалось мне, у наших политиков не вытанцовывалось. В цейтноте спешно за что-то проголосовали: против нет, воздержавшихся нет, единогласно! Ага, вот и тоталитарный режим! Да что ещё можно сделать из советского человеческого материала? Мне стало скучно, я вышел из круга и стал нетерпеливо ходить по залу.
        Лишь при последующем разборе я узнал, что Наше государство называлось «Цветущий Сад» (ах, как оригинально!), способ правления в нём – Братство (не Свобода и не Равенство), в конституцию вошли христианские заповеди, а в перечне прав на первом месте «право любить и быть любимым», но без указания механизма (гениталий, что ли?). Ну, почти Сталинская конституция.
        Наконец, прозвучал судейский свисток. Второе государство вошло в зал. Юноши из группы поддержки внесли восьмимиллиметровую капроновую верёвку с пограничной ленточкой посередине. На обеих половинах верёвки были завязаны «кармические узлы» соответственно ошибкам, замеченным наблюдателями. Лиана приступила к «разбору полётов». Главная ошибка обоих государств – не попросили благословения у Бога, приступая к столь важному делу. (Лианочка, дорогая, ну что ж Ты нас не предупредила, не намекнула – насчёт Бога! Ведь мы, как и Ты, как и те из нас, кому только двадцать лет отроду, выросли в атеистической среде и к молебнам привыкнуть не успели).
        Во Втором государстве, продолжала Лиана, два человека вышли из игры и ушли домой, а коллектив этого даже не заметил, что автоматически означает проигрыш. Но тут не важно, кто выиграл, а важно разобрать ошибки. В Нашем государстве главным недостатком была пассивность, равнодушие некоторых участников. (Я принял это замечание на свой счёт). Далее Лиана сказала, что такие ошибки типичны, повторяются во всех играх и убедительно показывают современное состояние человечества, далёкое от совершенства. И, наконец, отметила Лиана, вы увлеклись внутренними делами и забыли о существовании Другого государства, не определили своего отношения к нему.
        Лиана выглядела печальной и усталой. Типичные пороки человечества её явно утомили.
        Представители государств каялись, осознавали свои ошибки, а «служители» развязывали «кармические» морские узлы. Наконец, Лиана смягчилась и впервые за всю игру улыбнулась.
        – Ну, ладно... А теперь покажите ваши дружеские чувства к Другому государству.
        Все сразу поняли и с блеянием кинулись целовать граждан Другого государства. Я осмелел и лихо врезался в противостоящую толпу. Какой-то мужчина захотел меня поцеловать, но я только пожал ему руку на ходу и ринулся дальше. Семнадцатилетняя Оксана, раскрасневшаяся, с румянцем на мучнисто-молочном лице, как будто уже ждала меня и издали мне улыбалась. Я схватил её в объятия и принялся страстно и нежно целовать. Она с готовностью обняла меня и покорно висела у меня на шее несколько секунд. Вот они, счастливые мгновения, ради которых я томился здесь весь день! Это был апогей моего пребывания на семинаре, который я твёрдо решил покинуть сегодня вечером. Не пора ли стряхнуть наваждение и бежать домой? Нет, не пора. На душе моей ещё лежала Алла. Мне предстояло ещё погрустить и почти поплакать из-за неё...
        Мы снова расселись и продолжали обсуждать игру.
        – Лиана... –  я робко посмел прикоснуться к голому локтю Великой Гуру.  – Вот, Ты говоришь о пассивности, а как я буду выступать, если мне не дали слова? Я привык, что слово даёт председатель.
        – Вот вы и проживёте так всю жизнь, упрекая других, что вам не дали сказать.
        «Вы же не на учёном совете», – сказала мне раньше Ирина по тому же поводу.
        – Так что же, здесь Новгородское вече? Я должен всех перекричать: «Эй вы, дураки, заткнитесь, слушайте меня!»?
        – Зачем кричать? Если вам есть, что сказать, вы можете сказать шёпотом и даже про себя, мысленно, но так, что вас услышит весь мир.
        Я пришёл в этот мир, чтобы сказать своё Слово, но не всему человечеству, а узкому кругу лиц, принимающих некоторые правила игры. Я по натуре сектант, ориентируюсь не на общество, а на несколько десятков коллег, знающих меня лично. Работа локтями – это тоже не мой профиль. Наука для меня интимное дело, куда более интимное, чем секс, которому я полностью отказываю в праве на интимность. Половые органы есть у всех, а мои научные работы понимают и способны развивать самое большее пять человек. Обсуждать с женой, с однокурсниками, со спутниками по турпоходам мои научно-литературные дела значит быть безнадёжно оплёванным в первые же минуты разговора. Собеседник и сам не заметит, как он меня обидел и оскорбил, а мне потом долго придётся восстанавливать хорошее, рабочее настроение. Вот почему я избегаю лишнего общения. Я по натуре своей не пропагандист, организатор, руководитель, трёподаватель. Я вовсе не радуюсь при виде невежд, даже если они намерены учиться у меня. Наоборот, я смущаюсь от того, что не могу им дать ожидаемого. У меня нет стремления агитировать и просвещать толпу. Но как хорошо оттаивает душа и отпадают все проблемы в обществе молодых, красивых, весёлых и глупых девушек!
        – У вас всё от ментала, а надо, чтобы шло от сердца,  – говорила Лиана (а до неё и многие другие женщины).
        Проклятый ментал! Как он мне мешает в личной жизни!
        Народ начал расходиться, а кое-кто пошёл в «столовую» доедать остатки. Куски брали вилками и руками стоя, с разных блюд. Алла из Зеленограда показала мне своих сыновей. Старшему было около двенадцати лет. Во время медитаций и лекций часть детей находилась в «столовой», они помогали сервировать стол.
        К маленькой Юле подошёл красивый юноша.
        – Ну как,  нашла, где переночевать?
