Реконструкция мира-11

Реконструкция мира-11
11.На десерт.
Окна потеют споря с паровым конденсатом от самовара, бока сверкают парадным блеском великолепия и торжества, праздник души и тонкого чувства бьётся впитываясь в заскорузлые отдушины. Мы на краю и в начале полёта забытого беззаботного детства и зрелой юности, слегка бесшабашной; но такой прелестно свежей, чистой и искренне прямой – не надо изворачиваться, натягивать маски сомнительного напряжения. Всё просто широко и открыто, если кто читал город солнца – Компанело, то на верном пути. Мысли бьются в унисон своего создателя и на челе Матроны тенью радуги волнуются свежие ветры, воистину внушая свежие неизведанные думы и чаяния. Выверенной полоской дальнего, дальнего света приходит в сознание своего значения первое лицо в опоре явления излучённого лонца, пересилив строптивую смесь собственных противоречий, внутренним усилием воли переламывает переделывает себя и свою самость, свой шарм, который увы,видит - здесь не имеет ни какой силы. Матрона всеми потугами естества искреннего сердца прокладывает путь к отрешенному чужеродному чёрствому сердцу, ей ли не понять эту мессу вынужденного говения, когда много можно; а ничего нальзя-слишком многое, другое важное и многозначащее, поставлено на карту другому, ещё более много значащему. В разы окультуренным шармом легла тень печали наложенной наложницы разлучницей и в её чреслы, большой задумчивой птицей неземного, другого измерения поблекла матовость естества светящейся кожи казалось бы и уличные фонари приглушили яростное свечение, наступила торжественная тишина. Время остановилось, часы в стиле барокко мерно отсчитывали свой ход, струя свежего, неизведанного чувства обволокло всех: гостей, охрану, коммивояжеров и паству, невесть откуда проникшую в тихую обитель. Торжество в стадии апогея требовало разрядить обстановку, ни у кого не возникло желания беседовать о политике в данной ситуации немыслимо, кощунственно, не к месту и верно выглядит нечестно, говорить известные вещи своими именами как принято, вне этих стен. Комочек мягкой шерсти прилёг на своё обычное место и речь полилась журчащей рекой, не остановишь. Ма демуазель всё время искренне молчаливая, будто прорвало на продвиги, лицу очень импонировало её особое внимание и после обычных фраз уяснения цели посещения проявилось помимо целевых, едва видимый резонанс скрытого интереса. Обладая помимо прочего недюженными способностями психологического рада с особым укором на кое способно милое откровенно прелестное дитя, которому нельзя отказать с жеманством чувственной чаровницы спросила резидента;               

- Как быть с сирыми заблудшими душами, ведь это наши меньшие братья их тоже жалко и обиженно надув милые чувственные губки пристально всмотрелась в того. Что мог сказать в ответ прославленный дож наших дней, вышиблено из колеи, едва пришёл в себя в единстве торжества противоположностей согма довлеющих обязанностей, что? Не на трибуне в привычной упаковке продуманной речи. Нет врага и явного противника, с красотой лучезарного естества не поспоришь и не к месту, разные весовые категории. Здесь надо отвечать вопреки сему быстро, прямо и честно, иначе просветиться кривизна словоблудия и нависнет непритязательная, липкая, шуршащая сомнениями неловкая тишина. С простым народом не шутят, он понимает и допускает, что, где, когда нужно,должно, можно поступить так и отступится, эдак;тактические вопросы извините передал своим выборным и за подсказ от имени своего лиц; а не надо преследовать, иначе проколётся праведным эпотажем народная месса сравнений- зачем ей неискренний правитель, который подминает законы под свою необходимость, зачем? Он выбрал, передал полномочия, доверяет ему как родной тёще и соблюдая субординацию исполняет общепринятые нормы-правила соблюдения общественной законности и правил морали.               

