Стая Белого Волка. Горные духи и дети луны 2

Глава 2. Возвращение в родную долину.


   За эти годы мы, значительно, расширили свой авиапарк, и небольшая площадка, предназначавшаяся для посадок одного вертолета, превратилась в настоящий аэродром, но все называли ее по прежнему. Старый Арнольд обучал искусству вождения и обслуживания летательных аппаратов всех желающих, многие из молодых парней и девушек, позднее, получили и официальные свидетельства.

  Я была рада, что на посадочную площадку, Генрих-старший пришел вместе со мной. Я, всё еще, не решила, как мне правильно реагировать на поступок Урсулы и надеялась на его помощь. Кауа тоже был здесь, его влияние должно было сгладить ситуацию. Даже мой старый пес, Хатку, не взирая на преклонный возраст, прихрамывая, трусил рядом со мной, словно выражая, таким образом, поддержку и защиту. Но, несмотря на всё это, я чувствовала себя не в своей тарелке, глядя, как наш маленький, двухмоторный самолет заходит на посадку.

- Почему ты дрожишь? – спросил Кауа, беря меня за руку.- Они возвращаются домой. И это - хорошее событие, правда?
  Другому человеку я могла бы сослаться на пронизывающий ветер, гулявший по ущелью в это, не самое приятное здесь время года, но мальчик прекрасно чувствовал, что виной тому расходившиеся нервы. И как всегда, требовал, чтобы я разъяснила ему несоответствие ситуации и своего душевного состояния.
- Конечно, хорошее, но у всего в жизни есть две стороны, - ответила я, пытаясь овладеть собой и успокоиться.

   От дальнейших объяснений меня спасло то, что самолет, наконец, приземлился, и Кауа кинулся к нему. А Хатку ощетинился и зарычал, показывая, что, как и прежде, совсем, не боится железное чудовище. Люк распахнулся и оттуда, первым, выпрыгнул Пабло, а затем, к нему на руки, спрыгнула Урсула. И она сама обняла его за шею и не очень-то торопилась избавиться от его объятий. И в этом было нечто очень странное.
   Хотя, чему же тут удивляться, ведь, даже в ранней юности, Пабло был высоким и очень гармонично сложенным парнем. Теперь же, к своим двадцати восьми годам, он, фигурой и повадками, всё больше напоминал того дикого, горного, зверя, в честь которого я дала ему имя, используемое членами стаи. Его мускулы, наработанные в спортзале у мастера Лиса, упругими канатами переливались под смуглой гладкой кожей, густые черные волосы шелковым водопадом струились по плечам до самых лопаток, огромные темно-медовые глаза в обрамлении густых длинных ресниц заглядывали прямо в душу. Просто, предел мечтаний для любой юной девушки, поклонницы романов Фенимора  Купера.

  Не успела я прийти в себя от изумления, как из люка выбрался еще один пассажир – Адам. Его–то я, совсем, не ожидала увидеть. И, в очередной раз, поразилась, насколько и к ним подходит определение «как день и ночь». Одинаково высокие и стройные, с длинными прямыми волосами и тонкими удлиненными лицами они подтверждали свое дальнее родство. А на этом их сходство заканчивалось. Кожа Адама была настолько бледной, что казалась прозрачной, на длинных мягких волосах ощущался, скорее, серебристый отблеск, чем реальный цвет, а колор голубых глаз, более всего, напоминал первые льдинки на озере. Да, и его непременные белые брюки и шелковая светло-лиловая рубашка являлись прямой противоположностью застиранным джинсам и клетчатой «ковбойке», которые  предпочитал Пабло. Почувствовав мой взгляд, даже через поле, Адам обернулся ко мне и помахал рукой, подтверждая, в очередной раз, наличие у него семейного дара, пришедшего от  матери.

