Сапожок

Утром на линейке все были нарпяженными. Завотделением, Ольга Сергеевна, едва слушала доклад дежурного врача... «сорок два года, первородка... воды отошли почти за сутки до поступления... ягодичное предлежание... выпадение ножки...»


- Все понятно, нашей вины нет. Чудо, что удалось спасти ребенка – здоровый, крепкий мальчишка. Теперь без матери.


- Родственникам сообщили? Кто ее привез?


- Привезла скорая, соседи вызали. Говорят, услышали стук в дверь, выглянули на площадку – увидели открытую дверь.  Зашли – соседка без сознания. Мы думаем, что роды планировались дома, «домашняя» акушерка, по-видимому, как поняла, что все пошло не так, решила вовремя ретироваться с места событий. Хорошо хоть соседям постучала.


- Какая информация из обменной карты?


- В строке «отец» прочерк. В ближайших контактах – Кильчевский Петр Александрович…


В ординаторской повисла тишина. Ольга, рассеянно листавшая историю родов, замерла и где-то в солнечном сплетении все сжалось в одну точку. Ольга знала, что именно там живет душа. Каждый раз, когда она думала о Петре, как кукловод за прочные нити эта точка стягивала к себе все ее жизненные силы, заставляла замирать сердце и не давала вздохнуть легким. Не было сил расправить плечи и набрать полную грудь воздуха, нужно было замереть и переждать, когда душа отпустит...  Она подняла глаза на докладывавшего врача.


- Мы еще не проверили, тот самый или нет. Указаны два номера – сотовый и домашний, оба не отвечают. Рабочий не указан.


Петр Кильчевский. Петр Александрович, главный врач областной детской больницы, где Ольга начинала свою карьеру. Но встретились они гораздо раньше – двух счастливых студентов, прошедших сумасшедший конкурс и поступивших с первого раза в медицинаский, судьба свела в одной группе лечебного факультета. С начала учебы между ними установлось негласное соперничество. Сначала в выполнении  сложных курсовых, затем в ведении самых сложных и интересных больных. К окончанию института оба имели приличный для студентов клинический опыт и уверенно выбрали будущую специальность: Ольга пошла в акушерство и гинекологию, Петр - в хирургию.


Ольга очнулась от своих мыслей. « Все свободны. Историю я оставлю у себя,» – она

поднялась и быстро вышла из ординаторской. Поток мыслей не давал сосредоточиться.  Дойдя до своего кабинета, она поспешила захлопнуть за собой дверь и осталась стоять , не решаясь подойти к столу, на котором в ожидании замер телефон.


- А звонить все-равно придется, - сказала она самой себе.


Открыв историю, Ольга увидела номер телефона, который знала наизусть. Петя. Как много лет она легко набирала этот номер, а потом много лет пыталась его забыть... Кильчевская Ирина Александровна. Сорок два года. Жена? Как получилось, что она рожала дома? Как Петр допустил? Не жили вместе? В разводе?


За дверью в кабинет заведующей продолжалась обычная жизнь отделения, все шло по давно заведенному распорядку и каждый был по-своему незаменим на своем месте. И только в этой небольшой комнате время, казалось, остановилось и не решалось восстановить свой бег.


Годы пролетели незаметно. На первом курсе думалось, что шесть лет учебы будут тянуться вечно. Но они пронеслись как одно мгновение. Каждый день, пусть трудный и не очень удачный, им было хорошо и интересно вместе. Медики – это особенные студенты с не всем понятными шутками, особенным отношением к людям и жизни вообще. Они не циники, нет. Просто для них меньше тайн, чем для других. Ольга вспоминала, как на первом курсе они сидели в анатомичке, держа  череп в одной руке, бутерброд в другой, старались разобраться в сложных лабиринтах височной кости... Петр всегда шутил, что выбирает для Ольги самые симпатичные «пособия»…


На втором курсе, готовясь к медсестринской практике, они тренировались  делать инъекции – кололи друг другу витамини и спорили, у кого рука легче... Первая врачебная практика, ассистирование на родах, в операционном зале... Как все это было волнительно и страшно в первый раз. И снова долгие бессонные ночи, книги... книги... книги...  Споры о сложных больных, поиск ответов на бесконечные вопросы диагностики... Впечатления переполняли, события сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой – ни в хирургическом, ни в акушерском отделениях пациенты не задерживались надолго.  И это было одним из самых важных для них моментом – возможность практически сразу увидеть результат своего труда. Конечно, случались и отсроченные осложнения, но они скорее были исключениями из правил.

