Конотопский дядя

Братья Родоманы -- Анатолий (слева) и Борис

Борис Родоман

КОНОТОПСКИЙ ДЯДЯ

Он появился (в Москве и в моей жизни), когда мне было пять лет, и сунул мне в рот зажжённую папиросу:
        – Кури! Ты уже большой.
        Я отшатнулся от папиросы, обиженно откашливаясь, и в дальнейшем никогда не курил.       
        Детей дядя не имел и, по-видимому, не любил; он был груб с ними, как со своими щенками, которых муштровал нагайкой.
        Весной 1937 г. я и мама поехали на Украину, в город Конотоп, в гости к отцовским родственникам, т.е. к этому дяде Анатолию и к его матери, а моей бабушке, Анне Антоновне. Как долго мы там были, явствует из того, что я помню и цветение сирени, и малину в саду.
        Дядя Анатолий преподавал геодезию в железнодорожном техникуме, а его жена Клара Максимовна, полька, бывшая сестра милосердия германской армии, обучала там же немецкому языку. Бабушка Анна Антоновна (урождённая Осташевская) (1871 – 1963),  родившаяся в Галиции, читала библию на польском языке и обожала диктора Юрия Левитана. Толя и Клара слушали немецкое радио. 
        Дядя Толя увлекался разнообразной и передовой техникой. У него были велосипеды, мотоциклы, фотоаппараты, радиоприёмники, радиолы, патефоны, барометры, бинокли, магниты, охотничьи ружья, множество диковинных бытовых приборов и приспособлений – портативных, автоматических, складных… Американский карманный патефон весь помещался под целлулоидной грампластинкой; казалось, она сама крутится на зелёном сукне стола. Разнообразные футляры, ремни, плети, перчатки, куртки, диваны приятно пахли натуральной кожей. От Анатолия мы узнали о существовании телевидения, пока что экспериментального, с экранами величиной со спичечную коробку, но дядя уже ухитрился с ними где-то  познакомиться.
        В сарае у дяди был гараж, слесарная мастерская и фотолаборатория. Снимки проявлялись при красном свете. В мастерской я зажимал детали в тисках, учился пользоваться напильником. Я видел, как дядя при помощи стеклорезов и огня превращал стеклянные бутыли в цилиндрические банки.
        Мотоциклы у дяди все были иностранными – «Sunbeam», «Fiat», «Indian», он их часто менял, а по их маркам называл собак. При нас у него жил шпиц Самбим, уже второй с такой кличкой (бабушка звала его Самбунькой), до него пёс Фиат, тоже белый, а ещё раньше – сука Индианка. В последующие годы у меня в Москве сменились две собаки, которые, в подражание дяде,  тоже назывались Самбимами и нумеровались как короли и периодические издания: фокстерьер Самбим I (II) в 1938/39 г.  и шпиц/лайка Самбим II (IV) в 1941 – 1944 г.
        – Кем ты хочешь быть, когда вырастешь? – спросил меня дядя в первые дни после нашего приезда в Конотоп.
        – Шофёром.
        К шестому дню рождения 29 мая он подарил мне игру с набором картинок «Что ты знаешь об автомобиле?».
        Под влиянием дядиного быта у меня в возрасте шести-семи лет сформировался некоторый идеал. Я буду получать жалованье  в 10 тыс. руб. (думал, что это наивысшая зарплата в СССР) и иметь собственный дом простой конструкции – двухэтажный, кирпичный, с лестничной клеткой посередине [1]. На втором этаже поместится мой кабинет в комнате с одним окном, там –  письменный стол, покрытый зелёным сукном. На столе письменный прибор из мрамора и латуни, тяжёлое пресс-папье. Перед домом, по сторонам дорожки, ведущей к парадному входу – две цветочные клумбы, огороженные пересекающимися дугообразно изогнутыми прутиками (в виде положенной на правый бок буквы «С»), концы которых воткнуты в землю.
        Будущая профессия в этой картине как будто не просматривается, но кабинет и сукно всё же о чём-то говорят.
        – Мальчик, кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – всё тот же пошлый вопрос мне однажды задали в зале ожидания детской поликлиники. (В этих высоких, просторных залах, построенных на средства наших императриц и великих княгинь, дети могли играть и бегать, а их родители плодотворно знакомились).
        Мать, ещё не изжившая своего украинского акцента, гордо ответила за меня:
        – Мой Боря будет кабинетным утшоным.
        Как видите, собственным коттеджем и автомобилем, этой болезнью человечества на рубеже ХХ и XXI столетий, я благополучно переболел ещё в дошкольном возрасте, чтобы больше никогда к подобной мечте не возвращаться. Уже в следующем, 1938 г. начались мои большие путешествия по СССР (сначала с родителями), и я ощутил себя счастливым владельцем всей Земли, не нуждающимся в собственных транспортных средствах.
 
