Пленница

Женщина может уважать мужчину за его силу, но только согласно представлениям самой женщины: чтобы своей силой он оберегал ее и делился с ней. Сила, направленная против нее же, лишь пугает женщину, но не вызывает ее уважения.
Мышь понимает, что кот сильнее нее, но не уважает, а просто боится его. Однако, ссылаясь на рассуждение выше, нельзя сказать, что мышь в принципе сможет уважать кота, даже если тот не тронет ее и защитит от какого-то другого ее врага. И дело не в примитивном мышином разуме, даже если представить себе, что мышь была бы способна вообще испытывать некое уважение. Дело в чем-то другом. Возможно, в том, что мышь и кот относятся к совершенно разным видам живых существ, занимая разные места в пищевой цепочке: добыча никогда не поймет хищника, чьей невольной жертвой она является согласно неумолимому закону природы.

Она полагала меня слабым и дразнила, чем вызвала мой гнев. Потом она испугалась, узнав мою ярость. Но она все так же ничуть меня не уважала. Она просто искала защиту от меня, и однажды ей показалось, что она нашла ее. Тогда она снова сделала выпад в мою сторону, дабы раздосадовать меня. У нее это получилось, и даже сильнее, чем она предполагала тогда.
Наверное, она почти позабыла о том нашем поединке спустя несколько лет. Впрочем, она меня узнала. Больше ничего понять она не успела. Я вырубил ее электрошокером и отволок в стоявшую рядом машину. Там я заклеил ей рот и связал ее, надел на нее мешок. Этот мешок я вытащил из салона и засунул в багажник, закрыл его. Потом я сел за руль, и мы поехали.
Ехали мы всю ночь. К утру я остановился у дома в уединенном месте, поодаль от всех населенных пунктов. Мышка в багажнике спала, несмотря на все свои переживания, под утро ее укачало. Я потрогал ее, и она забилась в нелепых конвульсиях.
– Мыша, успокойся, с тобой только я. Освободиться не получится. Не кипешуй, не рыпайся. Сейчас я тебя отнесу в дом. Будешь брыкаться – получишь по почкам.
Я подождал полминуты и добавил:
– Надеюсь, до тебя дошло. Спокойно, я беру.
Я обхватил ее за тело, приподнял и вытащил из багажника, сразу же взвалил себе на плечи, как козочку, и пошел к дому. Она была маленькой и легкой, и у меня хватило бы силы даже на то, чтобы подбросить ее в воздух. Возможно, теперь она уже не считала меня таким слабым. Тем более, будучи связанной по рукам и ногам.

Я занес ее в дом. Это был заброшенный приемник-изолятор для зеков, с решетками на окнах, надежными дверями и некоторыми удобствами; он находился на бывшем лесоповале. Здесь давно уже никого не было. Мне же повезло найти такое место, где я решил поселить мою Мышону.
Мешок с ней я аккуратно опустил на койку в одной из камер. Вынул ее из мешка. Конечно, на меня смотрели заплаканные глазки, полные ненависти. Ничего удивительного.
– Думаю, тебе надо в туалет. Но вот твой ротик я бы пока не стал открывать, потому что слушать тебя я пока не хочу. Знаю и так, что ты будешь говорить сейчас, – сказал я с понимающим видом. – Но ведь руки и ноги я тебе сейчас развяжу, а рот свой ты сама сразу откроешь и начнешь орать, конечно. Впрочем, тебе это будет даже полезно сейчас, немного стресс снимешь. Здесь же все равно никого больше нет на десятки километров, так что можешь покричать вволю. Ну, и подумать, если удастся. А я пока поеду за едой и кое-какими вещами для тебя, Мышона. Ты ведь здесь теперь надолго, очень надолго.
С этими словами я резко выхватил электрошокер и снова ударил ее разрядом. Она снова не ожидала, от удара током почти потеряла сознание, обмякла, что мне и требовалось. Я спокойно развязал ее, без опасения, что она сразу же бросится на меня, как неистовая фурия. После я сразу вышел из камеры и запер за собой дверь, пошел к основному выходу из здания. За спиной послышался шум, она очухалась и вскочила, сразу же дернула дверь. Потом послышался мелкий топот, она забегала по камере, осматриваясь, прежде всего по окнам. Окна были хорошенько зарешечены. Я знал ее, она сообразительная и может впасть в отчаяние не сразу: только когда точно поймет, что никаких вариантов нет.
Садясь в машину, я услышал, как из дома раздался ее истошный крик.


