Сталин и Хрущев

   Сталин и Хрущев
   (Опыт сравнительного анализа)


    Один из моих читателей  спросил меня, отчего это  я  к Сталину прицепился, почему о Хрущеве не напишу, он ведь более смешная фигура.
    Стал писать  о Хрущеве, ничего не получается, не вызывает у меня Никита Сергеевич смеха, а Сталин  вызывает.  Cталин, как на него не посмотри,  ужасно смешон.  И образ он свой создавал всю жизнь надуманный,  этакого мудрого вождя всех народов  с трубкой во рту. Чувство  юмора   у него отсутствовало абсолютно.

    Одни песни о Сталине чего стоят,  например:

« С песнями борясь и побеждая,
Наш народ за Сталиным идет»


А "Сталин и Мао слушают нас" музыка Мурадели, слова Вершинина.

Или мой любимый  текст, с детства помню:

«От края до края, по горным вершинам,
Где горный орел совершает полет,
О Сталине мудром, родном и любимом
Прекрасную песню слагает народ.

Ее не страшат ни нагайки, ни пули,
Звучит эта песня в огне баррикад.
Поют эту песню и рикша и кули,
Поет эту песню китайский солдат».

А ведь Сталин песни эти слушал, тексты одобрял и писание их очень поощрял. А это ведь ооочень смешно.

    О Хрущеве таких песен никто не писал. Только за одно это Хрущеву можно многое простить. Он  сразу всем был понятен  и поэтому никого позже не разочаровал.
Никита Сергеевич был человек прямой и смелый. Поехал а Америку, не побоялся. Сталин дальше своих дач никуда носа не совал. Боялся.
    В Тегеран 1943 году  Сталин до Баку  ехал в бронированном вагоне, а потом на специальном  самолете до Тегерана.  На самолете летел первый  раз в жизни.
    Сталин хотел из Тегерана весь народ переселить в Сибирь на время конференции.  Уже теплушки подогнали и паромы,  но сошлись на  усиленной охране.
 Дипломатический комплекс окружили тремя кольцами пехоты и танков. На три дня конференции город был полностью блокирован войсками и спецслужбами. В Тегеране приостановили деятельность всех СМИ, отключили телефон, телеграф и радиосвязь. Даже семьи советских дипломатов были временно "эвакуированы" из зоны предстоящих переговоров. Ну, не в Сибирь,  слава Богу. Но и время было действительно опасное. Иран немецкими шпиками был нашпигован.

    Справедливости ради, нужно сказать, что Рузвельт находился в резиденции Сталина, а Черчилль жил через дорогу.
Но Рузвельт понятно почему со Сталиным поселился, они двойники - два сапога пара. Даром, что Рузвельт туфли носил, а не сапоги. Четыре срока просидел президентом, умер будучи президентом, тоже калека, и тоже жутко двуличный тип.
При этом у них почти аналогичные подвиги. Взяли с сохой оставили с ракетами.
 Рузвельт вывел   Америку  из глубокого экономического кризиса 1929-1933 гг., именуемого сейчас "Великой депрессией", (которую сам же и устроил).
Сталин чувствовал в нем близкую душу и называл его самой сильной фигурой современного капиталистического мира. В его честь в советское время была даже  названа одна из улиц Ялты.
    Оба умерли от инсульта и оба при подозрительных обстоятельствах.
При похоронах  Рузвельта народа собралось видимо невидимо – 300–400 тысяч. В воздухе над похоронной процессией барражировали боевые самолеты. Очень даже похоже. 

    Америка, как видим, не застрахована от диктаторской власти. Об этом еще Курт  Гедель стал говорить, когда его в США по конституции на гражданство экзаменовали. (Но это отдельная статья, попрошу Мишу Любина написать. Он что-то знает по этому поводу, но скрывает).

    Хрущев, никогда не выпендривался и не строил из себя мудрого вождя. Шляпу носил. Однажды иду по Проспекту Сталина в Харькове (еще в школе учился) вдруг две роскошные длинные открытые машины промчались, и в одной из них сидел Хрущев в этой самой шляпе. Клянусь, был такой случай в моей жизни. Не вру. Сейчас думаю, какие времена  были, глава правительства ехал  в  открытой машине.
Хрущев по проспекту Сталина!  Потом переименовали в Московский проспект, а ведь если б юмора хватило, могли бы переименовать в Хрущевский проспект.

