Деревяшка

Раннее  утро в московском метро. Эскалаторы,  натужно поскрипывая,  тащат    навстречу друг другу непрерывные людские потоки. Рекламные щиты и  картинки    со стен  почему-то исчезли.  Из многочисленных динамиков теперь звучат  надоедливые голоса дикторов, предлагающих товары и услуги под музыкальное сопровождение. 
На общем мрачноватом  фоне  тем более неожиданной кажется      миловидная женщина в   ярко - рыжей   шапочке и цвета молодой листвы пуховике.  Она  разворачивается  к встречным взглядам и улыбается.   Приветливо   и немного беззащитно.
Для  столичного метро    явление, конечно,  странное.  Но постоянные пассажиры   этой ветки к нему привыкли и считают  встречу с  разноцветно-улыбчивой попутчицей      хорошей приметой на предстоящий день.

...Детский сад   встречает  Тосю обычной суетой и звонкостью.
Молодой папа,  раздев  новенькую,   вышел,   и  личико   малышки   мгновенно превратилось в сдутый розовый мячик. Из сузившихся в  щелки глаз посыпались  крупные прозрачные горошины. С громким ревом  она  двинулась  к двери,  волоча по полу  варежки на длинной  резинке.
- Ну, лапусенька, успокойся, - заведующая   погладила  светло-русые кудряшки   и  деловито   сменила тон с  сюсюкающего  на руководящий:
-  Даша -  три года. Внучка ответственного лица  из префектуры,  поэтому никаких   нареканий, Антонина Петровна.  Вежливость, предупредительность и исключительное внимание.
Посадила  несчастное чадо на голубой стульчик:
-  Всё,    Справляйтесь. У Вас получится.
Развевающиеся полы халата не поспевали за стуком каблуков, уносящих  прочь    пышное   предпенсионное тело  Генриетты Ивановны.

Воспитательница младшей группы   взяла  кроху  на руки  и  забормотала, замурлыкала ласково:
- Не плачь,  Дашунчик.  У нас хорошо. Посмотри, какие игрушки.

   К коллективному житью-бытью  новенькая привыкала недолго, как и все Тосины дети.   Уже к концу недели  оставленная  на полный день,  она  лежала в  кроватке,  подложив ладошки под правую щеку,  с явным интересом слушая      колыбельную:
-Баю-бай, баю-бай, 
Ты, собаченька, не лай, 
Белолапа, не скули, 
Моих деток  не буди. 
Темна ноченька не спится, 
Мои деточки боятся. 
Баю-баю, баю-бай, 
Ты, собаченька, не лай.

Правда,  заснула не сразу,  и песенка   была повторена с заменой " моих деток" на  "мою Дашу".

Вечером, пробираясь  сквозь  тусклое ноябрьское бесснежье к дому,  Тося   вспоминала   свою      Москву.    Тогда все время   хватало солнца. Гигантские коробки-муравейники не  закрывали небо, не давили на плечи. И  люди вокруг улыбались по-доброму.  Хотя    спешили так же.   Всегда.  И она научилась.

- Хорошо, хоть лифт починили, - бухнув тяжеленные сумки  на пол в прихожей,  выдохнула,  потирая ладони.  Торопливо  стянула  шапку,  сбросила пуховик. На отразившееся в зеркале  лицо набежала печаль -   из глубины квартиры слышался  возмущенный  голос свекрови: 
- Ты почему задержалась? Опять кого-то подменяла?  И что за работа — за копейки  чужим детям с утра до ночи сопли вытирать.  Сколько раз говорила,  давай   к нам пристрою.  В офис, конечно, не  возьмут.  А на склад можно.
 
Молча  понесла сумки  на кухню.  Поверх фиолетовых джинсов  и голубой водолазки повязала  темный  фартук.  Загремела посудой.
- Не хочешь? -  продолжился жалящий  монолог, -  Или назло делаешь? Да, что толку тебе говорить.  Какая  ты москвичка!  Д. Д. и есть Д. Д!  А уж одеваешься и вовсе,  словно  идиотка из цирка, прости,  Господи. И ведь не свернешь! Перед людьми стыдно!    Бедный Гарик.  Как он   с тобой живет?