- Однако всем по серёжке и в семье не без урода, но это наши серёжки, наши уроды, что нам выкинуть их из жизни, дать волчий билетик ещё при жизни и закопать номером в безродной яме отчуждённой безвестности. Пошто вальцируется хватом приспешным, два учреждения мессы безгрешности, я Ваших лудов не очень читала, всех не приветишь, себя очень жалко; жалко народную повесь картинок, жалко собачек и жалко ботинок, что по асфальту дубово стучат, деньги катая по снегу обрат; жалко девчонок, жалко мальчишек, грубой  поймою питающих мышек; должен, обязан, стой здесь, не шали и побыстрее ко мне подходи; вроде как надо, вроде как должно, но почему же не вид, без подложки; яркой канвою, вит переплёт, первый сентябрь и всё и в полёт, яркие дуги шарами цветёт. Вы отвернулись, народный то шаг, свободное слово, банкует в натяг; Вы говорите так должно, так можно, но почему на душе так морозно; Вы пожалейте своих хор и сирот, стыдно Россия живёт МРОТ от МРОТ; важное важно своих от зарода, выправить племени верные всходы; мало у нас из вопросов вопрос, садики детства аграрный колос; сирии эхо и клубный вопрос, Кастро Фидель почили, в тихий лес, Вы ж не хотите чтоб тешился бес; наши луды и шлуды воскресны, нет разве веры в народные мессы; мало у нас проблематикум стразы, мало учёного мыла болясы; жалко,ох жалко, у пчёлки свой тест, Вам мой понятен сей женский экcтез.               

- Затихло, шумная волна , понятно стало, повесть про дрова, которые иноска зательным словцом творил Михаил Булгаков в душе возвратного творца, или ловца. Мело и мыло в декабре, так то пестует в сентябре, он мыло наше положил в ладью из баек и пустил, плыть по реке своих зарод, желая втолковать отход; от пыльных бурь и дуг страстных, народ понял не оглашен, и были мы роднее вне-земле своей, в своей земле; нас той отчизной не унять, зачем в чужих садах гулять; ох понимаем, всех не взять, с собою в рай и не объять, другие люди нас спаси, церква во нутрь наше верни; жалко у пчёла- лиходея, у шершня с моря панацея; своих спасать пришёл черёд, своим подать руки зарод; понятно, сочное простим, понятно соколов растим; но дальше радуги дорог, что не хватает мочи в лог, всех не укроешь, не прижмёшь, если поверишь в сто дорог; будут казаться на предлогах, своим родным, своей стране, своей земле, своей Луне, построим крашенный тот плот, не зная из каких дорог, земля родная зацветёт; пошто глядишь в укор другим, что лучезарен и один, что думаешь не видим мы, куда бредёт страда в ночи; всех не обнимешь, не тот цвет, днём лишь от солнца летит расцвет; Россия радугою мела, страдая страждут дуги дела; всех не обнимешь, мать любя, она породила, бога моля; мудрее- мудрости нет квот, трибуна твёрдости, не народный свод; в народе плёскано природы чутьё, народом дадено литое литьё; искать какое можно счастье, понятно ветры от ненастья; подуют за морем не густо, в огородах у мангуста, свою змею ловить, искать; свою молву за жабры брать, построить  ряд, оброка складень, стабильными кулем на ладень; хулами, граблями, капустой, чумою, в заводи, мангустом - от смерти от лихой, спасать быстрее слов; спасать быстрее нам молву,собрать поспешнее хурму; скоромно, верно, ровно, верье, веру, родословню, свою меру; свою дерёвню и добычу, хулу, не то их лиходей, без окон и дверей; придя в наш дом, а за окном, гуляют ветры, репа в нём, сурепкой зноя плачет в смог. Понятен вереска рассказ, расклад природный не указ; кто слушал господин, не слушал как один; не может думать чешуя, пока рыбёшка та жива, гниёт то с головы, подумай, не спеши; другие мелкие в тиши, послушав поплывут с ночи; так делать не велит, ни совесть, ни еврит; страна большая на обгон, закрой замки, ни слова в дом, свои открой кули, банкуй и пузыри; полонно бочкой дно омой, для русских чудом рты открой, молебен закажи, архаикой почти; пора подумать о кулях, пора фортуне смазать шах, до мата далеко, не наше то кино, ведь проходили то опять, в хорошем блуде поискать, не наше то зерно, кидать в чужое дно; у нас картино чек родник, своих хватает и других, ведь повести лицо, повторами полно; пора взрослеть, пора идти, от перепутья к воскреси, с девятого аж веку, мы пляшем споры Мекки; пора взрослеть, пора идти, по косогору, без войны; не надо в полымя, бросать зароды зла; нам мало той войны, нам мало той хулы; там мы герои вспять, так время не унять: другие берега, по старому нельзя. Пойми на выходной, не станешь ты звездой; по свету из мечты, струятся будто сны, хороший господин, хороший гражданин-то подано, ушло и время подошло; другое на охват, мелькает на закат; всем не поможешь-им, ты слабый господин; народы для чего, пестуют в дно своё, чтобы своей землёй, насытится с лихвой; окраины святой, не рушь свой дом родной; тем сводный господин, а этим херувим; свой слой из облаков, построй из старых русских  слов; не надо помолчим, поближе  кущ, софит; кто старое вспомянет, у нас славян отвянет, то дикие мыслишки, старинной той покрышки; там ветры дуют ровно, слова какие скромно, рядами облицовано, пылает солнцем лоно; не наше го поветрия, не нашего гумна; не видно что ли дожами, Карпатами вина; Словакии верхонки, Болгарии чeхонки, разлатаны, подшиты и биты стильной битой  и нам там делать нечего у моря перезвончато; почётными повесами, довесками залесными, сограждан полосатыми, те ёлочки мостят; не наша то печаль, не наша та мораль, не разглядели часть ручья, теперь там их Луна; подворьем ратно слёзы лить, забыли что ли помолчи как дыбали слова, витая в грёзах сна; теперь же будто ото рва, торопимся загнать осла, в то стойло из мечты, восточного кеши, которых он и слон в заморский перезвон, звучит в ушах не наш то патефон; прошляпали леща, прощай славяне бра-на юг, на запад, на восток-затихло в радужный пролог и вьются волны тех дорог, славянского отрога; несбыточной горой, песок поёт водой, стихи поют мечтой; выходит между строк, воздушный замка оверлог, свои вирши пиши и нам прислушаться в тиши, пора прислушаться в покров, земля та ляжет на любовь; по- русcки жить, по-русски быть, нет надобности выть; у нас земля, у них страна- который век подряд, интернациональных вод зарод, нам Волонд не внесёт; спустя, по времени зарод, гиеной унесёт, не наш Коровьев, не наш Кот, и Маргариты душный свод; шевелит зубы в холода, по кругу торенному жесть, гоните тучи в худоверть, понятно хочется дождём; обнять, расцеловать, возложить бон, да наш цветистый, русский взор, не видит в том ручье обзор; свою землю холить, смотреть, молву молить; вертеть, в узоре подобрать, витейки, сыпчатую стать; в своей земельке заводной, пробить ключами род иной, просеять у людей, рей серпантина дней. В своей стране морей, ключами близ затей, свой родственный зарод, откроем Солнцу в ход. Мы племя от него, мы семя от веков, мы стариною живы будем, бредя заходами с огнива.