  А дальше все покатилось кувырком. Кауа прыгнул на руки к отцу, Урсула бросилась в объятия старого барона, а Адам, улыбаясь, пошел ко мне.
- Новый день, новая жизнь, мастер! – произнес он старинное приветствие, принятое в долине у поклонников  культа Луны и Солнца, склоняясь к моей руке в знаке почтения.
  Он поцеловал мою ладонь, а затем, склонив голову, приложил ладонь к своей груди:
- Ты еще не надумала вырвать мне сердце?
  Он постоянно, в шутку, поминал мне мою, давнюю, угрозу.
- А что, есть за что? – переспросила я.
- Возможно, есть или будет, как посмотреть! – загадочно ответил он, и по губам его скользнула кривая усмешка.
- Я не знала, что ты тоже в Лиме, – сказала я, пропустив мимо ушей его странное замечание, так как в это время искоса посматривала на дочь и Генриха, которые уже, в обнимку, двинулись в сторону гасиенды.
- А я прилетел туда поздно ночью и не хотел вас беспокоить, тем более, на утро транспорт уже, всё равно, был заказан, - ответил он, глядя в ту же сторону.
- А ты не в курсе, почему Урсула прилетела из Сиднея? – спросила я, нахмуренно наблюдая, как Пабло с Кауа на плечах пошел за ними, лишь издали, улыбнувшись, но, не подходя ко мне для приветствия.
- Она только сказала, что не хочет там учиться, но я не желаю влезать в ваши семейные разборки, поэтому дальше не расспрашивал. Да, и Пабло, судя по всему, тоже, - ответил Адам, небрежно пожав плечами.
- Ну, да! Валите всё на меня! Я тут - самое главное пугало! – обиженно буркнула я.
- Нет, ты ведущая и направляющая! Но, раз, ты однажды выбрала этот путь, тебе и кочки считать! – ехидно ухмыльнувшись, поддел он меня моим статусом, и потащил  следом за остальными.

   Всю дорогу до нашего поместья Адам занимал меня рассказами о своих новых разработках, многие из которых, как он считал, могут оказаться полезными для Кауа.В нем он видел родственное создание, стоящее особняком от обычных людей, как и он, сам. Кауа довольно спокойно относился к тому, что Адам видел в нем предмет научных изысканий, так как тот никогда не скрывал своих истинных намерений и не пытался лгать ему. Между ними даже существовало что-то вроде дружбы, основанной на жгучем взаимном интересе.

   По этой причине, когда мы, с Адамом и Хатку, вошли во двор гасиенды, то обнаружили Урсулу окруженной многочисленными домочадцами, которые ее очень любили, за непосредственный и открытый характер, и всегда радовались ее возвращению в родные пенаты. Там были не только две ее старые нянюшки, фрау Марта и Хуанита, но и кухарка с помощниками, а также все горничные и конюхи. Даже многочисленное, чернявое, потомство Хатку с радостным лаем металось вокруг. Я осознала, что разговор по душам опять откладывается на неопределенное время и, скрипнув зубами, пригласила всех пройти в дом.

   Там мы расположились в гостиной, где нянюшки сразу начали накрывать обильный стол, причитая, что любимое дитя исхудало и осунулось. Противостоять этому действу было бесполезно, проще было смириться и как-нибудь пережить. Русская традиция долгих семейных застолий нашла у местных жителей горячую поддержку, особенно после того, как появилась и материальная основа для такого времяпровождения. В итоге, к нам спустился даже старый Клаус, которого, в последние годы, подводили ноги, и он большую часть времени проводил у себя, в комнате, или на балконе, изредка, спускаясь вниз, с помощью специального лифта. Но, в конце концов, стол был накрыт, ближний круг друзей и родственников уселся вокруг него, и после первого тоста за благополучное прибытие, я задала-таки интересующий меня вопрос:
- Ты, всё же, объяснишь нам свое неожиданное появление, Урсула? Ведь, предполагалось, что в данный момент ты будешь занята оформлением документов и обустройством в общежитии университета в Сиднее?