Всё – мой дом, всё – мой сад, всё – мой город,
Но из мира, всю Землю любя,
Я не выдерну щепочек ворох,
Чтоб построить гнездо для себя.
(1963)

        Кабинетным учёным я в самом деле стал, но и путешественником, т.е. полевым исследователем, – тоже.
        Автомобиль я в конце концов возненавидел [2], мотоциклистов на улицах большого города сегодня считаю хулиганами, но с раннего детства я полюбил железную дорогу. Не потому ли, что почти все мои предки и родственники были железнодорожниками? Нет, явно не потому, но всё же с ощущением этого волнующего факта.
        Отец моей матери был осмотрщиком вагонов, один её брат – паровозным машинистом, другой – ревизором вагонных весов, третий работал в локомотивном депо, где потом служила и его дочь. Мой двоюродный брат водил тепловозы и электровозы. Отчим моего отца был столяром, делавшим деревянные детали для паровозов. Отец мой в молодости был железнодорожным телеграфистом. Через художественную самодеятельность он стал профессиональным актёром благодаря помощи Н.К. Крупской. Конотопский дядя и его жена, как уже говорилось, преподавали в железнодорожном училище. До революции 1917 г. моя мать и весь её род принадлежали к мещанскому сословию, а отец и его родня – к крестьянскому.
        Здесь, в Конотопе, недалеко от бабушкиного дома, находилась хата сестры Анатолия и моего отца – тёти Лёни. Её муж Макар тоже был железнодорожником. Он пять раз поднимал меня на паровоз, в кабину к машинистам. Я их просил, чтобы не свистели при мне – вблизи не выносил этих страшных гудков. На железнодорожных платформах мама зажимала мне уши перед приближением паровоза.
        От бабушкиного дома до хаты тёти Лёни было около километра. Я научился быстро ходить и часто пробегал эту дистанцию один, а местные мальчишки кричали мне вслед:
        – Кацап! Кацап! Я насрал, а ты – цап!
        Меня нередко отправляли к тёте Лёне обедать. Однажды, кушая украинский борщ, я неожиданно проглотил дотоле не привычный мне продукт – противный серо-жёлтый кусок варёного сала, мгновенно вскочил из-за стола и, не сказав ни слова, побежал «домой», т.е. в дом дяди Толи.
        Из блюд, приготовленных бабушкой, мне больше всего нравились и запомнились фаршированные яйца. Вы думаете, бабушка вынимала из варёных яиц желток и заполняла белок каким-то фаршем? Нет, это было бы слишком примитивно. Варёные яйца осторожно распиливались пополам без повреждения скорлупы, из неё вынималось всё содержимое, смешивалось с рубленой зеленью и укладывалось обратно, т.е. в пустые скорлупки. Так как объём смеси был больше, она выпирала из половины яйца горбом. Затем половинки яиц в скорлупе поджаривались на сковороде в масле и укладывались на тарелки. Фарш из скорлупы выедался чайной ложечкой.
        В Конотопе я влюбился в соседскую девчонку, трёхлетнюю Ниночку, носил ее на руках, целовал и предлагал маме:
        – Возьмём ее с собой в Москву, а там я подрасту и мы поженимся.
        Бабушке это не нравилось, мама смеялась. С тех пор подобные увлечения бывали у меня почти ежегодно.
        Преподаватели техникума принадлежали к элите малого провинциального города. Однажды мы с ними на нескольких автомобилях отправились в загородную рощу. Я и мама ехали на машине марки «Форд». Это был первый, единственный и последний за всю мою долгую жизнь выезд на загородный пикник на легковом автомобиле. В детстве и юности (до 20 лет) я ездил на легковых автомобилях только четыре раза, и всякий раз на другой марке –  «Форд», «Паккард», «ГАЗ» и «ЗИС». Для проезда с громоздкими вещами на вокзалы мы пользовались в Москве извозчиками (до 1938 г. включительно) и просторными задними площадками трамвая «Б» («Букашки»), а при перевозке домашнего скарба – открытыми грузовиками, в кузовах которых без всяких скамеек ехали и люди.
        Костра мы на пикнике не разводили и шашлыка не ели, но помню, как готовили там мороженое: все мы по очереди крутили ручку мороженицы – обитой металлом деревянной кадочки с двойными стенками, между которыми насыпалась соль. Мороженое получалось желтоватым и очень мягким, но довольно вкусным. (Потому что из натуральных продуктов, как сказали бы сегодня).
        Дом Анатолия Родомана был напичкан радиорепродукторами (динамиками), подключёнными к одному радиоприёмнику. Я хорошо помню, как однажды моя любимая детская передача была прервана лающей речью Гитлера. Мой дядя с восторгом внимал словам  фюрера.
        – Вот придёт Гитлер, наведёт порядок.
        Не раз мы слышали такого рода высказывания – перед войной и в начале войны –  и от простых крестьян под Звенигородом, у которых снимали конуру в качестве дачи, и от своих московских соседей по коммунальной квартире. Миллионы людей, пострадавших от большевистской  власти или только недовольных ею, надеялись на какое-то избавление с помощью  иностранных войск, а некоторые, когда оккупанты приблизились, не прочь были и поживиться за счёт соседей – евреев, коммунистов, членов семей командиров Красной Армии, но прежде всего, особенно в государственных многоэтажных домах, страстно мечтали расширить свою убогую жилплощадь, полученную ими, между прочим, совсем даром, при уплотнении бывшего дворянства и буржуазии в первые советские годы.   Кроме того, население помнило, что при австро-германской оккупации во время первой мировой войны на Украине было больше безопасности и порядка, чем при Махно, Петлюре, белых и красных армиях.
        Как и подобает поклоннику Гитлера, дядя Толя был юдофобом и открыто высказывался в своей компании против конотопского прокурора-еврея. Во время войны, начавшейся в 1941 г., в оккупированном немцами Конотопе Анатолий Родоман служил в конторе, занимавшейся угоном людей на работу в Германию, а Клара Максимовна была переводчицей.
         Если верить тому, что нам рассказали, дядя Толя всё-таки пострадал от оккупантов – немецкие солдаты сожгли его дом, якобы за то, что на них лаяла его собака. Пристреленный немцами пёс пал смертью храбрых в неравной борьбе с врагами. По крайней мере, он один заслужил посмертную реабилитацию. А может быть этот собачий лай был придуман на всякий случай, чтобы и дядю Толю представить жертвой фашизма. Дом же сгорел на самом деле.
        Перед приходом Красной Армии мои конотопские родственники эвакуировались на Запад вместе с отступавшими немцами. Куда делись Анатолий и Клара, мы не знали, но бабушка и тётя за пределы Советского Союза, расширившегося в 1939 г., не уехали, а осели на родине Анны Антоновны –  на Западной Украине, в посёлке Волковинцы Станиславской (ныне Ивано-Франковской) области. Но местные жители их за своих не посчитали, враждебно называли «совiтками» (советскими), так что тётя Лёня там не прижилась, но бабушка осталась.
