Забава

- Кто сейчас заходить будет? Можно я с вами зайду? Мне вчера сам кардиолог назначил, сказал прийти сегодня без очереди, мне только на минутку, только анализы ЭхоЭКГ отдать, я даже без мамы, это маме надо, - торопилась Забава выложить всю информацию, показывая папку с карточкой, анализами женщине у дверей. Очередь недоверчиво смотрела на неё и недовольно, грозно заворчала, заволновалась, как море.

- Не пустим, приём только по талончикам, много вас тут таких ходит, идите и берите талончик.

- Но вы понимаете, талончик дают за две недели, а у меня мама-инвалид, ей надо инвалидность оформлять, да мы тут вчера были, вот, смотрите, - Забава показывала запись в книжке от кардиолога датированную вчерашним числом.

– Видите, я ведь даже без мамы пришла, она на костылях, ей ходить больно, тяжело, она сама не может, мне же кардиолог сам сказал, назначил, прийти сегодня без очереди, я на минутку, что же это такое? Да если же я талончик буду брать, это же только через две недели на приём, а у мамы анализы пропадут, у нас уже всё готово, осталось только вот Эхо ЭКГ донести и всё, завтра с утра подам документы главврачу на подпись. Люди. Вы что? У меня ребёнок дома с температурой маленький один, пустите, а, пожалуйста.

Забава смотрела беспомощно на толпу бездушных, злых, колючих старушек, те  презрительно смотрели на неё, возражая.

- Нам всем на минутку!
- Я тоже для мамы пришла и сижу, у меня тоже мать инвалид! – это уже тётя накрашенная модная сказала.
- У меня тоже дома ребёнок больной один дома и что?
- Я тоже инвалид, и что?
- Но у вас тоже у ребёнка температура? – пробовала возразить Забава.
- Нет, а сколько вашему ребёнку лет?
Забава могла бы соврать, но она не хотела врать, всё, что она говорила было правдой, почему ей не верят?
- Семь.
- Да он у вас уже большой! Посидит один, а мы вас не пропустим, сидите и ждите, как все.
- Но у него температура, 39 и 5 утром была, я её только сбила до 38, вдруг она снова выросла, мне надо скорее к нему, он на телефон не отвечает.

Почему он не берёт трубку? Забава снова и снова набирала на мобильном сына. Или спит или… да нет, скорее всего, спит, температура обычно растёт вечером, часов в пять, а сейчас 12 дня, наверно заснул, ночь была бессонной, сбивали температуру. Ну а вдруг он там лежит без сознания? Вдруг температура пошла вверх, она должна быть там, с ним, а не здесь. Она разрывалась на части. Материнский долг уверял, что надо быть дома с больным ребёнком, дочерний долг привёл её сюда, надо помочь маме оформить инвалидность. Сегодня день Ч, если сегодня не успеет пройти к кардиологу, все труды псу под хвост, начинай сначала, и то не факт, что получится, терапевт сказал, что комиссию ВТЭК надо пройти до 1 июня, иначе всё отложится на год, а проживёт ли мама этот год? Надо успеть, ведь кроме неё никто больше не поможет маме. Но материнский долг звал назад, домой к сыну, сердце не на месте, как он там? Почему не отвечает на звонки?

Если бы не больной сынишка, она бы, конечно же, не стала пытаться пролезть без очереди, она просто дождалась бы конца приёма и зашла в кабинет самой последней, но сейчас долг матери делал её наглой и упрямой.

У Забавы дёргался левый глаз. Эти походы с мамой по поликлинике последний месяц вынули из неё всю душу. Чтобы оформить инвалидность надо обладать недюжим здоровьем, - шутила она. А здоровья нет ни у неё, ни у матери, но матери надо помогать. Мать на костылях, сама себя даже одеть не может, не то чтобы ходить, выхаживать инвалидность. Всё она, всё она, бегает, хлещется, выстаивает очереди. Уже совсем близко финишная прямая. Вчера они были у кардиолога, выяснилось, что не хватает ещё Эхо ЭКГ, одного ЭКГ им мало. Нет, чтобы сразу дать направление на ЭхоЭКГ, но у нас в больницах вечно так, никто ничего не знает, никто ни за что не отвечает, всем плевать на больных. Врачи хамьё, говорят с больным грубо, жёстко, лишь бы спихнуть больного, терапевт отправляет к ревматологу, ревматолог отфутболивает к терапевту, бардак, одним словом.