   Та поежилась от моего официального тона, бросила обеспокоенный взгляд сначала на старого барона, а потом на фрау Марту, между которыми она сидела, и, тяжело вздохнув, сказала:
- Я уже оформила документы и даже получила место в общежитии, но поняла, что это, всё неправильно! Все студенты рады поступлению туда, они только и говорят о том, что предстоит в плане обучения. А у меня всё, это вызывает только тоску! Я могу побороть себя, но какой из меня получится специалист?
- Но ведь, у тебя было довольно много времени для выбора! – сердито сказала я, вспомнив бесконечные разговоры и перебор многочисленных вариантов.
- А, может быть, Урсула права, ведь, если она будет учиться через силу, то и работать потом хорошо не сможет, - негромко поддержал ее Генрих.
- Но высшее образование еще никому не повредило, да, и студенческая жизнь, сама по себе, довольно интересна, - сказала я, недоуменно пожав плечами.
- А мне там неинтересно! – упрямо заявила моя дочь.
  Я поняла, что пора включать родительский ресурс:
- А далеко не всякая работа интересна, и это - редкая удача, если то занятие, которым ты приносишь пользу обществу, доставляет удовольствие тебе самой! Все вокруг тебя трудятся, на благо своих ближних, а ты как хочешь жить дальше?
  Урса покраснела от такой отповеди, прикусила губу, а затем, вдруг, выпалила:
- А вот, Пабло, например, занимается тем, что ему нравится, и я не вижу, какую реальную пользу это приносит семье!

   Я посмотрела на Пабло и увидела, что на его скулах проступили красные пятна, а темно-медовые глаза потемнели от гнева, и, чтобы предотвратить вспышку, быстро сказала:
- Ты абсолютно права в том, что его работа ему нравится, но здорово ошибаешься, думая, что это не приносит пользы долине! Именно его исследования позволили добиться для долины статуса государственного заповедника и территории с автономным управлением. А то, чем он сейчас занимается в пустыне Наска, сложно назвать удовольствием.
   Пабло быстро глянул на меня, и по его мимолетной усмешке я поняла, что он осознал то, что я хотела сказать. Переведя свой взгляд на Урсу, он предложил:
- Я могу, на деле, показать, какое это удовольствие! На днях, из Европы прилетает группа археологов, которых я должен сначала представить Клаусу, а затем, в качестве представителя государства, сопровождать на раскопки, в пампу. Они хотят провести там ближайшие пару месяцев, и ты, вполне, можешь присоединиться к нашей группе. Вот только, должности секретарши там не предусмотрено, поэтому поехать с нами ты сможешь, в качестве обычного полевого работника.
- А что, я, по-твоему, не смогу с этим справиться? – взвилась Урсула.
- Уж и не знаю, деточка! – вступил в разговор Клаус, которому Генрих, коротко, переводил нашу перепалку, идущую на русском языке.- Археология – это только на первый взгляд, сплошные открытия и романтика, а на самом деле – пыль, грязь и страшная ломота в спине. А в той пустыне еще и каждый глоток воды на счету!

- А я, все равно, хочу попробовать! – упрямо ответила моя дочь.
- Будь, по-твоему! – решила я.- Только учти, что сбежать оттуда, на половине срока, тебе не удастся.
- А я и не собираюсь! – фыркнула Урса.
- Ну, раз, всё так удачно разрешилось, то я хотел бы, подняться к себе в комнату и распаковать вещи, - заметил Адам, который всё это время, с отстраненным видом, ковырялся в тарелке.- Я привез с собой вакцину для альпак, которую мне заказывала Паула, и хочу, сегодня же, ее опробовать.
   Все восприняли это, как предложение подняться из-за стола, и начали расходиться.

   Урсула мгновенно убежала к себе в комнату. Состоявшийся разговор оставил тягостное впечатление. Я очень хотела поговорить с Пабло наедине и выяснить его мнение о произошедшем. Старый барон понял мое желание и попросил Кауа помочь ему и Клаусу подняться в комнату. Мальчик бросил на нас с Пабло быстрый взгляд, но не стал протестовать.