        Осенью 1946 г., в разгар заключительной фазы Нюрнбергского процесса, мать и сестра «пособника гитлеровцев» приехали к нам в Москву погостить. Лишь через несколько дней мой отец осмелился спросить:
        – Мама, а у вас есть какие-нибудь документы?
        Оказалось, что у гостей  имеются только Ausweiss’ы – удостоверения, выданные немецкими оккупационными властями. С этими бумажками наши «опасные» родственники и отбыли восвояси.   
        Как же так – в первом послевоенном году, без пропуска, без паспорта, на поезде дальнего следования?!      
        Вскоре к нам в квартиру явился некто в штатском. Моего отца не было дома. Незваный гость  спросил у моей матери:
        – Где ваш муж Анатолий Родоман?
        – Мой муж не Анатолий, а Борис. Его брата Анатолия мы с 1937 г. не видели.
        Агент ушёл, и больше нас наши родные органы не беспокоили. И всю свою дальнейшую жизнь за советское время я писал в анкетах: «Ни я, ни мои ближайшие родственники... не участвовали, ... не находились, ...  репрессированы не были».
        Между тем, пришло время делить наследство пропавшего коллаборанта. Вероятно, его признали умершим вследствие безвестного отсутствия. Суд в Конотопе присудил участок с руинами сгоревшего дома моему отцу и его сестре Леониде. Она продала эту недвижимость за 30 тыс. руб. и с вырученными деньгами  бежала в недоступную для нас пограничную зону, в город Измаил, где вместе с мужем Макаром приобрела хату на берегу Дуная [3].       
        Отец разразился высокохудожественным обличительным письмом, в котором фигурировали «господа Головлёвы», «конотопские ведьмы» [4], а также любимая им фея Берилюна. Мы трое, т.е. я, папа и мама, с упоением читали это письмо, прежде чем оно было отправлено. Восторги от папиного литературного таланта скрасили наше слабое огорчение от «потери» того, что нам никогда и не принадлежало.
        Прошло больше двадцати  лет.  Похоронив в Измаиле мужа Макара, тётя Лёня продала хату и перебралась вглубь СССР поближе к сыну, но он её не принял. Она купила дом рядом с его домом, но он нарастил забор, чтобы мать не могла его видеть.
        Один из моих двоюродных братьев, по отцовской линии,  побывал в немецком плену и за это отбыл срок в лагерях где-то на Урале. Рассказывал, как зэки из-за тесноты не могли спать в горизонтальном положении и клали друг на друга ноги и головы. По пьянке обмолвился, что якобы видел в местах заключения дядю Анатолия, но сразу прикусил язык. Приезжая в командировку, останавливался у нас в Москве. Чтобы выгнать пьяного кузена, я однажды вышвырнул с третьего этажа в окно его портфель.
        На тётю Лёню мы не держали зла. После её измаильской «эмиграции» она не раз бывала в Москве у меня и моей матери (отца уже не было в живых). Она увлекалась живописью и подарила мне украинский пейзаж, написанный маслом на куске фанеры, а также связанные ею толстые шерстяные носки.
        Последним местом жительства тёти Лёни была комната в коммунальной квартире в городе Тольятти. Вы представляете себе молодую семью с детьми и «подселённую» к ним чужую  старуху в трёхкомнатной квартире хрущёвской пятиэтажки? Увидев письма от родственников с фамилией «Родоман», соседи решили, что она еврейка, тем самым усугубив и оправдав свою к ней  неприязнь. После её смерти все её бумаги выкинули на свалку. Так пропали последние скудные свидетельства о моих предках по отцовской линии.
*  *  *
28 апреля 2012 г., изучая своих однофамильцев по Интернету, я прочитал там следующее.
        «РОДОМАН Анатолий Иосифович (8 июля 1892, Станислав Варшавской губ. –  ?) – инженер-строитель. Оконч. Киевский Политехнич. Ин-т (1918). В 1943 – 46 работал по восстановлению мостов, дорог и аэродромов в Германии. В 1946 – 49 – рук. группы по возведению плотины  в Тунисе, здесь позже служил в Министерстве общественных работ. В США с 1951.
        Источник: Александров Е.А. Русские в Северной Америке. – Хэмден (США) – Сан-Франциско (США) – Санкт-Петербург (Россия): Конгресс Русских Американцев, 2005; 599 с.
        Источник: АОРИ [Архив общества русских инженеров в США]. Анкета (1954)».
        Фамилия (довольно редкая), имя, отчество, год рождения совпадают; род занятий правдоподобен – окончивший Киевский Политех с дипломом инженера-строителя вполне мог преподавать геодезию в железнодорожном техникуме, готовившем между прочим  и строителей железных дорог. Город Станислав (ныне Ивано-Франковск), конечно, находился не в Варшавской губернии, но составители справочника недаром поставили вопросительный знак. Около Станислава родилась и провела детство моя бабушка, Анна Антоновна Осташевская. В те годы (да и в наше время) место рождения в паспорте нередко записывали по месту рождения одного из родителей, так было и у моего отца, т.е. брата Анатолия. Сомневаться, что речь идёт о моём дяде, оснований нет.
        Об этом говорит и дата переезда А.И. Родомана в Германию. Конотоп был осенью 1943 г. освобождён от немецких оккупантов, вместе с которыми Анатолий Родоман эвакуировался на Запад. Я думаю, его там приняли неплохо ещё и потому, что его жена Клара была ветераном германской армии. Супруги прекрасно владели немецким языком. Ну, а дальше нетрудно догадаться, что они оказались не в советской зоне оккупации.       
        Я очень рад за своего дядю. Его не расстреляли и не сгноили в ГУЛАГе. Он прожил хорошую, интересную жизнь, делал полезное дело в разных странах и на склоне лет пожил в том мире, о котором всю жизнь мечтал. Он так любил передовую технику, так обожал западноевропейскую и американскую культуру! Его услаждали звуки фокстротов и джаза. Он любил голливудские фильмы. Его стихией был запах бензина и рёв моторов.
        Он переехал в США в возрасте 59 лет, но сумел запечатлеться в качестве инженера и в этой стране, судя по анкете от 1954 г. Я представляю, как он сидел за рулём своего автомобиля, носил шляпы  и галстуки, курил гаванские сигары. И какая великолепная техника его окружала: реактивные самолёты, цветное телевидение, магнитофоны, торговые автоматы, быстрые пишущие машинки с вращающимися головками. Ему могло быть 77 лет, когда американцы высадились на Луне и были в принципе уже ясны возможности персональных компьютеров и всемирной информационной сети.
        Русский инженер в США! Это звучит красиво и гордо. Вспоминаются великие имена – В.К. Зворыкин, И.И. Сикорский…