Часто повторяемые вопросы   ответа давно  не требовали.   Выводы,  тоже   одни и те же,   почти не обижали, как    и  презрительная кличка  Д. Д., что значило  "дура деревенская".  Слова   зашифрованы с целью "не ронять авторитет матери перед детьми." Правда,  двенадцатилетняя Лерка  давно  была в курсе.   Вот и сейчас  добавила яду:
- Мы с бабулей с английского пришли голодные.  А тебя нет и ужина нет.  Совсем о детях не беспокоишься.
Хотелось возразить, что еду  можно было погреть.  Или рассказать, например,  о том, что сама Лиля Брик поражала окружающих ярко-рыжими  волосами и зеленой шубкой.  Конечно, шик парижский. Ну, тут уж кому что.
Но она, как всегда,  промолчала.
- К чему? Что изменится?

После ужина близнецы  Петька с Ванькой  собирали с мужем конструктор, потом просили её почитать про Буратино.  Потом постирушки, глажки, готовки.  Легла, как обычно, к полуночи.  Но сон не шел.  На душе  было муторно и безнадежно.
Устав ворочаться, прокралась   к тумбочке.   Нашла на ощупь старый фонарик, включила -  надо же, горит.
Осторожно поволоклась в кладовку.  Снопик света заскользил по антресолям.  Прислушалась - все спали, никто не мешал -  сняла сверху  и потащила   на кухню старый громоздкий  чемодан.

С этим дермантиновым чудищем, перетянутым для верности  ремнем,   девочка  Тося   приехала в Москву.  Конечно, не ради учебы -  педучилище  было в районном центре. Ради  их с Гариком любви. 
Среди  кружевных салфеток, вышивок и  старых фотографий пряталась   её,  не такая уж давняя  жизнь. А в  шерстяных носках с дырками на пятках затаилось даже  счастье  -      тяжеленькие мраморные  слоники.  Тося выстроила  в ряд  потемневшие от времени фигурки  и усмехнулась:
- Ах, вот оно что -  одного не хватает. И куда делся?
Она точно помнила, что слоников было семь.  Их на счастье дала мама, до последнего момента не верившая, что дочку  возьмет замуж франтоватый москвич, приезжавший на свадьбу к армейскому другу. Но они поженились следующим летом. Благодаря отцу Гарика.  Ему, потомственному москвичу,   девочка из провинции   не казалась неподходящей  невесткой. Он  часто повторял, глядя на Тосю:
- Хороша девка, мать.   И ты такой была.  Помнишь, как    робела,  когда я тебя из-под Вологды привез?   Всё потеряться боялась. Так  за руку    и водил.   Даже в булочную.
Моложавая свекровь  неохотно кивала аккуратной каштаново стриженой головкой,  манерно  опускала  густые   щетки  накрашенных ресниц и  принужденно улыбалась  уголками  перламутрово - сиреневых губ.

Гарику от работы дали комнату в семейном общежитии, там родилась дочка.  А через два года  Тосиного семейного счастья свекор неожиданно умер от обширного инфаркта, и они    вернулись   в квартиру.  С тех пор живут вместе.
Свекровь  её    откровенно презирает, а временами, как сегодня, и унижает. За ней - сила. Лерку  уже прогнула под себя.  Мальчишек пока не трогает, кажется, они её не очень интересуют. 
Муж? А что муж?   Его всё устраивает -  мама не одна, дочь под присмотром. Если мальчишки хворают,   можно  больничные не  брать.   Только бы женщины  не ссорились. Свекровь  и выдает  "комплименты" невестке в отсутствии  сына.
А интересно, знает  он про Д.Д.?