        – Да, спасибо, меня берут. – Она складывала одеяло и собирала рюкзак. Я радовался за неё.
        Но вскоре мне опять стало грустно. Я чувствовал себя одиноким, и мне не хотелось уходить. Вот так и приблудившаяся к группе туристов собака долго идёт за ними, не решаясь их покинуть,  хотя её давно уже никто не кормит. Но она исчезнет рано или поздно, в такой момент, которого никто не заметит.
        Я уселся в зале напротив сцены. Увидев, как я грущу, ко мне подошла Галя, которая раньше, в пять часов вечера, предлагала мне взять кусок пищи с блюда, а я тогда отказался.
        – Ну, что вы так печальны? Что я могу для вас сделать? Я предлагала вам еду, а вы не взяли.
        «Не в еде счастье. Я же не собака... Эх!» Слёзы, наконец-то, почти показались у меня на глазах. Галя погладила меня по голове, поцеловала щёки. Я ответил ей тем же.
        – Ну, вот, вы улыбаетесь, я вижу вашу чудесную улыбку. 
        – Да, конечно, спасибо тебе, спасибо.
        Веселее и легче стало, но не надолго. Я смотрел, как на сцене Алла томно, глубоко, проникновенно, печально, без улыбки ласкала, обняв, двух женщин. Как она их гладила, как целовала, прижимаясь всем телом. Боже! Всё во мне опять заныло. Если бы я мог по-настоящему заплакать, мне стало бы легче.
        Появилась Наташа-Лошадь, но общение с нею было уже сухим, без поцелуев. Она выразила сожаление, что я не медитировал. Я сказал, что опасаюсь расшатывать свою психику, не выношу никакого над ней насилия.
        – С чего вы взяли, здесь нет никакого насилия, никто на вас не посягает.
        – Из кибернетики известно: завершённая система разрушается не только от изъятия, но и от добавления лишних элементов.
        – Вы считаете себя совершенным?!
        – Не совершенным, а завершённым.  Во мне всё устоялось, притёрлось, зачем же ломать, добавлять, расшатывать? Да и поздно уже...
        – Никогда не поздно, всё ещё можно изменить.
        А вот этого, матушка, и не надо делать. Это уж фигушки!
        – Лиана, наверно, мною недовольна?
        – С чего вы взяли? Лиана очень рада, что вы пришли.
        Поговорили об истории семинара. Оказывается, Наташа участвует в нём уже несколько лет. Не выродится ли он в секту?
        – Всё может быть. Всё зависит от нас. Если не допустим, то не выродится.
        Здесь не случайно первые два-три дня считаются приготовительными, чтобы люди присмотрелись, решили для себя. С них и денег потому заранее не берут. Ну, слава богу, значит, нельзя сказать, что я схалявил. Теперь  самое время смыться.
        Ещё одна молодая женщина или девушка спортивного вида посидела около меня, и с ней я обменялся парой фраз о семинаре. При Ларе-массажистке оказался сынок лет десяти. Что это у них всё сыновья, а где же дочери? Впрочем, это понятно. Женщине с дочерью легче выйти замуж, и тем более, найти любовника, если она не закомплексована, а с сыном почти невозможно. Вот они и вращаются в разных коллективах. И мне клеиться к женщинам, у которых есть сыновья-подростки – дохлый номер. Дохлый и опасный! Но я же к Алле не клеился, я влюбился в неё неожиданно и случайно, с первого взгляда.
        В зал вошёл мужик – сворачивать аудиотехнику. Ночевать здесь я не собирался и ушёл тихо, не прощаясь.
Конец июля 1996

8. Некоторые итоги семинаров

Религия любви, по замыслу её адептов, должна смягчать людей и помогать им пересматривать своё отношение к близким. Однако я с ужасом заметил, что семинары любви оказывают на меня обратное действие.
        1) После семинаров любви, так же, как и после элитарных научных конференций (симпозиумов, школ), люди на улице и нелюбимая жена Таня дома кажутся холоднее, злее и хуже по контрасту с тёплой атмосферой любви, эротики, доброты, уважения, взаимопонимания в узком, избранном кругу.
        2) На Семинаре любви меня то и дело гладили и целовали совершенно не знакомые женщины, в том числе молодые и хорошенькие, вызывавшие у меня острое половое влечение; они внушали мне, что я нестарый, добрый, красивый, что у меня даже чудесная улыбка и мне ещё предстоит жить долго. Жена Таня дома внушала противоположное, а девушки из туристской компании, с которыми я знаком уже 15 лет, твердили, что им со мной интересно общаться, если я не говорю о сексе и не пристаю к женщинам, но за это время меня ни разу не погладили и не поцеловали, а от моих ласк шарахались. Собаку гладят, а меня – нет! Значит, они обращались со мной хуже, чем с собакой. Но при этом они обо мне усиленно заботились, доставали и дарили вещи, ездили со мной даже за границу, приглашали на культурные мероприятия, заманивали на вечеринки и слёты новыми интересными девушками (не моложе 50 лет). Они ко мне «хорошо относились», т.е. постоянно подавали камень вместо хлеба. Они говорили мне: «Ты – чудесный, умный, интересный человек, но тебя портит секс – эта ужасная гадость, от которой ты не можешь избавиться.  Но ничего, мы подождём. Вот будет тебе 70, 80, ну, в конце концов, 90 лет; когда-нибудь же это кончится! ты больше не будешь к нам приставать и сделаешься для нас чистым, добрым ТОВАРИЩЕМ». Так говорят женщины, которых в своё время всех перетрахал Володя Грузилов на моих глазах – в моей квартире, на моей кровати, в моей палатке, а также под открытым небом в грязной костровой яме. И они, так ни разу и не сходившие замуж, народили себе детей, как от Володи, так и ещё чёрт знает от кого. И когда я обо всём этом подумал после Семинара любви, то пришёл в такое бешенство! Я схватил подаренные мне многочисленными бабами носки, шарфы, шапочки, трусы, майки, футболки и носовые платки и хотел разодрать их в клочья! Казалось, что только боязнь пожара в моей пятиэтажной хрущёбе помешала мне сложить из них костёр.  Я и сейчас дрожу от обиды, когда пишу эти строки.