Чтобы записаться на Эхо надо опять ждать две недели, а времени уже нет, поэтому мама прошла Эхо платно, платно можно сразу. Потом пошли ещё к невропатологу, до этого он был в отпуске, и к нему не записывали, а тут вышел, и уже записи нет, а надо, и платно к нему не пойти. Если бы можно было за деньги, но и за деньги не попасть. И вот мама поднялась с огромным трудом на четвёртый этаж, так как невропатолог сидит там, а лифта нет, здание поликлиники старое, но что делать? Пришлось идти, полчаса лезла, с передышками, отдыхом в каждом пролёте. И сидела в очереди весь день, ждала, когда пройдут все по записи, никто не пропустил старушку инвалида с давлением. А она, Забава, разрывалась между мамой и больным сыном. Он подхватил вирус и лежал дома с температурой. И вот, доведя мать до двери невропатолога, она, руки в ноги, помчалась домой, варить сыну компот с брусникой, капать капли, сбивать температуру, сама пообедала, накормила малыша, и снова побежала к голодной матери с бутербродом, шоколадкой и термосом с чаем. Старушка сидела и клевала носом, голодная, мучимая жаждой, с высоким давлением, на часах восемь вечера, из дома они вышли в восемь утра, 12 часов в поликлинике. Ноги не ходили, затекли от долгого сидения. С трудом встала, есть отказалась, только пить и дольку шоколада съела. И доктор ещё не хотел принимать без записи, умоляли, упрашивали, сжалился, надо-то черкнуть две строки, что нет претензий, у неё же другое заболевание, артрит, по нему инвалидность оформляют. Но, Слава Богу, принял, заняло это у него минуты две, а ожидания было целый день, однако без этой записи инвалидность не дают. Мать еле держалась на ногах, с трудом спустилась вниз, на такси доехали до дому, там идти здоровому человеку 5 минут, а мать её шла бы полтора часа, поэтому и поехали на такси, сил никаких уже нет. Помогла матери раздеться, уложила в кровать и бегом к больному сынишке.

Забава была простой русской бабой с простой русской же внешностью: круглое лицо, русая коса до попы, голубые глаза, нос картошкой, с большим задом и пышной грудью, крупной комплекции, такая и коня на скаку и в горящую избу. Мужики любили Забаву, особенно в возрасте, те, которые понимали, что баба нужна для хозяйства, не только для красоты. Эта же не гнушалась никакой работы: мыла, стирала, убирала, пекла пироги, полола огород, колола дрова, топила печь, ходила за скотиной. Была весёлой и нетребовательной.

Она была даже слишком простой. Все всегда её обманывали, на рынке обвешивали, подсовывали гнилой товар, сухой хлеб, кислый творог, она была скромной, позволяла всем собою помыкать. На лице у неё было написано – лохушка.  Она привыкла, что никто её за человека не считает, и никогда особо никуда не лезла, в очередях ей вечно всего не хватало, именно перед её носом заканчивалась колбаса или сосиски. Но она не вешала этот самый нос, помнила, что Господь заповедал нам быть смиренными, и в страшный грех уныние не впадала, надеялась на лучшее и благодарила Бога за то, что есть.