    Хрущев, как я уже сказал, не боялся ездить  заграницу. Мало того, что поехал в США, так еще запустил ботинком в генерального секретаря ООН, сказав при этом, что он таких генеральных секретарей в гробу видел.
Молодец Хрущев, правильно понимал ситуацию. Одного генсека из мавзолея убрал, а в другого ботинком запустил.
   
В Ираке один иракчанин тоже запустил в президента Буша младшего ботинком. Хороший пример заразителен. Жаль не попал. Хотя у Буша  голова ботинконепробиваемая.

    Нет, у  Сталина что ни возьми, все анекдот. Ходил в сапогах и галифе. (См картинку вверху) Чего спрашивается?  Не кавалерист же.  И еще у него был любимый белый парадный китель. Он его  на встречу с Риббентропом надел. (Еще раз смотри картинку).
    А Риббентроп,  такой интеллигентный мужик, прилично выглядит, в костюме, с галстуком, я бы с ним в разведку пошел, не скажешь, что его в 46-м в Нюренберге повесили за шею. O tempora o mores! Как сказал Цицерон.

    Сталин пиджаки не признавал.  Кители военные ему шили в специальном ателье Легнера на Кутузовском проспекте. Потом он после войны устроил известный процесс врачей и портных. Но не успел, и Абрам Исаевич Легнер, полковник НКВД,  умер своей смертью уже после смерти Сталина. Опять же, вот времена были, портные в полковниках ходили.
    Говорят Абрам Исаевич держал у себя в мастерской запасной комплект одежды для Сталина: "У Хозяина второго комплекта нет. А вдруг за гвоздь зацепится?" Портновский юмор.  Да  у Сталина все гвозди на 100 километров вокруг были или забиты или выдернуты. Сталин зацепился за гвоздь равносильно, что Сталин подорвался на мине. А если на мине подорвешься, запасной костюм уже ни к чему.

   Когда Сталина  нужно было хоронить, выяснилось, что нет даже лишней пары белья. А по православным обычаям в штопанном хоронить не положено. Ему сшили белье специально для похорон.  (За правдивость этой информации я не ручаюсь, из мемуаров сына Артема), но скромность и неприхотливость Сталина легендарна, о ней в другой статье  «Дачи Сталина»).

    Еще он трубку курил. Да не просто курил, а папиросы ломал (специально для него делали) и трубку табаком, добытым из папирос, набивал.
Это как один конфеты фигурные заказал в кондитерской и три раза заставил переделать, а потом там же их и съел, не отходя от кассы.
 Зачем,  спрашивается,  папиросы портить. Кури папиросы. Кстати,  на картинке Сталин как раз папиросу держит в руках. Решил при Риббентропе не выпендриваться со своей трубкой  мудрости.

Из статьи специалиста по трубкам Александра Бондарева

«Мне не удалось найти ни одной фотографии, где в зубах у Сталина была бы резная пенковая трубка, этническая экзотика, какой-нибудь кавалер или калабаш. Нет даже фотографий Сталина с прярыми трубками. Видимо, он курил исключительно бенты. Причем только 1/2 бенты, классические и строгие»
«Про табак, который курил Сталин, к сожалению, ничего не известно. Известно о его привычке потрошить в трубку папиросы «Герцеговина Флор», но это были папиросы, изготовленные специально для него отдельной линией. Какой там был табак, теперь уже не выяснить. Возможно, качественная американская вирджиния, недоступная в те времена простым смертным. Эти папиросы были скорее элементом подчеркнутой скромности Сталина - одним из немногих его положительных качеств, которого так не хватает вождям современным».
(О скромности статья пишется).

А усы сталинские.
 
Усы многие носили. Сальватор Дали,  Чапаев,  Петр Первый. Это из самых знаменитых.  Но сталинские усы это символ. Еще не родился новый Чарли Чаплин их воспеть. У Сталина вся сила в усах была, как у Самсона в волосах.

То ли дело Хрущев –

ни бороды ни усов ни на голове волосов.

 И быстро устранили его, потому что без усов был.
У Брежнева тоже усов не было, но он бровями компенсировал  и удержался до конца. Ну, а Ельцин просто усы декретом отменил. Теперь уже усов ни у кого не будет.  Поговорку  «Сами с усами»  Ельцин тоже отменил. И теперь временно вопрос повис в воздухе. Поговорку вернули, а усы еще нет.