На  дне чемодана  завернутая в свадебную фату нашлась и   самодельная  кукла в пестром  наряде из  лоскутков от   Тосиных платьев.  Вот в этом, голубом, с подсолнухами и ромашками,  её  увидел    Гарик.  Говорит, что влюбился с первого взгляда и на всю жизнь.
Может,  это и правда...   Ведь когда   сбежала с дочкой к родителям, примчался, наобещал, заговорил, увез. А теперь...  Куда бежать?  - Мальчишки. У Лерки  гимназия с изучением иностранных языков. У самой   любимая работа  в хорошем коллективе. Муж  спокойный и заботливый.
А что? У многих  гораздо хуже...
Свекровь — она ведь тоже, по-своему,  неплохая.  О внучке заботится. На рождение близнецов Тосе шубу подарила.  Даже жалко её иногда -  никак не смирится, что не на москвичке Гарик женился,  и Лерке этой ерундой голову забивает.

Ради мира в семье Тося    поначалу  пыталась  носить то, что предлагала свекровь. Но стоило ей примерить  серо-черные или блеклые одежки как     она  вдруг переставала себя ощущать.    Исчезала.   Будто стертая огромным  ластиком. 
Пропадали по очереди  лицо,  руки, ноги,  тело.  Оставались  лишь бесформенные тряпки, в которых совсем нет Тоси.  Это было так страшно.
...Со временем свекровь почти  отступилась. А мужу  все равно. Тем более, что они вдвоем уже сто лет и не ходят никуда   вместе. Он даже  в магазин - только  с мамой.   
Наверное,   нужно просто принять то, что есть.   Семья.  Работа. А на   собственные мысли никто не посягает.
Конечно,  поспешила она тогда...  Так если и ошиблась,  винить -то кого? Себя только. Кукла, кажется согласно кивнула.
Тося устало улыбнулась. Осторожно развязала веревочки, размотала  лоскутки.  И вдруг...  Заиграла золотисто - алыми узорами хохломская   ложка!  Сказочная теплая!
Кукол на ложках   с незапамятных времен делали  женщины в их  деревне.  И   бабка, и  мать,   и сама Тося.  Ребенком она  всегда ждала и снова поражалась  чуду — превращению  куклы в   обычную ложку и наоборот.
Расписную  же красавицу для основы    взяла, когда мастерила забаву  для дочки. Уж очень радостным  получалось превращение!  Но так ни разу   самоделку не показала  — побоялась свекровиных  насмешек. 
В раздумьях помыла, постирала, развесила  на батарее куклины составляющие. Утром положит  все в сумку,  чтобы собрать  на работе. Там  не засмеют.
Успокоение наступило. Можно было часика два поспать.

    ...Даша,  увидев куклу, потянулась к ней  да   так из ручонок и не выпустила.  А когда за ней прибыла   высокопоставленная бабушка,    упрямо топая ножкой,  уже обутой в сапожок,    потребовала:
- Мазьмем   собой Куку и Тосю.
Согласившись на куклу,  чиновница с подозрением  спросила   провожавшую  её до машины заведующую:   
- Эта Ваша Антонина - не мать-одиночка?  Может, она так с Дашкой возится, что на моего сына замахнулась?    Знает,  что мы недавно  от одной негодяйки избавились?
Получив уверения в обратном,  попеняла:
- Если замужем и семья хорошая,    что же она  у Вас  так одета? Конечно, халат сверху. Но ведь нараспашку.  Желтая кофта. Красные брюки. Дешевка к тому же!
Сынок-то, представляете,  говорит, что она,  как  радуга каждый день.  Радуга... Вот удумал! 
И как   Вы, Генриетта Павловна, допускаете подобное?  Кажется,  приличный садик.

Через пять минут   воспитательница младшей группы обреченно слушала:
- Все, милая, моё   терпенье кончилось. В последний раз говорю   Мы — педагоги. На нас смотрят. С завтрашнего дня только  соответствующее    возрасту и должности скромное платье.  Иначе уволю.
И будучи женщиной незлой, добавила примирительно:
-  В конце месяца премию выпишу, купи себе скромное пальто.
- Да, у меня шуба есть.
- Ну, сама реши,  что нужно.  Договорились?