Она стояла у двери кабинета и внимательно разглядывала очередь. Очередь оценивающе разглядывала ее, и их оценка явно была ни в её пользу. За эти недели, что она провела в поликлинике по матушкиным делам, она уже много кого повидала и поняла, что люди эти грешны, что они сами виноваты в своих болезнях. На неё смотрели старушки и старики, будто сбежавшие герои из книги «Портрет Дориана Грея»  Оскара  Уайльда, все их пороки выступили на лицах, никакой косметикой не замазать. У них были золотые серьги в ушах, золотые крестики на шеях, модные шляпки и красивые пальто, но лица эти были уродливы, порочны. Очень редко можно было встретить красивого человека в поликлинике, красивого душой. Поэтому она понимала рявкающего бульдогом терапевта, эти понимают только такой язык, если не ты их, то они тебя.

Её мать была не исключением, она хорошо вписывалась в собирательный портрет завсегдатая поликлиники. Она была больна не только телом, но и душой, уж кто-кто, а Забава это знала не понаслышке. Мать её часто любила причитать, мол, де, за что ей эта болезнь, что такого она сделала, чем заслужила? Забава знала ответ, но молчала. Это бесполезно. Разве что ей докажешь? И пытаться не стоит, только будешь плохой. Мать её была сварливой и эгоистичной старухой, она любила сплетничать и злословить за глаза, осуждая всех вокруг, родню, подружек, поливая грязью, завидовала и чревоугодничала. Она была жадная, когда Забава приходила к ней в гости, она прятала еду, говорила, что есть нечего, хотя отец сказал ей, Забаве, намедни, что мать нажарила пирожков, испекла торт. Причём приходила Забава в гости не просто так, а чтобы помочь матери, поставить ей укол, убраться дома, купить продуктов, и уходила всегда голодная. Мать ненавидела отца, обзывала прямо в лицо его козлом, унижала прилюдно, помыкала им. Неудивительно, что отец запил горькую. Сама Забава сбежала из дому в шестнадцать лет. Потому что дома был ад, настоящий ад. Мать заставляла её работать, как Золушку, будто она ей не родная дочь, за любую провинность била, била по лицу, до крови, таскала за волосы. Ругала почём зря, всё время унижала, всё она делала не так, как бы ни старалась, матери нельзя было угодить. Она была злая и жестокая мать, в детстве Забава мать не любила, боялась.

И всё же даже она не заслужила такой болезни. Забава жалела мать, зла не держала, как можно злиться на такого слабого, немощного человека, каким стала мать в старости, хотя вроде и не старая, всего 65 лет? У матери была сильнейшая форма артроза, артрита и остеопароза. Её мучили страшные боли, никакие обезболивающие не помогали, спину скрутило колесом, все суставы выворачивало, на ногах тромбофлебит и варикозное расширение вен, руки скрючило, как у бабы Яги, суставы деформировались, руки дрожали и не могли держать ничего тяжелее ложки, ко всему прочему недержание мочи, камни в почках и глаукома с катарактой на обоих глазах. Мать была практически слепа и при этом не операбельна. На ступне вырос костный нарост – неправильное деление эпителия, удаляли лазером, не помогло, вырос снова, врач сказал, что бесполезно удалять, это причиняло адскую боль при ходьбе, как будто ходишь по битому стеклу. Забаве было до безумия жаль мать, какая бы плохая и злая она не была, как бы ни была грешна, всё равно, даже она не заслужила таких страданий. Поэтому помогала матери изо всех сил.

Мать ещё потихоньку вампирила, воровала у Забавы энергию. Забава это поняла, потому что после общения с мамой всегда приходила без сил. Даже разговор с мамой по телефону истощал все силы Забавы, зато у матери они появлялись. Она сама ей потом говорила: «Вот поговорю с тобою, доченька, и становится мне легче, откуда силы взялись? Пошла, пирожков напекла, бельё постирала, столько дел переделала!» А Забава потом несколько часов лежит дома пластом, восстанавливается, иногда только сон позволял вернуть потерянную энергию. Но она не жаловалась, маме надо помогать. Если маме нужна её жизненная сила, пусть берёт, она не против, лишь бы мама жила! Мама одна, маму не выбирают. А она молодая, у неё сил много.