- Не отрывайте почки на своих деревьях, природой предназначено их вынашивать,- следует её ровное выступление и продолжение следует.

- Чтобы чувствовать долю тепла в своём сердце, без того мы разорванная нация, сборная конгломерация разорванного родового дерева. Рано делить свою историческую землю и рвать на клочки мать – Родину. Рано, не созрели волками и делать нечего в ближнем Востоке, свою Отчизну подымать время пришло, помирится разбогатевшему сыну надо с постаревшей, потерявшей ветра позывные замком сторожки моногамной дряхлеющей Отчизны-матери; не вынося сор из избы, не кичится гордостью раболепного Созвездия, подать милосердно руки погрязшей в неверии прародине своего рода, помочь как в старину, чем можем поможем; с миру по нитке, родине рай,родом с одного болота. Удумали–чего, лёгкую долю ищите, враги сожмут кольцом, по одному придушат, не рублём, так ДОЛЛАРОМ! Не успеете пискнуть, китаи за окном; они в АМЕРИКУ не въедут, они в Россию попадут; зачем идём в секьюрети побегу, нам мало с прошлого липучий вар, зачем мы строим им свои отроги; у нас земли от залежи удар; горит тайга, горит стезя, есть непочатый край труда, свой подымать завод, и механизмы квот, свой атом хелуим, поштучно навострим, и мало всё одно,  в степях мелеет дно; корабликом поштучно, морям определенно пустует и давно, природа это вечность, природе люди встарь, копали рвы сердечно и рыбу в карусель; ходили луком бряцая, по Ладоге  в загон, и море своими красками питали от схорон; мы люди дюже русские, соборные в секрет, особые в развесе, из прошлых, прошлых лет; морями, океанами, секьюрети в пробег, охранной думой тешили, свой усечённый бег; охранными секьюрети, творили чудеса и мыслею обетованными, швырялись почём зря; Аляски хвост надыбали, по русски, на пробег; продали, в залежь сгинули, сейчас мостим ответ. Подумайте ли правильно, от ляпоты такой, отделались бесслав ными, хвост тот не рукав с сумой; профукали таланными, род Рюрриков с волны, Романовыми славными, удержкой белизны; по Крыму ратью славили, чеченца на полог; Украину ославили, ославив русский флот. Подумать дюже надобно, с каких сигать мостов, и хватит ли преставленной силов для нужных слов, пора пришла и время по русски вдругорядь; мосты Калининградские и родины опять, волхвами не покинуто, у веры на залог; опять принять и ринутся у времени в пролог, тем самым полюбезными крепить свой тыл и лог.   