Прошло несколько месяцев. Я приезжал к моей Мышоне раз в неделю: привозил продукты и кое-какие необходимые в быту вещи. Она могла готовить себе еду сама в кухне, доступ в которую я открыл ей. Туда я поставил новый газовый баллон для плиты, снабжал бутылками с водой, даже привез небольшой портативный холодильник на аккумуляторной батарее (электричества в доме, конечно, не было).
Я больше не запирал пленницу в камере, и фактически в ее распоряжении были все помещения дома. Выбраться наружу она все равно никак не могла, единственная входная дверь была надежной, вход в здание осуществлялся через предварительную пропускную камеру со второй дверью: сначала запиралась наружная дверь, потом открывалась внутренняя, и наоборот. Мышона это сразу поняла.
Однако она не понимала, как же собственно я намеревался с ней поступить.
Поначалу она была уверена, что я буду ее насиловать, и боялась меня. Когда я заходил в дом, она пряталась в своей камере и тихонько ждала моего ухода. Но я даже не пытался подходить к ней, ничего не говорил. Спустя пару месяцев она осмелела и заговорила со мной сама. Конечно, первым ее вопросом ко мне был такой: чего я от нее добиваюсь.
– Зачем я поместил тебя сюда, чего хочу от тебя? – повторил я и ненадолго задумался. – А чего хочет от нас Бог, когда мы появляемся в этом мире, не по нашей воле? И всю жизнь возникают обстоятельства, которые сильнее нас. Мы пытаемся бороться, но судьба всегда гнет свою линию. В конце концов, мы обычно смиряемся. Или погибаем. Хотя в первом случае мы также однажды умираем.
Дальше я не стал развивать дискуссию и сослался на то, что сам не до конца понимаю, зачем я делаю с ней то, что делаю.
– Можешь считать, что мне просто это нравится. Ведь ты считаешь меня психом, ненормальным. И вот такие у меня нравы, такие развлечения.

Поскольку я вел себя очень спокойно, однажды после того разговора она попыталась даже напасть на меня с кухонным ножом. Однако я как раз ожидал от нее подобного и был к такому готов. Мне пришлось сбить ее с ног и снова пустить в дело электрошокер, который я всегда держал при себе. Я отобрал у нее нож и после привязал его стальной проволокой возле стола на кухне. Кроме того, я изъял из ее доступа некоторые опасные предметы, которые она также могла бы использовать для нападения. Но наказывать мою Мышону я не стал, хотя мог бы.
Именно это, видимо, сбивало ее с толку. После того инцидента она стала заметно хандрить, с неделю почти ничего не ела и еще пару месяцев не пыталась со мной общаться. Я замечал, что с ней происходило. Она стала бледная, как призрак, еле двигалась, совсем перестала следить за собой. В конце концов, она попыталась покончить с собой, что я тоже предвидел. Единственным орудием, которое она могла использовать для суицида, был тот самый нож на кухне. Им она попыталась вскрыть себе вену, но у нее не получилось, только порезалась вся. Нож специально был так сделан, им можно было лишь пилить, но не резать.
– На практике не так просто, да? – прокомментировал я, заметив ее порезы, хотя она попыталась скрыть их от меня. – И не советую пробовать вешаться. Во-первых, здесь вроде и не на чем. Во-вторых, просто глупо, самой лишать себя всякого шанса. Мало ли, вдруг я все-таки тебя помилую и отпущу? Иначе что мне останется, твоим родителям потом только трупик привезти?
Но она все равно попыталась повеситься. Только я не дал ей этого сделать.

Понимая, как она настроена, я решил приезжать не по прежнему графику, а в другие дни, каждый раз в разные. Так что в следующий раз я приехал не через неделю, а уже на третий день. И нашел мою Мышону в петле из ее тряпок, которую она кое-как привязала к висящему выше ее роста крану в душевой. Но петля получилась довольно мягкой, и провисела в ней Мышона не очень долго, судя по всему. Так что совсем она не задохнулась.
Я вытащил ее из петли и отнес на кровать. Там я стал ей продувать легкие дыханием рот в рот. Она очнулась и неожиданно стала меня жадно целовать, обхватив руками и ногами. Я опешил. Когда-то я грезил об этом. Но теперь мои чувства к ней стали совсем иными. И я не поддался этому порыву. Мягко, но уверенно я чуть отстранился. Она же не отпускала меня совсем, продолжая держаться за меня. Из глаз ее покатились слезинки.
– Не оставляй меня одну! – всхлипывала она. – Видишь, я теперь вся твоя!
Признаться, она меня несколько растрогала, хотя внутри я не терял самообладания. Я вспомнил, как мы лежали с ней когда-то вот так же, обнявшись. Но мы не были любовниками. И мы не были просто друзьями. Кем мы были тогда друг другу? Кем мы стали теперь? Зеркало личной рефлексии заиграло в моем сознании множественными отражениями. Из одного отражения глядела на меня прежняя моя Мышона, из другого – та, которая рассталась со мной, из третьего – теперешняя. Я растерялся.
И я остался с ней, остался еще на пару дней. Мне хотелось разобраться в себе и в ней.