        3) После женственной атмосферы семинара, сдобренной минимальным участием обаятельных, вежливых, мягких, не агрессивных мужчин, все мои друзья мужского пола показались  мне противными – грубыми, вонючими и грязными; особенно курящие и пьющие. Любые контакты с ними отныне следовало бы сократить до крайне необходимого делового минимума, чтобы не наводить на себя тоску. Но для кого же я тогда пишу свои научные сочинения? От кого жду их обсуждения и одобрения?
        4) Радость безысходна, и счастье – не счастье, если этим не с кем поделиться. Но с кем бы я мог поделиться своими светлыми, сладкими переживаниями от Семинара любви? У тех, кто на нём не был, это вызовет в лучшем случае равнодушие, но, скорее всего, недоумение и насмешки. Мои драгоценные чувства будут опять оплёваны. Делиться с самими участницами семинара и показывать им сегодня же это сочинение тоже невозможно, потому что у меня всё откровенно замешано на половом влечении, а у них это лицемерно маскируется духовностью и братско-сестринскими объятиями, несмотря на достаточно очевидную эрекцию пенисов и клиторов. Наверное, Алла, Лара и т.п. такие же ханжи, как и мои туристки, с тою лишь разницей, что мои спутницы по походам даже детей своих ласкать не умеют, а у Лианы, наоборот, всех взрослых ласкают, как младенцев. Рассказывать Алле, как я хочу её и Лару; доверять Ларе мои чувства к Алле; показать Алле, что я написал о её глазах, ногах и попе – не скрою, ах! мне очень хотелось бы так поступить, но я уверен, что от такой откровенности мне среди этих женщин лучше не будет.
        Выходит, что, погрузившись в несколько новую для меня эмоциональную сферу, я ещё сильнее отдалился от людей и готов отвергнуть тех немногих, с которыми общался регулярно.  Так что же это за Семинар любви, если от него  становишься  ещё большим человеконенавистником! Получается, что быть счастливым от религии любви можно только замкнувшись внутри секты, если прийти туда со своей спутницей жизни или обрести таковую там, но для меня это оказалось невозможным, да и такая ломка меня не устраивала. Я всё же хочу жить на свободе, а не в коллективе.
        Посещение семинаров Лианы может стать для меня наркотиком, отнимающим время от профессионального творческого труда; напрасным хроническим возбуждением без должного удовлетворения. Мои индивидуальные влечения там будут педагогично направляться в сторону некоторой коллективной терапии. На мои просьбы о встрече каждая обожаемая мною женщина любезно ответит мне приглашением встретиться на очередном коллективном мероприятии, где я буду долго томиться, пожирая глазами труднодоступные объекты и дожидаясь часами их душецелительных прикосновений. После такого интенсивного возбуждения множеством женщин естественно было бы сразу же заняться мастурбацией, но, как показал опыт, лучше поскорее написать дневник, мемуары по свежим следам; так сочинения получаются более красивыми, а онанизм потом само собой, от него всё равно никуда не денешься.
        Мне кажется, что я на себе испытал психологический механизм втягивания в секту и могу поделиться с читателями своим скромным опытом, поскольку тема эта сейчас актуальна. Не вера в свёрхъестественное и не практичное желание обеспечить себе уютное место в загробном мире или на этом свете после реинкарнации, а обыкновенная моральная ущербность, недостаток любви в повседневной жизни приводят нас на такого рода сборища. Объективно всякая секта и традиционная конфессия существует для того, чтобы материально обогащать своих руководителей, но это ведь и сфера обслуживания, удовлетворяющая реальные психологические потребности клиентов. Любовь, разливающаяся по школьному актовому залу, нужна Лиане, чтобы купить квартиру в Москве, потом автомобиль, потом коттедж в Подмосковье, а там и детей надо обеспечивать и учить, очевидно, в Западной Европе. Ведь мы же не осуждаем врачей и адвокатов за то, что кормятся благодаря нашим болезням и порокам. А мне и жаловаться грех: я из духовных объятий Лианы ускользнул, не заплатив ей ни копейки.
        Как самый старый и одинокий из немногочисленных мужчин, посетивших этот Семинар любви, я не остался на нём незамеченным, меня хорошо запомнили все. Я самый подходящий объект для «эротерапии» – лечения любовью. Надо дать им это понять. Если я умру, не получив свою долю любви, то перевоплощусь в ещё более злобное и низкое существо. Этой перспективой надо припугнуть участниц семинара, чтобы они энергичнее спасали своими ласками мою заблудшую душу и увядающее тело.
        Любезные мои дщери и сестры во Христе, в Будде и в Кришне! Пока вы там дрыгаетесь на коврах, ваш несчастный одинокий отец и брат, лёжа на  широком сексодроме, давно не использовавшемся по своему главному назначению, напрасно разбазаривает свой семенной фонд в союзе с кулаком-мироедом. (5. Намёк на анекдот советского времени. Жена сельского активиста пожаловалась в партком, что муж не выполняет супружеские обязанности. Его наказали за союз с кулаком и разбазаривание семенного фонда). Приидите же ко мне всем колхозом! Я развяжу на ваших ризах кармические узлы, и мы погрузимся вместе в нирвану... нет, в ванну! В пенную ванну, скорее, пока жена не вернулась из отпуска!
Конец июля 1996

9. Экологическая акция

В субботу 3 августа, предварительно созвонившись с массажисткой Ларой из Зеленограда, я  отправился чистить речку Горетовку. (По некоторым сведениям, это не Горетовка, а её левый приток. Такие крупномасштабные точные и несекретные карты, которые бы позволили нам знать название каждого ручья, для населения не выпускаются). Новизны и эмоций в этот день было гораздо меньше, чем на семинаре, поэтому отчёт мой будет короче и суше.
