Российская внутренняя периферия

Борис Родоман

РОССИЙСКАЯ ВНУТРЕННЯЯ ПЕРИФЕРИЯ

        Внутренней периферией какого-либо центрированного ареала (например, узлового района) называются территории (субареалы), расположенные скорее ближе к его центру, чем  к окраинам, но обладающие такими чертами окраин, как  относительно плохая транспортная доступность, замедленное развитие, явное отставание по многим социально-экономическим показателям, архаические черты в ландшафте и быте населения. В простейшей и универсальной (тригонально-гексагональной) геометрической модели районирования и коммуникаций  внутренняя периферия расположена в ячейках транспортной сети и, что то же самое, на стыках узловых районов (в узлах их границ) [8], но для понимания конкретной ситуации этого представления недостаточно, нужны новые математические модели, учитывающие дополнительные, побочные, «отягчающие» факторы внутренней периферизации: природные условия, этнический состав местных жителей, экономическую и прочую историю региона.
        В Российской империи самая большая внутренняя периферия возникла в XIX столетии в треугольнике железных дорог Петербург – Москва – Варшава, охватив не только северо-западные губернии собственно России (ныне – Российской Федерации), но и часть Белоруссии. Множество  уездных городов оказалось в стороне от железных дорог и захирело. В ХХ в. аналогичную роль сыграли редкие и очень запоздавшие со своим появлением автомобильные дороги. Большинство мелких деревень исчезло, не дождавшись удовлетворительной транспортной связи с «цивилизованным»  внешним миром.
    
1. Некоторые причины упадка деревни
       
        Периферизацию российской глубинки усугубили прочие мощные факторы, приведшие к полному, необратимому упадку сельской местности: 1) столыпинская реформа, не совместимая с исторически сложившимся ритмом культурного ландшафта [7]; 2) первая мировая война и оккупация западных регионов, проход армий и беженцев: 3) революции 1917 г. и гражданская война, крестьянские восстания; 4) коллективизация и  раскулачивание; 5) экспроприация лошадей у крестьян; 6) советско-германская война, гитлеровская оккупация, партизанские провокации, этнические чистки, репрессии обеих воюющих сторон; 7) переселение в опустевшие деревни из других, отдалённых  регионов; 8) послевоенная нехватка рабочих рук и мужчин;  9) право демобилизованных солдат-срочников  прописаться на постоянное жительство в городе и другом регионе, т.е. освободиться от колхозно-совхозной крепостной зависимости;  10) паспортизация с теми же последствиями для остального трудоспособного населения;  11) укрупнение колхозов, ликвидация «неперспективных» малых деревень, принудительное переселение в искусственные совхозные посёлки; 12) так называемые «мелиорации» (на самом деле – детериорации); 13) химизация – отравление земли неправильно применяемыми удобрениями; 14) демонтаж узкоколейных железных дорог вследствие  исчерпания запасов или нерентабельности дальнейших заготовок древесины и торфа; 15) экономический кризис и разруха  1990-х годов; 16) приватизация и крах колхозов и совхозов, провал фермерства, неразбериха с собственностью; 17) обусловленная рыночной экономикой невыгодность зернового земледелия и льноводства; 18) субурбанизация – замена традиционной деревни поселениями дачников, старинных изб – современными коттеджами, постоянных жителей – периодическими посетителями и т.д.   
        На юго-востоке Европейской России, непосредственно не затронутом последней войной, периферизации противостояла привязанность коренных нерусских народов к своей незаменимой малой родине. Есть основания предполагать, что этноконфессиональная неоднородность Волго-Уральского региона, официально скреплённая наличием этногенных республик в составе Российской Федерации, а также более патриархальный уклад с развитой семейно-родственной кооперацией и разделением труда спасли там сельскую местность от полного запустения [5].