    Хрущев был искренний мужик, неподдельный,  а СТАЛИН ДВУЛИЧНЫЙ.  Хрущеву не понравились картины авангардистов, он честно их бульдозером подавил,  а художников пидарасами назвал. Хрущев что думал, то и говорил. А Сталин с плеча не рубил. Он вначале бы Пастернаку позвонил, справиться, или даже  с коммунистом Пикассо посоветовался  бы,   а уже потом на Колыму этих пидарасов  все равно отправил бы, но уже как он вроде  и не при чем. Умный мужик был и крупный политический деятель.

Или Крым.

   Хрущев  отдал Крым Украине , чтобы они там экономику восстановили. Наш - не наш, страна-то одна была.
Сталин так бы не поступил,  Сталин русский народ уважал. Особенно когда в 41м припекло.
Он из Крыма всех,  кто не наш,  в Сибирь переселил.
 
    Или  взять писательские дела. Литературу советскую.
Сталин мурыжил  писателей основательно,  специально заседания собирал, чтобы осуждать их антисоветчину. Жданов у него главный специалист был по музыке  и литературе.  Ну, чисто, наш советский Вольтер. 
Еще Сталин придумал премии своего имени выдавать. Приурочил к  своему  60-летию, в 1939 году. Сам лично и распределял, но коллегиальность соблюдал. Раз такой случай вышел в  1948 году (цитирую по мемуарам Константина Симонова – шестикратного лауреата Сталинской премии, чуть не написал шестикрылого, как у Пушкина серафим).

   «Сталин имел обыкновение… брать с собой на заседание небольшую пачку книг и журналов. Она лежала слева от него под рукой, что там было, оставалось неизвестным до поры до времени, но пачка эта не только внушала присутствующим интерес, но и вызывала известную тревогу — что там могло быть. А были там вышедшие книгами и напечатанные в журналах литературные произведения, не входившие ни в какие списки представленных на премию Комитетом. То, о чем шла, точнее, могла пойти речь на заседании в связи с представлениями Комитета по Сталинским премиям, Сталин, как правило, читал. Не могу утверждать, что он всегда читал все. Могу допустить, что он какие-то произведения и не читал, хотя это на моей памяти ни разу прямо не обнаружилось. Все, что во время заседания попадало в поле общего внимания, в том числе все, по поводу чего были расхождения в Союзе писателей, в Комитете, в комиссии ЦК, — давать, не давать премию, перенести с первой степени на вторую или наоборот, — все, что в какой то мере было спорно и вызывало разногласия, он читал. И я всякий раз, присутствуя на этих заседаниях, убеждался в этом. Когда ему приходила в голову мысль премировать ещё что-то сверх представленного, в таких случаях он не очень считался со статусом премий, мог выдвинуть книгу, вышедшую два года назад, как это в мое отсутствие было с моими „Днями и ночами«, даже напечатанную четыре года назад, как это произошло в моем присутствии, в сорок восьмом году. В тот раз я сидел рядом с редактором «Звезды» Друзиным, сидел довольно далеко от Сталина, в конце стола. Уже прошла и поэзия, и проза, и драматургия, как вдруг Сталин, взяв из лежавшей слева от него пачки какой-то журнал, перегнутый пополам, очевидно, открытый на интересовавшей его странице, спросил присутствующих:
— Кто читал пьесу «Вороний камень», авторы Груздев и Четвериков?
Все молчали, никто из нас пьесы «Вороний камень» не читал.
— Она была напечатана в сорок четвертом году в журнале «Звезда», — сказал Сталин. — Я думаю, что это хорошая пьеса. В свое время на нее не обратили внимания, но я думаю, следует дать премию товарищам Груздеву и Четверикову за эту хорошую пьесу. Какие будут еще мнения?
По духу, который сопутствовал этим обсуждениям на Политбюро, вопрос Сталина: «Какие будут ещё мнения?» — предполагал, что иных мнений быть не может, но в данном случае их действительно не предполагалось, поскольку стало ясно, что никто, кроме него самого, пьесу не читал.
Последовала пауза. В это время Друзин, лихорадочно тряхнув меня за локоть,  прошептал мне в ухо:
— Что делать? Она была напечатана у нас в «Звезде», но Четвериков арестован, сидит. Как, сказать или промолчать?
— Конечно, сказать, — прошептал я в ответ Друзину, подумав про себя, что если Друзин скажет, то Сталин, наверное, освободит автора понравившейся ему пьесы. Чего ему стоит это сделать? А если Друзин промолчит сейчас, ему дорого это обойдется потом — то, что он знал и не сказал.
— Остается решить, какую премию дать за пьесу, какой степени? — выдержав паузу, неторопливо сказал Сталин. — Я думаю…
Тут Друзин, решившись, наконец решившись, выпалил почти с отчаянием, очень громко:
— Он сидит, товарищ Сталин.
— Кто сидит? — не понял Сталин.
— Один из двух авторов пьесы, Четвериков сидит, товарищ Сталин.
Сталин помолчал, повертел в руках журнал, закрыл и положил его обратно, продолжая молчать. Мне показалось, что он несколько секунд колебался — как поступить, и, решив это для себя совсем не так, как я надеялся, заглянул в список премий и сказал:
— Переходим к литературной критике.

