303 О, море-море! 18-19 01 1974

Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)

Книга-фотохроника: «Легендарный БПК-СКР «Свирепый» ДКБ ВМФ 1970-1974 гг.».

Глава 303. Балтийское море. ВМБ «Балтийск». БПК «Свирепый». Мир и мы. О, море-море! 18-19.01.1974 г.

Фотоиллюстрация из открытой сети Интернет: О, море-море! Синяя вечность!

 
В предыдущем:

Увы, к сожалению, не осталось ни одной из моих гравюр 1974 года: все были розданы в подарок или отданы замполиту, старшему лейтенанту А.В. Мерзлякову за возможность творить и заниматься тем делом на службе, которое у меня получалось лучше всего…

- «Здравствуйте мои дорогие мама и папа. Давно, очень давно я не брал в руки перо, то бишь, шариковую ручку. Однако сегодня (18 января 1974 г.), перед моим почтовым днём, субботой, решил написать вам письмо».

- "Вот уже неделя, как мы (БПК «Свирепый») выходим утром в море, а вечером, вернее, ночью становимся на якорь или швартуемся к стенке (к причалу)».

- "Тосковал я о море. Надоела эта «стоячая жизнь у стенки», а вышли в море, - сразу потерялось настроение. Море (Балтика) штормит и после долгого перерыва (после БС – боевой службы) немного мутит. Однако сейчас уже привык, но работать всё равно не хочется».

- «Остался (я) один. Сашка Якимушкин (мой друг и соратник) уехал в Отпуск. Наверно, скоро женится. Скучно без него. С ним спорил, с ним работал, делал радиопередачи, а теперь всё застопорилось».

- «Однако нашёл дело, о котором много мечтал. Была идея – создать фотолетопись корабля (БПК «Свирепый»). Но дальше моей головы эта идея никуда не пошла, а теперь есть возможность сделать задуманное».

- «Так что к концу службы сделаю второй альбом (фотолетописи БПК «Свирепый»), уже получил оформление (наборы фотографий, рисунков, плакатов для оформления наглядной агитации на боевом корабле)».

В этот раз в политотделе бригады и Балтийского флота в Калининграде я брал все наборы средств наглядной агитации, какие мог сам «поднять и утащить» в грузовик. Офицеры политотдела удивлялись, с радостью отдавали мне всё, что у них было в стопках, в шкафах, в «завалах» от прежних времён, а я брал, брал и брал.

Дело в том, что эти наборы фотографий (особенно фотографий кораблей и подводных лодок во время стрельб и учений) я потом раздавал всем желающим годкам, матросам, старшинам, мичманам и офицерам для оформления ими своих альбомов о службе. Кроме этого, эти наборы служили мне некоторым подобием «валюты» между такими же, как я моряками с других кораблей, которые тоже работали художниками-оформителями и были комсоргами боевых частей. Так что, перед ДМБ я был «богатеньким Буратино» на предмет средств оформления «ДМБовских альбомов».

- «А море-то Балтийское взыгралось не на шутку! Шумит, как в Северном (море). Сейчас качнуло в столовой (личного состава). Полетели со столов миски, кружки, хлеб, а мы («годки») вспоминали жестокий шторм во время урагана Эллин и смеялись, вспоминали, как мы обедали в (штормовом) Северном море».

- «На баночке (лавка) сидят 5 человек, и катается по столовой (от качки)! Бачковой (матрос, накрывающий на стол) нёс бачок с горячим борщом. Корабль внезапно осел с креном на правый борт и на глазах у всех (присутствующих) борщ «встал столбом» из бачка и горячим душем (выплеснулся) на ребят».

- «Только вряд ли обратили внимание на это ребята, потому что столы разорвали крепления (оттяжки) и понеслись по столовой словно тараны. На палубе в столовой слой пищи по щиколотку. Вот это был обед, так обед!».

- «Я снимал (на фотоаппарат) тогда в столовой, но снимки (получились) неважнецкие (блёклые, так как без вспышки, и смазанные движением)».