Забава стояла у двери кабинета и молчала. Зачем спорить? Но народ негодовал, ворчал, осуждал её. Слышались обидные слова, реплики. Но она молчала, только дёргался глаз, он дёргался всё сильнее. Рядом стояла другая женщина, она оттесняла Забаву от двери. Это было даже смешно. Забава понимала, что если дойдёт дело до рукоприкладства, то она без труда откинет эту женщину, силы не равны. Но это как-то некрасиво, низко, вот так устраивать драку у кабинета. Поэтому она позволила себя оттеснить, ничего страшного, думала она, зайдём вместе. К слову сказать, та женщина тоже планировала проникнуть без очереди. Как раз из тех наглых, которые всегда везде лезут первыми она была. И очередь признавала право той на эту наглость, потому что она – это она, а Забава лохушка, её по этим стадным законам пропускать не полагалось. Пусть знает своё место.

Особенно усердствовала одна дама, такая богатая, стильная, модная, безупречная, Королева, которая тоже вместо матери пришла. Она всё бубнила и бубнила под нос себе, но так, чтобы все слышали, и Забава тоже, всякие обидные вещи, таким менторским тоном. Она смотрела на Забаву, как на быдло, презрительно. И толпа внимала её речам и соглашалась, старушки кивали головами и соглашались и осуждали Забаву.

- Подумаешь, ребёнок болеет, подумаешь, один дома, тоже мне, нашла, чем удивить, да хоть помирает, нам какое дело? – бормотали бесчувственные, злобные старушки.

Внутри у Забавы начало подниматься нечто яростное, она старалась сдержать эту Силу, но вот так всегда. Когда говорят плохо про неё или делают плохо ей, это неважно, она всё стерпит. Но когда речь касается её ребёнка, тут нет, тут она терпеть не может, за сына она и убить может. Она это уже давно поняла, она это точно знает. Был случай, она чуть не прибила мальчишку, который ударил её сына на детской площадке, ударил несправедливо, жёстко, думая, что тот гуляет один, без мамы. Она себя сдержала, но внутри клокотала ярость, она схватила того мальчика за шкирку и так глянула ему в глаза, что тот всё понял и забормотал слова извинения, это его и спасло. Так она и мухи не обидит, но за сына убьёт. Она чувствовала, что в ней поднимается эта ярость, этот гнев, этот огонь! Что скоро он вырвется наружу, и она не сможет его остановить, она не сможет защитить эту женщину от себя. Она пыталась его загасить и просила женщину замолчать. Не для себя, для неё она старалась, о ней беспокоилась.

- Замолчите, прошу вас! Замолчите!– умоляла она.

Но женщина поняла всё по-своему.

- Не затыкайте меня! Да как вы смеете указывать, что мне делать! Говорила и буду говорить! Плевать мне на вас и вашего сына, а если не нравится слушать, то уходите, вас тут никто не держит, вам тут не рады, валите отсюда, к своему больному сыночку. Слышите, что я вам говорю?! Тоже мне мать, да пусть он хоть совсем помрёт. Пришла тут, без очереди её пропустить. Плохая ты мать, раз бросила больного сына, и нечего тут нам на жалость давить, а может, нет у тебя никакого сына?

Забава молчала, пытаясь унять гнев. Ей казалось, что именно вот эта женщина виновата в болезни её сына, что именно из-за неё он болен, лежит там один. Это было в корне неверно, неправильно, но это было так. Сын не отвечал, не перезванивал, очередь ворчала, а эта женщина, нащупав слабую точку у Забавы, давила и давила, подливала масла в огонь. Она торжественно глядела на неё победителем, чуть улыбалась и продолжала источать яд из накрашенных ярко красной помадой правильной формы губ.