2. Запаздывающий прогресс
       
        Почему очевидные, полезные, прогрессивные новшества, прежде всего новые виды транспорта и связи, приводят сплошь и рядом к обратным результатам – ко всё большему отставанию и упадку российской глубинки? Можно полагать потому, что они высаживаются  на иную, чем в Западной Европе, не подготовленную почву. Помимо известных природных условий и факторов (суровая зима, обилие лесов и болот и раскисающих от дождя суглинков, весенняя и осенняя распутица), это низкая плотность населения, редкая сеть городов, огромные расстояния. Это не в последнюю очередь и деспотический характер государства – оно у нас не служебное, обслуживающее массу населения как нанявших его налогоплательщиков, а господствующее, удовлетворяющее в первую очередь потребности своих правителей. К середине ХХ столетия подавляющее большинство государств мира преобразовались из господствующих в служебные. В России были две неудачные попытки – в 1917 и в 1991 гг.
        В нашей стране многие  западные новшества распространяются с большим опозданием и настолько медленно, что не успевают насытить пространство до того, как появляются новые средства коммуникации. Экспериментальная и  увеселительная (как аттракцион) железная дорога Петербург – Царское Село открылась всего лишь через 12 лет после того, как в Англии в 1825 г. заработала линия Стоктон – Дарлингтон, но дальняя и первая по-настоящему утилитарная железная дорога Петербург – Москва опоздала по сравнению с английской уже на 26 лет.  К началу ХХ столетия в Европейской России в основном сформировалась нынешняя сеть железных дорог,  но до большей части страны – до Северо-Восточной Сибири рельсы так и не дошли. В  дальнейшем сроки такого запаздывания всё более возрастали – вопреки кажущемуся очевидным ускорению темпов научно-технического прогресса. Похоже, что в ряде случаев лишь в  больших городах наступление прогресса ускоряется, тогда как в глубинке оно замедляется. Так, телефон в городах России появился в конце XIX в.,  но до села он повсеместно дошёл только сто лет спустя, да и то в виде одного общественного телефона-автомата на деревню, когда почти все её жители и посетители уже обзавелись мобильными аппаратами.
        Для российской провинции и периферии характерно  отсутствие саморазвития и преемственности. Все импульсы происходящих там изменений исходят из столиц и выглядят как неожиданные удары, как форсмажорные бедствия, рано или поздно разрушающие любые местные начинания (см. выше перечень 18 катастроф в нечернозёмной деревне).
        В средней полосе Западной Европы массовая автомобилизация легла на густейшую сеть рельсовых путей. Так, в Бельгии в 1925 г. было 31,3 км  железнодорожных линий на 100 кв. км территории [1], в Ломбардии в 30-х годах на 23,7 тыс. кв. км площади этой исторической области  приходилось 1400 км обычных железных дорог и, кроме того, 1063 км линий внегородского (!) трамвая [4]. В  Австро-Венгрии трамвай ходил даже из Вены в Пресбург (Братиславу).  Европейские крестьяне при наличии хороших дорог с твёрдым покрытием постепенно пересаживались на мотоциклы и автомобили, тогда как и лошадей у них никто  не отнимал. Русская же деревня лошадей лишилась, а общедоступного и удовлетворительного  автотранспортного сообщения не дождалась и потому большей частью исчезла, оставив на память о себе на топографических картах названия урочищ, ныне в пригородных зонах застраиваемых коттеджными посёлками.
        Происходящие в России изменения можно охарактеризовать как пространственно поляризованный прогресс – такое внедрение полезных новшеств, при котором чрезвычайно возрастают контрасты между центрами и периферией. Такой прогресс может быть позитивным, когда отставание окраин только относительное; оно нарастает, но при этом качество жизни увеличивается повсеместно, т.е. имеет место справедливое, стимулирующее неравенство. Но этот прогресс может быть и негативным, если качество жизни на периферии ухудшается абсолютно, т.е. в рассматриваемом отношении становится хуже, чем было раньше. Это уже неравенство несправедливое, не стимулирующее, а подавляющее. (Научно плодотворное понятие о справедливых  и несправедливых социальных  неравенствах впервые сформулировал Ю.В. Самодуров [12]). Есть основания полагать, что в российской глубинке преобладает негативный «прогресс», т.е. для неё это явный регресс по многим показателям.