        На автобусной остановке у станции Крюково меня узнала некая Маша, высокая блондинка, чиновница из ГАИ, уже загоревшая на юге.
        – А ты что ищешь на этом семинаре?
        – Я не ищу. Я уже нашла.
        Ответ типичный, но малосодержательный. Нашла так нашла, но неясно, что именно.
        Дожидаясь автобуса, я успел рассказать ей кое-что о себе и о весенней поездке в Италию. Затем появился мужчина из той же компании. Мы доехали до предпоследней остановки «Больница № 6» автобуса, идущего в посёлок Голубое. Это привилегированная больница (загородная реабилитационная), какая-то полукремлёвская. В ней работает наша толстушка Нина. Около 20 человек уже собралось в её трёхкомнатной квартире с большим холлом на втором этаже девятиэтажного дома. Среди них была Алла, но не было Лары (поехала на выходные к маме в Солнечногорск), не было обеих Оксан и многих других, которых я хотел здесь видеть. Всех нас напоили чаем и кофе на кухне. Холл был забит обувью и сумками. Какие добрые люди, подумал я, ведь квартиру убирать после всех надо основательно. Потом припрёмся сюда из лесу в грязной обуви.
        Мы прошли по тропе через вытоптанный лес несколько сот метров. Среди нас было немало детей, в том числе патологически толстый сын Нины лет двенадцати и две девочки того же возраста – одна смазливая брюнетка, а другая – остренькая блондинка типа тощей кильки. Я семенил за Аллой. В резиновых  сапогах и не на сцене она казалась гораздо ниже и при этом не толстой, т.е. в общем малогабаритной.
        Перешли мы речку по безобразному ржавому мосту, оставили вещи у бревна в загаженном лесу под присмотром детей и пошли чистить русло. Сразу разделились на актив, который копошился в грязи, и пассив, бегавший на берегу, имитируя деятельность. К последней группе относилась молодая блондинка в слишком чистых и светлых брюках, её трёхлетний сын и все остальные дети. А муж блондинки работал в реке больше всех, он был там основной рабочей силой. Я в шортах и резиновых сапогах, преодолевая отвращение, вяло ковырялся в дерьме, временами впадая в задумчивость. Собранные в ручье инородные тела (покрышки, посуду, ветошь, доски, пластиковые бутылки, игрушки и т.п.) мы швыряли наверх, засоряя траву и кустарник. Вынутые из воды тряпки повисали на ветках. Сжечь этот мокрый мусор было невозможно. Таким образом мы расчистили до обеда около 300 погонных метров русла.  Потом вся эта дрянь неминуемо попадёт обратно в реку, но, как говорится, важен не результат, а участие. Ну, вот и всё я уложил в один абзац об «экологии», и больше мне на эту тему излагать нечего.
        – Боря, расскажи нам что-нибудь,  – сказала Алла, возле которой я крутился. Её серебряный голос и это крайне редкое для меня, сладкое обращение «Боря» опять пронизали меня до мурашек. Я рассказал то, что и Маше на автобусной остановке. Другие женщины тоже слушали.
        – Боря, а у тебя есть дети? – спросила Алла.
        – Есть кое-что от первой жены, – женщины рассмеялись, – а  сейчас у меня новая молодая жена, дети не предвидятся, вместо них ожидается собака-овчарка, которая меня загрызёт.
        Я не нуждаюсь в потомстве (хотя оно и возникает иногда вопреки моим намерениям). Я отрицаю семью как социальный институт. Семья – тоталитарная ячейка общества,  якобы стремящегося к демократии. Ну, и т.д., и т.п. Что-то такое я им говорил, а может быть и не говорил, а только подумал.
        Есть ли у меня дети? Ха-ха! Вы ещё о внуках спросите. Разговор на эту тему портит нервную систему.
        Терпение моё истощалось; я вспомнил, что в советское время субботники кончались в 12 часов дня, и ушёл досрочно. В лесу, если можно так назвать эту смесь свалки с древостоем, уже были разложены продукты на скатерти, а возле костра кружилась новенькая пожилая женщина, худая, седая, со сморщенным лицом, но с хорошей фигурой. Она изображала из себя птицу и заклинала людей, богов и природу. Она жадно кинулась мне в объятия и расцеловала меня, а я отвечал ей тем же, стараясь не казаться вялым. Принесённую мною воду дети всю выпили, а я не могу есть в сухомятку. Мясной пищи не было, кроме сала, а из рыбной были бутерброды из моего шпротного паштета и копчёная рыба. Все люди собрались примерно через час после меня. Я жался к Алле, усевшейся на мой коврик, и тёрся об её ноги, как собачка. Так мы и сфотографировались все, кто попал в объектив.
        – Боречка, ну что ты меня всё целуешь...
        Я вздыхал. Потом подошёл познакомиться к смазливой двенадцатилетней брюнетке, выяснил, что зовут её Оля, она приехала без родителей, с подругой и отцом последней. Я развлекал детей хрюканьем, учил их жарить на костре сосиски с рассечёнными концами.
        Возле меня возникла Ирина, не та, что прежде, но не менее интеллигентная, неопределённо молодая (18 – 28, но скорее 22 – 23 года), небольшая, щуплая, заострённая блондинка с тонкими чертами и выцветшими серо-голубыми глазами. Она училась на геологическом факультете МГУ и по-видимому его окончила по специальности «минералогия». Ирина сама о чём-то заговорила со мной первая, а потом я подкинул ей для обсуждения вопрос, увеличивается ли после семинаров Лианы наша любовь к прочим людям из внешнего мира (см. предыдущий раздел). Ирина призналась, что и ей по контрасту остальные люди кажутся более холодными, что и у неё от этого возникают проблемы.  Значит, я – не дурак, и не случайно над этим задумался.