Примечания

        1. 14 лет спустя, в 1951 г., в точности таким домом мне показалась база географического факультета МГУ в посёлке Красновидово Можайского района Московской области.
        2. См.: 1) Автомобильный тупик России и мира. – Текст лекции (с ответами на вопросы), прочитанной 13 декабря 2007 г. в рамках проекта «Публичные лекции "Полит.ру"»; http://www.polit.ru/lectures/2008/01/10/transport.html  2) Автомобильный Армагеддон // Твоя дорога,  2008, ноябрь – декабрь, № 6, с. 52 – 59; 37 000 экз.
        3. В советское время, чтобы посетить погранзону, надо было отправиться туда в командировку или получить вызов от родственников и знакомых. В первом случае разрешительный штамп ставился на командировочном удостоверении сразу и автоматически, поскольку «первый отдел» учреждения,  пославшего в командировку, возглавлялся офицером КГБ; во втором случае пропуск выписывался не ранее чем через 10 дней после проверки личностей приглашавших и приглашённых. Конечно же, мой отец и не собирался искать сестру в далёкой Бессарабии, но у меня мечта побывать в дельте Дуная, особенно в Вилкове (экзотическом селе, где улицами служат каналы и протоки и все передвигаются на лодках, как в Венеции), возникла сразу и только усилилась после того, как я поработал в 1952 г. в экспедиции в дельте Волги, где сформировались мои взгляды в области теоретической географии. См.: Родоман Б.Б. Прил. IV. Моя жизнь в единой географии // Родоман Б.Б. Территориальные ареалы и сети. Очерки теоретической географии. – Смоленск: Ойкумена, 1999, с. 238 – 251.
        4. «Господа Головлёвы» – роман русского писателя М.Е. Салтыкова-Щедрина; «Конотопская ведьма» – повесть украинского писателя Г.Ф. Квитка-Основьяненко.    
 
