Храм

               

  С моим бывшим сослуживцем  по работе в музее мы договорились в очередной раз встретиться и не за границей, как бывало уже не раз, а в родных пенатах, то есть по месту прежней службы, а именно в Павловске.  И вот гляжу – выходит мой красавЕц  из ворот, и направляемся мы с ним прямо  на галерею дворца. Ну, обнялись, конечно, поцеловались, как всегда, и мимо очереди, без билетов,  на правах « своих», прошли нижним Парадным вестибюлем по лестнице на второй этаж и сразу зашли в Итальянский зал. Уперлись взглядами сначала друг в друга.
- Ничего ты еще, ничего! Худой, правда, ну, дак, какие наши годы, еще поправишься.
    Про его впечатления от меня и не спрашиваю, все равно не выдаст себя, да я и сама все понимаю: у него теперь   интерес  не к моей  внешности,  а к  некоторым   деталям нашей общей   трудовой жизни.  Да, было дело под Полтавой!  Покарячились  мы тут некогда на ниве  просвещения, -  бывало, по 9 экскурсий в день проводили. Ну, это во дворце. На парковую экскурсию, на одну только,  надо было 3 часа. Зато на свежем воздухе! А ведь еще и велосипедные были прогулки…  До вдохновения в изложении  материала в таких условиях не всегда доходило. Слушателям приходилось довольствоваться необходимым . Но  желающие приобщиться  к прекрасному неколебимо  стояли перед  дворцом в три кольца. И всех надо было обслужить! И ничего, с некоторыми потерями в количестве материала мы с коллегами, наседая друг на друга в тесных залах или парковых дорожках, умеряя зычность своих голосов, проводили все нужные линии  по  истории объекта повествования, соответственно методикам, за  чем негласно, однако,  следили наши начальники.
 - Слушай, - вопиет коллега ко мне, благо никого в Итальянском зале, кроме нас, пока нет. -  Прошло-то  всего каких-то 50 лет, и вот  недавно я  уже стоял  в Римском Пантеоне, о котором   вещали мы с тобой  когда-то  в Итальянском зале многочисленным  своим слушателям с такой убежденностью в его красоте и святости, что они нам верили.  И правильно делали!
- Да! Я всегда начинала  показ Павловского дворца-музея практически    с Итальянского зала, который своими пропорциями, архитектурой,  убранством  по замыслу создателей  - Камерона, Бренны, Воронихина – отсылал гостей дворца ко  временам  оным, временам культа Прекрасного во всем – к  Древнему Риму и еще далее – к Древней Греции. Круглый, с куполом, правда, застекленным, в отличие от Римского Пантеона, Итальянский зал ведь сразу  вводит  нас  в атмосферу царства красоты и величия человеческого ума и тела. Статуя Венеры с голубем, портреты древних римлян и римлянок, наши  рассказы, связанные с  послевоенным  воссозданием,  рассказы о подвигах сотрудников музея…  Если бы не временные рамки, здесь можно было бы  днями и показывать, и рассказывать… Но нас пихали  в спину другие посетители, и мы вели своих подопечных  дальше!
 - И только вот теперь, 50 лет спустя после начала  моей гидовской работы в Павловском музее, я смог увидеть эту красоту не на картинке, а своими глазами! И конечно, это меня не разочаровало, наоборот, я убедился  в великолепии и неповторимости древнего храма всех богов и в справедливости тех вдохновенных речей, которые мы толкали здесь во славу создателей Павловска.
- А  я еще  и в  Греции, в Афинах и на Крите, и на Кипре, как будто коснулась самого  золотого века,  культа небожителей. Роспись  посуды, формы и пропорции статуй и зданий, да сама благословенная атмосфера страны, ее море, горы, сады, солнце просто не могли не сотворить всего этого. Что говорить! Прекрасно, что все-таки мы это смогли почувствовать, хоть и с опозданием. Правда, я могла бы, наверно,  и раньше попасть в Грецию, - как-то  один из моих экскурсантов- интуристов, грек, очень заинтересовался моей особой, прорвался к нам в экскурсоводческую, угощал, одаривал сувенирами, но «старшие товарищи» это дело  бдительно и твердо  пресекли, вывели красивого южного темпераментного молодого человека под белы ручки из нашего «служебного помещения», а мой рабочий день еще не кончился, и он еще немного пооколачивался с товарищами  у статуи Павла на площади да и уехал на интуристовском автобусе,  на том эти его поползновения иностранные и закончились.
- А на  каком языке ты вела их группу? Где я был, чего-то я не знал об этом.
- Ты был на парковой экскурсии.  Их гид переводил мои речи, и видно, я  ему понравилась.
- Да, наши начальники тогда такое старались не допускать:  у иностранцев обычно бывали свои экскурсоводы. Меня в Петергофе тоже иногда, для особо почетных гостей,  просили рассказывать гидам, а те  переводили своей группе, хотя английский у меня был приличный.
- Да уж ты известный был мастак! И главное, помню,  с лету-налёту, хоть где, хоть в Ленинграде, хоть в Ломоносове, хоть в Петергофе, хоть в каком пригороде, как пойдешь, бывало, заливать – умно, интересно, правдиво… За это мы тебя любили. И еще за стихи твои.
- А начальники любили других, видно. Нигде меня не брали в штат, только на договор.
- Начальники, они такие, они бдили, и правильно: ведь и свалил же  ты, да куда, в Штаты!
- Чего ж мне было здесь торчать – на работу не брали, стихи не печатали, статья грозила за тунеядство, и ты мое внимание к тебе не поощряла.
- Да я  тогда только что  разошлась со своим  придурком. Травмированная вся была морально. Ни до кого было. А  ты меня сам напугал, честно  предупредил, что некоторые коллеги могут неправильно  понять наши с тобой посиделки в рабочих перерывах. С таким политически неблагонадежным , как ты,  было небезопасно «дружить».  Ты  и выпивал изрядно. Иногда с такого бодуна по утрянке являлся на работу, что было боязно за тебя. Но на качество твоих речей это влияло часто  только в лучшую сторону: ты пел и разливался соловьем про историю  царской семьи, ее быт, в  его самых интимных деталях ,  - про блохоловки из севрского сервиза или про ночную посудину в спальне Марии Федоровны,  – в ущерб, конечно, соблюдению  методических указаний  о необходимости, например,  подчеркивания роли партии в  развитии культуры страны…
- А чиво? Я и о роли мог ввернуть, например, что несмотря на нелегкие экономические условия в народном хозяйстве, правительство одобрило еще до окончания войны работы по консервации руин  дворца под руководством директора, что для этого начальство  даже не побоялось попасть  на прием к Самому. А мог напомнить слушателям о главном хранителе,  которому являлась сама царица…
- Ты наш сладкоречивый! Теперь-то  мы с тобой  сами себе хозяева, и  никто нам не указ, и делаем по своим берлогам, что хотим – пишем, читаем, указываем своим почитателям  и потомкам. Тебе я сейчас, после  Итальянского  зала  тоже укажу: а ну, марш  за дверь, продолжим наше причащение в Греческом зале! И подумаем, куда мы пойдем после.
 Лахти, декабрь 2016.
-