Эта женщина отличалась от всей остальной толпы. По тем старикам и старушкам уже было видно, насколько они порочны, болезни и недуги говорили об их грехах красочнее, чем их пухлые амбулаторные карты. Но эта женщина, она была почти красива. Ухоженные, холёные руки, с длинными ногтями, с ярким маникюром, в золотых перстнях, не знающие работы. Забава глянула на свои мозолистые руки с огрубевшей кожей, на коротко стриженые ногти. Да уж, разного они слоя люди, разного. Она челядь, а эта дама – она госпожа. И та тоже понимала эту их социальную разницу. Она была почти красива, идеально одета в строгий, но стильный серый костюм, брюки и пиджак, тончайшая шёлковая кофточка, короткая причёска, укладка, она была почти красива. Холодная и жёсткая, вот именно это делало её некрасивой, жёстко сжатые в презрении губы, эта складка. Она была Злой Королевой. Со временем на её лице будет сильнее виден её порок, но пока она почти красива, никто не заметит её уродства, особенно если она будет мило, хоть и притворно улыбаться. Забава пыталась найти в ней что-то хорошее, во всех этих людях. Ну, они же тоже люди, они любят своих родных, у них тоже есть матери и дети, они о них заботятся, они с ними хорошие и добрые. Их тоже любят. Человек не может быть идеально плохим, все и хорошие и плохие в меру. Сейчас они ведут себя некрасиво, но их можно понять, уж как она сама уже замучалась ходить по поликлиникам.

Ведь тут ещё какой момент. Вот получаешь ты талончик на такое-то время, по идее просто приходи вовремя и заходи без очереди, но на практике всё иначе. Талончики выдаются с интервалом в семь минут. То есть по задумке за семь минут доктор должен успеть осмотреть пациента (пациент успеет раздеться и одеться), понять, чем тот болен, выписать ему лечение, назначение, заполнить все бумаги. На практике же всё это растягивается. Все больные разные, вот эта бабулька только раздеваться будет полчаса, а потом ещё полчаса говорить, старики, они очень любят говорить, о своих болезнях особенно. Просто невозможно за семь минут принять пациента. Любого, даже самого здорового, сильного и шустрого. Минут за 10-15 реально, но не за семь. А ещё прибавьте сюда блатных, тех, которые лезут без очереди, человеческий фактор, врачу надо банально сбегать в туалет, вот и выходит, что по времени не получается заходить, никак. Отсюда эти очереди, эта озлобленность. Врачей не хватает, зарплаты маленькие, очереди гигантские. Забава прекрасно понимала этих людей, но ей доктор сам вчера сказал прийти сегодня и зайти БЕЗ очереди, это не её блажь. Ей бы только увидеть глазком врача, махнуть ему рукой, и тогда он сам пригласит её в кабинет. И очередь это тоже понимала, поэтому шипела на Забаву многоголовой Гидрой, плевалась ядом, выгоняла её.

- Уходи! Уходи отсюда, никто тебя не пустит, иди к своему сыну, может он уже подох…

- Я ПРОКЛИНАЮ ВАС! – выкрикнула Забава не своим, каким-то хриплым, резким голосом с надрывом. Кровь прилила к голове, лицо её побагровело, уши запылали, она занервничала, глаз начал ещё сильнее дёргаться, сама она вся тряслась мелкой дрожью.

Энергия вырвалась наружу, огонь, так долго сдерживаемый, хоть и невидимый опалил женщину. Та охнула и отшатнулась. Это почувствовала не только Забава. Вся очередь ощутила, что это не простые слова, что в них есть Сила. Будто какая невидимая, но мощная волна прокатилась от Забавы по коридору и ударилась о стены, накрыла всех этих старушек, сидящих в очереди у кабинета. Та тётка, что так долго оттесняла Забаву от двери убежала в конец коридора.
 
- Кто это сказал? – подумала Забава, - Неужели я? Но я не хотела. Я даже не думала об этом, оно само.

- Чтоб у тебя язык отсох! – прошипела женщина-королева, но уже другим, испуганным тоном.

- Извините, я не хотела, оно само, вы сами виноваты, не надо было плохо говорить о моём сыне, я за сына и убить могу, я же предупреждала, просила вас, вы не послушались, и вот… – оправдывалась Забава.