3. Относительность и повсеместность периферизации

        Важными свойствами внутренней периферии, особенно актуальными в специфических и уникальных российских условия, являются её относительность и повсеместность. Нельзя с полной определённость сказать и показать на карте, какие места у нас являются периферийными, а какие центральными. Всё зависит от той «системы координат», в которой они выявляются. Важнейшей координирующей системой в нашей стране является, как известно, административно-территориальное деление (АТД), так что в первом приближении мы найдём столько видов центральности-периферийности, сколько имеется рангов у официального АТД: есть внутренняя периферия у областей,  муниципальных районов и т.п. Но к ним надо добавить неофициальные, неявные, узловые районы, например в виде латентных, ныне и временно несуществующих округов, бывших когда-то официальными (например, Тарский округ в Омской области) или никогда не бывших таковыми, но  отчасти выявленных, например, в знаменитом районировании Е.Е. Лейзеровича [3].
        Повсеместность внутренней периферии вытекает из её относительности. Почти для любой точки можно найти объекты, по отношению к которым она будет центральной или периферийной.
    
4. Периферийность ареальная, линейная и точечная

        Отношение центр – периферия возникает не только между центром (ядром) и окружающим его обширным ареалом, но и по сторонам  какой-либо оси, а также между пунктами (относительно малыми ареалами, которые на мелкомасштабной карте обозначены пунсонами). Двусторонними осями центральности являются магистрали континуального транспорта (допускающего транспортные операции в любом пункте трассы [6]), односторонними – берега морей, используемые более или менее сплошь и равномерно, например, для рекреации. И, наконец, периферийным или центральным может быть положение в множестве (рое) пунктов. Так, Пенза, будучи центром своего региона (области), является слабо выраженной внутренней периферией по отношению к Москве, Нижнему Новгороду, Казани, Самаре, Саратову, Воронежу.   

5. Внутренняя периферия в городах

        Внутренняя периферия существуют в разных масштабах, на всех уровнях – от глобальных  до локальных. Она встречается даже внутри поселений – городов и больших, многоуличных сёл. В городах это зоны пониженной урбанизации, отличающиеся редкой или малоэтажной застройкой, реже населённые, с садами, огородами, пустырями, лесопарками, охватываемые  городской жизнью в последнюю очередь: 1) физические, продиктованные природным и антропогенным ландшафтом  – на болотах, в поймах, на крутых склонах, на бывших свалках, промзонах, аэродромах, кладбищах; 2) позиционные – в относительной удалённости от магистральных дорог и улиц.
        В полустихийно растущих российских городах внутренняя периферия как правило возникает из внешней. Её основой может быть зелёный клин – занятое лесами и/или  полями, не застроенное пространство между радиальными дорогами, исходящими из центра города или городской агломерации. В Подмосковье один такой, самый широкий и наименее урбанизированный клин в 2012 г.  присоединён к Москве [11]. Это пока ещё внешняя периферия Московской агломерации, но она вскоре  станет внутренней, после того, как начнётся интенсивная застройка примыкающих к ней остатков Подольского и Наро-Фоминского районов, а также Калужской области. Внешней периферией Москвы был некогда единый лесной массив Сокольников и Лосиного Острова, но теперь это ближняя внутренняя периферия Московской агломерации, с её дистальной стороны окружённая, «заблокированная» городами Мытищи, Королёв, Щёлково, Балашиха.
        До самой середины ХХ столетия в Москве даже внутри Садового кольца была ярко выраженная внутренняя периферия, например, в виде Арбатских переулков,  где сохранялись одноэтажные деревянные дома с садами и огородами и даже кто-то держал корову (правда, уже только в стойле; пастбища в поймах реки Москвы и Пресни исчезли вскоре после революции 1917 г.).  Другой яркий пример, сохраняющийся и ныне – геометрический центр территории города Коломны, внутри её Большого трамвайного кольца. Там не случайно много места занято парками, стадионами, детскими площадками.

6. Экологическая роль Большой внутренней периферии

        В моих работах российской внутренней периферии отводится важная роль сохранения и развития природного ландшафта [10].  Осуществление этой задачи не требует существенного финансирования. Традиционный экономический подход с рассуждениями об инвестициях, занятости и рабочих местах тут совершенно не уместен.  Восстановление дикой природы Нечерноземья идёт само собой, надо только ему не мешать. Внутренняя периферия – потенциальная опора экологического каркаса и эконета. Искусственная вторичная колонизация российской глубинки за пределами пригородных зон бесперспективна. Немногим оставшимся там постоянным, коренным жителям, которые по-настоящему привязаны к своей малой родине и хотят вести там традиционный  образ жизни, должны быть предоставлены права аборигенов, независимо от их этнической принадлежности.