Они были исключительно похожи друг на друга: в своей безоговорочной любви к работе, умении и желании учиться, понимании того, что в медицине не бывает мелочей и простых случаев. Им всегда было легко вдвоем, было о чем говорить, над чем смеяться,  чем делиться, обсуждать, спорить и даже молчать. Петр и Ольга умели слушать и понимать друг друга без слов.  Они жили одной жизнью на двоих. Им казалось так будет всегда…


Петр почувствовал, что Ольга беременна еще до того, как оба знали наверняка. Он переживал, насколько болезненным для нее будет выбор - ребенок или карьера. Но Петр

ошибся, вопрос для Ольги так не стоял. Она не станет рожать. Ребенок не входил в ее планы. Впервые в жизни они не могли понять друг друга. Петр сходил с ума, говорил, что возьмет заботу о ребенке на себя, что они не могут, не имеют права…


Врачи, как правило, оказываются самыми сложными пациентами. Не стала исключением из этого правила и Ольга. Из больницы она вышла не в тот же день, как остальные, пришедшие с ней на аборт, а через неделю. Петра в городе уже не было. Он вернулся через несколько лет и с тех пор они общались только как коллеги, да и то разве что по необходимости. Ольгина личная жизнь не сложилась, так получалось, что никто не выдерживал сравнения с Петром, а на меньшее она была не согласна. Как она сама себе говорила «остался сапожник без сапог». Любая информация о Петре была для нее столь болезненна,  что Ольга  всячески избегала разговоров о нем, сведя к минимуму общение с общими знакомыми.


Время шло, а Ольга никак не могла подойти к столу, снять трубку и набрать номер... Вдруг, словно боясь забыть, что решила сделать, она вышла обратно  в коридор и, не дожидаясь лифта, быстро поднялась в отделение новорожденных.  Подойдя к палате, где только рожденные малыши лежали в инкубаторе, Ольга через стеклянную стену увидела одного.  Конечно, это только показалось, что малыш заметил и шевельнул своей тоненькой  ручкой в ее сторону. Скольких детишек она приняла!  Сколько было их и отказных и осиротевших.  Но никогда за все долгие годы работы Ольга не чувствовала ничего подобного. Она вдруг принялась считать, сколько бы лет было теперь ее ребенку... их с Петей ребенку... Она всегда гнала от себя мысли о том нерожденном мальчике или девочке, не позволяла себе усомниться в правильности  раз и навсегда сделанного выбора. И вдруг сейчас, глядя на бирку с именем на тоненькой ручке, Ольга почувствовала, как волна жалости к самой себе захлестнула ее с головой и она громко произнесла свою такую горькую и ставшую привычной фразу: «Остался сапожник без сапог».


Ольга долго стояла, глядя на малыша, и в какой-то момент ей показалось, что она не одна. Оглянувшись, она увидела Петра. В свои почти пятьдесят он совсем не изменился. Или ей это казалось. Как будто все было вчера. Только глаза уставшие и... Ольга помнила этот взгляд, от которого она бежала, как и от его слов... Ольга взяла его за руку, и он до боли сжал ее кисть.  Боль была такая сильная, словно Петр передавал Ольге часть своих страданий.


- Петя…


- Это моя сестра. Была моя сестра. – Его голос сорвался и он замолчал, пережидая, когда спазм отпустит и слова вернутся.


Петр глубоко вздохнул и начал говорить так быстро, как если бы старался успеть произнести фразу целиком до следующего спазма:


- Это просто какая-то ирония судьбы. Я узнал, что у меня есть взрослая сестра всего несколько лет назад. Радовался родной душе, как ребенок. Радовался выходным, потому что стало с кем их проводить и к кому спешить. Она считала себя не очень счастливым человеком, и я старался внушить ей, что счастье – это так просто и так естественно…


Петр замолчал. Спохватившись, что до сих пор крепко сжимает Ольгину руку, он хотел отпустить ее, но теперь Ольга с силой сжала его пальцы.


- Все так глупо! Я не могу поверить, что такая глупость, такая невероятная, непростительная глупость!.. Все последние месяцы я спорил с ней, убеждал, что нет ничего бессмысленнее домашних родов. В ее возрасте! Но она просто уперлась. Не хотела меня слушать. Говорила, что я сапожник без сапог – всю жизнь с чужими детьми.  Это необъяснимо. Последнюю неделю не хотела говорить со мной вовсе. И я сдался! Не могу поверить, что я снова просто сдался!


Они долго стояли молча, рука в руке, глядя на маленького человечка за стеклом.


- Как ты узнал?


- Соседи. Сестра оставила им  мои телефоны.


- Петя…


- Ничего не говори. Я уже все решил. За себя и за него. У меня еще достаточно сил, чтоб поднять его на ноги.


- А я? – хотела спросить Ольга, но непрозвучавший вопрос слезами заблестел в ее глазах. И в тот же момент, как много лет назад, почувствовав и поняв ее мысли, Петр ответил:


- А ты придумаешь ему имя.


Мальчишка снова взмахнул своей тоненькой ручкой и Ольга, глядя на него, прошептала:


- Я назову тебя Сапожок…