- Больная, иди лечиться, тебе к невропатологу надо, - указала жестом в сторону лестницы и вверх женщина, но уже совсем тихо.

- Я там вчера была с мамой, до восьми вечера просидели в очереди, - машинально ответила Забава.

- Давайте пропустим её, пока она ещё кого-нибудь из нас не прокляла, - предложила та тётка, что сама планировала пройти без очереди из конца коридора. Очередь согласилась.

- Больная она, пропустим, больная на всю голову. Это надо же докатились, проклятья в поликлинике слать. А ведь молодая, совсем совести нет.

Все притихли и лишь шептались. Забава стояла красная, как дурра, и не знала, что делать. Но тут открылась дверь, кабинет выплюнул-выпустил посетителя, и она сбежала внутрь.

- Что там у вас происходит? Что за шум? – спросил кардиолог, внимательно посмотрев на Забаву из-под очков.

- Да так, пускать не хотели, - ответила Забава, протягивая бумаги, - Вы помните меня? Я вчера у вас была с мамой, мама мой на костылях, мы инвалидность оформляем.

- Ах! Да, да! Как же, помню, помню. Так, посмотрим, посмотрим, так, всё у вас хорошо, по сердцу серьёзных проблем никаких нет, всё в пределах нормы, но пусть мама ваша не забывает и пьёт таблетки от давления, хорошо? - врач поставил печать и роспись в документе, и Забава выскользнула за дверь.

- И стоило ради минуты такой шум поднимать? – спросила она очередь и, пожелав всем здоровья, ещё раз извинившись перед женщиной, убежала скорее на улицу.

- Почему она прокляла ту женщину? Откуда это? Ведь она её видит первый раз в жизни, она ей ничего плохого не сделала, - Забаву очень часто обижали, и гораздо сильнее, но никогда она никого не проклинала, даже мыль такая не приходила, да и сейчас это вырвалось само, это не она, она удивилась, услышав эти слова, даже ведь и голос не её был, чужой голос. Она была в ужасе от своего поступка. - Боже, почему?! За что? Как теперь жить? На душе было тяжело и легко одновременно. Зато она сделала это! Она получила, зачем приходила. Завтра только подпись получить у главврача поликлиники, и можно вести маму на ВТЭК. Но Забава боялась, как бы это проклятье не вышло и ей боком? Хотя так-то интересно получилось. Ведь если бы не проклятье, её бы ни в жизнь не пропустили. Если бы она стала угрожать, та женщина могла бы подать на неё заявление в милицию. Что де угроза жизни. Или же, ну не драться с ними, опять же дело уголовное. А проклятье – такой статьи нету, и, однако же, как народ боится проклятий. Как все сразу шарахнулись и притихли. Но почему?! Господи, почему я?! За что ты мне дал такие испытания?! Забава решила, что раз Господь вложил эти слова в её уста, значит так надо, всё в руках Господа, видимо эта женщина и впрямь достойна проклятья. А то, что это проклятье не пустые слова, она не сомневалась, до седьмого колена. Видимо нагрешила женщина, а она, Забава, лишь оружие в руках Бога. Кто она такая, чтобы противится божьему замыслу?

- Господи, помилуй, Христе помилуй… Отче наш, сущий на небесах.., да будет воля твоя… и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим, и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого, избави, Господи, нас от всех зол и даруй нам милостивый мир, не взирая на грех наши, но на веру нашей церкви, аминь.., О Иисусе мой, недостойна я, чтобы ты вошёл под кров мой, но скажи только слово, и исцелится душа моя.., хлеб наш насущный дай нам на сей день… и избави нас от огня адского, и приведи все души в небо, ибо твоя есть Сила и Слава! - так бормотала Забава все молитвы, которые знала, она молилась за себя, за сына, за маму и за ту женщину, которую прокляла и бежала, нет, не бежала, летела туда, где было её сердце, летела к сыну, только бы с ним всё было хорошо… Господи, помилуй…Господи, помилуй, Господи, помилуй!

22 октября 2016