Тогда в сентябре 1973 года в Северной Атлантике бушевал ураган Эллин – самый страшный и сильный ураган 1973 года. А этот случай произошёл потому, что рулевой, который был за штурвалом, неудачно «рулил», не направил упреждающе нос корабля на волну, а скользнул по началу гребня и нос корабля «упал» во впадину между валами, а огромный вал «завалил» корабль на бок. Кстати, потом мне вахтенный офицер и сам Е.П. Назаров говорили, что «Ещё бы чуть-чуть и был бы каюк!»…

- «Мамочка! Получил я все письма, получил календарь, получил деньги. Спасибо тебе и папе за всё. Большое спасибо. Так случилось, что на корабле никто не знал о моём дне рождения. Привыкли, что я поздравляю, а про меня забыли. Напомнил. Ребята нажарили на камбузе картошки, сделали две огромные котлеты («по-киевски») и сделали салат, а потом с шумом меня поздравили».

Далее почерк неразборчивый…

- «Стоп! Развиваем полный ход! Это по волнению (моря) 5 баллов!  Здорово! Выходил наверх (из «ленкаюты» на бак). Ночь. Ветер. Мороз. Брызги на лету замерзают и с шуршанием облепляют рубку, надстройки. Все переборки (наружные) покрыты слоем льда. Кругом темень. Ветер и волны ревут, и самому кричать хочется от восторга! Ну, это ладно, это лирика…».

В море на мокром ветру казалось, что очень холодно, а брызги действительно покрывали всё на верхней палубе тонкой корочкой льда, похожего на пупырчатую шкуру-кожу животного…

5 баллов волнения на море – это «свежий ветер со скоростью 8,0-10,7 м/с, 29-38 км/ч или 17-21 узлов. На берегу от такого ветра качаются тонкие стволы деревьев, движение ветра ощущается рукой (напор ветра на ладонь). Волны на море хорошо развитые в длину, но не крупные, максимальная высота волн 2,5 м, средняя - 2 м. Повсюду видны белые барашки (в отдельных случаях образуются брызги). В нашем случае брызги образовывались от того, то БПК «Свирепый», отрабатывая элемент курсовой задачи «К-1», развил большую скорость движения против волн.

- «Календарь-то, мама, «ДМБовский»! Очень хороший календарь (мамам прислала календарь-плакат 1974 год). Все мне завидуют – легко дни зачёркивать, да считать, - сколько осталось служить. А слева (на календаре) девушки танцуют. Это ты, мама, решила меня подразнить, да? Шучу!».

- «Начал (письмо) вчера, продолжаю сегодня. Сегодня суббота (19 января 1974 года). Делаю большую приборку у себя (в «ленкаюте»). Вывернул всё «наизнанку» (повытаскивал все коробки и вещи на стеллажах и в шхерах), вымыл, вычистил, теперь опять укладываю по порядку. Посмотрела бы ты на меня, мама, как я здесь управляюсь! Времени-то по-военному мало (на приборку), а дел – много!».

- «Почитал письмо от Ольги (первой жены моего брата Юры). Знаете, люди, или надо расчувствоваться и вечно себя корить за «юркины художества», или не обращать ни на что внимание. Первого и второго я не умею, не так вы меня учили, так, как же поступить? Ведь в Севастополе я хотел и боялся встречи с Ольгой (бывшей женой Юры). Не могу и сейчас Гале (второй бывшей жене Юры) писать. Просто не могу. Не могу писать Наде, Вере (наши с Юрой двоюродные сёстры), - не могу! Не знаю, что им писать!».

- «А ведь, как только выпал (из конверта) листок с письмом Оли, так сразу же узнал её почерк! Вот в чём дело-то…».

- «Знаешь, папа, я себя виноватым чувствую. И там, и там. Везде. Не лез бы в их дела , может лучше бы было? Как ты мыслишь на этот счёт?».

- "А мне Юрка подарок сделал. В прямом смысле, не сердитесь. Аккурат 7 января (1974 г.) получаю от него письмо. Ну, какое оно, вы сами видите, однако это уже не то, что прошлые письма. Наконец-то он заговорил со мной, не «сюсюкая»! Вот это-то и подарок мне!».

- «Папа! Мне чертовски хочется с тобой поговорить. Почему я (поздно) узнаю, что ты болел? Вот что. Денег мне никаких не надо (присылать). Никаких! Сами видите, - деньги идут со всех сторон. С завода (Севморзавод прислал каую-то депонированную зарплату), с газеты (гонорар от газеты «Страж Балтики»), да ещё зарплату получил (денежное содержание командира отделения). Мне немногого хватит. И всё! И никаких накоплений! Хватит, одному «мальчику» (Юре), другому (мне)… Хватит, ещё раз говорю! Вы достаточно пожили для других, твердите мне, что «думай о себе, живи для себя», а сами?!».

