Экзамен без шпаргалки. Глава 5. 1960 год

   
Летом на Садовом кольце ад кромешный. Шум и духота отравляют жизнь днём и ночью. Я хожу по квартире, не находя себе места, иногда подхожу к окну и смотрю на быстро несущихся моих мучителей. И ещё на одного мучителя, который часто стоит на противоположной стороне Садового кольца под роскошной липой. Теперь от этих лип и следа не осталось.


Однажды, подойдя утром к окну, я увидела, что Виталий стоит на своём месте под деревом с чемоданом. Осознание того, что стоять он будет насмерть, заставило меня мгновенно собрать нехитрые пожитки и, закрыв за собой дверь квартиры Иорданских, шагнуть в никуда. Ещё несколько минут тому назад я не знала, что такое может со мной случиться. Потом всю жизнь мне будет сниться сон: я закрываю тяжёлую дверь, шагаю на огромную лестницу и проваливаюсь в пропасть.


«Нам на троллейбус до Колхозной площади. Там чёрный рынок жилья», — сказал Виталий, когда я подошла к нему.
По сумрачноликой толпе мы быстро нашли рынок. На нём был только спрос и никаких предложений. Я остановилась у забора с нашими пожитками, а Виталий подходил к каждому толкущемуся и до самого вечера задавал один и тот же вопрос. К концу дня мы в полной безнадёжности стояли у забора, боясь задать друг другу вопрос, куда деваться, как вдруг к нам подошёл один из сутратолкавшихся:
- Я вижу, жильё вам очень нужно. У меня есть один адрес. Это в Сокольниках, думаю, вам подойдёт. Там подвал со всеми удобствами.


Через час мы уже были в «подвале со всеми удобствами» старого деревянного одноэтажного дома, стоявшего на пригорке, и остались в нём на три года. После многоликой коммуналки на Садовом кольце здесь было тихо, как на том свете.
Нашей соседкой была речка Яуза. По весне она то и дело пыталась заглянуть в наше окошко, но, к счастью, это ей ни разу не удалось. Стремящиеся к ней воды струились по каменному  полу. Хозяин дома смастерил скамейки с низкими ножками, по ним мы ходили в половодье, когда вода сердито шумела, несясь с бешеной скоростью. Зато всё остальное время вода дружелюбно и ласково журчала. Нашей домашней обувью были резиновые сапоги и калоши. Хозяин притащил нам огромные рулоны белой бумаги. Ею мы каждые три-четыре месяца оклеивали стены, сдирая успевшую позеленеть старую.

На следующий день после подвального новоселья я поехала к Антонине Ивановне в Хлебниково, где она жила с Ваней. Мы долго сидели с ней на крылечке дачи, заливались слезами и не могли придумать, как жить дальше. Только теперь она рассказала мне о том, что у Алексея уже была несчастная любовь и что она чуть не кончилась трагедией. Для смягчения удара она просила пока оставить Ванюшку с ней. Я понимала, что она боится и того, что внук, которого она безгранично любила, пойдёт из благополучного дома бродить по подвалам. С тяжёлым сердцем я оставляла его с ней, не подозревая, что это «пока» станет вечностью.


***
В августе пришла пора убирать пшеницу, провести анализ и посев следующего поколения. После уборки урожая я пошла к директору снегирёвского хозяйства просить землю и получила отказ. «Привозите письмо от Н.В.Цицина», — сказал он. Но Н.В.Цицина в Москве не было, а время сева уходило. «На опытном участке земли не дам, сейте где хотите», — сказал мне директор, когда я снова пришла к нему. Я поняла его слова буквально, обошла всё хозяйство и нашла полосу земли между двумя заборами. Наступил вечер, когда я нашла лопату и стала копать. Была чудная августовская ночь. Легкий ветерок подбадривал меня. Полная луна удивлённо смотрела на меня огромными глазищами.

Рано утро мимо прошли два уже весёлых мужичка. Они озадаченно посмотрели на меня, и один сказал: «А ты здорово пашешь».
Вскоре мимо моего будущего вклада в отечественную науку прошел директор хозяйства. Внимательно посмотрев на меня, дабы удостовериться, здорова ли я, он вдруг махнул рукой и, успокоив себя - «коровы сожрут», пошёл дальше.


Невиданные мутанты пшеницы на цицинских сортах произросли на снегирёвской целине. Судьба явно улыбалась мне. Две статьи, положившие начало разработке метода мутационной селекции с использованием химических мутагенов, были написаны мною по результатам этой работы и отправлены в Доклады Академии наук, одна из них была опубликована в соавторстве с Н.П.Дубининым. К этому времени там уже была напечатана моя первая работа.


Когда я пришла к Н.П.Дубинину, чтобы подписать в печать свою первую статью, он, видимо, решил, что я слишком поторопилась и сказал: «Надо проверить». Работа была цитологическая, а самыми знаменитыми нашими цитологами были Борис Николаевич Сидоров и Николай Николаевич Соколов. Николай Петрович вызвал их, вручил им мою статью и велел проверить препараты. На следующий день в маленькой комнатке «халупы» я сидела между двумя «китами». «В зобу дыханье спёрло», но я мужественно брала препарат из рук Николая Николаевича, просматривала его, отмечая число перестроек хромосом, и передавала Борису Николаевичу. Когда в конце дня подвели итог, все были поражены, особенно я. Результаты всех трёх испытателей совпали с удивительной точностью.


***
В сентябре я устроила Ванюшку в академический детский сад. По субботам заходила за ним и привозила к Антонине Ивановне, этот день мы проводили вместе. Всё это закончилось, когда однажды Алексей запретил мне приходить к ним домой. Теперь я видела Ванюшку только в будни и то издалека. Я приходила к детскому саду во время прогулок и, стоя под большим тополем, смотрела на него. Моим любимым занятием стало поплакать. Я делала это либо ночью, либо днём, когда оставалась одна. Я часто звонила Антонине Ивановне, пыталась найти выход. Алексей всё настойчивее твердил, что лишит меня материнства. Я испугалась.

Мои хронические терзания привели к тому, что я стала падать в обмороки. И в какой-то момент я поняла, что если так будет продолжаться и дальше, я просто умру. И я решила на время прекратить борьбу. Ещё какое-то время я приезжала к Ванюшке, но потом Алексей женился и забрал его в новую семью.