        Вышеописанная пожилая женщина кружилась у костра и завывала:
        – Лю-уди! Лю-уди! Заклинаю вас! Услышьте! Откликнитесь! Не дайте угаснуть костру любви-и! У-у! У-у!
        Лицо её искажалось всё больше, она зарыдала. Женщины (прежде всего Алла и толстая Нинуля) окружили несчастную, увели в чащу леса, ласкали, успокаивали, потом привели обратно и усадили на бревно. Двое взяли её за руки спереди, а третья, Алла, не прикасаясь, стояла сзади, растопырив руки, из которых, как предполагалось, струились биотоки.
        Господи, думал я, горячо сочувствуя старухе, ну скинулись бы, наняли ей мужика, или выделили из своей среды в порядке сексуальной благотворительности. И он бы ей засадил поглубже, эх, эх! И мне заодно подкинули бы девочку... Если Алла и Лара не могут мне дать сами, то поручили бы ещё какой-нибудь активистке. Эх, хорошо, если бы сама Лиана приказала своей ассистентке, старшей Оксане, не только сесть (как 24 июля), но и лечь со мной. Я с удовольствием представлял, как мог бы сладко умолять обожаемую Жрицу Любви. Я стал бы на колени перед Великой Гуру и сладострастно тёрся щеками об её душистые загорелые ляжки. Так онанирующий щёнок трётся об свою  хозяйку. Но ответ Лианы заранее известен, потому что тривиален: «Вы мало любите, вы не умеете любить. У вас всё от ментала, а надо от сердца. Полюбите от души, и вас полюбят».
        Видал ментал? Проклятый, как он мне мешает трахаться!
        Горетовка течёт через изумительную усадьбу Середниково, с которой у меня так много связано, но оказалось, что, кроме Нинули и её семейства, никто, не только москвичи, но и зеленоградцы, ничего об этом не знают и мои предложения туда сходить даже не воспринимают. (6. См.: Северо-западная граница Москвы и развитие Зеленограда // Родоман Б.Б. Поляризованная биосфера..., с. 219 – 226). Алла не имела об этом уголке Подмосковья и вообще ни о чём подобном никакого понятия.
        Я вспомнил Володю Грузилова и его приятелей, выпускников того же знаменитого Физтеха, у которых гуманитарная половина души, а возможно, и целое соответствующее полушарие мозга отсутствовали начисто. Подобные люди вдруг неожиданно начинают искать духовность, заниматься историей и религией, а если это академики, то таких дров наломают!
        – А что, Алла, у тебя техническое образование?
        – Да, Боря, ты проницателен...
        Зато Алла никогда не была пионервожатой, хотя воображать её таковой мне хотелось.
        У Аллы – любящий, внимательный муж (которого она никогда не берёт с собой к Лиане) и двое сыновей, она это как бы невзначай постоянно подчёркивала. Так что же она ищет здесь? Давала понять, что не ищет, а вроде бы тоже нашла. Но я не находил ответа, придумывал своё. Может быть у неё в семье слишком мужской дух, её подавляет маскулинность; её неизбывная любовь и нежность не находят там применения или удовлетворения и выливаются у Лианы, главным образом на женщин; да может быть Алла и настоящая лесбиянка. Мне не хватало женщины-помощницы, которая  помогла бы мне раскусить и понять Аллу и вместе со мной её бы полюбила (её бы, её бы).
        Дождь в этот день всё-таки покапал и даже слегка полил. Солнце показалось на берегу речки, а мы сидели в холодном, сыром и грязном деградировавшем лесу без движения. Мне опять стало холодно и скучно. Часов в шесть мы покинули лес и переместились в квартиру. Чудесный вид из окна открывался непосредственно на природу, такую же, как в Середникове. (7. Этот пейзаж уже испорчен коттеджами. См.: Родоман Б.Б. Великое приземление (парадоксы российской субурбанизации) // Отечественные записки, 2002, № 6, с. 404 – 416).
        Дамы переоделись в красивые и чистые городские костюмы (рядом с которыми я в туристском одеянии выглядел оборванцем) и стали готовиться к чаепитию. Рассматривали фотографии, листали альбомы по косметике и ювелирным изделиям. За чаем пытались вытянуть из Ирины сведения о драгоценных камнях, но стало очевидно (и это я позволил себе высказать), что научные сведения по минералогии, преподаваемые студентам, никакого отношения к магии и астрологии не имеют.
        Алла вышла к народу в красных купальных трусах и полурасстёгнутой белой мужской рубашке. Больше на ней ничего не было, даже бюстгальтера. Её белые голые босые ноги и полуголая белая попа произвели на меня неизгладимое впечатление. Для чего и для кого она так вызывающе оголилась? Попытка рациональной гипотезы: она замочила для стирки свои испачканные в реке брюки и до их высыхания останется ночевать у Нинули, так как живёт в 2 км отсюда, а завтра воскресенье. Но трудно поверить, что у Аллы не было с собой сменных брюк и что таковых не нашлось в многодетной, многолюдной семье Нины. Так кого же Алла хотела соблазнить?
        Дебелая тазобедренность Аллы меня озадачила. Она полуголой сейчас казалась мне крупнее, чем одетая утром. Она была на границе приемлемых для меня габаритов. Обычно я имел дело с худыми, а иногда и почти безгрудыми, что мне даже нравилось (хотя порой и хочется подержаться за реликтовую часть тела, явно утратившую свою природную функцию). И опять рядом с Аллой я казался себе слишком маленьким; я хотел спрятать между её ног не что-нибудь, а свою буйную голову – родиться обратно. Ну, и притом прежние прелести Аллы, её соблазнительный для меня рот, сверкающие синие глаза, магический серебряный голос и другие навешенные на Аллу продукты моего изощрённого воображения – все оставались при ней и сохраняли своё значение.
        На полу Нинулиной спальни, упершись в коврик голыми грудями среднего размера, лежала загоревшая Маша, а Алла делала ей массаж. Увидев, что мы собираемся уезжать, Алла прервала массаж и вышла попрощаться. Я прошептал:
        – Ты становишься для меня наркотиком!