- «И не вздумайте скрывать от меня ничего. Получается, что вы пишете только то, что «нужно» писать «мальчику», а остальное «потом», когда «подрастёт»!?

- «Что касается жизненных планов, то здесь всё ясно. Приеду домой (в Суворов), осмотримся кругом и всё станет понятно, куда и зачем. Мысль есть – забрать (с собой) Славку Юницина и обоим начать пускать корни в Севастополе, как я уже (всё) продумал. Однако, что вы на это скажете?».

- «Вчера (18 января 1974 г.) получил почту и увидел в газете вот это… (большая на целую страницу статья-разговор корреспондента со мной обо всё, что было есть и будет на БПК «Свирепый», об истории корабля, о моей службе и работе комсоргом корабля, художником, библиотекарем и фотолетописцем, о радиогазете, о стенгазете «Ну, погоди», о приключениях на первой БС в Северной Атлантике, о нашем предновогоднем КВНе, о моих жизненных принципах, о Вале Архиповой и о моей любви к ней, короче, - обо всём, что интересовало корреспондента). Приходил лейтенант, корреспондент газеты «Страж Балтики», расспрашивал, говорили с ним, потом он ушёл, подарив вот эти два снимка. А потом в газете написал «мешанину» из слов…».

- «Может, со стороны – хорошо, но каково мне-то. (Открылся ему, а он, как магнитофон, всё-всё написал, о чём говорили…). Увижу его – по щекам надаю! Как только газета («Страж Балтики») появилась на корабле, то люди по-разному на неё отреагировали. Одни молча, другие с искренней радостью, а нашёлся один, который с утра звонит по телефону и «обливает меня словесной грязью».

- «Зол я на этого лейтенанта (корреспондента) страшно. Обещал, что покажет написанное, прежде чем печатать, но мы были в море. И главное, про Валю Архипову, чёрт, написал… Ну, что же мне теперь делать?».

Дело в том, что я поведал этому лейтенанту-корреспонденту газеты «Страж Балтики» свои жизненные принципы и девизы, которые были у меня ещё со школы и которые соперничали, конфликтовали с принципами и девизами Вали Архиповой, например, её принцип и девиз «Пока я молода, беру от жизни всё», конфликтовал с моим жизненным принципом «Всему свой срок и своё время. Всё ещё будет». А корреспондент всё-всё это изложил, как по стенограмме нашего разговора…

Кроме этого, я, дурак, рассказал ему о том, как мы с Валей купались рано утром голышом в холодной росе в густой траве на поле кормовых трав, засеянном лесником. Это было летом в июне 1969 года (9-й класс), в период, когда мы малыми группами ходили в некие «походы в лес с ночёвкой», чтобы впервые мальчики и девочки могли обрести опыт эротически-сексуальных отношений и приключений…

- «Что касается истории со школой и всеми лирическими отступлениями, то здесь, мягко говоря, фантазия автора (корреспондента), а об остальном, - это ответ на Юркино – «ты, Саша, не моряк» («если занимаешься не службой по специальности, а работаешь комсоргом, художником, фотографом, почтальоном и т.д.)».

- «Ты, папа, тоже недоволен моей службой. Да и ты, мамочка, тоже была недовольна. (Родители сомневались, нужно ли мне перегружать себя «общественной работой»). А кто знает о моей службе? Вот уже третий год заканчивается (службы), а кто о ней что знает?! Пока, никто…».

- «Может поэтому все девчонки (школьные подружки) желают мне «чистой и светлой любви», но ни одна не получает писем «влюблённого» Сашки Суворова? Не знаю я , что меня ждёт впереди, не ведаю! Юрка писал, что я «не моряк»! У него на кителе есть значок «За дальний поход». По сути дела, этот значок всё равно, что медаль «За храбрость и отвагу». Короче, - боевая награда».

- «Я бы постеснялся носить его просто так, чтобы «пускать пыль в глаза». Вы видели хоть один значок у меня на «суконке»? Нет. А теперь я с гордостью буду носить значок «За дальний поход»! Ведь это настоящая боевая награда!».

Да. Нам сам командир корабля, капитан 2 ранга Е.П. Назаров сообщил в море по КГС (корабельная громкоговорящая связь), что «командование Балтийского флота приняло решение наградить весь экипаж БПК «Свирепый», всех участников первой БС (боевой службы) в Северной Атлантике знаком «За дальний поход».