- Ты можешь мне объяснить, что с ней происходит? – спросила я Пабло, войдя в маленькую гостиную на втором этаже, расположенную между спальнями, где нынче размещались я и Вольф.
- Медвежонок ищет себя, это у вас семейное! – невесело улыбнулся тот, наливая нам коньяк в широкие бокалы. – И лучше, пусть, это пройдет у нее сейчас, чем затянется на долгие годы.
  Я тяжело вздохнула, вспомнив ее отца, и взяла протянутый бокал:
- Наверное, ты прав! И в этом ключе, поездка в пустыню повытрясет из нее дурь. А поступить в университет она сможет и через год. А ты пытался сам с ней поговорить? Ведь, у вас был вечер в Лиме.
   Пабло как-то странно глянул на меня, отхлебнул большой глоток, подержал его во рту, не то наслаждаясь вкусом, не то оттягивая ответ, и затем сказал:
- Говорил! Но следствием явилось то, что она захотела ехать на раскопки.
  У меня опять возникло странное впечатление, что он чего-то недоговаривает и при этом пытается закрыться от меня. Но я не успела выспросить поподробнее потому, что тут к нам зашел Адам и предложил Пабло пойти с ним к Пауле и помочь донести оборудование. Тот с готовностью ухватился за это предложение, а я решила, что почти уже хочу вырвать Адаму сердце.

   Я налила себе еще коньяка и подошла к окну. Там я увидела, как по двору быстрым шагом прошли Пабло и Адам с большими футлярами в руках, а между ними, прикрывшись от солнца широкополой шляпой, весело подпрыгивал Кауа. Он всегда с большим удовольствием посещал свою тетку Паулу и ее мужа Валерия, которого в долине, в основном, все звали мастером Лисом за то, что он долгие годы обучал молодежь нашего городка восточным единоборствам и сопряженным с ними философским аспектам.

  Лис занялся подготовкой молодежи в период, когда наша долина остро нуждалась в людях, которые могли бы защитить ее от вторжения извне, но глубинный смысл был в том, чтобы вырастить новое поколение, способное воспринять и защитить те нравственные ценности, которые были близки мне и моим друзьям. А также сплотить население нашего горного поселения. У него это очень неплохо получалось, ведь, Лис, с юных лет, был одержим подобной философской системой, которую пропагандировал наш старый Мастер.
   Она возникла из слияния нескольких восточных философских учений и сопряженных с ними систем физической подготовки, одним из которых было искусство болевого контроля и удержания цинь-на, включающее в себя и удары отсроченной смерти дим-мак. Валерка многие годы занимался этим синтезом и даже оформил, всё это, в книгу. Реальные результаты работы тоже были налицо, сформированная Лисом команда, вполне успешно, выступила в целом ряде континентальных турниров.

   Своих детей я, также, отвела, в раннем возрасте, в спортзал к Лису и никогда об этом не жалела, Валерка славился индивидуальным подходом к своим ученикам, выставлял посильные требования, но строго за них спрашивал. Сложнее всего оказалось с Кауа, он был абсолютно неспособен причинять людям боль, поэтому, Лис ограничился с ним гимнастическими упражнениями в стиле у-шу. Кауа также научился великолепно стрелять по мишеням, разделяя мое собственное увлечение, но я сомневалась, способен ли он выстрелить в живое существо.

