Я себя в своём Отечестве назначаю сумасшедшим

Этот текст - небольшой отрывок из "Записок русского поэта".

Любить человека меня учили русские философы и их европейские современники, писатели и поэты – Камю и Фолкнер, Ли Харпер и Сэллинджер, Томас Стернс Элиот и Оден. Русские писатели и поэты научили любить и обожествлять слово. Сложносочиненную любовь к человеку у Чехова я сумела постичь только после существенной прививки европейцев и американцев; любовь Чехова как бы обречена на невзаимность и для ее постижения требуется умелый и опытный проповедник. Другой громадный русский писатель, Андрей Платонов, суть физическое воплощение загадочной русской души – он, как и герои Достоевского, любит собственно страдание. Его «Чевенгур» – достоевщина крепостных мечтателей, жанр индустриального Поленова. Платонов дышит мечтой, Чехов над мечтой смеется. Только поняв Чехова, я ощутила под ногами почву национального свободомыслия.

Главный персонаж чеховских пьес – Компромисс. Я намеренно даю понятию имя собственное. Компромисс трёх сестер по отношению к Солёному и Наталье, в результате которого гибнет Тузенбах и рушится уклад семьи; компромисс Треплева по отношению к Тригорину и, как следствие, творческое фиаско и самоубийство; компромисс Иванова в отношении всего и вся как форма медленного самоубийства; компромисс Астрова и Войницкого с мировосприятием псевдоинтеллектуальных стереотипов профессорской семьи. И, наконец, целая система взаимных уступок персонажей «Вишневого сада», которых жестокая явь история разведёт по двум направлениям: эмиграция и ГУЛАГ.

Чехов не обещал будущего, он удостоверял настоящее. Компромисс –самоубийство мыслителя, деятеля, созидателя. Только внутренняя твёрдость собственной позиции, каковой бы она ни была, никогда не приведёт на «совет нечестивых». Чехову удалось наполнить собственным существом, личностным опытом такие знакомые понятия, как ответственность, достоинство, духовный стержень. Потому и его размышления так притягательны. Автор как опытный режиссер поддерживает линию каждого из своих персонажей – и убеждает меня поступать иначе.

Почему я остановилась именно на Чехове? Он, как и Набоков, – воплощённая в жизнь мечта о духовном единении с западным миром. Миром, в котором уже освоено и творчески присвоено всё богатство мировой философской мысли, главной опорой для моего нынешнего существования. Я беру эти кирпичики человеческого духа, бережно взвешиваю в ладони и выстраиваю дом своей души. Дом, внутри которого Компромисс уже не возможен. Я не стремлюсь исправлять то, что считаю злом, я его просто идентифицирую и держу дистанцию. Бог есть Любовь-твердыня, Любовь-одухотворённая мысль, Любовь-созидательное постижение. Чехов прошёл собственный путь и дружески протянул мне руку. А я ему - вот это вот понимание.

ЧЕРНЫЙ МОНАХ

Чтоб не вызвать подозрения
И не стать причиной страха –
Облачу свои прозрения
В рясу черного монаха.

Расскажу о происшествии:
Некий деятель, мыслитель,
Заигрался в сумасшествие;
Стал коварный обольститель –

Ах! – бесчувственной невинности,
Феи правильного сада.
Но строптивые причинности
Стали следствием разлада.

И в процессе наступления
Злободневных разрушений
Не спасало подозрение…
Иль – диагноз?… некто – гений.

«…только личное ничтожество
уравнение со всеми
рабской искренности тожество
суть торжественное бремя

а достоинство труждения
высота души и духа –
лишь пустое наваждение
социальная проруха

сад?! клише тираж редукция
сруб Эдема в пекле ада
блажь интимная конструкция
слишком русского де Сада»

Так, униженностью меченый,
Бога к той же схеме сведший,
Я себя в своем Отечестве
Назначаю сумасшедшим.

И любовью – даром, бременем,
Славной силой – награжденный,
Словно мощной кровью времени
Захлебнусь, непревзойденный.

Иллюстрация Виктора Захарова