        – Я?  Почему я одна? Я не хочу быть наркотиком!  – сказала Алла громко, на публику, отсылая меня к коллективу. Народ прислушивался.
        – Ну, хорошо, не одна, но не ори так громко,  – бормотал я, уткнувшись в её шею.
        Уезжали несколькими партиями; восьмичасовым автобусом – я, Ирина, бородач Саша и его две двенадцатилетние девочки. Конечная остановка располагалась очень близко, между домом Нины и проходной больницы. Ужасно толстый сынок Нинули, преодолевая застенчивость, заглянул в автобус попрощаться как будто со всеми нами, а на самом деле – с приглянувшейся ему брюнеткой Оленькой. Лицо его сияло. Она удостоила его прощальной улыбки. Я радовался за мальчика.
        Бородач Саша, добрый, красивый, похожий на цыгана, назвался отцом тонкой, беленькой, голубоглазой девочки. Невероятно! Он что-то сказал о генах; наверно, пошутил.
        – А где же мама?
        – Мама нас не понимает. Для неё мы всё равно,  что Аум Синрикё.
        (8. Аум  Синрикё – японская секта, прославившаяся своими преступлениями. В 1990 – 1995 гг. действовала в России, пользовалась поддержкой влиятельных российских политиков).
        Проезжали Зеленоград-2 (Южный Зеленоград), только что выросший, как ядовитые грибы после радиоактивного дождя. Машина для воспроизводства стандартных людей-роботов, шизопараноидный городской ландшафт, испортивший и заменивший прекрасные пейзажи, которыми я так дорожил. (9. См.: Родоман Б.Б. Северо-западная граница...; Ландшафт для учёных [о подмосковных наукоградах] // Отечественные записки, 2002, № 7, с. 248 – 253). Саша показал мне один из домов.
– Здесь живёт Алла, которая ходила по квартире с голыми ногами.
Ага! Ишь ты! Заметил, запомнил. Я представил себе бороду Саши на белом животе Аллы.
        В кассе пригородных поездов обе девочки платили за билеты по отдельности, вынимая деньги из своих карманов. Мы сидели в электричке в одном отсеке. Неожиданно для своих спутников я поднялся, чтобы выйти на малолюдной платформе НАТИ. Саша встал, и мы с ним поцеловали друг друга в щёки. Потом я поцеловал в щёчки Ирину и обеих девочек. Народ в электричке смотрел на нас с интересом и даже с изумлением. Когда я езжу один, на меня никто не обращает внимания, но если общаюсь с теми, кто значительно моложе или другого пола, то все вокруг заинтригованы: а кто он ей, а кто она ему, и кто они вообще?
        Я шёл по платформе, а девочки махали мне из окна. Чудесно! Чудесно! Но что дальше? А ничего! Ничего в моей жизни не изменится. Так не пора ли бросить эту игру? Нет, не пора... Не могу, не могу с ними расстаться! Приду ещё хотя бы на одну встречу, 10 августа. В последний ли раз?
5 августа 1996

10. Увядание лета

Следующая гостевая встреча состоялась в субботу 10 августа в Москве (Останкино). Массажистка Лара, которой я позвонил в Зеленоград, уезжала на семинар к Лиане в Киев. (Лиана – всё ещё киевлянка, собирающаяся стать москвичкой). На нашем вечере в Москве ожидалась Алла из Зеленограда.
        Красивый чайный стол был накрыт в той же школе, но не на пятом этаже, где актовый зал, а на третьем, в комнате, как и все прежние наши «столовые», с окнами на Останкинский парк. Преобладали сладости и фрукты. Я принёс, как всегда, колбасу и чёрный хлеб. Людей собралось около тридцати, из них не менее десятка – новички. Я привыкаю к людям с трудом и постепенно, поэтому от быстрого обновления состава моё отчуждение от коллектива опять возрастает. Я и за новыми девушками гоняюсь с мечтой удержать надолго, приручить, привыкнуть, приобрести постоянную подругу.
        Одна из вновь прибывших даже отказалась говорить на круговой исповеди, потому что ещё не знает, как себя здесь вести, и вскоре ушла. Из других новеньких мне запомнилась искусственная блондинка из Ростова-на-Дону с необыкновенно широкой улыбкой. Её привела к нам такая же молодая брюнетка из Москвы. На семинаре в день игры в Государство эта брюнетка носилась по залу в красном двухчастном купальнике-бикини и накинутом на плечи, совершенно открытом спереди, развевавшемся вверху как крылья синем джинсовом халате.
        Первой взяла слово Алла как руководительница, замещавшая Лиану. Далее выступали по часовой стрелке. Одна новая дама, руководительница туристского бюро, назвавшая себя русской польского происхождения, пригласила всех участников нашего сборища в автобусную поездку по Европе с католическим уклоном, начиная с Матки Боски Ченстоховской. Религия, сказала она, никому не навязывается, но всё-таки будем иногда читать «Отче наш». Девушка из Ростова, сиявшая от радости, приехала сюда потому, что ничего подобного у них в Ростове-на-Дону нет, хотя есть разные секты, но это всё не то, а таких чудесных людей, как мы, она никогда раньше не встречала. Я говорил то же, что и в прошлые разы, т.е. об обаянии этого коллектива, и горячо поддержал туристскую рекламу: сам бы немедленно поехал, если бы не совершил совсем недавно двух подобных путешествий по Западной Европе.
        Одна новая дама говорила целый час, прочитала лекцию с рекламой какой-то своей школы оздоровления. Она изрекла, что любовь – «не то, что вы думаете»; это даже не влюблённость и не умиление, а непричинение зла. Если это так, подумал я, то самые любящие – спящие и мёртвые, а я, стало быть, люблю продавщиц, милиционеров и шофёров такси. Но как же должно остервенеть и осатанеть человечество, если простое воздержание от ругани и мордобоя можно уже называть любовью и превозносить как доблесть, обучать такой любви в кружках и школах.