   Паула же заняла место своей умершей бабки, Мудрой Птицы, в деле разведения альпак и всего, что связано с переработкой ее шерсти. В этом деле она премного преуспела, но не собиралась, и дальше, ограничиваться старыми знаниями, а постоянно совершенствовалась, выискивая всевозможные сведения из литературы и интернета. Этих животных, последние годы, пытались разводить и за пределами высокогорий Анд, адаптируя их к более мягким условиям и другому составу пищи, но это значительно снижало качество шерсти. Паула привлекла к своей работе Адама, и он помогал ей, то ли испытывая сентиментальную привязанность к животным, которые помогли ему выжить в тяжелый период, то ли отрабатывая на них то, что создавал и для людей. Сегодня Адам привез вакцину, которая, как он предполагал, увеличит стойкость молодняка альпаки к болезням и увеличит количество наиболее ценной, тонкой, шерсти. Параллельно, Адам занимался исследованием их любимой пищи – травы ичу, выделяя те составляющие, которые влияют на качества шерсти, чтобы производить что-либо подобное из кукурузного силоса. Это позволило бы перевести альпак на стойловое содержание и значительно увеличить их поголовье, содержавшееся в долине.

   Всё это, конечно, было важным, но не настолько, чтобы так стремительно меня покинуть. Я потрясла головой, давая себе слово, сегодня же, во всем разобраться, допила коньяк и позвонила Вольфу. Он, конечно же, расстроился, узнав о выходке Урсулы, и пообещал побыстрее закончить все дела в Англии, чтобы вернуться домой и помочь мне во всем разобраться. Я же посоветовала не торопиться, так как уже решила, что отправлю Урсулу вместе с Пабло в пустыню. Такая работа, на свежем воздухе, неплохо отрезвляет.

   Закончив разговор, я снова подошла к окну и увидела, что в ворота вбегает Кауа, да не один, а с друзьями. При всём своем своеобразии, мой сын умел находить друзей, которые становились неразлучны с ним.
   В том, что таким другом для него стал его двоюродный брат Хан, сын Паулы и Лиса, не было ничего удивительного. Мальчик был всего на год старше, да, и наши семьи общались более чем просто по-дружески. Мы с Валеркой, вместе, растили новое поколение стаи, призванное стать защитниками долины. Паула помогала мне выхаживать Кауа, используя всё наследие своей древней семьи и своих альпак. «Коктейль» из их крови и парного молока был неотъемлемой частью его диеты, а многие горные травы помогали справляться с недомоганиями. Она, довольно часто, забирала моего мальчика с собой в горы, вместе со своим сыном, если я была занята в спортзале или на заседании городского совета. Паула знала все входы и выходы лабиринта и организовала там для Кауа ряд гнездышек, где он мог переждать самые жаркие часы и не скучать в одиночестве. У Паулы была неплохая способность слышать чувства животных, а вот, людей она понимала лишь самых близких.

    Ее сын Хан много унаследовал от матери, в плане способностей и внешности, от отца ему досталась только некоторая зелень в продолговатых, медовых глазах и легкий красноватый отблеск, что появлялся на солнце в его темных волосах. А еще спокойный нрав и непоколебимый оптимизм.

   Вторым  другом Кауа стал Педро-младший, сын Педро-Пули и Чиа. Этот мальчик жил с матерью в старом доме Мудрой Птицы, которая, вместе с сестрой, приняла на себя заботу, по выпасу стада альпак, принадлежавшего бабушке Паулы и Пабло. Обе девушки не смогли вписаться в городское сообщество, а возвращаться в свою деревню, с которой было связано так много горьких воспоминаний – не захотели. Вот, и бродили они по горам с альпаками, общаясь лишь с Паулой и ее семьей. Мальчик, ровесник моего сына, с самого рождения играл в компании Хана и Кауа, был с ними практически неразлучен, а со временем, в силу своего живого темперамента, стал заводилой в компании.

   Четвертым членом дружного коллектива стала Линда, дочь нашей докторши Хельги и Пашки- Кота. После их, с Хорьком и Педро-Пулей, так неудачно закончившегося, похода за перевал, он осознал непрочность удачи и быстротечность жизни, набрался смелости и объяснился с Хельгой, на которую уже давно заглядывался. Оказалось, что рослой скандинавской девице тоже приглянулся наш веселый и неутомимый крепыш, и разница в росте не была, такой уж, помехой, как тому казалось. Результатом их союза стала девочка, которая ростом пошла в маму, а крепостью сложения - в папу, почему и дружила, в основном, с мальчишками, особенно после того, как Кот привел ее в спортзал к Лису.