Она рассказала мне все о себе, включая то, чего не рассказывала раньше и чем не делилась даже с близкими подругами. Я увидел ее маленькую, запуганную, запутавшуюся душонку, как у мышонка. В ней было намешано всякого, не намного меньше, чем внутри меня. Мышона по жизни была потенциальной жертвой, которая сама притягивала потенциального охотника, которого она провоцировала, но потом всегда убегала. Только в этот раз ей не удалось ускользнуть от меня.
И вот она лежала на моей груди, открывшись мне во всем. Я поймал ее, и она сдалась. Но меня это не радовало, не огорчало. Просто мы дошли словно бы до финала нашего спектакля на двоих. И я думал: что дальше?
По большому счету, мне уже ничего не было нужно от Мышоны. Но я сам также не был ей нужен, на самом деле, даже если в своем откровении она ничуть не притворялась. Былое притяжение и напряжение между нами давно пропало. Просто она постепенно сходила с ума от одиночества, находясь безвылазно в этом доме месяцами без какой-либо связи с миром. А я сошел с ума еще раньше. Может быть, теперь я как раз стал выздоравливать. Словно мы с Мышоной поменялись ролями. Но значило ли это, что теперь мы с ней могли бы поставить наш новый совместный спектакль?

Той ночью я ушел и не стал запирать никакие двери за собой. Потом в течение нескольких дней я старался заставить себя не думать о Мышоне и просто забыть все, что случилось. Я думал, что она поймет мой знак и просто уйдет из своего заточения.
Однако, через неделю я приехал проверить, так ли это. Оказалось, что нет. Она ждала меня в доме с открытыми дверьми.
– Ты хотел, чтобы я ушла?
– Наверное…
– Но для чего тогда было это все? Для чего мы вообще встретились однажды? Зачем ты потом так долго преследовал меня?
– Я… уже не знаю…
Она подошла и обняла меня.
– Так может я теперь знаю, милый?
Похоже, она не играла со мной. Я снова оказался в растерянности.
– Нет уж. Теперь я твоя, только твоя. И ты теперь мой. Не бросай меня!
Мышона заметила мою растерянность и взяла инициативу на себя.
– Ты привез мне продукты?
– Ох… нет… Я же думал, что…
– Ну вот! А мне уже нечего кушать. Может, поедем куда-нибудь за едой вместе?
Я даже не знал, что ответить. Но я кивнул, и мы пошли к машине.
Мы поехали в ближайший поселок, где был продовольственный магазин. По дороге я молчал и думал, что там она, наверное, обратится за помощью к людям и сдаст меня полиции. Впрочем, мне это было уже все равно.
Однако, в поселке все прошло гладко, никакого сюрприза от Мышоны не случилось. Мы вместе набрали продуктов в магазине и вернулись в машину.
– Ну, поехали домой, я приготовлю нам обед, – только и сказала Мышона.
Словно робот, я автоматически повел машину обратно к «нашему дому».

– Что же мы теперь будем делать? – спросил я ее, сидя за столом на кухне.
Она оторвалась на минутку от готовки еды и посмотрела на меня.
– Жить будем, просто жить.
Вот так просто. Жить. А умел ли я просто жить? И хотел ли я этого? Чего я хотел, когда затевал все это? Чего я хотел теперь? Кажется, ничего. А она хотела. Хотела жить, во что бы то ни стало. Этот основной инстинкт руководил ею. Ради этого она пошла бы на все. И она пошла? Она действительно полюбила меня? Из своей прежней ненависти ко мне она выпестовала противоположное чувство?
Я уже не знал, что и думать. Мы кушали борщ, который она любила готовить раньше. Мышона даже чуть причмокивала от удовольствия от своей любимой еды. Она была очень мила в своей непосредственности. Я смотрел на нее и не верил своим глазам; не понимал, что же я чувствовал сейчас. И эта неопределенность меня немного настораживала.
Мышона подала на стол второе блюдо, это были спагетти с сыром и оливками, тоже довольно вкусные. Но мне кусок в горло не лез. Я был сам не свой. А вот она, похоже, ощущала себя в своей тарелке, вполне по-домашнему.
– Ты же останешься со мной сегодня? Тебе никуда не надо? – спросила она.
– Хм, срочных дел нет… – озадаченно ответил я.
– Значит, останешься, – подмигнула она мне.
И тут я подумал, что теперь жертвой могу стать я сам.
– Давай чайку еще попьем, – сказал я. – Ща я сам заварю, сиди. Кстати, у меня в машине валялись еще печеньки, принеси пожалуйста, они там в бардачке вроде.
Мышона вышла. Я вытащил припрятанное снотворное, которое давно держал тут для нее на всякий случай, и насыпал в ее чашку. Потом залил кипятком, хорошенько размешал и положил в чашку чайный пакетик. Мышона вернулась с упаковкой печений.
– У, я таких вроде не пробовала.
И мы стали пить чай. Она поглядывала на меня как-то загадочно, так мне казалось.
– Ну, чего ты все молчишь? – спросила Мышона.
– Не знаю даже, что и сказать. Я смущен и растерян, ты же видишь.
– Ты наверно думаешь, не разыгрываю ли я тебя?
– Хм, ну может, немножко, нельзя такого исключать. Хотя не похоже…
– А мне надоело играть. Я просто жить хочу. А ты хочешь жить… со мной? – снова заглянула она мне в глаза, словно в самую душу. – Ты же этого хотел, разве нет? Ты же мне говорил раньше, что это может быть судьба. Вот и я думаю теперь: может, это наша судьба?
Я был полностью ошарашен и с трудом выдавил в ответ:
– Может быть, Мышона.