Невольно эта дама продолжила серию классических, претендующих на остроумие негативных определений любви. Всегда легче показать, чем не является тот или иной предмет, нежели дать его логичное определение. «Любовь – не картошка...» (Саша Чёрный), «не вздохи на скамейке и не прогулки при луне» (Степан Щипачёв). Последний, видимо, гнул в сторону серьёзного, ответственного отношения к поступкам, но неожиданно для себя пролил словесную воду на мельницу современных нам тинейджеров:  луна и прогулки в самом деле не обязательны, а вот презервативы необходимы.
        Всё дело в том, что русскому языку не повезло со словом «любовь».  Одним и тем же глаголом мы любим, точнее говоря, пытаемся любить маму, папу и мороженое;  Бога, колбасу и секспартнёра. (10. Подробнее об этом: Родоман Б.Б. Альтернативы шовинизму // Светский союз, [№ 1,]  2002, с. 109 – 122). Оттого и попадаем часто впросак, не в ту степь, не на тот симпозиум. «Шёл в комнату, попал в другую», т.е. шёл в бордель, а попал в храм, или наоборот. (Трудная дорога к Храму!).  «De te fabula narratur» – «О вас сия притча», достопочтеннейший Борис Борисович.
        У военно-спортивной девицы из группы поддержки лопнуло терпение, и она заткнула рот разболтавшейся даме. Здесь слово даётся каждому не для чтения лекций. Я тоже мог бы прочитать тут не одну лекцию, сказал я своей соседке Ирине (минеральной), но пришёл сюда не для того. Многие выступавшие расточали комплименты Алле как руководительнице, а она объявила, что зимой мы будем купаться в проруби; рассказала о своих ощущениях от моржевания. Я следовать за Аллой в прорубь не собирался, будучи на 100% уверенным, что она и там мне не даст, но, может быть, стоя рядом в пальто, я увижу лучше её груди – последнее, что я на ней плохо рассмотрел. Её левый глаз странно отличался от правого и как-то не поспевал за его движениями. Я решил, что этот глаз у неё вставной, а если это так, то значит, что я заметил изъян лишь на третьем месяце знакомства. Такое со мной бывало и раньше. Некая Таня М., одна из моих невест в далёкой молодости, после нескольких часов первой прогулки спросила меня почти возмущённо: «Неужели ты не замечаешь, что я хромая, у меня одна нога короче другой?» Она считалась инвалидом, но почему-то без всяких костылей поднялась со мной на вершину Чатырдага Экклизибурун (1527 м) в Крыму. И не далее как в 1990 г. с нами целый день с 8 утра до 12 ночи в турпоходе была девятнадцатилетняя девушка Лена, но я не заметил, что у неё один глаз вставной, а мне это чёрт знает зачем сказали позже.
        Мои жёны говорили, что я примитивен и неразборчив, а в женщинах меня привлекают только щёчки и жопки. Да, женщин без щёк и ягодиц не бывает, но зато даже отсутствие ноги или глаза не препятствует любви, если таковая вспыхивает с первого взгляда. И какие бы ещё недостатки на теле Аллы из Зеленограда не обнаружились в дальнейшем, они не смогут умалить её значение, а её лицо навсегда останется для меня прекрасным.
        Из разговоров и выступлений на этой встрече всё больше становилось ясно, что школа Лианы или, по крайней мере, её московское отделение похоже на одну из многочисленных и модных ныне школ оздоровления, сочетающих реальную физкультуру со всяким там целительством, мистикой, магией. Критиковали последователей Порфирия Иванова, мол, его  движение выродилось, им овладели силы Зла, его наполнили сумасшедшие. Школа Лианы тоже будет изменяться, неизбежно вырождаться и деградировать, и это естественно. Но для меня теперь важно другое: деградирует моё первоначальное романтическое отношение к этой тусовке. Оно оказалось сезонным, как ежевесеннее тщетное ожидание Любви. Моя привязанность быстро прошла в течение лета и с ним теперь угасает. Весенний расцвет сменяется осенним увяданием.
        За окном догорало лето. Вечернее солнце освещало Останкинский парк, отчего комната, выходящая окнами на восток, казалась особенно тёмной. Хорошо бы устроить перерыв и выйти погулять хотя бы на час, но это моё предложение никто не поддержал.
        Фанатичная девушка спортивно-военного вида (та, что на семинаре видела в трансе оружие) оказалась геологом. «В чём твоя сверхценная идея?» – спросил я, ожидая услышать нечто мистическое. Оказалось, что идея профессиональная: изобрести экономический механизм, чтобы не выгодно было портить природные ресурсы. Она занимается оценкой земель, но о работе географов в этой сфере не имеет никакого понятия. А ведь есть у нас Лаборатория земельных ресурсов, выпустившая многотомные труды. (11. См.: Родоман Б.Б. Виртуальный кадастр // Отечественные записки, 2004,  № 1 (16), с. 458 – 461). Я выразил скепсис по поводу стремлений заново изобрести велосипед. Она хотела услышать от меня нечто конкретное, но, кажется, была разочарована. Мои идеи рассчитаны на потребление другими, весьма немногими учёными, и лишь через них они могут дойти до практиков. А непосредственного общения с инженерами и чиновниками у меня не получается, и я даже в профессиональном мире в сущности очень одинок (см. выше, раздел 7: рассуждение об интимности научной работы).
        За чаем мы разбились на группы. Некоторые из присутствовавших оказались дистрибьюторами не только гербалайфа и лекарств, что нормально для такого сборища, но также ювелирных изделий и косметики. Дамы доставали коробки с образцами товаров, обменивались какими-то проспектами и буклетами, открывали кошельки, в которых купюры по 100 тыс. руб. чередовались со стодолларовыми. (12. В 1998 г. инфляционные российские деньги были деноминированы с коэффициентом 1000 : 1, при сохранении внешнего вида равноценных купюр). Содержимого одного такого кошелька мне хватило бы на зарубежную поездку. Похоже, что семинар Лианы становился коммерческим предприятием не только для неё. Это была уже какая-то ярмарка. Боже, куда я попал? Что я делаю среди этих людей?