        Подготовлено для Проза.ру 27 октября 2016 г.

Приложение I

Сергей Юшков

ОТ КОНОТОПА ДО ШТАТА МЭН –
ПУТЕШЕСТВИЕ ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ
       
        Творческих личностей в современном Конотопе не так уж и много, а в 20-х годах прошлого столетия их в городе были единицы. Эта статья – об одном представителе технической интеллигенции Конотопа – инженере Родомане Анатолии Иосифовиче. В изданном в США библиографическом словаре «Русские в Северной Америке» имеется небольшая информация.
        РОДОМАН Анатолий Иосифович (8 июля 1892, Станислав Варшавской губ. – ?)  –  инженер-строитель. Оконч. Киевский политехнич. ин-т (1918). В 1943 – 46 работал по восстановлению мостов, дорог и аэродромов в Германии. В 1946 – 49 – рук. группы по возведению плотины в Тунисе, здесь позже служил в Министерстве общественных работ. В США с 1951.
 Ист. АОРИ. Анкета (1954).
        Что стоит за этими короткими строками?
        Анатолий родился в семье железнодорожного рабочего – мастерового, столяра  Конотопских железнодорожных мастерских, белорусского крестьянина Родомана Иосифа Ивановича. Мать – Осташевская Анна Антоновна, полька, родом из Восточной Галиции (Австро-Венгрии), свободно владела польским и немецким языками и читала на них. Благодаря своей матери Анатолий рано пристрастился к чтению книг и кроме польского изучил ещё и немецкий язык. Отец Анатолия в округе считался мастером на все руки, мог изготовить  из дерева разные полезные для хозяйства вещи. Он обладал авторитетом в железнодорожном посёлке и даже баллотировался в 1912 г. на должность народного заседателя. Иосиф Иванович хорошо зарабатывал, что позволило семье не только построить просторный дом «под железом» (большая редкость в посёлке), но и дать образование своим детям – Анатолию, его старшему брату Борису,  дочерям Елене и Леониде. Борис Иосифович Родоман после окончания железнодорожного училища стал телеграфистом на железной дороге, а позже, поселившись в Москве, – профессиональным актёром. Анатолий Родоман после окончания с отличием того же училища поступил на инженерный факультет Киевского политехнического института. Учёба в институте увлекла молодого человека. Ему нравилась и математика,  и механика,  и электротехника, и занятия на кафедре строительного искусства и архитектуры, особенно лекции профессора Евгения Оскаровича Патона. Анатолий мечтал спроектировать и построить самый красивый мост в мире, и эта мечта не покидала его долгие годы. После окончания института, в разгар революционных событий, Анатолий Родоман вернулся в Конотоп, как ему казалось, подальше от хаоса столицы, с её постоянными митингами и переворотами. Большевистскую революцию он не принял, старался быть в стороне от неё, находя себя в домашнем техническом  творчестве. На службу устроился в профтехшколу, как теперь стало называться железнодорожное училище. Преподавал на строительном отделении геодезию. Одним из первых в Конотопе собрал детекторный радиоприёмник. В середине 30-х годов сконструировал приёмник для экспериментального телевидения. Увлёкся фотографией, оборудовав дома фотолабораторию. С появлением мотоциклов в Конотопе стал заядлым мотолюбителем, построил у себя дома гараж – механическую мастерскую, в которой рождались невиданные симбиозы мотостроения, на базе дефицитных тогда импортных мотоциклов и ещё более дефицитных запчастей к ним. За короткое время Анатолий восстановил мотоциклы таких известных фирм как «Indian», «Sunbeam», «Fiat». В его мастерской имелись станки, приборы и приспособления, позволявшие изготавливать детали из дерева, металла и даже стекла. У Анатолия была большая техническая библиотека, включавшая множество периодических изданий по различным вопросам, от электро- и радиотехники до строительства. В библиотеке было много книг на немецком и английском языках, которыми Анатолий владел в совершенстве.
        В год начала войны СССР с Германией, т.е. в 1941 г., Анатолию Иосифовичу Родоману исполнилось 49 лет, и он не подлежал  призыву в Красную армию. В эвакуацию с техникумом, уезжавшим на восток, его никто и не приглашал, а если бы и предложили, то вряд ли бы согласился. В одном доме с ним, кроме жены Клары Максимовны, жили мать и сестра на его иждивении. Менять что-то в остаток жизни не входило в его планы, но судьба распорядилась по-своему.
        С началом оккупации Конотопа немцы привлекли на службу в управе в качестве переводчицы Клару Максимовну, ранее работавшую учительницей немецкого языка в техникуме. Затем наступила очередь и Анатолия. Сначала его как специалиста- мостостроителя направили на восстановление разрушенного моста через реку Сейм, а потом на биржу труда, где подбирали  разных  специалистов для строительных работ, проводимых оккупационными властями.