- Вот уж никак не ожидали такой содержательной программы, спасибо папа, спасибо мама за подарок новоявленного естества. Боже мой, к чему катится современное общество, у каждого своё мнение общегосударственного масштаба. Каким же наивным дитя, с благими намерениями в придачу кулинарных  изделий высшего разряда прямиком из Москвы, не прошенным гостем привалил к монне всенародной. Как облажался и здесь дисконфорт выходящего из себя ряда и здесь, где, в глуши, в провинции, больше меня разбираются во всех сферах государственного содержания. --- Ну, догады; не буду же, будучи главою, оправдываться пред каждым о стратегической части содержания направления развития сложного времени, возложенного на меня и моих товарищей. Ежу понятно, с ними не расстанусь, так повелося с нашего гумна. Таких товарищей найти со свечкой сложно; пуд соли съесть и кашу с топора, но с женщинами путь веры очень сложный, своё не говорят и в радость осторожны; как  прежде и всегда, дизайна суть полна, лучат изменой темой содержаний, дизайн у них во всём и днём и ночью в дрём; эмбарго от усилий сожалений, министра сложный лом, не тянут на подъём; не редко могут, но кусают поней, их искренний туман, ловлю глазами сам, разряд от бога, жди удара слога, у бога на чеку, переступить черту; не хочется, плывём, гордясь свободой; нет общес тва того, в малиннике оно, в постмодернизме прыгает сорокой. Советский протеже, излома на бугре, горбатого героя по облому; народы мира все, олицетворяя цех, суть истины глаголя по другому; не надо им того, оглохли в шапито, ООН, ИЕС у НАТО в замухроне; тот дедушка Щукарь, в одних портках бежал, Давыдов коммунякой слыл луженным; мухры-чухры лохарь, из Вятки тот кустарь, офеней ране ползал заморённым; имел он два креста, у Палкина царя, социализировал прибрежные поклоны; хухры-мухры-чухры, от Брежнева волхвы, зачем мутил по обществу наклоны; сам вроде господин, с ружьишком проходил, Окраину любил, галушки лопал; от жмыркого жита, родились два кота, один порушил дом, другой хоромы, что повесть не понять, повешал, аж не снять, медалей кучу общего облома; устал устами слать,суть времени про нас, житейской пены мебелеум промены; лепны-ляпны-сильны, едва с колен молвы, у общества заступником жетонов.               

- Боже и этим надо вталкивать в коллизионное сплетение состояния сегодняшних реалий, оно претерпело вчерашнюю проблематику, исчерпало все характеристики различий присущих прошлому времени. На самом деле всё очень серъёзнее, что полагает эта милая дама в шарме пилотного залёта и простые сограждане, с наивным набором своих пожеланий. Боже как далёк от чаяний и дум народного слёта как одинок в своём секретном оглохе. Всем не угодишь как выборное лицо расставлю точки над “и” только-толко тогда смогу как другие, в силу способностей быть одновременно тут и там; думать, решать, принимать, создавать всегда, везде и в одном лице. Стоя во главу угла, поступаю, хожу как того требует обстановка и увы случай из главенства факторов предикатов постановки вопроса. А, ведь эта ведьма читает мысли, что- то не интересно стало глядеться в её отражение сверкающего самовара, однако не могу и сдвинутся с места, зачем-то ем глазами телеса.               

- Время к ночи, засиделись спать пора и нам пора, всем спасибо, до утра-про декламировал воспрянувший было резидент, чем и прославился на века.
 