        Я обратился к девушке из Ростова, она сделала почтительную стойку и вся развернулась навстречу мне, распахнулась со своей необъятной улыбкой. (В советское время таких американских улыбок не было). Совершенно не знакомый этой девушке лично, я был для неё Одним из Тех Замечательных Людей, у Которых она приехала учиться Жизни.  Она приготовилась услышать Нечто, и каждое моё слово могло стать для неё Божественным Откровением, но я, застигнутый врасплох, смутился и закруглил разговор очень банально. Я даже не мог ответить ей достойной улыбкой, хотя бы потому, что избегаю показывать недостаток зубов. Да будь на моём месте Вовка, он бы не зевал, нашёл бы что сказать. И она в тот же вечер стала бы его!
        А для меня хотя бы один час просто пообщаться с девушкой, которая находится в таком уникальном состоянии духа и так расположена к ожидаемой от меня информации – это же вдохновение, это же счастье! И вот я так сдрейфил, так растерялся!
        Некоторые люди выходили покурить, игнорируя запрет отсутствующей Лианы; некоторых я по дороге в туалет обнаруживал работающими за компьютерами в соседних комнатах какого-то учебного центра, предоставившего нам благодаря личным связям это помещение для семинаров. Кто только не ютится сейчас на арендуемых площадях школ и детских садов!
        Алла спешила на дачу, но не забыла обо мне. Она сама пробралась сквозь кучу сидящих в комнате, сама подошла ко мне прощаться и сама меня поцеловала, но не услышала моих вопросов, брошенных ей вдогонку. Тут и я схватил свой рюкзак и отправился на Ленинградский вокзал, чтобы поездом Москва – Осташков уехать вглубь Тверской области собирать грибы с тридцатилетней Ларисой Г.
25 августа 1996
        P.S. Жена Таня вернулась из отпуска 28 августа.

11. Пятна и тени (вместо эпилога)

Прошло шесть с половиной лет. За неимением фотографий я забыл, как выглядели действовавшие лица. Реальные представления заместились абстрактными картинками.
        Гуру Лиана: золото и малахит, загорелые ляжки. Массажистка Лара: тонкие губы, набор помады от оранжевой до фиолетовой. Младшая Оксана: тёплый самовар под кружевной шалью, а сверху чайник с бантиком. Старшая Оксана: синяя, ультрамариновая, как высокогорное небо; окрылённая, летящая. Толстушка Нинуля: большой шар из джинсового материала. Ирина (из автобуса): высокая, цвета «электрик». Маленькая Юля: белые нити какого-то гриба, колышутся в воде; боюсь прикоснуться, чтобы не оторвать. Ростовчанка: золотая, с улыбкой шире лица, включается мгновенно, как электрическое освещение. Девушки в камуфляже с автоматами Калашникова, пистолетами Макарова – несостоявшиеся секс-бомбы и секс-кинжалы. Набор минералов в коробочке. Прозрачная килька, аксолотль с голубыми глазами. Гранатовый сок в чёрной кофейной чашке.
        Мужчины: мрачные тени, чёрно-синие силуэты, тренировочные штаны, много эрекции, одна чёрная борода на фоне белого живота.
        Сокращается шагреневая кожа, сужается поле зрения, мрак наползает с периферии, и только одно квадратное пятно всё ещё светится в центре,  серебристое, голубовато-белое – Алла из Зеленограда.
Январь 2003

Опубликовано: // Светский союз: Альманах, вып. 4. – М.: Росс.  гуманистич. об-во, 2004, с. 141 – 175; 300 экз.

12. Эпилог

Алла из Зеленограда, как и большинство  других искателей духовности в ранние постсоветские годы, нашла своё место в лоне государственной православной церкви; более того – поступила на какие-то богословские курсы. От семинаров любви она отреклась как от бесовщины и хотела бы о них забыть, так что мои воспоминания были ей не кстати. 12 марта 2005 г. она вышла на пятиминутное свидание со мной у станции Крюково, в платке и длинном платье, огорчившись, что я узнал её не сразу. У неё уже младший сын, 19 лет, женился и привёл жену в дом – не на радость старшему брату. Массажистка Лара стала бабушкой. Алла из Зеленограда приняла у меня, вместе с тремя тюльпанами и одним жалким поцелуем в щёчку, это сочинение, опубликованное в литературном альманахе, но я сомневаюсь, что она будет его хранить. Больше никаких встреч и телефонных разговоров у меня с ней не было.
        Володя Грузилов эмигрировал в США, где первая же девушка, к которой он приблизился, засадила его в тюрьму, обвинив в изнасиловании. Единственным вещественным доказательством были одиннадцать лобковых волос. Володя почти год  просидел в тюрьме, по комфорту не уступавшей советскому дому отдыха; совершенствовался в английском языке, играл в шахматы с охранником, писал мне длинные письма. Мастурбацией не занимался; смотрел сладкие сновидения и довольствовался поллюциями. Ему регулярно меняли постельное бельё и выдавали чистые трусики. Суд его оправдал: дело оказалось подставой какой-то мулатки и её банды, воспользовавшихся неопытностью иммигранта. Высудить причитающуюся ему большую денежную компенсацию Володя не успел. Он стал альфонсом, удовлетворял ненасытных американских старух. Геройское сердце не выдержало. В 2006 г. пятидесятилетний Володя Грузилов скончался от инфаркта где-то в Денвере или в Далласе. Я благодарен ему за множество девушек, которых он под меня подкладывал.

Подготовлено для «Проза.ру» 18 октября 2016 г.