        Немецкие оккупанты перед отступлением из Конотопа взрывали заводы, уничтожали оборудование, жгли наиболее приличные дома конотопчан. Эта судьба постигла и дом Родоманов, он был подожжён. Вернувшемуся после пожара к руинам дома Анатолию пришлось крепко задуматься о своём будущем. Переживший 1937 год, он понимал, что советская власть не простит ему и Кларе работу на немцев и остаток дней он и его семья в лучшем случае проведут в лагерях. Кроме того, в ближайшее время им буквально негде жить. И было решено перебраться в родовое гнездо Осташевских, в посёлок Волковинцы Каменец-Подольской области (теперь Хмельницкой), к проживающей там тётке Анатолия. Вместе с ними туда поехала  и семья сестры Анатолия Леониды Самусь, также опасавшейся репрессий из-за работы её мужа на железной дороге при немцах.
        Пожив недолго в Волковинцах, Анатолий в конце 1943 г. вместе с женой уехал в Германию. Благодаря своей квалификации и знанию языков он получил работу по специальности инженера- строителя. Он восстанавливал мосты, дороги, аэродромы в западной части Германии. Неизвестно, когда и при каких обстоятельствах он познакомился с руководством парижской фирмы «Кампенон-Бернар», выполнявшей строительные подряды по всей Европе, но очевидно, что  инженером Родоманом заинтересовались и он стал полноценным сотрудником этой компании, участвовавшей в строительных работах Третьего  рейха. В 1944 г. более половины заказов этой фирмы были германскими. После капитуляции Германии в 1945 г. Анатолий Родоман оказался во французской зоне оккупации и возникла опасность его репатриации в СССР. Руководство организации, видимо, не желая терять ценного специалиста, отправило его в начале 1946 г. в командировку в Тунис, где в это время велись  переговоры о строительстве на реке Уэд-эль-Лиль плотины для водохранилища и гидроэлектростанции. После заключения контракта на строительные работы Анатолия Родомана назначили руководителем инженерной группы по строительству плотины. Возведение этой плотины стало звёздным часом Анатолия Иосифовича, воплощением мечты его юности. Даже на сегодня это самая большая в Тунисе плотина. Это воистину грандиозное сооружение! Высота 78 м,  длина 483 м, толщина гребня вверху 14 м, у основания 86 м. Объём  водохранилища 74 млн. куб. м. Плотина была спроектирована швейцарцем Альфредом Штуки.
        Анатолий Родоман участвовал  в выборе места для сооружения гидроэлектростанции, проводил инженерно-геодезические изыскания. Кроме основных работ по созданию дорог и инфраструктуры для дальнейшего строительства, в 1946 – 1947 годах при участии Анатолия Иосифовича был заложен посёлок для рабочих и специалистов, впоследствии названный Бен-Метири. Так случилось, что во второй половине 1947 г. в числе приехавших строителей плотины оказалось много украинцев – бывших заключённых из лагерей в Германии и Австрии,  по разным причинам отказавшихся  возвращаться в СССР. Беженцы организовали самоуправляемую украинскую общину с собственным священником, врачом, школой, была даже детская  пластовая (скаутская) группа. Всего в украинской общине в Бен-Метири максимально насчитывалось 281 человек. Главой общины  был продолжительное время Игорь Федив – бывший сечевой стрелец, позже – известный общественный деятель, географ, педагог и издатель, один из авторов популярной украинской «робинзонады» для молодёжи  «Сын Украины». Украинцы  знакомили арабов и французов со своей культурой: устраивали тематические вечера, концерты, традиционно – с колядками, гаивками (весенними песнями) и другими ритуалами.
        Целых три года Анатолий Родоман возглавлял техническое руководство по строительству плотины. За это время был выполнен значительный объём строительных работ. В 1949 г. Родоман  перешёл на службу в Министерство общественных работ Туниса, где продолжал трудиться до 1951 г. В 1950 г., видимо не желая оставаться на склоне лет в Африке, подал прошение на эмиграцию в США.
        27 ноября 1951 г. из порта Гавр, на севере Франции, вышел один из крупнейших на то время океанических лайнеров, на борту которого, в каюте второго класса, покидал Европу Анатолий Родоман со своей женой Кларой. В Нью-Йорк корабль прибыл 3 декабря. В Нью-Йорке Анатолий преподавал в строительном колледже, эпизодически читал лекции. В 1954 г. его приняли в Американское общество русских инженеров (АОРИ), активными членами которого были Игорь Сикорский, Владимир Зворыкин, Степан Тимошенко и др. В конце пятидесятых Анатолий Родоман переехал из Нью-Йорка в штат Мэн, купив дом в центре небольшого городка Ричмонд, на улице Spruce St., рядом с православной церковью им. Александра Невского. Жилище Анатолия оказалось недалеко от дома его земляка, конотопчанина Андрея Занкевича, известного писателя, издававшегося под псевдонимом Андрей Дикий, автора нашумевшего в своё время двухтомника «Неизвращённая история Украины-Руси». Андрей Иванович Занкевич имел дом на улице Sprinter St., 14,  в 150 м от Анатолия. Говорят, что они были друзьями.
         Умер Анатолий Иосифович Родоман в городе  Ричмонд, штат Мэн, США,  31 января 1972 г.