Провожая взглядом поникшую подчиненную, повторила задумчиво:  Хотя красиво   сказал  -  Радуга...   Вот мамаша-то и разошлась.
Вздохнула:
-   А что делать? С такой Радугой  можно  до пенсии  не доработать. Конечно, не к месту  совсем.  Да, и не по возрасту — тридцать два ей.  Или тридцать три?    Пора отвыкать от детских привычек.

Теперь  Тося  являлась  на работу в  коричневом  платье и черной шубе с капюшоном.  Без улыбки и без самой себя.
Но это оказалось неважным,  потому что стало неладно с Леркой.   Вдруг выяснилось, что она прогуливает гимназию.
- Не пойду больше туда. Отдайте меня в другую школу, - рыдала, ничего не объясняя.
Когда уговорили вернуться,  прибежала  после уроков  с синяком под глазом и заперлась  в ванной.  Свекровь в отчаянье дежурила под дверью, пока вызванный с работы отец не сломал замок.   В этот момент  пожаловала классная дама:
-  Ваша дочь зверски избила одноклассницу. Завтра состоится срочное заседание педсовета.  Благодарите, что полицию пока не привлекаем, чтобы  сор из избы выносить.
- Боже мой!   - свекровь схватилась за сердце.
И тут девчонку  прорвало! Оказалось, что  одноклассницы объявили ей  бойкот под лозунгом: "Деревяшкам не место в нашей гимназии! Москва — москвичам!" Теперь  пишут это везде  и  разместили в сети под  её фотографией.
- Да, какая же ты Деревяшка? - взвилась бабушка  - Мы коренные  москвичи! Как и   Антонина Петровна  после замужества.
- Ну, да,  - согласно закивал муж.
Дочь в изумлении смотрела на бабушку и отца.

- Конечно,   москвичи. Никаких сомнений! -   Тося Д. Д., а теперь ещё и Деревяшка, погладила Лерку по плечу - она поняла, что должна делать. И  впервые   в семье четко и громко скомандовала:
- Всё. Замолчали. Лера, завтра в гимназию не ходи.    А Вы, - обратилась к классной даме, - дайте,  пожалуйста,  номера телефонов тех, кто третирует мою дочь и размещает эту пакость в сети.  Если откажетесь — веду Валерию  в травмпункт и пишу заявление в полицию.   На педсовет завтра иду сама.  Я им покажу Деревяшку!

Утром   пристегнула к коричневому платью  кружевной воротничок. Когда  вызвала Генриетта, подумала:  Неужели за то, что он желтый?   
Но та заставила расписаться в ведомости и выдала премию.  Тося  благодарила,  засмотревшись  на хрустящий в руках заведующей   пакет - густо лиловый с  серебристыми листьями.
- Это тебе  -   вдруг сказала она -  Подарок за Дашу.
- Что Вы? Зачем? -   попятилась, отталкивая пакет.
- Да, бери,  не бойся.  Мамаша сама принесла. Пусть, говорит, ваша Антонина, в настоящей вещи походит, сынок из Парижа  для нее привез.  Примерь-ка вон там за ширмой.  Неужели он и с размером угадал?

И увидев преобразившуюся Тосю в волшебно струящемся платье - радуге  с плавно переходящими из одной в другую яркими полосками всех семи цветов,  с круглым алым  воротничком и такими же алыми мелкими пуговками на длинных рукавах,   обомлела:
- Господи! Бывает же на свете  такая красота!

                ***


Тося Д.Д.  и вдобавок  Деревяшка    шла, высоко подняв голову в ярко-рыжей шапочке, распахнув   цвета молодой листвы пуховик, под которым благородно  переливалось    волшебное платье-радуга. Стройные ноги, обутые в только что  купленные на премию  белые сапоги — ботфорты, уверенно несли коренную москвичку  к цели. 
Она знала, что никогда и никому не позволит унизить свою дочь.