7. Новизна и приоритет в изучении внутренней периферии

        Обнаружение внутренней периферии – одно из важнейших открытий отечественной социально-экономической географии, основанное на непредвзятом изучении своей страны без оглядки на модные импортные концепции. Строго говоря, это понятие уже давно не является новым для российских социогеографов. Но оно по-прежнему ново и непонятно для российского начальства и подвластного ему народа. Как и прежде, большинство россиян не понимает, что различия между центрами и окраинами на каждом масштабном и таксономическом уровне для повседневного существования людей сплошь и рядом бывают важнее, нежели климатические различия между природными зонами или разница в условиях жизни между Калининградом и Владивостоком.
        В настоящее время тему «внутренняя периферия» подробно  разрабатывает В.Л. Каганский [2]. Многие её разделы мы в своё время начинали вместе. В этой статье я постарался обратить внимание на некоторые свойства периферийности (относительность, повсеместность), на нетранспортные факторы упадка российской глубинки, привести примеры внутренней периферии в городах. В.Л.Каганский полагает, что вся Россия становится внутренней периферией мира. Я думаю, что пока она – внешняя периферия ойкумены, ещё не распространившейся на всю Арктику и Антарктику. Но для понимания географического положения России надо чаще смотреть на глобус, и притом со всех сторон, а не только на принятую у нас политическую карту мира в поликонической проекции с осевым меридианом 40° в.д., проходящим вблизи Москвы. 
        Большой вклад в понимание внутренней периферии внесли исследования сельской жизни Т.Г. Нефёдовой [5].  Они между прочим подтвердили и то, что было интуитивно ясно кое-кому из нас ещё в 70-х годах прошлого века.
        В заключение не лишним будет задаться вопросом: кто первый заметил в России и так назвал  «внутреннюю периферию»? Я смею полагать, что это был ваш покорный слуга. В статье, вышедшей в 1987 г. ([6], с. 47) и переизданной в 2002 г. ([9], с. 79), упоминается "интрапериферия" применительно к  Валдайскому вакууму между Петербургом, Москвой и Варшавой, описанному в начале настоящей статьи (абзац второй); она противопоставлена "экстрапериферии".
        Выражаясь «географически политкорректно», мы можем сказать, что российская внутренняя периферия – не больная и упадочная земля, нуждающаяся в лечении традиционными экономическими методами, но  альтернативно одарённая хорошими экологическими возможностями для сохранения и процветания  природного ландшафта.   

Л и т е р а т у р а

     1. Бельгия // БСЭ, т. 5, 1927, стлб. 467.
     2. Каганский В.Л. Внутренняя периферия – новая растущая зона культурного ландшафта России // Изв. РАН., сер. геогр., 2012, № 6.
     3. Лейзерович Е.Е. Экономические микрорайоны России (сетка и типология). – М.: Трилобит, 2004.
     4. Ломбардия // БСЭ, т. 37, 1938, стлб. 369.
     5. Нефёдова Т.Г. Сельская Россия на перепутье: Географические очерки.  – М.: Новое издательство, 2003. 
     6. Родоман Б.Б. Экспрессный транспорт, расселение и охрана природы // Методы изучения расселения.  – М.: ИГАН, 1987, с. 44 – 54.
     7. Родоман Б.Б. Земельные реформы и ландшафт // Куда идёт Россия?.. Социальная трансформация постсоветского пространства. –  М.: Аспект Пресс, 1996, с. 487 – 488.
     8. Родоман Б.Б. Территориальные ареалы и сети. Очерки теоретической географии. –  Смоленск: Ойкумена, 1999.
     9. Родоман Б.Б. Поляризованная биосфера: Сборник статей. – Смоленск: Ойкумена, 2002. 
     10. Родоман Б.Б. Экологическая специализация России в глобализирующемся мире (Проект нестандартного решения) // Общественные науки и современность, 2006, № 2, с. 78 – 88.   
     11. Родоман Б.Б. Отклик на расширение Москвы // Интелрос, 28.XII.2011.   www.intelros.ru
     12. Самодуров Ю.В. Вместо предисловия и послесловия // Справедливые и несправедливые социальные неравенства в современной России. – М.: Изд-во «Референдум», 2003.

     13 февраля 2015 г.

     Подготовлено для «Проза.ру» 8 декабря 2016.