Источники
       
        1. Александров Е.Е.  Русские в Северной Америке: Биографический словарь / Под ред. К.М. Александрова, А.В. Терещука. – Хэмден (Коннектикут, США) – Сан-Франциско (США)  – С.-Петербург (Россия), 2005.
        2.  Гладилович А. Українці в Тунісі. – Дрогобич: Коло, 2005.
        3.  Енциклопедiя укра;нсько; дiяспори. Науково-довідкове видання (в 7 томах). Т. 4 (Австралія – Азія – Африка). 1995.
         4. Родоман Б.Б. Конотопский дядя // Проза.ру – российский литературный портал http://www.proza.ru/  27 октября 2016 г.
        5. Воспоминания племянницы А.И. Родомана  – Э.А. Юшковой.

Об авторе
       
        Сергей Васильевич Юшков, украинский журналист, родился (1959) и живёт в Конотопе. Специалист по электронным приборам, изобретатель, занимается историей техники, руководит городским радиоклубом. Дальний родственник Анатолия Родомана – правнук брата его матери, Анны Осташевской.
       
        Подготовил для публикации на «Проза.ру» Борис Родоман 22 августа 2019 г. 
   

Рис. 1. Плотина п. Бен-Метир (Тунис)

Приложение II

Б.И. Родоман

ПИСЬМО СЕСТРЕ ЛЕОНИДЕ САМУСЬ

        Здравствуй, дорогая сестричка Лёня!
        Поздравляю тебя от всей души с блестящим завершением твоих дел, принесшим тебе богатство, сытую и счастливую жизнь в солнечной Бессарабии, на берегу Дуная! Я раньше не подозревал, что душа твоя так романтична!.. Конотоп и Измаил!.. Какая смелость, предприимчивость, почти суворовская «быстрота и натиск». Поистине, надо иметь недюжинный талант, чтобы в такое трудное время так блестяще устроиться!
        Ещё раз поздравляю и желаю, чтобы «безмятежней аркадской идиллии твои закатилися дни»! (Это я, немножко перевирая, цитирую Некрасова).
        Одно меня только смущает (перехожу от поэзии к прозе). Вернее, мне не всё понятно в этом блестящем, феерическом спектакле и требуется кой-какое пояснение. По сведениям, которыми я располагаю, ты в данное время являешься обладательницей средств в 95 – 100 тысяч рублей, из коих мне ты должна только 15 тысяч. Итак, 85 тысяч ты получила честным путём, а остальную, ничтожную часть твоего богатства ты добыла, «обагрив руки в крови», нечестно, подло, предательски, коварно, воспользовавшись простодушной доверчивостью моей к «родной сестричке». Продав за 35 тысяч рублей присуждённую конотопским судом нам с тобой усадьбу, ты обязана была по моей доверенности выплатить мне 17 тысяч, а за вычетом судебных издержек, которые ты понесла, мне и всего-то с тебя причиталось бы получить 15 тысяч (10 мешков картошки по теперешним ценам). Честно выплатив мне эту сумму, ты осталась бы не менее богатой, чем теперь, не хуже бы устроилась, чем сейчас живёшь, но зато обошлась бы без грабежа и сохранила бы самое дорогое, что ценится и ценилось веками всем цивилизованным человечеством – это добрую славу честной, порядочной женщины, матери и сестры, которой не стыдно людям в глаза смотреть… Ты продала это неоценимое качество человека и гражданина за какие-то бумажки, за «чечевичную похлёбку». Я бы не стал богат от получения 15 тысяч, но и ты не стала бы беднее. Какая же сила, чья злая воля толкнула тебя на это преступление, заставила поднять Каинову руку на брата своего, совершить поступок, который тебе не простят и будут помнить дети и внуки твои!? Деньги проживутся, а дурная слава останется. Я поражаюсь до сих пор, как вы с Макаром удержались от соблазна, во время пребывания моего у вас в гостях, и не придушили меня тихонько, как опасного сонаследника!
        Чего проще – придушить бы, труп сварили бы, ещё мыла наделали бы, а из моей старой кожи Макар смог бы смастерить неплохую сумку для рыскания по рынкам… Или за время оккупации немцами Конотопа вы не всё ещё успели перенять у этих двуногих зверей? Вы с Макаром не задушили меня, но зато убили веру во мне… 40 лет трогательных отношений, нежной переписки, только для того, чтобы в нужную минуту воспользоваться мною как орудием для захвата мечты всей твоей жизни – маминой усадьбы. Всю жизнь ты грезила образами Салтыкова-Щедрина – Головлёвыми.  Ты обвиняла мать, что она собирается лишить меня законных моих прав. Ты перещеголяла её в тысячу раз! Что такое Аринушка Головлёва перед твоим поступком? Иуда, продавший Христа за 30 сребренников – вот настоящее твоё имя!