Мадемуазель, вскинув дрожащие животрепещущие в женской еспаде живописные природные очи, с жаром тлеющего мира, к которому следует прислушаться, смело подошла к самому первому, к самому противоречивому лицу доброй четверти людей планеты и склонив слегка головку, милосердно в знак примирения предложила белый танец. Это было что-то такое,от чего тот не посмел отказаться, на время потеряв голову, мгновенье размыслив, что это и есть скрытое напутствие давнишнего студенческого дружка. Он как и все потерял го лову, чутье и власть над собою и был несказанно этому рад. Он был во власти её природы шарма, доброты и большого отважного тела, с которого исходило столько сияния, что не отважился одёрнуть и поставить на место. Нет то было немыслимо и неважно, что плыли странные лица, почему то по особому всматривась в него.

- Что такое?, где и зачем?, для чего танцую с прекрасной леди? Ах, да у меня возник спор как в былое, юное, восторженное время. Чёрт подери,всё повторяется и не так и стар как предполагал; кто знает, кто знает, разве не достоин влюбится в прекрасную леди всех времён и народов, тем паче из слоёв народно-крестьянской рампы. И-эх, почему не кружится страною, по чему не вскружится Луной – это было недавно, это было давно-повело.
Белый вальс трепещет плавно,
тени падают навзрыд
свечи гаснут, где софиты
папараце кнопку жмёт
шум листвы из окон август
лезет в комнаты взанос
вётел скипетра депешей
ветры буйные несут,
звёзды млеют  испугавшись
половинка белых роз
серединка, с половинкой
замечательный заход
оказаться сбить пылинку
дух нарочито в подлёт
дует скрипкой клавесина,
шар земной ты нас прими
по широкой по далёкой,
по дорожке, где столбы
вышли мы смотреть картиной
с туч морских и Вы со мной,
половинкой с серединки
ветлы веют, данке шон
реют волосы Мальвины
как положит время ворс,
все танцуют мы в трясине
вечер дует время в слом
не хотелось простаками,
просто так расстаться в звон,
два домушника с бантами
молча смотрят на Пегас
горчит страждущая схима
душ народных хит анфас,
милой можно, невозможно
грех страданием полит,
продолжение возможно
положенье не велит,
горяча печуркой сложной
Русь танцует на гранит,
горяча и осторожна
потушу в очах софит,
груди матово тревожно
колыхают сеть любви
нету сил, дрожит  тревожно
свет струится не без них,
чувства реют всевозможно
от холстин, и от вина
примерительно соринка,
в глаз попалася, раним
посмеялась нет склонёно,
молча, смотрит сквозь меня,
ведьма эта, ли а Лита
нет не ведьма пелена,
чайки реют буркой квоты
солнце ходит на закат
жаль расстанемся с тобою
с девой старой не салат,
лиц достойных много сойкой
в складень кладенных рубах
в кромке выстрого махрома
от капрона слёзы льёт,
тонка талия солоно
бёдра утварью блестит
груди зноями мелоно
не осилить их разбег.

 Первое лицо не обнаружив никакой соринки достойно ратировалось, равным, не потерпевшим крушений, достойно удалилось от себя, у себя и от других. Без сожалений, замечаний думают другие; без замечаний и крушений  мещанского одра и догм марксистко-ленинской начинки, вот бы и нам всем так, нося настилы рынка, целуя в рот, и около роднёй в картинку, в разрез пошёл к солнцу, скомкав-  нравоучение создать. Не то, что мы с пелёнок, cемью печатями во стать; мечтами слёзно совесть заливать с пелёнок, первыми плодами рвения, понять; одно лишь на уме родных малина, как правильно учился как связать, свои нравоучения с наукою  не связано, так связно сказать; связать радуший волн волной волнимой, как Курская дуга, отсель и сталь веков, отдушины волхвов-откуда взяться мнимой, оков, нравоучений, батогов;  простым парнишкой внёс по капельке, по стёжке, слогам откуда взялся призрачный подъём; американский бокс, гимнастика порукой, упорство и полемики тот торс; одно страдание, ты бегал по морозцу; он в красной гвардии ворочал крепкий торс; полемикой восточного квартета, одно лишь на уме, по родине в секрет, нас не понять, носили мы обломки, по родине радели-не унять.
 Отошёл слава богу, стройными рядами, свитой по понятию, группою направились ко всем; к таверне, к церкве, к школе, к вере, где дух Копчённого витал.
Виктор Перфилов 10.12.2016г.