Минут через десять ее начало явно клонить в сон.
– Я устала, пойду спать.
– Ладно, я еще тут посижу недолго.
– Приходи ко мне, милый.
И она поплелась в кровать. Я посидел на кухне еще минут десять. Потом зашел в комнату, где она спала. Мышона чуть посапывала во сне. Крепко уснула, наверняка. Даже не разделась, быстро ее срубило снотворное. Тем лучше.
Я аккуратно взял ее на руки и отнес в машину, уложил на заднее сиденье. Вокруг ложился вечер. И мы поехали в ночь. Мы направлялись на юг.
Вскоре мы выехали на федеральную трассу. Потом я заехал на заправку, залил полный бак и напился кофе. Теперь продержусь до утра. Путь до моря неблизкий.
Всю ночь за рулем я находился в каком-то состоянии пустоты. Никаких связных мыслей не было. Словно пропало и прошлое, и будущее. Лишь моя интуиция вела меня.
На рассвете мы подъехали к морю. Людей вокруг еще не было. Я заметил несколько отдаленный от прочих пляжик и свернул к нему, остановился рядом. Мышона еще сладко спала. Я так же аккуратно взял ее на руки и отнес на пляж, положил на песок. Потом быстро вернулся к машине и уехал оттуда. Сначала я направился снова к трассе, но на полпути вдруг развернулся и поехал обратно к тому пляжу. Только я обогнул его на расстоянии и заехал на холм поодаль, откуда тот пляж был виден.
Солнце взошло и разбудило Мышону. Она поднялась, покрутила головой. Вокруг пока еще никого не было. Меня она не заметила. Мышона подошла к воде и довольно долго просто стояла так, не двигаясь и глядя куда-то вдаль. Потом она стала медленно заходить в море. Я знал, что она умела плавать. И она поплыла. Я смотрел, а она все плыла и плыла, удаляясь от берега. Через некоторое время она стала трудноразличима невооруженным глазом. Потом мне показалось, что ее фигурка вовсе пропала с поверхности моря. Но возможно, это просто солнце стало слепить меня, не позволяя разглядеть Мышону.
Я вернулся к машине и поехал, куда глаза глядят. Но больше возвращаться за Мышоной я точно не собирался. Я снова шел наперекор судьбе, если это была она. Я не хотел просто жить с ней. Я не хотел просто жить. Я не хотел этого всего…

* * *

( из отчета полиции )

В грузовом порту возле 6-го пирса под водой на глубине 7 метров обнаружен затонувший автомобиль Honda, ГН А673 АА 71. В салоне за рулем находился труп утонувшего мужчины средних лет, личность не опознана, документов при нем не обнаружено. Никаких документов также не обнаружено в салоне автомобиля, кроме отпечатанного на нескольких листах текста под названием «Пленница», находившегося в водонепроницаемом конверте.
Не обнаружено следов того, что мужчина пытался выбраться из затонувшего автомобиля. Судя по рассчитанной траектории его предшествовавшего движения, сам водитель направил его с пирса в воду без предварительного торможения, на скорости около 70 км/ч. Об этом же имеются показания очевидца, который наблюдал это с портового крана в нескольких сотнях метров, он же вызвал на место МЧС. На момент прибытия спасателей и извлечения из затонувшего ТС, мужчина был уже мертв.