   Надо сказать, что мое решение, принятое одиннадцать лет назад, отдать Лису на воспитание не только сыновей, но и дочерей, имело далеко идущие последствия. Лис, после этого, преодолел сопротивление жены и начал обучать единоборствам и своих, двоих, девчонок. Затем привел свою дочь Кот. А дальше всё покатилось, как снежный ком. Парни, обучавшиеся у Лиса, рассказали в семьях, что с ними учатся и девочки, и в спортзал начали заглядывать их сестры. Лис не отказывал ни одному желающему, а девочки занимались еще усерднее парней. Сопротивление родителей мне, с помощью школы и влияния на городской совет, постепенно удалось преодолеть, и теперь в городе подрастало совсем другое поколение, гораздо более решительное и жесткое, способное постоять за себя и свою долину. Девушек в джинсах по улицам ходило больше, чем в традиционных широких юбках и кофтах с прямоугольным вырезом, украшенным вышивкой, и многие из них покидали долину в самостоятельных поисках удачи.

   Мой мальчик, уже от ворот, бросил взгляд на мое окно, что-то сказал друзьям и побежал в дом, а они пошли в конюшню.
- Мама, тетя Паула приглашает нас, всех, вечером, к себе на праздничный ужин! – выкрикнул он с порога.
- Хорошо, милый, я переоденусь, и мы пойдем за Урсой, - ответила я.

    Возле двери, в комнату своей сестры, Кауа остановился и умоляюще спросил:
- Ты же не будешь ее больше ругать?
- Ругать я ее не буду. Но на некоторые вещи указать придется, - со вздохом ответила я и постучала в дверь.
  Урсула сидела на кресле, глядя через окно, во двор, а возле ее ног лежала не распакованная сумка.
- Урса, нас приглашают Паула и Лис к себе, на ужин, - мягко начала я, но заметив, как дочь упрямо покачала головой, довольно жестко закончила. – Надеюсь, что ты не собираешься их обидеть так же, как сегодня, в обед, обидела Пабло!
  Урсула резко обернулась ко мне, и я увидела, что по ее лицу текут слезы:
- Я не собиралась никого обижать! Просто, мне трудно объяснить, почему я так поступила!
  Кауа кинулся к сестре и обхватил ее руками:
- Не плачь, Медвежонок! Мы любим тебя!
  Я тоже подошла и прижала их, обоих, к себе:
- Он прав! Тебя все любят и очень за тебя волнуются! Нужно было попытаться раньше мне всё объяснить, тогда никто не стал бы на тебя давить! Мы, все старались устроить тебя, как можно лучше, а не ломать твою судьбу, в угоду семейным интересам.
- Мне и, сейчас-то, сложно объяснить, это внутреннее отторжение, мне как-то, разом, стало тяжело находиться среди такого количества чужих людей, - пробормотала девочка, уткнувшись мне в плечо и шмыгая носом. – А по телефону это, и вовсе бы, дико звучало!
- Ну, надо было, хотя бы, попытаться поговорить с сестрой или с отцом, Вольф-то специально за тобой приезжал! – устало промолвила я.
- Они бы меня не поняли! И Вольф мне не отец! – сказала Урсула, отстранившись от  меня.