        Впрочем, я, вероятно, зря «мечу бисер перед свиньями». Мои разговоры о честности, о порядочности вряд ли смогут дойти до твоего и Макара сознания. Мозги ваши, как и души, я думаю, достаточно отупели, чтобы реагировать на мои слова не иначе, как только громкой икотой и тяжёлой отрыжкой довольных своим свинячим счастьем супругов…
        Ближе к делу. Я предлагаю тебе, пока ещё не поздно, исправить свою ошибку, рассчитаться со мной честно, памятуя, что ты живёшь уже не в оккупированной немцами зоне, а в Советском Союзе, что ты нарушила советские законы, и что советская прокуратура имеется и в Измаиле, и в Конотопе, и в Москве. Если в течение двух недель я не получу от тебя следуемой мне по закону части полученной тобой суммы, то будь уверена, что я употреблю все старания, чтобы через соответствующие судебные органы нарушить вашу поэтическую жизнь и испортить ваш аппетит.
        Копию настоящего письма я отсылаю твоему сыну, а моему племяннику, Владимиру Самусю, как документ нашей позорной семейной хроники. Он, как и я и моя семья, является жертвой твоей головлёвской алчности и твоей фарисейской к нему любви. Пусть и подрастающая твоя единственная любимая внучка Томочка узнает в своё время, что добрые бабушки, как и любимые сестрички, существуют только в сказках и что её бабушка, фея Берилюна, давно превратилась в злую колдунью и ведьму, и что эта «бабушка» в тяжёлый 1947 год общего недоедания справляла воровски пасхальный пир в своём осином гнезде, в то время, как её единственная внучка скромно грызла корочку ячменного хлеба, и пусть также знает и утешится Томочка, что когда расцветёт и станет опять богатой наша советская родина, сказка опять станет былью и подобные типы «добрых бабушек» – Аринушек Головлёвых, страшных призраков нашего прошлого – исчезнут навсегда из нашей прекрасной действительности.

Б.Родоман (подпись)

Москва, 27 апреля 1947 г.

        Это написанная в 1947 г. Борисом Борисовичем Родоманом копия письма его отца Бориса Иосифовича Родомана его сестре Леониде Иосифовне Самусь. Оригинал – 5 стр. неразлинованной тетради, формат А-8,  исписанный стальным пером и фиолетовыми чернилами. На последней странице стоит подпись Бориса Иосифовича Родомана. Является ли дата 27 апреля 1947 года датой написания письма или датой составления копии – неизвестно, но первое кажется вероятнее, а дистанция между этими событиями не может быть дольше нескольких дней. Рукопись найдена в личном домашнем архиве Б.Б. Родомана и набрана на компьютере 25 августа 2019 г. Факсимиле рукописи сканированы и хранятся в компьютере Б.Б. Родомана.

        Подготовлено 25 августа 2019 г. для публикации на портале «Проза.ру» в качестве «Приложения II» к рассказу «Конотопский дядя».

Приложение III

РИЧМОНД / МЭН
Из Википедии

Ричмонд когда-то был центром крупнейшего славяноязычного поселения в Соединенных Штатах. Люди украинского, русского и польского происхождения эмигрировали в Соединенные Штаты во время Второй мировой войны, чтобы поселиться в долине Кеннебек. В 1950-х и 1960-х годах был также большой приток белых русских эмигрантов, которые ранее бежали от большевистской революции 1917 года. Русские эмигранты в конечном итоге приехали в Ричмонд из крупных городов США из-за сходства сельской местности штата Мэн и российской сельской местности. Первоначально в городе было три восточно-православных церкви, а Белый русский корпус был основан в 1953 году под руководством основателя колонии, русского барона Владимира Куна фон Пушенталя. Многие из этих поселенцев были пенсионерами, и их семьи часто предпочитали не оставаться там. По этой причине русская община Richmond White в настоящее время в значительной степени исчезла. Однако одна из построенных ими церквей - Русская православная церковь Святого Александра Невского - продолжает функционировать по сей день. Ричмонд, Мэн - https://ru.qaz.wiki/wiki/Richmond,_Maine

Б.Р. 14 ноября 2020 г.