(Константин Симонов. «Глазами человека моего поколения»)

Однако!
Кафка ничего подобного не смог бы придумать, даже если бы он был не еврей, а чукча.

   Ничего Сталин не упускал. Мы спали, а он в Кремле сидел ночью и книжки читал, чтобы с премией не ошиблись его фельдфебели. Кому какой степени. Это же как важно было. В комитете скажут дать премию второй степени (50 тысяч рублей), а Сталин поправит - нет, тянет только на третью - 25 тысяч. И все директора заводов не спали, а вдруг позвонит, ждали пока Поскребышев даст отбой. А Сталин Бубенова «Белую березу» дочитывал.
   Или вдруг, ни с того ни с сего, накатал странную, никому не нужную, (не сам, разумеется, какой он языковед), работу "Марксизм и вопросы языкознания", чтобы поддержать миф, что он теоретик марксизма. А еще позже, уж совсем с ума спятил, и накатал, опять не сам, конечно, "Экономические проблемы социализма".
Не читали?  И не надо. Жуткая мура.

    А Хрущев никаких премий имени себя не придумал, (никто бы и не  взял),никаких теоретических работ не писал, только раз на выствке модернистов назвал художников пидарасам. Но это какой же вклад в теорию модернизма? Хотя некоторые прозовцы этот вклад используют с удовольствием. А потом  раз, с бухты барахты, разрешил «Один день Ивана Денисовича» опубликовать. Это по-рабочему, по-ленински, чтобы народ прочел с большой пользой для себя.
И с этого развал социализма и начался. С этого одного дня. Сталин такой оплошности никогда бы не допусти. Осторожный мужик был.  Сэм  раз зарэзАл, одын раз замэрял.

    А ушел Хрущев, и все  пошло  наперекосяк.  Суслову (жуууткий тип) везде крамола мерещилась – верный сталинский сокол,  все запрещал. И у премий название поменяли. Государственные стали называется.
Пишут теперь так:  писатель Симонов, лауреат Государственной премии (бывш. Сталинской).
Не ушел бы Хрущев так рано, разрешил бы "Доктора Живаго", потом "Архипелаг Гулаг", тем более, он децентрализовал экономику, совнархозы организовал,  и, глядишь, постепенно вросли бы в капитализм с человеческим лицом.

    А Брежнев так тот просто сам стал писать книги.   Даже его на Нобелевскую выдвинули от Трехгорной мануфактуры  и  Первого Шарикоподшипникового  завода.
  Хотя Дмитрий Быков говорит, что все брежневские книги на самом деле  Шолохов написал, (тоже лауреат государственной премии, бывш. Сталинской),  а Брежнев их присвоил. Текстологическим анализом доказано по методу Бахтина-Сосюра.

Поэтому-то  Брежнев  от Нобелевской отказался в пользу Обамы. (Обама  книжку написал «Как нам обустроить Америку и переселить всех белых в Сибирь»). Не за горами уже. Надо начинать бараки строить.

   И поэтому Эрнст Неизвестный Хрущеву на могилу памятник спроектировал, а Сталину не стал.
Сталину только один памятник остался – «построенный в боях социализм». И тот снесли.