   От этих слов такая острая, душевная, боль пронзила меня внутри, что потемнело в глазах, и справиться с собой мне помогло лишь то, что Кауа отчаянно вскрикнул и прижался ко мне.
- Вот, теперь ты и Вольфа обидела! – сдавленно прошептала я, не в силах справиться с голосом. – А он любит тебя, ничуть не меньше, чем Лизу, а опекает, пожалуй, что и  больше!
- Прости, меня! Я не хотела сделать тебе больно!- воскликнула Урса, вновь, бросаясь ко мне на шею. – Вольф любит меня, я знаю, но они с Лизой всё видят по-другому! Я и в Сидней-то поехала, чтобы его не расстраивать, но там поняла, что не смогу. Я должна была подумать и разобраться, и мне очень захотелось домой!
- Ну, что ж! Теперь ты дома, и у тебя есть целый год, чтобы разобраться в том, что ты хочешь делать дальше. Но это - не повод, сидеть, сложа руки, - ответила я, похлопав ее по спине. – А теперь, давай-ка, одевайся, и пойдем помогать Пауле, у нее сегодня вечером большая компания соберется.

   Урсула последний раз шмыгнула носом и вытащила из шкафа просторную вышитую блузу, которую ей подарила Паула.
- Тете Пауле это должно понравиться! – заявила она, стаскивая через голову футболку с каким-то, замысловатым, принтом.
   Я кивнула, с улыбкой разглядывая наши отражения в большом зеркале. В таких одежках мы с ней отличались только цветом волос. Занимаясь воспитанием нового поколения стаи, я должна была показывать им пример во всем, поэтому посещала спортзал и тир столь же часто, как местные девчонки и мальчишки, что поддерживало мою фигуру такой же стройной и мускулистой, как в юные годы. Правда, красота Урсулы была более броской из-за огненных кудрей и молочно-белого цвета кожи, свойственной истинно рыжим людям, а глаза, цвета моря, никого не оставляли равнодушными.
- У тебя глаза твоего отца, - грустно улыбнулась я, вставляя цветок орхидеи ей в волосы.
- А как ты думаешь, он к нам вернется? – прошептала она. – Я уже почти не помню его лица.
   По сердцу снова прошелся острый коготь, но я, лишь на мгновение, покрепче, сжала зубы, загоняя застарелую боль поглубже.
- Я уверена, что он вернется, и надеюсь, что это случится довольно скоро, - твердо сказала я, поворачиваясь к выходу.


   К дому Паулы и Лиса мы подошли в сопровождении шумной компании ребятни и собак. Она сообщила, что Адам и Пабло еще возятся с альпаками в загоне, у дома Мудрой Птицы, и быстро пристроила всех нас к делу. Ее дочерей дома не было, так как  их забрала с собой, в Лиму, Пакита. Девочки учились в школе нашего городка, несмотря на то, что я и предлагала устроить их в тот же пансион, что и моих детей, но Паула отказалась наотрез. Теперь же и им подошло время, выбирать себе дело по душе, девочки были, всего лишь, на год и два младше Урсулы, поэтому их тетка решила поводить племянниц по столичным вузам, чтобы они, за следующий год, как-то определились. Сама Пакита так и не получила высшего образования, хотя, Пабло вписывал ее во все свои публикации, но девочкам стремилась дать возможность вырваться из долины и выбрать свой путь в жизни. Опять же, в Лиме жила их лучшая подруга, дочь Дина и Леонсии, Мария.

   Одиннадцать лет назад Лео, все же, покинула долину, перебравшись с дочерью в столицу, поближе к мужу. За эти годы она стала одним из ведущих врачей в клинике, которую основал Вольф, а девочка училась в одной из лучших школ Лимы. И неплохо училась, хотя, сердце ее принадлежало музыке. В этом она пошла в отца. Дин продолжал свои выступления, как в престижных концертных залах, так и на стадионах, в рабочих пригородах. Пакита опять выступала с ним, после своего возвращения с Кубы, совмещая концертную деятельность с работой по защите женщин и детей, особенно принадлежащих к коренным народностям страны.

   Че был у них, чем-то вроде, официального продюсера, что помогало организовывать их гастроли таким образом, чтобы они согласовывались с их политической деятельностью. Они-то, временами, и встречались с Хорьком и Педро-Пулей. Как раз сегодня, используя подходящий повод, я и собиралась поговорить с Лисом и вызвать своих друзей в долину или, хотя бы, в Лиму.