Я с огромной радостью гордился, что вместе с командиром БЧ-1, старшим лейтенантом Г.Ф. Печкуровым составлял по вахтенному и штурманскому журналам курс и районы плавания БПК «Свирепый» в Северной Атлантике с заходом за Северный Полярный круг.

Мы действительно «избороздили» всё Северное море, побывали у острова Роколл, островов Исландии, ходили вместе с ордером КУГ кораблей США-НАТО в Норвежском море за линию Северного Полярного круга, были в районе дрейфа айсбергов, «спускались» вместе с АУГ «Джон Ф, Кеннеди» почти до середины Атлантики и «сторожили» этот авианосец и его корабли охранения, когда те принимали в океане праздничное судно-бордель с артистами, музыкой, разноцветными огнями и девушками-женщинами…

Мы, БПК «Свирепый», в море-океане не развлекались, а служили. Причём, когда наша новейшая советская АПЛ «стреляла» из-под воды новыми баллистическими ракетами, мы уже испытали шторма Северного моря и были на пороге жуткого шторма урагана Эллин…

А мой брат Юра, пишет мне по поводу того, что я комсорг, художник и фотограф – «ты, не моряк»…

- «Вот ведь как. Как в той присказке: «Оно бы так, оно бы и конечно, а как коснётся, вот тебе и пожалуйста!» (любимая присказка моего папы)».

- «Однако я, наверно, задержался с письмом. Часов-то нету… Вернее, есть, но опять заводная головка сломалась, это, которой заводят часы. Ремешок на часах – чудо! Чудо-чудо! Спасибо вам (за подарок). Те, кто уходит (домой) весной, просят у меня его (ремешок-браслет часов). Большое вам спасибо. Однако, пора».

- «Скоро я вам расскажу две очень весёлые истории. Скоро. А, может быть, и приеду. Во! Сюжет, да? Ну, я пошёл. Пишите. Пап, брось свою работу. В смысле, береги себя. И «будь ласка» - напиши, только так, как я просил в одном из писем. Ладно? Всё. Целую вас крепко-крепко. Привет всем. Сашка».

Уже перед самой отправкой этого письма на почте я сделал приписку огромными буквами…

- «Мама, папа! Забыл, а теперь внезапно вспомнил! Делал фотки в море. Это не те, что снимал на Новый (1874) год. Вы их в первый  альбом не вклеивайте. Ладно? Я тут делаю второй альбом, вот там и будет рассказ с картинками о моём последнем Новом годе за всю службу на флоте. Крепко целую вас. Не падайте духом. Юрка начал разговор (со мной), теперь не кончит… Будьте веселы. Не надо грустить. Больше отдыхайте. И не беспокойтесь обо мне. У меня всё «о,кей!». Я говорю, что скоро позабавлю вас интересной историей. Крепче волю, ведь вы же прошли через огонь, воду и медные трубы (Великой Отечественной войны). Мама. Не создавай сама себе плохое настроение. Всё будет хорошо. Не сердись на Валю (третья жена моего брата). Только с её помощью можно «перековаться» Юре. Как поняли? Приём! Щёлк! Теперь я настроен на приём ваших, от обоих, писем. Жду и крепко обнимаю. Саша».

Я засовывал толстый конверт с письмом моим родителям в большущий синий почтовый ящик, прикреплённый к наружной стене дивизионной почты, а по радио гремела музыка и знаменитый и любимый всеми «парадный» певец Муслим Магомаев задушевно пел…

Море вернулось
Говором чаек,
Песней прибоя
Рассвет пробудив.
Сердце, как друга,
Море встречает,
Сердце, как песня,
Летит из груди.

О, море, море,
Преданным скалам
Ты ненадолго
Подаришь прибой.
Море, возьми меня
В дальние дали
Парусом алым
Вместе с собой.

Грустные звёзды
В поисках ласки
Сквозь синюю вечность
Летят до земли.
Море навстречу им
В детские сказки
На синих ладонях
Несёт корабли.

О, море, море,
Преданным скалам
Ты ненадолго
Подаришь прибой.
Море, возьми меня
В дальние дали
Парусом алым
Вместе с собой.
С собой!

О, море, море,
Преданным скалам
Ты ненадолго
Подаришь прибой.
Море, возьми меня
В дальние дали
Парусом алым
Вместе с собой.
С собой!
С собой!
С собой!

Музыка Муслима Магомаева, слова его друга, поэта Геннадия Козловского. Баку. Лето. 1969 год. Песня называлась «Синяя вечность».